"Наказ Комиссии о сочинении Проекта Нового Уложения." - читать интересную книгу автора (Екатерина II)

ГЛАВА XX. 463. Разныя статьи требующия изъяснения.

465. Под сим именованием разумеются все преступления противныя безопасности Государя и государства.

466. Все законы должны составлены быть из слов ясных и кратких, однако нет между ними никаких, которых бы сочинение касалося больше до безопасности граждан, как законы принадлежащие ко преступлению в оскорблении Величества.

467. Вольность гражданина ни от чего не претерпевает большаго нападения, как от обвинений судебных и сторонних во обще; сколь же бы ей великая настояла опасность, если бы сия толь важная статья осталась темною: ибо вольность гражданина зависит во первых от изящества законов криминальных.

468. Не должно же криминальных законов смешивать с законами учреждающими судебный порядок.

469. Если преступление в оскорблении Величества описано в законах словами неопределенными, то уже довольно из сего может произойти различных злоупотреблений.

470. Китайские законы, на пример, присуждают, что если кто почтения Государю не окажет, должен казнен быти смертию. Но как они не определяют, что есть неоказание почтения, то все может там дать повод к отнятию жизни, у кого захотят, и к истреблению поколения, чье погубить пожелают. Два человека определенные сочинять придворныя ведомости, при описании некотораго со всем неважнаго случая поставили обстоятельства с истинною несходственныя; сказано на них, что лгать в придворных ведомостях не что иное есть, как должнаго почтения Двору не оказывать; и казнены они оба были смертию.

Некто из князей на представлении подписанном Императором из неосторожности поставил какий то знак: заключили из сего, что он должнаго почтения не оказал Богдохану. И сие причинило всему сего князя поколению ужасное гонение.

471. Называти преступлением до оскорбления Величества касающимся такое действие, которое в самой вещи онаго в себе не заключает, есть самое насильственное злоупотребление. Закон Римских Кесарей как со святотатцами поступал с теми, кои сомневались о достоинствах и заслугах людей избранных ими к какому ни есть званию, следовательно и осуждал их на смерть.

472. Другий закон тех, которые делают воровския деньги, объявлял виновными во преступлении оскорбления Величества. Но они ни что иное суть как воры государственные. Таким образом смешиваются вместе разныя о вещах понятия.

473. Давать имя преступления в оскорблении Величества другому какому преступлению ни что иное есть, как уменьшать ужас сопряженный со преступлением оскорбления Величества.

474. Градоначальник писал к Римскому Императору, что делают приуготовление судить, как виновнаго в преступлении оскорбления Величества, судью учинившаго приговор противный сего Кесаря узаконениям; Кесарь ответствовал, что в его владение преступления в оскорблении Величества непрямыя, но окольныя в суде не приемлются.

475. Еще между Римскими законами находился такий, который повелевал наказывать, как преступников в оскорблении Величества тех, кои хотя из неосторожности бросали что ни будь пред изображениями Императоров.

476. В Англии закон один почитал виновными в самой высочайшей измене всех тех, которые предвещают Королевскую смерть. В болезни Королей врачи не смели сказать, что есть опасность: думать можно, что они поступали по сему и в лечении.

477.Человеку снилося, что он умертвил Царя; сей Царь приказал казнить его смертию, говоря, что не приснилось бы ему сие ночью, если бы он о том днем на яву не думал. Сей поступок был великое тиранство: ибо если бы он то и думал, однакож на исполнение мысли своей еще не поступил; законы не обязаны наказывать никаких других кроме внешних, или наружных действий.

478. Когда введено было много преступлений в оскорблении Величества, то и надлежало непременно различить и умерить сии преступления. Так наконец дошли до того, чтоб не почитать за такия преступления кроме тех только, кои заключают умысел в себе противу жизни и безопасности Государя, и измену против государства, и тому подобныя; каковым преступлениям и казни предписаны самыя жесточайшия.

479. Действия суть не ежедневныя, многие люди могут оныя приметить; ложное обвинение в делах может легко быть объяснено.

480. Слова совокупленныя с действием принимают на себя естество того действия; таким образом человек пришедший на пример на место народнаго собрания увещавать подданных к возмущению, будет виновен в оскорблении Величества по тому, что слова совокуплены с действием, и заимствуют нечто от онаго. В сем случае не за слова наказуют, но за произведенное действие, при котором слова были употреблены. Слова не вменяются никогда во преступление, разве оныя приуготовляют, или соединяются, или последуют действию беззаконному. Все превращает и опровергает, кто делает из слов преступление смертной казни достойное; слова должно почитать за знак только преступления смертной достойнаго казни.

481. Ничто не делает преступления в оскорблении Величества больше зависящим от толка и воли другаго, как когда нескромныя слова бывают онаго содержанием; разговоры столько подвержены истолкованиям; толь великое различие между нескромностию и злобою, и толь малая разнота между выражениями от нескромности и злобы употребляемыми, что закон ни коим образом не может слов подвергнуть смертной казни, по крайней мере не означивши точно тех слов, которыя он сей казни подвергает.

