"Борьба за господство на Черном море" - читать интересную книгу автора (Платонов Андрей Валерьевич)

Эксплуатация безусловного господства зимой 1941/42 г

Начало военных действий на Черном море, как и на других театрах, характеризовалось резким сокращением противником интенсивности морских перевозок. Это объяснялось сразу двумя факторами. Во-первых, ожидалась скорая нейтрализация советского флота в связи с захватом его основных баз или по крайней мере Крыма — последнее предполагалось уже в июле. Во-вторых, морские перевозки не являлись критичными для экономики Румынии. Морским транспортом в Румынию ввозились машинное оборудование для нефтяной и легкой промышленности, сельскохозяйственные машины, промышленные товары. Но в основном импортные грузы шли по Дунаю. Вывозились из страны главным образом нефть, нефтепродукты, сельскохозяйственные продукты и сырье. Но, например, в 1941 г. из 4 млн т экспортной нефти через Констанцу вывезли только 400 тыс. т, а вверх по Дунаю 2100 тыс. т и по железным дорогам 1500 тыс. т.

К началу войны транспортный флот Румынии имел в своем составе 10 морских сухогрузных транспортов тоннажем 39 423 брт. В состав речного транспортного флота входили 24 пассажирских парохода; 61 буксир; 294 баржи, лихтеров, грузовых шаланд; 12 плавучих элеваторов; около 100 судов специального назначения и других плавсредств.

Для перевозки нефти и нефтепродуктов на коммуникации Констанца — Босфор работали пять итальянских танкеров тоннажем около 24 000 брт. Вот уж кто действительно был крайне заинтересован в морских перевозках! Кроме того, в румынских портах после начала войны остался один германский транспорт «Lola» (1193 брт). Для транспортных перевозок на Черном море привлекались торговые флоты Болгарии и Венгрии.

Как мы помним, среди задач, поставленных Черноморскому флоту на случай начала войны, стояла и такая: в случае выступления Румынии уничтожить ее флот и прервать морские коммуникации. Естественно, данная задача подразумевала привлечение всех родов сил — но что касается коммуникаций, то здесь ведущая роль отводилась авиации и подводным лодкам. Первую сразу нацелили на экономические объекты, даже в ударах по портам акцент делался на нефтеперерабатывающий комплекс. Несмотря на директиву наркома ВМФ от 23 июня 1941 г. об активизации минных постановок с воздуха, ВВС ЧФ выставила всего семь мин в Дунайских гирлах (30 июня и 1 июля) и восемь мин у Констанцы (25 и 26 июля).

Таким образом, черноморские подлодки остались один на один с задачей «прервать морские коммуникации» Румынии. В целом ситуация для них выглядела оптимистично. Действительно, на 22 июня Черноморский флот располагал 44 подводными лодками, причем все они по своим тактико-техническим элементам способны были действовать у румынских берегов, половина же из них — до Босфора включительно. Что касается боеготовности, то минимум 30 подлодок могли или немедленно, или в течение месяца приступить к решению свойственных им боевых задач.

Однако, как мы уже знаем, командование флота своим ударным потенциалом распорядилось не лучшим образом. Из двенадцати позиций, нарезанных подводным лодкам с началом войны, только три находились на коммуникациях противника. Остальные девять предназначались для обороны крымских и кавказских ВМБ.

В дальнем дозоре у Севастополя на позициях № 1 и 2 с 22 июня развернули подводные лодки М-33 и М-34, а в районе Поти на позицию № 15 вышла А-4. Через три дня на позицию № 8 у Феодосии направили М-32. Всем лодкам ставилась задача вести наблюдения за подходами к базам. При обнаружении боевых кораблей и транспортов — уничтожать их. В приказаниях указывалось, что о пролете больших групп самолетов доносить немедленно, а о кораблях — после их прохода. 29 июня комфлота приказал командиру Новороссийской ВМБ к рассвету 2 июля начать обслуживание позиций у Новороссийска и Феодосии. В дозор у Новороссийска на позиции № 9 и 10 вышли подводные лодки учебного дивизиона, а позиция № 8 у Феодосии обслуживалась кораблями 1-й бригады, правда, 3 августа ее закрыли.

8 июля в связи с известным нам опасением высадки морского десанта позиции № 6 и 7 восточнее острова Змеиный заняли подводные лодки М-33 и М-34. Они должны были прикрывать подходы к Одесскому заливу и Крыму, имея задачу уничтожать транспорты с десантом. Несмотря на то что никаких транспортов обнаружено не было, подводные лодки несли дозорную службу на этих позициях еще полтора месяца.

