"Собака Баскервилей" - читать интересную книгу автора (Конан Дойл Артур Игнатиус)

II Проклятіе надъ Баскервилями

— У меня въ карманѣ рукопись, — началъ Джэмсъ Мортимеръ.

— Я это замѣтилъ, какъ только вы вошли въ комнату, — сказалъ Холмсъ.

— Это старая рукопись.

— Не новѣе восемнадцатаго столѣтія, если это только не поддѣлка.

— Какъ могли вы это узнать, сэръ?

— Все время, пока вы говорили, изъ вашего кармана выглядывало дюйма два этой рукописи. Плохимъ былъ бы я экспертомъ, если бы не могь указать на эпоху документа съ точностью приблизительно до десяти лѣтъ. Можетъ быть, вы читали мою небольшую монографію объ этомъ. Я отношу этотъ документъ къ 1730 году.

— Точная его дата 1742. При этомъ докторъ Мортимеръ вынулъ документъ изъ кармана. Эта фамильная бумага была мнѣ довѣрена сэромъ Чарльзомъ Баскервилемъ, внезапная и загадочная смерть котораго около трехъ мѣсяцевъ назадъ произвела такое возбужденіе въ Девонширѣ. Я могу сказать, что былъ его другомъ и врачомъ. Это былъ, сэръ, человѣкъ сильнаго ума, строгій, практичный и съ столь же мало развитымъ воображеніемъ, какъ у меня самого. Между тѣмъ онъ серіозно отнесся къ этому документу, и его умъ былъ подготовленъ къ постигшему его концу.

Холмсъ протянулъ руку за рукописью и разгладилъ ее на своемъ колѣнѣ.

— Замѣтьте, Ватсонъ, перемежающіеся длинные и короткіе "S". Это одно изъ нѣсколькихъ указаній, давшихъ мнѣ возможность спредѣлить дату.

Я посмотрѣлъ изъ-за его плеча на желтую бумагу и поблекшее письмо. Въ заголовкѣ было написано: "Баскервиль-голль", а внизу, — большими цифрами нацарапано: "1742".

— Это имѣетъ видъ какого-то разсказа.

— Да, это разсказъ одной легенды, которая въ ходу въ семействѣ Баскервиль.

— Но, насколько я понимаю, вы желаете посовѣтоваться со мною о чемъ-то болѣе современномъ и практичномъ?

— О самомъ современномъ. О самомъ практическомъ спѣшномъ дѣлѣ, которое должно быть рѣшено въ двадцать четыре часа. Но рукопись не длинная и тѣсно связана съ дѣломъ. Съ вашего позволенія я прочту ее вамъ.

Холмсъ прислонился къ спинкѣ кресла, сложилъ вмѣстѣ кончики пальцевъ обѣихъ рукъ и закрылъ глаза съ выраженіемъ покорности. Докторъ Мортимеръ повернулъ рукопись къ свѣту и сталъ читать высокимъ, надтреснутымъ голосомъ слѣдующій любопытный разсказъ:

"Много говорилось о происхожденіи Баскервильской собаки, но такъ какъ я происхожу по прямой линіи отъ Гюго Баскервиля, и такъ какъ я слышалъ эту исторію отъ моего отца, а онъ отъ своего, то я изложилъ ее съ полною увѣренностью, что она произошла именно такъ, какъ тутъ изложена. И я бы желалъ, чтобы вы, сыновья мои, вѣрили въ то, что та же самая Справедливость, которая наказываетъ грѣхъ, можетъ также милостиво простить его, и что нѣтъ того тяжелаго проклятія, которое бы не могло быть снято молитвою и раскаяніемъ. Такъ научитесь изъ этого разсказа не страшиться плодовъ прошлаго, но скорѣе быть предусмотрительными на счетъ будущаго, дабы скверныя страсти, отъ которыхъ такъ жестоко пострадалъ нашъ родъ, не были снова распущены на нашу погибель.

