"Любовь по правилам и без" - читать интересную книгу автора (Соловьева Анастасия)Глава 17Светка объявилась на Пасху. Позвонила по телефону, немного жеманным, экзальтированным голосом поздравила нас с праздником и пожелала духовных прозрений, а не чего-нибудь. Еще она поздравила меня... с коммерческим успехом. Бешеный, оглушительный успех! Акции нашей водяной компании расходятся на ура. – Как же так? – усомнилась я. – То глухо было, как в танке... А то вдруг ни с того ни с сего... Светка, тотчас забыв о религиозной экзальтации, с удовольствием пустилась в объяснения: – Вообще-то положительные тенденции появлялись уже давно. Месяца полтора назад, как только прошла международная реклама. Классная вещь! Тут как-то этот бюллетень попался мне в руки... – Светка заговорила привычным, будничным тоном – экзальтация быстро уходила на второй план, ус тупая место трезвости и расчету: – Короче говоря, твоя идея с павильоном не такое уж и гиблое дело! – Ты хочешь сказать, пора искать архитектора? – В общем – да! У нас уже достаточно средств, а экономия при условии собственных производственных площадей, я прикинула тут кое-что... – Светка, я же насчет архитектора шучу! Ты что, не понимаешь? – Не понимаю! Какие тут могут быть шутки?! Если мы построим павильон, наладим непосредственно на участке производство воды... – А разработку проекта поручим Арвиду? – Ты с ума сошла! – засмеялась Светка. – Он, слава богу, в своей Риге, проектирует в поте лица какое-то здание республиканского значения. – Не хило! А тебе звонит? – По несколько раз в день! Пытает, нашлась ли замена. Милый, говорю, дураков нет. Какой еще идиот ввяжется в эту безнадегу? Я такая одна. В одном экземпляре! – Ну а он что? – Настаивает! Какое, говорит, в конце концов, тебе дело до этой воды. Бросай ее!.. Чудак. Подожду еще немного и скажу ему все открытым текстом, – закончила Светка, опять меняя деловой тон на экзальтированный. – Скажу: учись жить без меня. – Свет, а Кирилл-то как? – Я почувствовала, что для сакраментального вопроса настал подходящий момент. – Ты как будто в воду глядишь, Ал! – Светка вздохнула глубоко и печально. – Я имею в виду Кирилла. Это же он сказал мне перед отъездом: мы должны научиться жить друг без друга. – Сурово. – Вот так! Да он прав, Алка. В принципе он прав!.. Все эти наши метания, смятения... не для того Господь дает людям жизнь. – Знаешь что, Свет? По-моему, ты малость переигрываешь. – Да это не лицемерие, ты не думай. Но раз уж так сложилось, у него дети, семья... – А кстати, как поживает его семья? – Нормально поживает. Хорошо! Дети растут, жена – преуспевает. Я тебе говорила? Она – регент, церковным хором руководит. Очень способная женщина, и характер у нее идеальный. Она же все простила ему! Я бы на ее месте... не знаю... А ты? – И я не знаю. – Вот видишь! А она сумела. В общем, все правильно: мы должны научиться жить друг без друга. Все справедливо, Ал! – Я одного только не понимаю! Ты вот говоришь: воля Божья. А зачем вы тогда опять встретились с Кириллом?! Для чего вам Бог устроил эту встречу на выставке?! – Зачем?.. Я думаю, здесь уже не воля Божья, а Божье попущение. – Что? Попущение? – Понимаешь, это, наверное, трудно будет объяснить... Ну смотри. Пока мы живем правильно, по заповедям – на нас действует воля Божья. А если нет, Господь оставляет нас, попускает действовать темным силам. – Выходит, ваша последняя встреча – результат действия темных сил? – Да, наверное... Искушение какое-то. – А ведь ты обрадовалась, – напомнила я ей. – Ну и что ж! Конечно, обрадовалась! Ты же знаешь, Алка, что такое для меня Кирилл!.. Нечего больше об этом говорить. Я тебя целую, поздравляю с праздником. Твоим – привет. – И тебя с праздником! Все устроится, не грусти. – А я и не грущу. – Светка улыбнулась в трубку. – Я новый бизнес-план разрабатываю. С учетом собственных производственных площадей и наращивания объемов производства. «Она