"Имею скафандр, готов путешествовать" - читать интересную книгу автора (Хайнлайн Роберт)Глава 4Это был именно «космический корабль», не «ракета». Не было ни грохота, ни пламени — похоже, двигателем ему служила благодать святого духа. Впрочем, когда тебя собираются прессовать такой массой, не до подробностей. Скафандр — это вам не трико, хорошо, что я к нему уже приспособился… Корабль приземлился в точности туда, где я только что стоял. На выгоне возникли очертания огромного темного контура. С мягким шипением опустился второй корабль. У первого открылся люк. Дверь осветилась; из корабля выскользнули две тени и рванули куда-то. Одна из них неслась изящно, как кошка; другую явственно стеснял скафандр. Вот уж точно, дурацкий вид у человека в скафандре. Росту в нем было футов пять, и походил он на пряничную фигурку. Что в скафандре мешает, так это узкий сектор обзора. Я наблюдал за силуэтами и не заметил, как открылась дверь второго корабля. Первая фигура остановилась, поджидая вторую, в скафандре, и вдруг упала. Раздался вздох: «Ииииох!» и тяжкий удар. Вскрик боли ни с чем не спутаешь. Я спотыкающейся рысцой подбежал к ним, наклонился, пытаясь рассмотреть, что случилось, и навел прожектор шлема на лежащего… …пучеглазого инопланетного монстра… Стыдно, но это была моя первая мысль. Я глазам не поверил, и ущипнул бы себя, если бы скафандр позволил. Непредвзятый разум (а мой им не был) заметил бы, что этот монстр довольно симпатичен. Невелик, мне по пояс, элегантен, — но грация не девичья, а скорее как у леопарда, хотя и это сравнение хромает. Я не мог понять, на что он вообще похож — он не был похож ни на что, не вызывал никаких ассоциаций. Но он был ранен. Он корчился. Он широко открывал свои огромные глаза, мутные и безразличные, как будто закрытые мигательной перепонкой. То, что должно было быть его ртом… Больше я ничего не увидел. Что-то шарахнуло меня по хребту, точно между баллонами. Я очнулся на голом полу. Вверху был потолок. Не сразу я собрался с мыслями, а собравшись, обалдел. Глупость какая-то. Я выгуливал Оскара… потом приземлился космический корабль… и этот пучеглазый… Я рывком поднялся, потому что понял, что Оскара на мне нет. Тоненький голосок окликнул: — Эй! Привет! Я дернул головой. На полу, откинувшись на стену, сидел пацан лет десяти. Он… нет. Мальчишки, как правило, не нянчатся с тряпичными куклами. Существо было в том возрасте, когда разница между мальчишкой и девчонкой еще не очень велика, и было одето в рубашку, шорты и грязные кроссовки. Да и острижено коротко, так что я мог ориентироваться только на тряпичную куклу. — И тебе привет, — сказал я. — Как у тебя дела? — Пытаюсь выжить. Насчет тебя — не знаю. — Что-что? — Выживаю. Вдыхаю и выдыхаю воздух. Коплю силы. Больше здесь пока нечего делать, они нас заперли. Я огляделся. Комната около десяти футов шириной, с четырьмя стенками, но не прямоугольная, а как-то клином, и в ней ничего, кроме нас, не было. Двери я не заметил; даже если нас и не заперли, выйти было некуда. — Кто нас запер? — Они. Космические пираты. И — Космические пираты? Не говори глупостей. Ребенок пожал плечами. — Просто я их так называю. Только — Сам ты майский жук. Космические пираты, подумать только! И так выбит из колеи, а тут вся эта чушь… Где Оскар? Где я — Да не майский жук, а «Майский жук» — позывные. А я «Чибис». Понимаешь? Так, понятно. Дружище Кип, стройными рядами — и к психиатру… Дойди потихоньку до ближайшей больницы и сдайся. Когда собранная тобой схема прикидывается тощей девчонкой с тряпичной куклой, это значит, что ты