"Итакъ, знайте, что во время великаго возстанія (на исторію котораго, написанную ученымъ лордомъ Кларендономъ, я долженъ серіозно обратить ваше вниманіе) помѣстье Баскервиля находилось во владѣніи Гюго Баскервиля, самаго необузданнаго, нечестиваго безбожника. Эти качества сосѣди простили бы и ему, потому что они никогда не видѣли, чтобы святые процвѣтали въ этой мѣстности, но онъ отличался такимъ жестокимъ развратомъ, что имя его сдѣлалось притчей на всемъ Западѣ. Случилось такъ, что Гюго полюбилъ (если можно выразить столь прекраснымъ словомъ его гнусную страсть) дочь зажиточнаго крестьянина, арендовавшаго земли близъ Баскервильскаго помѣстья. Но молодая дѣвушка, скромная и пользовавшаяся добрымъ именемъ, постоянно избѣгала его, страшась его дурной славы.

"Однажды, въ день Михаила Архангела, Гюго съ пятью или шестью изъ своихъ бездѣльныхъ и злыхъ товарищей прокрался на ферму и похитилъ дѣвушку, пока отецъ ея и братья были въ отсутствіи, что ему было прекрасно извѣстно. Дѣвушку привезли въ замокъ и помѣстили въ комнатѣ верхняго этажа, а Гюго и его друзья предались, по своему обыкновенію, продолжительной ночной оргіи. Между тѣмъ бѣдная дѣвушка, слыша пѣсни, крики и страшную ругань, доходившія до нея снизу, чуть съ ума не сошла, потому что, когда Гюго Баскервиль былъ пьянъ, то, говорятъ, употреблялъ такія слова, которыя могли сразить человѣка, слышавшаго ихъ. Наконецъ доведенная до крайняго ужаса? она сдѣлала то, что устрашило бы самаго храбраго мужчину: при помощи плюща, покрывавшаго (и по нынѣ покрывающаго) южную стѣну, она спустилась съ карниза и побѣжала черезъ болото по направленію къ фермѣ своего отца, отстоявшей отъ замка на девять миль.

"Немного позднѣе Гюго вздумалъ отнести своей гостьѣ поѣсть и попить, — а можетъ быть и еще что-нибудь худшее, и нашелъ клѣтку пустою, — птичка улетѣла. Имъ тогда точно овладѣлъ дьяволъ, и онъ, бросившись внизъ, вбѣжалъ въ столовую, вскочилъ на большой столъ, опрокидывая бутылки и кушанья, и закричалъ во все горло, что онъ готовъ въ эту же ночь предать свое тѣло и душу нечистому духу, только бы ему удалось догнать дѣвушку. Кутилы стояли разиня ротъ при видѣ бѣшенства своего хозяина, какъ вдругъ одинъ изъ нихъ, болѣе другихъ злой, а можетъ быть болѣе пьяный, закричалъ, что слѣдовало бы выпустить на нее собакъ. Услыхавъ это, Гюго выбѣжалъ изъ дому и, вызывая конюховъ, приказалъ имъ осѣдлать его кобылу и выпуститъ собакъ. Когда это было сдѣлано, онъ далъ собакамъ понюхать головной платокъ дѣвушки, толкнулъ ихъ на слѣдъ и съ громкимъ крикомъ полетѣлъ по болоту, освѣщенному луной.

"Кутилы продолжали стоять, вытаращивъ глаза, не понимая, что такое было предпринято столь поспѣшно. Но вдругъ ихъ отяжелѣвшіе мозги прояснились, и они отдали себѣ отчетъ въ томъ, что должно совершиться на болотѣ. Всѣ взволновались: кто требовалъ свой пистолетъ, кто свою лошадь? а кто еще бутылку вина. Наконецъ, они пришли въ себя и всею гурьбою (тринадцать всего человѣкъ) сѣли на лошадей и пустились догонять Гюго. Мѣсяцъ ясно свѣтилъ надъ ними, и они быстро скакали всѣ рядомъ по тому направленію, по которому обязательно должна была бѣжать дѣвушка, если она хотѣла вернуться домой.