безнадежна! Неисправима! – думала я, отключив телефон. – Что бы ни случилось – на уме одни бизнес-планы! Вот то ли дело я... Я, как нормальный человек, иду в гости с дочкой и с мужем». Последние слова наполнили мое сердце законной гордостью. Это так важно осознавать, что у тебя есть дочка и муж. Стив – такой основательный, респектабельный, серьезный – моя надежда и опора. Настоящий глава семьи. А Танечка – темноглазая, стройная, живая. На ней синее кашемировое пальтишко с пелеринкой, в темных косичках красные бантики. Я специально нарядила ее по моде тети-Ириной молодости – далеких пятидесятых годов. На глазах у всего нашего любопытного двора мы залезаем в новенькую сверкающую машину, при этом беззаботно болтаем, обсуждая предстоящий визит. – Ален, ты ведь, кажется, покупала подарки? – Ну конечно! Угадай что?.. Сдаешься! Так и быть, я тебе подскажу. Подарки тематические, в смысле пасхальные. Я их на православной ярмарке приобрела. – А что там можно купить? – рассеянно спрашивает Стив, безнадежно далекий от православия, а заодно от всякого рода выставок-ярмарок. Мой муж терпеть не может магазинов, а если все-таки отправляется за покупками, то предпочитает бутики или на худой конец гипермаркеты. – Там можно купить все! Мед, дубовую мебель, корзины, золото, диски и кассеты, иконы, вязаные безрукавки, постные торты и пасхальные куличи!.. Я громко вздыхаю, припомнив свои скитания по ярмарочным павильонам. На православную выставку-ярмарку я отправилась по Светкиным следам. Меня так взволновал ее рассказ о встрече с Кириллом – захотелось собственными глазами увидеть Семистрельную икону Божьей Матери, такую таинственную и роковую в жизни моей лучшей подруги. Икона и впрямь обладала какими-то необыкновенными притягательными свойствами... В павильон киевских иконописцев потоком заходили покупатели, приценивались, говорили о чем-то, спрашивали совета у похожей на гоголевскую панночку хозяйки... Я слышала и не слышала их. Мне, как и Светке, хотелось, неотрывно глядя на икону, думать – не о чем-то конкретном, но сразу обо всем. Как выражалась Стася, медитировать. В один миг мне открылась вся моя жизнь, с полузабытыми, стертыми памятью эпизодами, мои беды настоящие и прошлые, мои девочки – Таня, Женечка, Стася, такие несхожие, но так остро нуждающиеся в помощи. Кто может помочь им? Только Бог. Израненная стрелами, кроткая Богородица Семистрельная. Может быть, я даже просила ее о чем-то или о ком... Не знаю. Не помню. А дальше ко мне подошла панночка, окинула с ног до головы быстрым взглядом, потом очень внимательно взглянула в глаза и предложила купить икону. И тут я совершила абсолютно непонятный, необъяснимый поступок. Сказала: «Да, я покупаю ее». Панночка назвала цену. Запредельную. Наверное, глядя на мое потерянное лицо, накинула с ходу процентов сорок. Я, как загипнотизированная, выложила деньги – не хотела спорить или торговаться, и вышла из павильона, сжимая пакет двумя руками. Только бредя по колоннаде выставочного зала, я вспомнила, что приехала сюда покупать подарки. Светка права, Семистрельная икона Богородицы слишком трагична для пасхального подарка. Да и не отдам я ее никому. Она – моя! Приобретена мною мне же в подарок. Решив так, я свернула в шелковый павильон и, много не раздумывая, купила Жене желтый, расписанный фиолетовыми ирисами шарф. – Да это разве тематический подарок? – усмехается Стив. – Как это связано – шарф и Пасха? – А вот связано! Теперь у нее будет что в церковь надеть. – Я сомневаюсь, что Женя вообще пойдет в церковь. – Да, дядя Степа?! – подала голос молчавшая до этого Таня. – А она ходила недавно, если хочешь знать! Когда у них в клинике был шмон. – Что было? – Шмон, – повторила Таня, смутившись. – А что это такое? – Ну, это... Проблемы, в общем. Так сказала Женька. Стив рассмеялся. – У твоей сестрички замечательный лексикон! Шмон – это обыск, проверка на зоне. – Где? – удивилась