"Сбывшееся ожидание" - читать интересную книгу автора (Московцев Федор)

Глава 13

Голубой воздух загадочно мерцал и, маня надеждой, увлекал в лунные дали. Деревья словно растворились в бледном сиянии, и трава едва прикрыла искрящийся, как кристалл, родник. Прозрачнее воды, точно вырезанные из стекла, листья вызванивали таинственный напев, наполняя парк очарованием. И под нежный звон листьев, поблескивая холодными огоньками, кружились светлячки.

Таня удивлённо оглянулась: словно сквозь зелёную прозрачную занавесь сверкал парк – сад без теней, сад грёз. Светло-светло, как в детском сне.

Стараясь удержать шум сердца, слушала она Андрея. Он не говорил прямо, что любит её, но каждое его слово дышало страстью.

– Почему ты никогда не скажешь, что любишь? – сказала она.

– Но ты знаешь.

– Скажи! Скажи, что любишь меня, я хочу чтобы ты сказал!

– Я тебя люблю, – прошептал он.

– Скажи громче!

Андрей повторил громче.

Он чувствовал, что не по-рыцарски пользуется неискушенностью чистого сердца. Что может дать он мечте, отягощенный годами прошлого и проблемами настоящего? Что может дать взамен рая, который таит в себе любовь Тани? Она достойна большего – достойна голубого замка, сооруженного из радостей. А он кто? Трава, которой случайно коснулись её ножки, пробегая тропинкой жизни. Он даже не в силах пожертвовать ради неё… ничем не может. Да, как не хватает ему прямолинейности и правильности Рената.

Словно слившийся с побледневшей ночью, опустив голову, стоял Андрей перед Таней. Где-то рядом раздался веселый смех. По аллее, взявшись за руки, шли Артур со Светой. Андрей выступил из-за дерева:

– Хрю-хрю!

– АндрейСаныч, тыʹ что ли?

Света сказала, что они ищут ресторан – там идёт шоу, на которое она хочет попасть. Но они заблудились в лабиринте аллей.

– Ресторан там, – показала Таня.

– Ресторан там, – одновременно произнес Артур, показывая в противоположную сторону.

Возможно, он бы поиздержался на развлечения, но опасаясь насмешек чересчур экономных Быстровых, решил в этот вечер ограничиться прогулкой. В конце концов, ароматы южной ночи и стрекот цикад – это гораздо лучше, чем прокуренный зал и громыханье свадебно-похоронного давай-забухаем-оркестра.

Попытались сориентироваться. Андрей, разгадав замысел Артура, подыграл ему и показал в сторону моря, где находился их корпус – мол, ресторан там. В итоге выбрали нечто среднее и пошли по тропинке, которая в итоге выходит к гостинице.

Артур отдалился от своей дамы, которая осточертела ему нарезанием понтов, разговорами о гламурных тусовках и нарядах Анджелины Джоли, и рассказал Андрею о том, как прошли телефонные переговоры с заместителями гендиректора Электро-Балта и как он видит развитие отношений с самим гендиректором, которого за глаза называли Бородой, аккумуляторным вождём или аккумуляторным могулом.

– … вот так, АндрейСаныч, Борода – непростой парень. Твой Халанский тоже не лыком шит, но между ними две большие разницы. Халанский руководит государственным предприятием, он моет через тебя бюджетные деньги. Он нашел тебя и закрыл этот важный вопрос на какое-то время. Для маленького города, где все друг друга знают, это существенно – найти такого надежного человека. К тому же, сам Халанский – уникальный человек, он ценит стабильность; плюс его пенсионный возраст. Поэтому ты спокойно уехал и занимаешься другими делами. Приезжаешь в Волгоград, оказываешь уважение, и возвращаешься в Питер. Нет тебя в городе, чорт с ним, даже лучше – меньше вероятность, что ты нажрёшься в кабаке и проболтаешься, а весь город услышит, сколько ты платишь главврачу кардиоцентра.