"Они проскакали двѣ-три мили, когда встрѣтили одного изъ ночныхъ пастуховъ на болотѣ и спросили его, не видалъ ли онъ охоты, Исторія гласитъ, что человѣкъ этотъ былъ до-того пораженъ страхомъ, что еле могъ говорить, но, наконецъ, сказалъ, что видѣлъ несчастную дѣвушку и собакъ, бѣжавшихъ по ея слѣдамъ. "Но я видѣлъ еще больше этого, — прибавилъ онъ, — Гюго Баскервиль обогналъ меня на своей вороной кобылѣ, а за нимъ молча бѣжала собака, — такое исчадіе ада, какое не дай мнѣ Богь никогда видѣть за своими пятами". Пьяные помѣщики выругали пастуха и продолжали свой путь. Но вскорѣ по ихъ кожѣ пробѣжали мурашки, потому что они услыхали быстрый стукъ копытъ и тотчасъ же увидѣли на болотѣ скакавшую мимо нихъ вороную кобылу, забрызганную бѣлой пѣной, съ волочащимися поводьями и пустымъ сѣдломъ. Кутилы собрались тѣснѣе другъ къ другу, потому что ихъ обдалъ страхъ, но они все-таки продолжали подвигаться по болоту, хотя каждый, будъ онъ одинъ, радъ былъ бы повернуть обратно. Они ѣхали медленно и, наконецъ, добрались до собакъ. Хотя онѣ всѣ были знамениты своею смѣлостью и дрессировкой, однако же, тутъ, собравшись въ кучу, выли надъ выемкой въ болотѣ, нѣкоторыя отскакивали отъ нея, другія же, дрожа и вытаращивъ глаза, смотрѣли внизъ.

"Компанія, протрезвившаяся, какъ можно думать, остановилась. Большинство всадниковъ ни за что не хотѣло двигаться дальше, но трое изъ нихъ, самыхъ смѣлыхъ, а можетъ-быть и самыхъ пьяныхъ, спустились во впадину. Передъ ними открылось широкое пространство, на которомъ стояли большіе камни, видимые тамъ еще и теперь и поставленные здѣсь въ древнія времена какимъ-нибудь забытымъ народомъ Мѣсяцъ ярко освѣщалъ площадку, и въ центрѣ ея лежала несчастная дѣвушка, упавшая сюда мертвою отъ страха и усталости. Но волосы поднялись на головахъ трехъ дьявольски смѣлыхъ бездѣльниковъ не отъ этого вида и даже не отъ того, что тутъ же, рядомъ съ дѣвушкою, лежало тѣло Гюго Баскервиля, а потому, что надъ Гюго стояло, трепля его за горло, отвратительное существо, похожее на собаку, но несравненно крупнѣе когда-либо видѣнной собаки. Пока всадники смотрѣли на эту картнну, животное вырвало горло Гюго Баскервиля и повернуло къ нимъ голову съ горящими глазами и разинутою челюстью, съ которой капала кровь. Всѣ трое вскрикнули отъ ужаса и ускакали, спасая жизнь, и долго крики ихъ оглашали болото. Одинъ изъ нихъ, говорятъ, умеръ въ ту же ночь отъ того, что онъ видѣлъ, а двое остальныхъ на всю жизнь остались разбитыми людьми.

"Такова, сыновья мои, легенда о появленіи собаки, которая съ тѣхъ поръ была, говорятъ, бичомъ нашего рода. Изложилъ я ее, потому что извѣстное менѣе внушаетъ ужаса, чѣмъ предполагаемое и угадываемое. Нельзя также отрицать, что многіе изъ нашего рода погибли неестественною смсртью, — внезапной, кровавой и таинственной. Но предадимся защитѣ безконечно благостнаго Провидѣнія, которое не будетъ вѣчно наказывать невиннаго дальше третьяго или четвертаго поколѣнія, какъ угрожаетъ Священное Писаніе. A потому я поручаю васъ, сыновья мои, этому Провидѣнію и совѣтую вамъ ради предосторожности не проходить по болоту въ темные часы ночи, когда властвуетъ нечистая сила.