Находясь в дозоре, наши лодки не имели ни одной встречи с противником, так как командование румынского флота не ставило своим надводным кораблям активных задач. Однако имелась еще и румынская подлодка «Delfinul». Во время сентябрьского похода 1941 г. она дважды обнаруживалась нашими подводными лодками, находившимися в дозоре у Новороссийска. 13 сентября Щ-202 всплыла в 18:35 в крейсерское положение и в расстоянии 30 кб обнаружила подлодку противника. Командир сразу же начал маневрирование для выхода в торпедную атаку. Через 10 минут лодка противника погрузилась. Опасаясь быть атакованным, командир Щ-202 капитан-лейтенант В.Х. Козюберда также погрузился и оставался под водой около часа. Не обнаружив противника, подлодка всплыла в надводное положение и направилась в базу. По данным командира «Delfinul», 13 сентября он маневрировал на вероятных курсах движения советских транспортов в районе м. Идокопас — м. Утриш. С наступлением сумерек он всплыл, но, обнаружив советский катер, вновь погрузился. По-видимому, это и была Щ-202.

15 сентября в этом районе находилась Щ-201. Ее командир капитан-лейтенант А.И. Стрижак донес командиру Новороссийской ВМБ о том, что его атаковала торпедами подводная лодка противника. Судя по документам, «Delfinul» 15 сентября неоднократно обнаруживала конвои и отдельно идущие суда и корабли, но по разным причинам в атаку не выходила и торпед не выпускала. Можно предполагать, что Стрижак ошибочно принял шумы винтов подводной лодки за шумы винтов торпеды.

В первый месяц войны в дальний дозор выделялись подводные лодки с наиболее подготовленными экипажами, а затем, когда командирам бригад стало очевидно, что противник не имеет необходимых средств для действий против нашего побережья, в дозор стали посылать лодки с более низким уровнем подготовки. Находясь в дозоре, они наряду с решением поставленной задачи отрабатывали курс боевой подготовки. На эти позиции посылали также подлодки, закончившие ремонт или вновь построенные. Здесь они проходили заключительный этап боевой подготовки.

Дозорную службу в районе Главной базы и у Новороссийска прекратили в октябре. Исключение составила Л-6, которая возвратилась из дозора (с позиции № 2) 3 ноября. В декабре сняли также дозор в районе Потийской ВМБ.

Организация дозорной службы силами подводных лодок себя не оправдала. Морского противника на театре не было. Всего для несения дозора у военно-морских баз подводные лодки сделали 84 выхода, затратив 733 дня. В среднем продолжительность каждого похода составляла 8,7 суток. Как видно, затраты материальных ресурсов оказались значительными, но в военном отношении бесполезными.

В первый период войны наряду с дозорной службой подводные лодки много времени затратили на разведку побережья Крыма после его оккупации. Специальных же выходов для наблюдения за коммуникациями противника сделали всего два. С 28 июня по 7 июля 1941 г. в районе Синоп — Самсун находилась Щ-204 (позиция без номера). Второй раз в этот же район с 25 мая по 13 июня 1942 г. выходила Щ-209. В обоих походах неприятельских кораблей и транспортов они не наблюдали. Турецкие суда совершали переходы в своих территориальных водах.

В конце октября из Новороссийска в Керчь послали две подводные лодки Отдельного учебного дивизиона — М-54 и М-51. С 28 октября по 10 ноября 1941 г, они находились в оперативном подчинении командира Керченской ВМБ и предназначались для разведки в северо-западной части Азовского моря. Командиры перед выходом в море получали приказание вести наблюдение за берегом, а при обнаружении плавсредств в море — уничтожать их, используя имевшееся на лодках оружие, вплоть до торпед. Каждая лодка сделала по одному походу, но с противником встреч, естественно, не имели.

Осенние штормовые погоды в мелководном районе сильно затрудняли плавание под водой. При движении к берегу лодки часто касались грунта или выбрасывались волной на поверхность. Все это изнуряюще действовало на личный состав, тем более что все понимали бесполезность своих действий. Мотивация посылки подводных лодок для разведки в Азовское море до сих пор неясна; в любом случае эту задачу могли решить другие силы. Правда, задним числом пытались все объяснить желанием дать практику экипажам в ведении разведки в условиях мелководья и штормовых погод.