свихнулся. Впереди мокрые обертывания, транквилизаторы и никаких развлечений. Приехали. — Ты? «Чибис»? — Да, так меня называют. Понимаешь, слышу я в эфире «Майский жук — Чибису, прием», думаю — наверное, папа меня разыскал и поднял тревогу. Чтобы кто-нибудь помог мне приземлиться. Но если ты не «Майский жук», ты об этом знать не можешь. Ты кто? — Постой, я и есть «Майский жук». То есть это мой позывной. А вообще-то я Клиффорд Расселл, можно просто Кип. — Приятно познакомиться, Кип. — Взаимно, Чибис. Слушай, а ты мальчик или девочка? Эк она вспыхнула. — Ты мне за это ответишь. Конечно, для своего возраста я невысокая, но мне уже одиннадцать, скоро будет двенадцать. И нечего грубить. Лет через пять будешь умолять меня станцевать с тобой хоть разок. В тот момент я предпочел бы танцевать с табуреткой, но не стал спорить понапрасну. — Ну, извини, Чибис. Я еще в себя не пришел. Ты хочешь сказать, что была в том первом корабле? Кажется, она опять обиделась. — Вообще-то я его вела. — Ты — его вела? — А кто ты думаешь, Мамми, что ли? Она бы с рычагами не справилась. Она сидела рядом и подсказывала. Но если ты думаешь, что это так просто, то ты ошибаешься. Ведь раньше я летала только на «Сессне» с папой под боком и никогда сама не приземлялась. И у меня получилось! — а ведь на посадку ты заводил неважно. Что же они сделали с Мамми? — С чем? — Ты не знаешь? Боже мой! — Минуточку, Чибис. Давай настроимся на одну частоту. Допустим, я «Майский жук». Допустим, вел тебя на посадку, — и если ты думаешь, что каждый день слышу из ниоткуда голоса, требующие срочной посадки, то ты тоже ошибаешься. Так вот, приземлился корабль, за ним еще один, в первом открылся люк и вы прыгнул парень в скафандре… — Это была я. — …потом что-то еще выскочило… — Это была Мамми. — Однако она далеко не ушла. Она вскрикнула и свалилась. Я подошел посмотреть, в чем дело, и что-то меня шандарахнуло. Дальше — твои слова: «Эй, привет!» Я посомневался, говорить ли ей, что, возможно, все остальное, вплоть до нее самой, глюки от морфия. Быть может, на самом-то деле я лежу в больнице с загипсованным позвоночником. Чибис задумчиво кивнула. — Наверное, в тебя попали слабым зарядом. Иначе тебя бы здесь не было. Ну что ж, раз тебя поймали и меня поймали, то почти наверняка поймали и ее. Боже мой! Надеюсь, ей не очень досталось. — Похоже, она как умирала. — Похоже, что она умирала, — поправила меня Чибис. — Сложноподчиненное предложение. Я в этом сильно сомневаюсь. Ее очень трудно убить, да они и не стали бы, разве что при попытке к бегству. Она нужна им живой. — Почему? И почему ты называешь ее Мамочкой? — Погоди, Кип. Она Мамми, потому что… ну, потому что это Мне — нисколько. — Ладно, а где мы вообще? Чибис взглянула на часики с Микки Маусом, нахмурила лоб и произнесла: — Примерно на полпути к Луне, по-моему. — Как-как?! — Ну, точно я — Ты хочешь сказать, что мы на корабле? — Либо на том, который я украла, либо на втором. А ты думал, мы где, Кип? Где же еще ты мог оказаться? — В психушке. Она сделала большие глаза, потом ухмыльнулась: — Послушай, Кип, ты же не настолько потерял связь с реальностью? — Теперь я уже ни в чем не уверен. Космические пираты, мамочка… Она нахмурилась и погрызла свой большой палец. — Пожалуй, все это может сбить с толку. Но ты верь себе. Я вот никогда не теряю связи с реальностью, уверяю тебя. Понимаешь, я — гений. Сказанное прозвучало не похвальбой, а констатацией факта, и мне почему-то не пришло в голову оспаривать это заявление, хотя оно и исходило от тощего ребенка с тряпичной куклой в руках. Однако я