(Отъ Гюго Баскервиля его сыновьямъ Роджеру и Джону, съ предупрежденіемъ ничего не говорить объ этомъ сестрѣ своей Елизаветѣ)".

Когда докторъ Мортимеръ окончилъ чтеніе этого страннаго разсказа, онъ сдвинулъ на лобъ свои очки и пристально уставился въ Шерлока Холмса. Послѣдній зѣвнулъ и бросилъ окурокъ своей папироски въ камннъ.

— Ну? — спросилъ онъ.

— Развѣ вы не находите это интереснымъ?

— Для собирателя волшебныхъ сказокъ.

Докторъ Мортимеръ вьшулъ изъ кармана сложенную газету и сказалъ:

— Теперь, мистеръ Холмсъ, мы вамъ дадимъ нѣчто болѣе современное. Это "Хроника графства Девонъ" отъ 14-го мая нынѣшняго года. Она заключаетъ въ себѣ краткое сообщеніе о фактахъ, сопровождавшихъ смерть сэра Чарльза Баскервиля.

Мой другъ нагнулся нѣсколько впередъ, и на лицѣ его выразилось напряженное вниманіе. Нашъ посѣтитель поправилъ очки и началъ читать:

"Недавняя скоропостижная смерть сэра Чарльза Баскервиля, котораго называли вѣроятнымъ кандидатомъ на ближайшихъ выборахъ отъ Средняго Девона, набросила мрачную тѣнь на всю страну. Хотя сэръ Чарльзъ жилъ въ своемъ помѣстьѣ Баскервиль сравнительно недолго, но его любезность и крайняя щедрость привлекли къ нему любовь и уваженіе всѣхъ, кто приходилъ съ нимъ въ соприкосновеніе. Въ настояпце дни, изобилующіе nouveaux riches, утѣшительно видѣть, когда потомокъ старой фамиліи графства, претерпѣвшей тяжелые дни, способенъ самъ составить свое состояніе и вернуть своему роду его былое величіе. Извѣстно, что сэръ Чарльзъ пріобрѣлъ большой капиталъ спекуляціями въ Южной Африкѣ. Благоразумнѣе тѣхъ, кто не останавливается, пока колесо фортуны не повернется противъ нихъ, онъ реализировалъ свои барыши и вернулся съ ними въ Англію. Онъ только два года назадъ поселился въ Баскервилѣ, и всѣ говорятъ объ его широкихъ планахъ перестройки и усовершенствованій, прерванныхъ его смертью. Самъ бездѣтный, онъ громко выражалъ желаніе, чтобы, еще при его жизни, вся эта часть графства получала выгоду отъ его благосостоянія, и многія имѣютъ личныя причины оплакивать его преждевременную кончину. О его щедрыхъ пожертвованіяхъ на благотворительныя дѣла мѣстныя и во всемъ графствѣ часто говорилось на столбцахъ нашей газеты.

"Нельзя сказать, чтобы обстоятельства, связанныя со смертью сэра Чарльза, были вполнѣ выяснены слѣдствіемъ, но, по крайней мѣрѣ, многое сдѣлано для того, чтобы опровергнуть слухи, вызванные мѣстнымъ суевѣріемъ. Какъ бы то ни было, нѣтъ ни малѣйшаго повода подозрѣвать злодѣяніе или чтобы смерть произошла отъ чего-нибудь иного, кромѣ самыхъ естественныхъ причинъ. Сэръ Чарльзъ былъ вдовецъ, и можно сказать, что въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ онъ былъ эксцентричнымъ человѣкомъ: не смотря на свое богатство, онъ имѣлъ очень скромные вкусы, и весь его домашній штатъ прислуги въ замкѣ Баскервиль состоялъ изъ супруговъ Барриморъ, — мужъ былъ дворецкій, а жена экономкой. Изъ ихъ показаній, подкрѣпленныхъ свидѣтельствомъ нѣсколькихъ друзей, видно, что за послѣднее время здоровье сэра Чарльза стало ослабѣвать и что у него была какая-то болѣзнь сердца, проявлявшаяся измѣненіями цвѣта лица, удушьемъ и острыми приступами нервнаго упадка силъ. Докторъ Джэмсъ Мортимеръ, другъ и врачъ покойнаго, показалъ то же самое.