Мы с Володей для того вас и пригласили в Питер, чтобы вы поддерживали наш бизнес, а мы бы стали разрабатывать новые темы. У Володи голова – Дом Советов, идей – миллион. Думаешь, нам нужна была эта революция с Фаридом? Когда был создан «Экссон», мы с Володей первый год получали в два раза меньше, чем у татарина, а времени убивали в два раза больше, плюс нервотрепка. Вспомни, как мы ругались. Вся затея была для того, чтобы мы смогли спокойно начать новое дело, ну и, конечно, поддержать родных братьев.

Но аккумуляторный вождь хер нам даст успокоиться. У него каждый день новые придумки: то ему предлагают лучшие условия на свинец, и он верещит, что мы его обуваем; потом он рвет на себе бороду и требует, чтобы мы загнали на завод полмиллиона долларов и на время забыли про них, а все наши платежи шли поверх депозита; замы через день его накручивают, будто мы останавливаем завод по свинцу, или по полипропилену, задерживаем поставки. Я ночи не сплю, прокручиваю в голове как тоʹ сказать, как ʹэто. Он же какой: поймает на слове, и выкручивает руки, требует лучшие условия. Не будем забывать, Борода – директор акционерного общества, у него всегда в запасе куча поставщиков и покупателей. Раньше на заводе работали десять фирм, он мог взять товар и заплатить через год, и все терпели. Нам он платит вовремя, а все почему? Потому что мы с Володей ведем его на поводке, каждое наше предложение содержит в себе вилку. Он вынужден поступать так, как нам нужно. Он знает рынок лучше нас, работает всю жизнь на нем, мы ему нужны, как рыбке зонтик. Тем не менее он повелся, выгнал всех и работает с нами.

Был бы он директором госпредприятия, как твой Халанский, он бы вел себя по-другому. Но он, помимо наших взаимоотношений, вынужден ещё зарабатывать прибыль для акционеров. Поэтому его так колбасит, если его коммерческий директор сообщает ему о падении цен на свинец на Лондонской бирже, и начинает сравнивать изменившиеся цены с нашими.

Нам еще повезло, что «Электро-Балт» – полугосударственное предприятие, из-за военных заказов никто не позволит его выкупить. Все аккумуляторные заводы в стране уже скуплены ведущими игроками рынка, перед которыми мы – пешки. Так что, молись, АндрейСаныч, на настоящее, чтобы ситуация наша не менялась в худшую сторону.

… Так, переговариваясь, две пары шли по тёмному парку. И если бы маршрут пересекался с главной аллеей, то вышли бы на лестницу, ведущую к морю, и Света бы поняла, что ресторан находится совершенно в другой стороне. Но они петляли по склонам, спуск по горе прошёл незаметно, и они оказались позади того самого старинного домика, бывшей дачи Берии, на берегу моря, а напротив находился их корпус. Два фонаря освещали лужайку. Сейчас для Светы настанет момент истины, и Артур, решив продлить поиски ресторана, развернул её: «Пойдём кое-что покажу». И увлёк её обратно в темноту.

Для Артура, водящего за бороду аккумуляторного вождя, не составило труда обвести вокруг пальца провинциальную лохушку. Всегда здоровая, чуть простоватая внешность Артура и неизменное благодушие располагали к себе, внушали доверие. Просто поэт народной жизни. Владимир старался казаться простым, косил под дурачка, но его выдавали хитрые серые глаза. Кроме того, в последнее время он стал очень дорого одеваться и наводить гламурный лоск, и если бы спустился в подземку, то вряд ли слился бы с толпой. Впрочем, выделялся он и на дороге, – когда ехал на своем Мерседесе S-класса. Гендиректор Электро-Балта наверняка бы не стал с ним работать, заподозрив его в том, что он чрезмерно наживается на своих клиентах. В отличие от Артура Ансимова, Владимир Быстров не был похож на человека, взявшего исходной точкой своих исканий жизнь в её естественном, трудовом, народном аспекте.

После того, как Артур скрылся в темноте со своей девушкой, Андрей некоторое время думал о том, как это важно – правильно выглядеть.