482. И так слова не составляют вещи подлежащей преступлению; часто они не значат ничего сами по себе, но по голосу каким оныя выговаривают; часто пересказывая те же самыя слова, не дают им того же смысла; сей смысл зависит от связи соединяющей оныя с другими вещьми. Иногда молчание выражает больше, нежели все разговоры. Нет ничего, что бы в себе столько двойнаго смысла замыкало, как все сие. Так как же из сего делать преступление толь великое, каково оскорбление Величества, и наказывать за слова так, как за самое действие? Я чрез сие не хочу уменьшить негодования, которое должно иметь на желающих опорочить славу своего Государя, но могу сказать, что простое исправительное наказание приличествует лучше в сих случаях, нежели обвинение в оскорблении Величества, всегда страшное и самой невинности.

483. Письма суть вещь не так скоро преходящая, как слова; но когда они не приуготовляют ко преступлению оскорбления Величества, то и они не могут быть вещию содержащею в себе преступление в оскорблении Величества.

484. Запрещают в самодержавных государствах сочинения очень язвительныя: но оныя делаются предлогом подлежащим градскому чиноправлению, а не преступлением; и весьма беречься надобно изъискания о сем далече распространять, представляя себе ту опасность, что умы почувствуют притеснение и угнетение: а сие ни чего инаго не произведет, как невежество, опровергнет дарования разума человеческаго, и охоту писать отнимет.

485. Надлежит наказывать клеветников.

486. Во многих державах закон повелевает под смертною казнию открывать и те заговоры, о которых кто не по сообщению с умышленниками, но по слуху знает. Весьма прилично сей закон употребить во всей онаго строгости в преступлении самаго высочайшаго степени, касающемся до оскорбления Величества.

487. И весьма великая в том состоит важность, не смешивать различных сего преступления степеней.

489. Самая безполезная вещь Государям в самодержавных правлениях есть наряжать иногда особливых судей судить кого ни будь из подданных своих. Надлежит быть весьма добродетельным и справедливым таковым судьям, чтоб они не думали, что они всегда оправдаться могут их повелениями, скрытною какою то государственною пользою, выбором в их особе учиненным, и собственным их страхом. Столь мало от таковых судов происходит пользы, что не стоит сие того труда, чтобы для того превращать порядок суда обыкновенный.

490. Еще же может сие произвести злоупотребления весьма вредныя для спокойства граждан. Пример сему здесь предлагается. В Англии при многих Королях судили членов верьхней камеры чрез наряженных из той же камеры судей; сим способом предавали смерти всех, кого хотели из онаго вельмож собрания.

491. У нас часто смешивали изследование такого то дела чрез таких то наряженных судей, и их о том деле мнение с судным по оному делу приговором.

492. Однакож великая разница собрать все известия и обстоятельства какого дела и дать о том свое мнение, или судить то дело.

494. В толь великом государстве разпространяющем свое владение над толь многими разными народами весьма бы вредный для спокойства и безопасности своих граждан был порок, запрещение или недозволение их различных вер.

495. И нет подлинно инаго средства, кроме разумнаго иных законов дозволения, православною нашею верою и политикою неотвергаемаго, которым бы можно всех сих заблудших овец паки привести к истинному верных стаду.

496. Гонение человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самыя жестоковыйныя сердца, и отводит их от заматерелаго упорства, утушая споры их противные тишине государства и соединению граждан.

497. Надлежит быть очень осторожным в изследовании дел о волшебстве и о еретичестве. Обвинение в сих двух преступлениях может чрезмерно нарушить тишину, вольность и благосостояние граждан, и быть еще источником безчисленных мучительств, если в законах пределов оному не положено. Ибо как сие обвинение не ведет прямо к действиям гражданина, но больше к понятию воображенному людьми о его характире, то и бывает оно очень опасно по мере простонароднаго невежества. И тогда уже гражданин всегда будет в опасности для того, что ни поведение в жизни самое лучшее, ни нравы самые непорочные, ниже исполнение всех должностей, не могут быть защитниками его противу подозрений в сих преступлениях.

498. Царствующу Греческому Императору Мануилу Комнину, доносили на протостратора, что он имел умысел против Царя, и употреблял к тому тайныя некоторыя волшебства, делающия людей невидимыми.

499. В Цареградской истории пишут, что как по откровению учинилось известно, коим образом чудодействие престало по причине волшебства некоего человека, то и он и сын его осуждены были на смерть. Сколько тут разных вещей, от которых сие преступление зависело, и которыя судии разбирать надлежало? 1) что чудодействие престало, 2) что при сем пресечении чудодествия было волшебство, 3) что волшебство могло уничтожить чудодеяние, 4) что тот человек был волшебник, 5) на конец, что он сие действие волшебства учинил.

500. Император Феодор Ласкарь приписывал болезнь свою чародейству. Обвиняемые в том не имели другаго средства ко спасению, как осязать руками раскаленное железо, и не ожечься. Со преступлением во свете самым неизвестным совокупляли опыты для изведания самыя неизвестныя.