"Обстоятельства, связанныя съ этимъ случаемъ, очень просты. Сэръ Чарльзъ Баскервиль имѣлъ обыкновеніе передъ сномъ прогуливаться по знаменитой тисовой аллеѣ. Барриморы свидѣтельствовали о такой привычкѣ его. 14-го мая сэръ Чарльзъ объявилъ о своемъ намѣреніи ѣхать на другой день въ Лондонъ и приказалъ Барримору уложить вещи. Вечеромъ онъ отправился на свою обыкновенную ночную прогулку, въ продолженіе которой имѣлъ привычку курить сигару. Съ этой прогулки ему не суждено было вернуться. Въ двѣнадцать часовъ ночи, видя, что дверь въ переднюю все еще открыта, Барриморъ сталъ безпокоиться и, засвѣтивъ фонарь, отправился на поиски своего господина. День былъ сырой, и слѣды сэра Чарльза были ясно видны на аллеѣ. На полпути по этой аллеѣ есть калитка, выходящая на болото. Видно было, что сэръ Чарльзъ останавливался тутъ не надолго, затѣмъ продолжалъ свою прогулку по аллеѣ, и въ самомъ концѣ ея было найдено его тѣло. Туть есть одинъ только необъясненный фактъ, а именно показаніе Барримора о томъ, что, за калиткой, слѣды шаговъ сэра Чарльса измѣнили свой характеръ, и казалось, будто онъ шелъ не полной ступней, а только на носкахъ. Нѣкто Мерфи, цыганъ-барышникъ, находился въ то время на болотѣ, недалеко отъ калитки, но, по собственному его признанію, онъ былъ мертвецки пьянъ. Онъ заявилъ, что слышалъ крики, но не былъ въ состояніи опредѣлитъ, откуда они шли. На тѣлѣ сэра Чарльза не было обнаружено никакихъ знаковъ насилія и, хотя свидѣтельство доктора указывало на невѣроятное почти искаженіе лица (настолько сильное, что докторъ Мортимеръ сразу не узналъ своего друга и паціента), но было выяснено, что такой симптомъ бываетъ въ случаяхъ удушья и смерти отъ паралича сердца. Такое объясненіе было дано при вскрытіи, доказавшемъ, что сэръ Чарльзъ давно страдалъ органическимъ порокомъ сердца, и слѣдователь постановилъ свое рѣшеніе на основаніи медицинскихъ показаній. Хорошо, что все такъ объяснилось, потому что крайне важно, чтобы наслѣдникъ сэра Чарльза поселился въ замкѣ и продолжалъ доброе дѣло, столь грустно прерванное. Если бы прозаическій выводъ слѣдователя не положилъ конца романическимъ исторіямъ, которыя нашептывались по поводу этой смерти, то трудно было бы найти владѣтеля для Баскервиля. Говорятъ, что ближайшій родственникъ и наслѣдникъ — сэръ Генри Баскервиль, сынъ младшаго брата сэра Чарльза. По послѣднимъ извѣстіямъ, молодой человѣкъ былъ въ Америкѣ, и теперь собираются свѣдѣнія о немъ для того, чтобы имѣть возможность сообщить ему о его наслѣдствѣ".

Докторъ Мортимеръ сложилъ газету и положилъ ее обратно въ карманъ.