не понимал, как это может нам помочь. Чибис продолжала: — Космические пираты… хм. Дело не в названии. Они действуют по-пиратски, орудуют в космосе — как ты еще их назовешь? Что касается Мамми… подожди, пока познакомишься с ней. — А что она делает в этой заварушке? — Ну, это сложно. Лучше пусть бы она сама объяснила. Она — полицейский, и она гналась за ними… — Полицейский? — Боюсь, что здесь еще один случай семантической неадекватности. Мамми знает, что мы подразумеваем под словом «полицейский» и, думаю, считает, что идея, заложенная в этом понятии, запутана до степени невыполнимости. Однако как ты назовешь человека, который охотится за злодеями? Полицейский, разве нет? — Пожалуй, да, полицейский. — Ну вот, — она снова посмотрела на часы. — А сейчас нам лучше как-нибудь закрепиться. Через несколько минут пересечем среднюю точку траектории, а от диаметральной трансфигурации вектора гравитации теряешь ориентацию в пространстве, даже если привязан. Я читал о таких штуках, но только в качестве теоретического маневра; я никогда не слышал о корабле, который мог это проделать. Если это вообще был корабль. Пол подо мной был твердым, как бетон, и столь же неподвижным. — Не вижу, за что тут можно зацепиться. — Боюсь, что ты прав. Но если мы усядемся где поуже и попробуем упереться ногами, то, думаю, сможем удержаться. Поторопись, мои часы могут отставать. Мы сели на пол в узкой части комнаты, где ширина между сходящимися клином стенами была не более пяти футов, и заняли положение лицом друг к другу. Как альпинисты в расщелине, уперлись ступнями в ступни. Точнее, мои ступни в носках упирались в ее кроссовки. Мои кроссовки, должно быть, так и стояли на верстаке. Мне подумалось, что если они бросили Оскара на выгоне, папа, быть может, его найдет. — Держись крепче, Кип, и хватайся руками за палубу. Я так и сделал. — Откуда ты знаешь, когда мы будем переворачиваться? — Так я сознание не теряла. Они просто схватили меня и затащили в корабль, так что я знаю, когда мы стартовали. Если предположить, что мы летим на Луну, а скорее всего это так, и что полетное ускорение равняется одному g — а это тоже похоже на правду, потому что я чувствую, что вешу как обычно… А ты? — Пожалуй, — сказал я, поразмыслив. — …Значит, так оно и есть, хотя я могу ошибаться; я слишком долго пробыла на Луне. Итак, если все эти предположения верны, то путешествие почти наверняка займет три с половиной часа, так что, — Чибис взглянула на часы, — расчетное время прибытия — 10:30 утра, а коррекция траектории — в семь сорок пять. С минуты на минуту. — Разве уже так поздно? — я посмотрел на свои часы. — А на моих четверть второго. — Это в твоем часовом поясе. А мои часы поставлены по лунному времени, то есть по Гринвичу. Ой-ой! Началось! Пол качнулся, опрокинулся и ушел вниз, вестибулярный аппарат отреагировал соответственно. Все постепенно вставало на свои места. Я очухивался после приступа головокружения. — С тобой все в порядке? — спросила Чибис. Я с трудом сфокусировал глаза. — Вроде бы. Как после полутора литров пива на пустой желудок. — Мне никогда не хватало духу инвертировать вектор так стремительно, как этот пилот. Вообще-то это не больно, а глаза скоро проморгаются. Однако дело ясное. Мы на пути к Луне. Прилетим через час и сорок пять минут. Я все еще не мог поверить. — Чибис! Что за корабль может идти до самой Луны с ускорением в один g? Он что, секретный? И вообще, что ты делала на Луне? И почему ты украла корабль? Она вздохнула и обратилась к кукле. — Мадам Помпадур{14}, вы видали такого мальчика-почемучку? Кип, как