В первой половине 1942 г. подводные лодки, базирующиеся на Севастополь, использовались для разведки Крымского побережья. Лодки, действовавшие с января по май в Каламитском заливе, вели наблюдение за портом Евпатория с целью установить там наличие плавсредств, боновых заграждений, береговых укреплений и расквартирование войск. Затем район наблюдения расширили по всему побережью до мыса Лукулл. За все пять месяцев встреч с кораблями противника не было; правда, удалось выявить систему оборонительных сооружений, движение по прибрежным дорогам и интенсивность эксплуатации аэродромов.

Наблюдение велось в светлое время суток из-под воды, стоя на якоре и на ходу. Сведения, полученные днем, после всплытия немедленно передавались командованию Севастопольского оборонительного района. Где и когда использовалась информация, полученная столь экстравагантным способом, неизвестно. Был случай, когда командир М-113 капитан-лейтенант И.В. Станкевич днем 28 февраля 1942 г. обнаружил скопление самолетов на аэродроме в Ново-Федоровке. С наступлением сумерек М-113 всплыла в крейсерское положение, командир донес результаты разведки командованию и получил разрешение на артобстрел аэродрома. Подойдя в точку стрельбы, находившуюся в 25 кб от берега, Станкевич открыл беглый огонь из 45-мм орудия осколочно-трассирующими снарядами по площади аэродрома. Всего было выпущено 40 снарядов, о результатах можно легко догадаться…

В феврале — марте 1942 г. подводные лодки с целью разведки направлялись из Севастополя в район Ялты. При обнаружении плавсредств командирам разрешалось применять оружие. Выходившие сюда лодки вскрыли наличие в районе Ялты, мыса Ай-Тодор и мыса Кикинейз артиллерийских батарей малого калибра, движение по прибрежным дорогам автомобильного и гужевого транспорта от Ялты до Байдарских Ворот. В ялтинском порту обнаружили баржу, а на рейде — шхуны. 26 февраля со стороны М-118 имела место попытка уничтожить артиллерией шхуну, стоявшую на якоре; шхуна не пострадала. В начале марта в районе Ялты находилась М-36. Командование разрешило утопить торпедой обнаруженную в порту баржу. 8 марта, подойдя на 4,5 кб к порту, командир произвел выстрел по барже одной торпедой, но в цель не попал. Одновременно он не обнаружил целый ряд существующих и строящихся укреплений и береговых батарей.

Наиболее продолжительное время, с 20 ноября 1941 г. по 14 июня 1942 г., разведка проводилась в Феодосийском заливе. Первоначально лодки действовали в интересах готовившейся десантной операции: устанавливали наличие противодесантной обороны, артиллерийских и пулеметных дотов и дзотов, систему полевых укреплений, расположение войск и движение по шоссейным и железной дорогам. Кроме того, они вскрыли режим плавания в районе Феодосии и использование противником порта.

С началом Керченско-Феодосийской десантной операции разведка в районе Феодосийского залива прекратилась и возобновилась лишь в феврале 1942 г. Командующий флотом обращал особое внимание командиров подлодок на своевременное обнаружение отхода войск противника и немедленное донесение об этом командованию Севастопольского оборонительного района и начальнику штаба флота. Подлодки неоднократно всплывали в дневное время в надводное положение и передавали сведения, по оценке командиров не терпящие отлагательства — главным образом, о передвижении войск, о полетах самолетов и о железнодорожных сообщениях. По данным подводных лодок, авиация нанесла несколько ударов по аэродромам, скоплениям эшелонов с техникой и живой силой на станции Сарыголь.

После вторичного оставления нашими войсками Керченского полуострова, в июне 1942 г., в Феодосийский залив с целью разведки вышла Щ-203. Она должна была установить характер использования феодосийского порта, передвижение войск и возможную подготовку противника к десантной операции на Кавказе. Находясь в районе семь дней, командир новых данных не получил, признаков подготовки десантной операции не обнаружил.

Всего за первый период войны подлодки совершили 40 выходов на разведку, затратив на эти цели 317 суток. С мая 1942 г. подлодки вынужденно привлекли к снабжению Севастополя, то есть опять к решению несвойственных им задач.

Таким образом, весь первый год войны подводные лодки систематически отвлекались от выполнения главного своего предназначения — срыв морских перевозок противника. И все же они продолжали боевые действия на коммуникациях. При этом надо помнить, что до апреля 1942 г. Военный совет Черноморского флота теоретически мог использовать на коммуникациях противника все наличные лодки.