— Таковы, мистеръ Холмсъ, обнародованные факты, относящіеся къ смерти сэра Чарльза Баскервиля.

— Я долженъ принести вамъ свою благодарность, — сказалъ Шерлокъ Холмсъ, — за то, что вы привлекли мое вниманіе на случай, который представляетъ, конечно, нѣсколько интересныхъ данныхъ. Я въ то время видѣлъ мелькомъ нѣсколько газетныхъ сообщеній объ этомъ, но былъ занятъ маленькимъ дѣломъ о ватиканской камеѣ и, въ своемъ желаніи угодить папѣ, упустилъ изъ вида нѣсколько интересныхъ англійскихъ дѣлъ. Въ этой статьѣ, говорите вы, заключаются всѣ обнародованные факты?

— Да.

— Такъ сообщите мнѣ интимныя свѣдѣнія.

Съ этими словами Холмсъ снова прислонился къ спинкѣ кресла, сложилъ концы пальцевъ и принялъ самое безстрастное судейское выраженіе.

— Дѣлая это, — сказалъ Мортимеръ, начинавшій выказывать сильное волненіе, — я говорю то, чего никогда никому не довѣрялъ. Одинъ изъ мотивовъ, по которому я это скрылъ отъ слѣдствія, заключается въ томъ, что человѣку науки крайне непріятно быть заподозрѣннымъ въ томъ, что онъ раздѣляетъ народное суевѣріе. Вторымъ мотивомъ было то, что Баскервильское помѣстье, какъ говоритъ о томъ газета, осталось бы безъ владѣльца, если бы что-нибудь усилило его и безъ того мрачную репутацію. По обѣимъ этимъ причинамъ я думалъ, что имѣлъ право сказать менѣе, чѣмъ зналъ, разъ практически ничего хорошаго не вышло бы изъ моей откровенности, но отъ васъ у меня нѣтъ никакой причины скрывать что бы то ни было.

— Болото очень мало населено, и тѣ, кто живутъ по сосѣдству другъ съ другомъ, находятся въ постоянномъ сношеніи. Поэтому я часто видѣлся съ сэромъ Чарльзомъ Баскервилемъ. За исключеніемъ мистера Франкланда изъ Лафтаръ-голля и мистера Стапльтона — натуралиста, нѣтъ ни одного интеллигентнаго человѣка на много миль. Сэръ Чарльзъ велъ уединенную жизнь, но его болѣзнь свела насъ, а эту связь поддерживала общность нашихъ интересовъ въ наукѣ. Онъ привезъ съ собою изъ Южной Африки много научныхъ свѣдѣній, и не мало провели мы прелестныхъ вечеровъ, разсуждая о сравнительной анатоміи бушмэна и готтентота.

— Въ послѣдніе мѣсяцы для меня становилось все яснѣе и яснѣе, что нервы сэра Чарльза были до послѣдней крайности натянуты. Прочитанная мною вамъ легенда настолько подѣйствовала на него, что хотя онъ ходилъ по всему пространству своихъ владѣній, но ничто не могло бы его заставить пойти ночью на болото. Какъ бы это ни казалось невѣроятнымъ вамъ, мистеръ Холмсъ, онъ былъ искренно убѣжденъ, что ужасный рокъ тяготѣетъ надъ его родомъ, и, конечно, то, что онъ разсказывалъ о своихъ предкахъ, не могло дѣйствовать успокоительно. Его постоянно преслѣдовала мысль о присутствіи чего-то отвратительнаго, и не разъ спрашивалъ онъ меня, не видѣлъ ли я во время своихъ врачебныхъ странствованій какого-нибудь страннаго существа или не слыхалъ ли я лая. Послѣдній вопросъ ставилъ онъ мнѣ нѣсколько разъ, и всегда голосъ его при этомъ дрожалъ отъ волненія.