я могу отвечать на три вопроса сразу? Корабль — летающая тарелка, и… — Летающая тарелка! С тобой все понятно! — Перебивать невежливо. Можешь называть ее как угодно, это не официальный термин. На самом деле по форме она как сплющенный у полюсов сфероид. Это геометрическое тело… — Я знаю, что такое сфероид, — отрезал я. Я был вымотан и расстроен всем происшедшим, от дурацкого кондиционера, который погубил пару отличных штанов, до удара в спину в ответ на попытку проявить заботу о ближнем. Не говоря уже о Тузе Квиггле. А что до маленьких девочек, то им стоило бы держать свою гениальность при себе. — Нечего рявкать, — сказала она с осуждением. — Я знаю, что за летающие тарелки принимают все, что угодно — от метеозондов до уличных фонарей. Но я совершенно уверена, что, исходя из принципа Бритвы Оккама…{15} — Какой еще бритвы? — Оккама. Принцип отсечения лишних гипотез. Ты хоть с логикой знаком? — Мало. — Так вот… я подозревала, что примерно одно из каждых пятисот «наблюдений» летающих тарелок — это реальный корабль, такой как этот. В сумме получается много. А по поводу того, что я делала на Луне… — она замолчала и ухмыльнулась. — Я, вообще-то, не подарок. С этим я не спорил. — Давным-давно, когда мой папа был маленьким, Хайденский планетарий{16} стал бронировать места на Луну. Это была просто рекламная акция, вроде недавнего дурацкого мыльного конкурса, но папа записался. А теперь, много лет спустя, открылся лунный туризм, и в Хайдене передали эти списки в «Америкэн Экспресс» — а тот известил кандидатов, которых они смогли разыскать, что они имеют право полететь первыми. — Значит, твой отец полетел на Луну? — Господи, конечно нет! Папа попал в эти списки еще маленьким. А теперь он шишка в Институте перспективных исследований, и ему некогда развлекаться. Мама не полетит ни за какие коврижки. Ну я и говорю, дескать, я — Думаешь, он прав? — Конечно, прав. Он-то меня понимает, а вот мама только всплескивает руками и говорит, что у нее сил больше нет. Так вот, целых две недели я вела себя совершенно ужасно и невыносимо, и в конце концов папа сказал: «Ради всего святого, пусть она отправляется! Может, за нее хоть страховку дадут!» И я отправилась. — Хмм… я все-таки не понял, как ты в этом корабле очутилась. — А-а… я околачивалась там, где не положено, делала то, что запрещается. Я всегда стараюсь глазеть по сторонам; узнаешь много нового. Вот они меня и сцапали. Они бы предпочли папу, но теперь надеются обменять меня на него. Я не могла этого допустить, поэтому пришлось сбежать. — Это сделал дворецкий, — мрачно пробормотал я. — Что? — Твой рассказ напоминает детективы — в нем так же много нестыковок и дыр. — Ну я тебе точно говорю, что это обычное… ой-ой, опять начинается! Но произошло только одно — освещение сменилось с белого на голубое. Никаких плафонов там не было; мерцал весь потолок. Мы распластались по полу. Я хотел встать, и не смог. Я чувствовал себя, словно пробежался по пересеченной местности, и выдохся так, что едва дышал. Вряд ли причиной был собственно голубой свет. Голубая составляющая — просто лучи в диапазоне от 4300 до 5100 ангстрем, она присутствует в солнечном спектре. Однако, что бы там ни подмешали в это голубое сияние, мы от этого обмякли, как веревки. Чибис пыталась мне что-то сказать: — Если… они придут за нами… не сопротивляйся… и… главное… Голубой свет снова сменился белым. Узкая стена стала отъезжать в сторону. Побелевшая от страха Чибис нашла силы договорить: — …главное… не сопротивляйся… Двое мужчин вошли в комнату и, отодвинув Чибис, связали мне запястья