502. Повреждение всякаго правления начинается почти всегда с повреждения начальных своих оснований.

503. Начальное основание правления не только тогда повреждается, когда погасает то умоначертание государственное, законом во всяком из них впечатленное, которое можно назвать равенством предписанным законами, но и тогда еще, когда вкоренится умствование равенства до самой крайности дошедшаго, и когда всяк хочет быть равным тому, который законом учрежден быть над ним начальником.

504. Ежели не оказуют почтения Государю, правительствам, начальствующим; если не почитают старых, не станут почитать ни отцов, ни матерей, ни господ; и государство нечувствительно низриновенно падет.

505. Когда начальное основание правления повреждается, то принятыя в оном положения называются жестокостию или строгостию; установленныя правила именуются принуждением; бывшее прежде сего радение нарицается страхом. Имение людей частных составляло прежде народныя сокровища; но в то время сокровище народное бывает наследием людей частных, и любовь к отечеству исчезает.

506. Чтоб сохранить начальныя основания учрежденнаго правления невредимыми, надлежит удержать государство в настоящем его величии; и сие государство разрушится, если начальныя в нем переменятся основания.

507. Два суть рода повреждения: первый когда не наблюдают законов; вторый когда законы так худы, что они сами портят; и тогда зло есть неизлечимо по тому, что оно в самом лекарстве зла находится.

508. Государство может так же перемениться двумя способами: или для того, что установление онаго исправляется, или что оноеж установление портится. Если в государстве соблюдены начальныя основания, и переменяется онаго установление, то оно исправляется; если же начальныя основания потеряны, когда установление переменяется, то оно портится.

509. Чем больше умножаются казни, тем больше опасности предстоит государству: ибо казни умножаются по мере повреждения нравов, что так же производит разрушение государств.

510. Что истребило владения поколений Цина и Суи? говорит некоторый Китайский писатель; то, что сии владетели не довольствуясь главным надзиранием одним только приличным Государю, восхотели всем безпосредственно управлять, и привлекли к себе все дела долженствующия управляться установлением разных правительств.

511. Самодержавство разрушается еще тогда, когда Государь думает, что он больше свою власть покажет, ежели он переменит порядок вещей, а не оному будет следовать, и когда он больше прилепится к мечтаниям своим, нежели ко своим благоизволениям, от коих проистекают, и проистекли законы.

512. Правда, есть случаи, где власть должна и может действовать безо всякой опасности для государства в полном своем течении. Но есть случаи и такие, где она должна дествовать пределами себе еюж самою положенными.

513. Самое вышнее искуство государственнаго управления состоит в том, что бы точно знать, какую часть власти, малую ли или великую употребить должно в разных обстоятельствах; ибо в самодержавии благополучие правления состоит от части в кротком и снисходительном правлении.

514. В изящных махинах искуство употребляет столь мало движения, сил и колес, сколько возможно. Сие правило так же хорошо и в правлении: средства самыя простыя суть часто самыя лучшия, а многосплетенныя суть самыя хуждшия.

515. Есть некоторая удобность в правлении: лучше чтоб Государь ободрял, а законы бы угрожали.

516. Министр тот очень не искусен во звании своем, который вам всегда станет сказывать, что Государь досадует, что он нечаянно упрежден, что он в том поступит по своей власти.

517. Еще бы сие великое было нещастие в государстве, если бы не смел никто представлять своего опасения о будущем каком приключении, ни извинять своих худых успехов от упорства щастия произшедших, ниже свободно говорить своего мнения.

518. Но скажет кто: когда же должно наказывать, и когда прощать должно? Сие есть такая вещь, которую лучше можно чувствовать, нежели предписать. Когда милосердие подвержено некоторым опасностям, то опасности сии очень видны. Легко различить можно милосердие от той слабости, которая Государя приводит ко презрению наказания, и в такое состояние, что он сам не может разобрать, кого наказать должно.

519. Правда, что хорошее мнение о славе и власти Царя могло бы умножить силы державы его; но хорошее мнение о его правосудии равным образом умножит оныя.

520. Все сие не может понравиться ласкателям, которые по вся дни всем земным обладателям говорят, что народы их для них сотворены. Однакож МЫ думаем и за славу СЕБЕ вменяем сказать, что МЫ сотворены для НАШЕГО народа, и по сей причине МЫ обязаны говорить о вещах так, как они быть должны. Ибо, Боже сохрани! чтобы после окончания сего законодательства был какий народ больше справедлив, и следовательно больше процветающ на земле; намерение законов НАШИХ было бы не исполнено: нещастие, до котораго Я дожить не желаю!

521. Все приведенные в сем сочинении примеры, и разных народов обычаи, не должны инаго производить действия, как только споспешествовать выбору способов, коими бы народ Российский, сколько возможно по человечеству, учинился во свете благополучнейшим.

522. Остается ныне коммиссии, подробности каждыя части законов сравнять со правилами сего наказа.