— Я хорошо помню, какъ недѣли за три до рокового происшествія я пріѣхалъ къ нему. Онъ стоялъ y выходной двери. Я сошелъ съ брички и, стоя протнвъ него, увидѣлъ, что его глаза были устремлены за мое плечо, и въ нихъ читался страшный ужасъ. Я оглянулся и успѣлъ только мелькомъ замѣтить что-то такое, что я принялъ за болыпого чернаго теленка, пробѣжавшаго сзади экипажа. Сэръ Чарльзъ былъ такъ взволнованъ и испуганъ, что я бросился къ мѣсту, на которомъ видѣлъ животное, чтобы поймать его. Но оно исчезло, и это происшествіе произвело, казалось, на сэра Чарльза самое тягостное впечатлѣніе. Я просидѣлъ съ нимъ весь вечѳръ и по этому случаю, ради того, чтобы объяснить свое волненіе, онъ вручилъ мнѣ на храненіе рукопись съ повѣстью, которую я вамъ прочиталъ. Я упоминаю объ этомъ маленькомъ эпизодѣ потому, что онъ пріобрѣтаетъ нѣкоторое значеніе въ виду происшедшей впослѣдствіи трагедіи, но въ то время я былъ убѣжденъ, что случай самый обыкновенный и что волненіе сэра Чарльза не имѣло никакого основанія.

— Это я ему посовѣтовалъ отаравиться въ Лондонъ. Я зналъ, что сердце его было не въ порядкѣ, и постоянный страхъ, подъ которымъ онъ находился, какъ бы ни была химерична его причина, очевидно, имѣлъ сильное вліявіе на его здоровье. Я думалъ, что послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ, проведенныхъ въ городскихъ развлеченіяхъ, онъ вернется къ намъ обновленнымъ человѣкомъ. Мистеръ Стапльтонъ, нашъ общій другъ, также безпокоившійся о состояніи его здоровья, былъ того же мнѣнія. Въ послѣднюю минуту передъ отъѣздомъ случилась ужасная катастрофа.

— Въ ночь смерти сэра Чарльза, дворецкій Барриморъ, нашедшій его тѣло, послалъ конюха Перкинса верхомъ за мною, и такъ какъ я еще не ложился спать, то черезъ часъ послѣ происшествія былъ уже въ замкѣ Баскервиль. Я провѣрилъ и подтвердилъ всѣ факты, которые были упомянуты на слѣдствіи. Я прослѣдилъ за отпечатками шаговъ по тисовой аллеѣ; я видѣлъ мѣсто y калитки, ведущей въ болото, на которомъ, повидимому, стоялъ сэръ Чарльзъ; я замѣтилъ измѣненіе формы слѣдовъ, начиная съ этого пункта, и удостовѣрился, что на мягкомъ гравіѣ не было никакихъ больше слѣдовъ, кромѣ Барримора, и, наконецъ, я тщательно осмотрѣлъ тѣло, котораго не трогали до моего прибытія. Сэръ Чарльзъ лежалъ ничкомъ, съ распростертыми руками, пальцы его впились въ землю, и черты лица были до-того искажены какимъ-то сильнымъ потрясеніемъ, что я бы не далъ тогда клятвы въ томъ, что вижу именно его. На тѣлѣ дѣйствительно не оказалось никакихъ знаковъ насилія. Но одно показаніе Барримора на слѣдствіи было неправильнымъ. Онъ сказалъ, что на землѣ вокругъ тѣла не было никакихъ слѣдовъ. Онъ не замѣтилъ никакихъ, я же замѣтилъ… на нѣкоторомъ разстояніи отъ тѣла, но свѣжіе и отчетливые.

— Слѣды шаговъ?

— Шаговъ.

— Мужчины или женщины?

Докторъ Мортимеръ какъ-то странно посмотрѣлъ на насъ, и голосъ его понизился почти до шопота, когда онъ отвѣтилъ:

— Мистеръ Холмсъ, я видѣлъ слѣды шаговъ гигантской собаки.