и лодыжки, да еще обвязали веревкой вокруг пояса, прикрутив локти к туловищу. Мало-помалу я начал выходить из оцепенения, но был все еще настолько слаб, что не смог бы и почтовую марку лизнуть. Я так хотел им врезать по черепу… но с тем же успехом бабочка может пытаться приподнять штангу. Они вытащили меня. Я запротестовал. — Послушайте, куда вы меня тащите? Что вообще происходит? Я на вас в суд подам. Я… — Заткнись, — сказал один. Это был костлявый коротышка, лет пятидесяти или старше. Вид у него был такой, как будто он никогда в жизни не улыбался. Второй, помоложе, — толстый, с обиженным детским ртом и ямочкой на подбородке — выглядел так, будто мог бы и посмеяться, если беспокоиться не о чем. Но сейчас он был обеспокоен: — Тим, мы можем влипнуть. Надо вышвырнуть его в космос… надо их обоих выкинуть в космос… и выдать — Заткнись, — без всякого выражения ответил Тим. — Хочешь неприятностей? Вакуума хочешь хлебнуть? — Но… — Заткнись. Они протащили меня по изогнутому коридору в какую-то комнату и бросили на пол. Я лежал лицом кверху, но не сразу понял, что это, видимо, рубка. Ни один человек не сделал бы такую рубку, да она и не была создана человеком. Тут-то я и увидел Чибис могла не предупреждать; я и не подумал ему сопротивляться. Коротышка был крут и опасен, толстяк — подл и беспощаден; но по сравнению с Но не Короткие ножки не делали его медлительным. Его движения были неуловимо быстрыми, как бросок змеи. Была ли то более совершенная нервная система и более эффективная мускулатура? Может, на его родной планете выше сила тяжести? Его руки змеились — суставов в них было больше нашего. Рук было две пары — одна на поясе, другая под головой. Плеч не было. Я не смог сосчитать его пальцы, похожие на щупальца, — они находились в беспрестанном движении. Одежды на нем не было, кроме пояса, сверху и снизу охватывавшего нижние руки. К поясу было прикреплено что-то вроде кошелька и ключей. Кожа его была коричневато-пурпурной и лоснилась. Кем бы От него шла слабая сладковатая мускусная вонь. Любая переполненная людьми комната в жару разит еще почище, но если я еще когда-нибудь учую этот запах, то покроюсь мурашками, а язык в ужасе онемеет. Все это я рассмотрел постепенно; сначала я видел только его… лицо. Как еще Носа не было. Он дышал кислородом, но куда входил и откуда выходил воздух, понять было невозможно. Частично он дышал ртом, раз он разговаривал. Его рот был вторым отвратительным органом. Челюсть и подбородок заменяли жвалы, которые разделялись на три неравные части. Во рту несколько рядов мелких зубов. Языка я не заметил. Вместо него рот был окаймлен ресничками вроде червей. И эти реснички беспрестанно шевелились. Я сказал, что его рот был вторым по отвратительности органом. Первым были глаза. Огромные, выпученные, широко расставленные, защищенные острыми роговыми кромками. Они, словно локаторы, двигались вверх-вниз и из стороны в сторону. Когда он повернулся, я увидел третий глаз на затылке. Похоже, он постоянно сканировал пространство, как радар. Какой же мозг может обработать информацию, поступающую сразу отовсюду? Сомневаюсь, что человеческий на это способен, даже если как-то обеспечить поступление информации. В его голове для крупного мозга места явно маловато, но, может быть, его мозг не там? Если вдуматься, люди носят свои мозги довольно открыто, а ведь это не очень-то удобно. Но мозг-то у него был. Он пришпилил меня, как букашку, и выжал все, что хотел. Он не терял времени на всякие преамбулы; он просто спрашивал, а я отвечал. Время тянулось бесконечно — казалось, что