Отблески двух светильников падали бабочками на зелёную траву. Запах, исходивший от Тани, приятно щекотал ноздри. Всё поплыло перед глазами. Граница между отвлеченным и действительным, между идеей и актом не была ни отчетливой, ни неподвижной. Андрею надо было сделать необыкновенное усилие воли, чтобы вспомнить, живут ли они с Таней в горах, в том самом доме, обстановку которого он увидел в мельчайших подробностях, когда находился без сознания после аварии, случившейся зимой прошлого года на горной дороге в Абхазии; или по-прежнему находятся в разных городах, и он женат на Мариам, которая большую часть времени проводит в Волгограде. Как наивно было бы думать, что вся его жизнь, это длительное и сложное движение, начало которого теряется для него в необъяснимой тьме, может быть сведена к последовательности внешних и очевидных фактов его существования. Остальное, зыбкое и неверное, могло быть названо уходом от действительности, бредом или сумасшествием. Но и в нём была тоже своеобразная последовательность, не менее несомненная, идущая от одного провала в безумие до другого – до той минуты, вероятно, когда последние остатки его сознания будут поглощены надвинувшимся мраком и либо он исчезнет окончательно, либо, после долгого перерыва, похожего на многолетний душевный обморок, он увидит себя однажды в горах. Их с Таней дом находится на горном лесистом склоне, он в нескольких уровнях. Лесные красавцы обступают усадьбу со всех сторон, их вершины теряются в синеве. Из окон главного фасада, и с террас открывается вид на горы – высокие хребты виднеются за лесом в глубоком отливе неба. Их вершины, окутанные полупрозрачной дымкой, выглядывают из-за пологих отрогов. Всюду видны глубокие провалы, нагромождения разрушенных скал. Облака пристают к вершинам, как сказочные корабли, и бороздят синь, сдавленную мрачными утесами. Золотом блестят туманы, сползающие с крутых отрогов, точно волна волос.

Вокруг хребта шумит множество рек и речек, вытекающих из вечнотающих снегов. Шумные потоки вырывают в земле глубокие ложбины и силой разрывают цепи лысых и черных гор, образуют ущелья, а вырвавшись на раздольную плоскость, своевольно катят по ней свои струи.

В эту тёплую ночь, рядом с Таней, Андрей видел перед собой ту нирвану, о которой часто мечтал, засыпая, которую видел во сне, которую хотел, к которой стремился, и которую принимал как должное, ибо она стала частью него.

Таня слушала Андрея, и всё окружающее потеряло реальность. Сознание ловило слова. Ей привиделся дом, окруженный лесисто-зелеными склонами, которые отражаются в озере, окаймленном темно-красными скалами. Из окон дома доносятся призывные звуки чарующей музыки, и с голубым отливом розы, в такт мелодии, нежно шуршат у Таниных ног. И Андрей ласково нашёптывает ей слова любви и указывает на гору, покрытую соснами, которая величественно расступается, открывая безбрежный простор незнакомого мира. И оттуда широко струится будоражащая сердце свежесть, подхватывает Таню благоуханной волной и уносит в сверкающую неземную даль.

Через прозрачные занавеси в комнату проникло утро, скользнуло оранжевой полоской по полуоткрытым створкам, по покрывалу, лежащему на полу, по небрежно брошенным на стул вещам, кинуло блики на рубиновые четки, заиграло подвязками малинового бикини, подкралось к смятым простыням, и коснулось полуопущенных густых черных ресниц.

Таня с трудом открыла глаза, и, осматривая комнату, приподнялась на локтях. Неровно подымалась грудь, улыбка тронула уголки Таниных губ, и она ладонью заслонилась от яркого света, словно стремилась сберечь какие-то сладостные видения.

Прильнув к Андрею, она принялась его тормошить:

– Андрей, мой любимый Андрей!

– Да, Танюш, – ответил он, просыпаясь.

– Скажи, – требовательно произнесла она и задумалась.

– Да…

– Скажи, это правда, всё так и будет – как ты вчера рассказывал?

Он вспомнил, что открыл ей вчера ночью на берегу моря, под плеск волн, свою мечту, которая стала и её, Таниной мечтой, и уверенно ответил:

– Да, детка, всё так и будет.