Количество встреч подводных лодок с противником с июня 1941 г. по апрель 1942 г.



К сожалению, далеко не все встречи с противником подводники смогли реализовать в торпедных атаках.

Торпедные атаки подводных лодок июнь 1941 г. — июнь 1942 г.





В это же время несколько подлодок добились успеха, применив свою артиллерию.

Суда и корабли, потопленные артиллерией подводных лодок, июнь 1941 г. — июнь 1942 г.



Кроме этого противник понес потери и от поставленных подводными лодками мин. Так 15 сентября на выставленных Л-4 минах в точке 43°13′4 28°06′2 (по иностранным данным — 43°17′3 28°05′1) погиб болгарский транспорт «Shipka» (2304 брт), шедший с грузом зерна из Стамбула в Варну. На минах, выставленных Л-4, подорвались и погибли 10 октября в точке 43°10′4 28°00′6 румынский минный заградитель «Regele Carol I», а также 19 ноября к востоку от Варны германский катерный тральщик «Delfin-2» (D-2).

Итого с начала Великой Отечественной войны и до падения Севастополя подлодки уничтожили румынские транспорта «Peles» (5708 брт) и «Sulina» (3493 брт); два итальянских танкера «Superga» (6154 брт) и «Torcello» (3336 брт)[38]; германский самоходный паром SF25; панамский транспорт «Struma» (144 брт); болгарский транспорт «Shipka» (2304 брт); турецкие транспорта «Yenice» (300 брт) и «Safak» (683 брт), шхуны «Кауnakdere» (85 брт), «Karaltepe» (350 брт), «Саnкаyа» (164 брт), а также два боевых корабля — румынский минный заградитель «Regele Carol I» и германский катерный тральщик.

Если учесть загрузку судов, то результат более чем скромный, а если учесть, что за это время Черноморский флот потерял десять подводных лодок, — его можно считать нулевым. Только за 1941 г. погибли семь лодок, четыре получили серьезные повреждения от подрыва на минах и две — незначительные повреждения от сил ПЛО. Таким образом, на каждый потопленный торпедами транспорт мы теряли более чем по одной лодке. Причем гибли лучшие экипажи, которые возглавляли наиболее опытные боевые командиры. А ведь в данный период германо-румынский флот в противолодочном отношении был наиболее слаб, в дальнейшем условия деятельности наших подлодок станут значительно хуже.

Естественно, подводные лодки могли добиться большего успеха, так как, начиная с августа, они ежемесячно имели в среднем по десять встреч с противником. Но вследствие недостатков в подготовке командиров большинство закончились для противника вполне благополучно. Короче: чему научили — то и получили.

Вследствие слабо поставленной разведывательной службы штаб флота и штабы бригад не заметили изменившейся обстановки на коммуникациях. Командиры лодок часто пренебрегали минной опасностью. Необходимо заметить, что наши подводные лодки неоднократно встречали минный заградитель «Dacia» следовавший на минные постановки или возвращавшийся после их выполнения, и всякий раз принимали его за транспорт. Если бы командиры Щ-215 и С-33 твердо знали силуэты кораблей румынского флота, они смогли бы сделать правильный вывод о причинах появления в море «Dacia» с большим охранением.

После гибели М-58, С-34 и подрыва Щ-212 командованию флота и бригады следовало более тщательно изучить обстановку на позициях № 11, 21 и 22 и не спешить с посылкой туда других подводных лодок. Этого не сделали — в результате М-34, Щ-204 и Щ-211 не вернулись в базу.

Свою негативную роль сыграла и разведка, долгое время не знавшая о местоположении румынских оборонительных минных заграждений.

Здесь надо также отметить, что систематическая авиаразведка коммуникаций противника проводилась только два первых месяца, а с началом обороны Севастополя она полностью прекратилась. Подводные лодки прямой связи с разведывательной авиацией не имели. Все разведданные на корабли поступали через штабы флота или бригад, часто опаздывали и теряли всякую ценность. Были случаи, когда подводные лодки на основании агентурных данных переразвертывались на новые направления против якобы крупных сил противника, которые на самом деле отсутствовали. Вообще командиры подлодок с большим недоверием относились к разведданным и больше надеялись на себя. Между подводными лодками, развернутыми на позициях, связь также отсутствовала, так что какой-либо обмен оперативной информацией исключался.