прошли дни, а не часы. По-английски он говорил невнятно, но понять было можно. Губные согласные у него были все одинаковы, «б», «п» и «в» — неразличимы. Гортанные звучали очень редко, а у зубных был какой-то цокающий оттенок. Однако почти все я понимал, а когда не мог понять, он не угрожал и не наказывал; просто повторял свой вопрос. Речь его была лишена всякого выражения. Он допрашивал, пока не выяснил, кто я, чем занимался, а также все остальное, что его интересовало. Он спрашивал, как я оказался там, на выгоне, почему был одет в скафандр, когда меня подобрали. По нему было непонятно, нравятся ему мои ответы или нет. Он с трудом осмыслил, что такое «обслуживать автомат с газировкой», а когда я рассказал о конкурсе мыла «Звездный путь», сути он, кажется, так и не понял. Но я обнаружил, что тоже многого не знаю, например какова численность человечества и сколько тонн протеина мы производим ежегодно. Спустя бесконечность он получил все, что хотел, и приказал: — Уберите это. Шестерки все еще ждали рядом. Жирный сглотнул и спросил: — Вышвырнуть в космос? — Нет. Он глуп и неразвит, но, возможно, потом мне понадобится. Поместите его обратно в карцер. — Да, босс. Они выволокли меня наружу. В коридоре Толстяк сказал: — Давай развяжем ему ноги, пусть сам идет. — Заткнись, — отозвался Тощий. Чибис безучастно сидела прямо за входной панелью. Я смекнул, что ее еще раз долбанули этой голубизной. Они перешагнули через нее и свалили меня на пол. Тощий вырубил меня ударом в шею. Когда я очухался, их не было, руки-ноги были свободны, а Чибис сидела рядом. Она озабоченно спросила: — Очень плохо? — А то, — согласился я, и меня всего передернуло. — Чувствую себя лет на девяносто. — Не стоило тебе на него смотреть, особенно в глаза. Отдохни немного, полегчает. — Она взглянула на часы. — Через сорок пять минут посадка. До тех пор о тебе не вспомнят. — Что? — я сел. — Я пробыл там всего — Даже меньше. А кажется, что вечность. По себе знаю. — Надо же, как выжатый лимон… — я нахмурился, припоминая. — Чибис, когда они пришли за мной, я ничего не боялся. Я собирался потребовать, чтобы меня освободили, чтобы объяснили. Но — И никогда не задашь. Я пробовала. Но сила воли просто уходит из тебя. Как у кролика перед удавом. — Да. — Кип, теперь ты понимаешь, почему я должна была использовать малейший шанс, чтобы убежать? Ты, кажется, не поверил моему рассказу; теперь веришь? — Теперь верю. — Спасибо. Я всегда говорила, что у меня есть гордость, и мне наплевать, что люди подумают, но на самом деле это не так. Мне нужно было вернуться к папе и рассказать ему… потому что он единственный во всем белом свете, кто мне бы поверил, как бы по-идиотски это ни звучало. — Понимаю. Думаю, что понимаю. И все же, как ты оказалась в Кентервиле? — Кентервиле? — Там, где я живу. Где «Майский жук» вызывал «Чибиса». — Да я не собиралась туда лететь. Я собиралась приземлиться в Нью-Джерси, лучше всего в Принстоне, потому что хотела отыскать папу. — Да, ты чуток промахнулась. — Думаешь, ты смог бы лучше? Ведь почти вышло, но все было против меня. Эти корабли не так трудно вести; просто нацеливаешься и летишь, не нужно мудрить, как в наших космических кораблях. И Мамми мне помогала. Но пришлось тормозить в атмосфере, делать поправку на вращение Земли, а тут я не очень сильна. Вот и вышло, что мы залетели слишком далеко на запад, а они гнались за мной, я растерялась… а потом услышала тебя на служебной частоте и решила, что все правильно — что я выбралась, — она развела руками. — Прости меня, Кип. — Ладно, хорошо, что вообще села. Говорят, удачная посадка — это та, с которой ушел на своих ногах. — Прости, что я тебя впутала в это дело. — Ну… насчет этого не волнуйся. Не меня, так кого-нибудь другого. Чибис… что — Имеешь в виду — — Им? Не думаю, что те двое что-нибудь значат. Главный-то — Я не говорю про Тима и Джока — они люди, хоть и подонки. Я имею в виду Причины для разжижения мозгов, конечно, имелись: меня трижды нокаутировали, я не спал ночь, и вообще такие передряги не каждый день случаются. Но пока Чибис не поправила меня, мне и в голову не приходило, что таких, как Но если есть один, то должны быть и тысячи — а возможно, миллионы и миллиарды. Я почувствовал, как у меня сердце уходит в пятки — и еще ниже. — Ты видела и других? — Нет. Только — Ничего себе! Чибис, что — Не въехал? Они готовят вторжение. Расстегнутый воротник начал меня душить. — Как это? — Не знаю. — Ты хочешь сказать, что они нас перебьют и захватят Землю? Она замялась. — Это еще куда ни шло. — Э-э… поработят нас? — Теплее. Кип… думаю, они питаются мясом. Я сглотнул. — Веселенькие у тебя, малявка, мысли. — Мне, думаешь, нравится? Поэтому я и хотела все папе сказать. Ответить было нечего. Древний, древний страх о судьбах человечества. Папа пересказывал мне детские воспоминания о радиопостановках про нашествие марсиан — это были чистые выдумки, но они повергали людей в панику.{17} Теперь люди в это не верят; после того как мы высадились на Луне, облетели Марс и Венеру, все, кажется, уверились, что жизни в космосе нет. И вот она, перед глазами. — Чибис, они марсиане? Или с Венеры? Она покачала головой. — Они издалека. Мамми пыталась объяснить, но я не поняла ее. — Но хоть из Солнечной системы? — Именно этого я и не поняла. И да, и нет. — Так не бывает! — Ну и спроси ее сам. — С удовольствием. — Я замялся, но потом выпалил: — Мне плевать, откуда они — мы их покрошим, не глядя… — Хорошо бы! — А ты подумай сама. Если их корабли и есть летающие тарелки (настоящие, а не метеозонды), то они уже сколько лет следят за нами. Следовательно, в себе они не уверены, хотя и выглядят так устрашающе, что от их взгляда молоко скисает. Иначе они бы просто вторглись на Землю, и всех бы освежевали. Но они этого не сделали. Это значит, что победить мы можем — если с умом возьмемся за дело. Она с готовностью кивнула. — …Надеюсь, что так. Я думала, папа что-нибудь придумает. Но… — она нахмурилась. — Мы о них очень мало знаем… а папа всегда советовал не рубить с плеча при недостатке информации. «Не вари суп из одной устрицы, Чибис» — так он всегда говорит. — Но я могу поспорить, что мы правы. Слушай, а кто твой отец? И как тебя зовут по-настоящему? — Ну, мой папа — профессор Райсфельд. А меня зовут Чичелина Беатрис Исабель. Вот имечко: Чичелина — кошмар, согласись? Лучше называй меня Чибис. — Профессор Райсфельд… А что он преподает? — Ты совсем тупой? Не слышал, что папа получил Нобелевскую премию? — Ну извини, Чибис. Я из провинции. — Заметно… Папа Может, оно и так, но я никогда о таких не слышал. Идея сводить части в единое целое шикарна, но для этакого нужен какой-то аномально башковитый парень; мы же загибаемся под лавиной информации. Профессор Райсфельд, видимо, о трех головах. Или о пяти. — Ты с ним еще познакомишься, — добавила Чибис, глянув на часы. — Кип, нам лучше закрепиться. Сейчас сядем… а на пассажиров ему плевать. Мы снова втиснулись в угол, вцепились друг в друга и замерли в ожидании. Вскоре корабль тряхнуло, пол содрогнулся. Затихло. Я почувствовал странную легкость. Чибис вытащила из-под себя ноги и встала. — Ну вот и Луна. |
||
|