Таня в свою очередь. – На зоне. В тюрьме. – Да. Точно! Женька все ныла: тюряга нам светит, пойду свечку поставлю, может, пронесет. – Ладно, Танюш. Не будем о грустном... – Смотри не рассказывай об этом никому, – поспешно добавила я. – Ни о какой тюрьме речи, конечно, не было. Жене грозили большие штрафы – только и всего. Но она... она очень испугалась. Это потому, что она еще слишком молоденькая, даже маленькая для таких крупных дел... – Это Женька-то маленькая? – перебила Таня возмущенно. – Семьдесят пять кило! – Скажем так, маленькая для руководства целой клиникой, – закончил мою мысль Стив. – Ей ведь приходится очень несладко. Таня задумалась. Она с рождения привыкла считать Женьку взрослой, и при этом взрослой пофигисткой. Женя почему-то с удовольствием эксплуатировала этот имидж, да так успешно, что неискушенная Танюшка крепко уверовала в его подлинность. На самом же деле Женя никакой пофигисткой конечно же не была. Нет! Она была обыкновенной девочкой, без памяти влюбленной в своего мальчика и изо всех сил скрывающей этот факт. Оставшись в девятнадцать лет без родителей, Женя – без преувеличения сказать – ощущала себя круглой сироткой. А нашу со Стивом помощь она принимала с детским чувством смущения и благодарности. ...И семейное празднование Пасхи для Жени, догадывалась я, нечто вроде ролевой игры в дочки-матери. Она – мама, ей на долю выпало счастье сыграть самую престижную роль. С радостной и гордой улыбкой Женя приглашает нас к торжественно накрытому столу. Я вспоминаю: одним из первых московских впечатлений после возвращения из Англии четыре года назад стала для меня Женя, темпераментная девочка-подросток, искренне презирающая идею домашнего уюта и праздничные застолья – ее материальное воплощение. В те годы Женькин цинизм не имел границ. Под возмущенный вскрик тети Иры она выхватывала из сердцевины стола самые лакомые кусочки, сводя тем самым на нет всю красоту и гармонию, и убегала к своему Максу. Минуло четыре года, и вот Женя, наигравшись в бесшабашного подростка, приглашает нас к столу, накрытому в духе имперско-сталинского великолепия – с салатами, заливной осетриной, слоеными пирожками и котлетами по-киевски. Мы следуем за ней, выстроившись парами, как играющие в ручеек дети. Стив почтительно ведет к столу тетю Иру, Макс – с не меньшим почтением – протягивает руку мне. Должно быть, я для него такая же древняя черепаха, как моя тетка для Стива. А замыкает наша шествие Таня – в бежевом бархатном платьице с белым кружевным воротничком, в ажурных колготках, словно сошедшая со страниц журнала. – Она теперь актриса у вас? – обращаясь ко мне, интересуется тетя Ира. – Не так чтобы настоящая, – широко улыбается обожающий эту тему Стив, – но... – Чего уж там! – Тетушка хмурит брови. – Знаю-знаю! Скоро у них премьера! – Таня похвалилась тебе? – торопливо спрашиваю я, угадывая в ее словах скрытую иронию и неодобрение. – То-то и оно – похвалилась!.. Задурили вы голову девчонке. – Чем, тетя Ир, задурили? Что плохого в том, что Таня будет выступать в театре?! Актриса, в конце концов, неплохая профессия. А если она актрисой быть не захочет... – Профессия! – сердилась тетка. – Какая в десять лет может быть профессия?! От великой бедности детишек в люди отдавали профессию получать. А у вас что, бедность такая? – Наоборот! – Таня надменно приподняла красиво изогнутую, как будто нарисованную, бровь. – В нашей студии занимаются дети политиков и бизнесменов. А у одного мальчика – папа банкир! – Новые русские? – ужаснулась тетя Ира. – И ты дружишь с ними? – Ты что, бабушка?! Когда нам дружить?! Во время репетиции все заняты. А после – мы сразу едем домой, уроки надо делать. – Вот я и говорю! – сокрушенно покачала головой тетка. – Лишили ребенка детства! Еще и неизвестно, вдруг великая актриса из нее не получится?! – Никто не поддержал ее предположения, но тетя Ира и не нуждалась ни в чьей поддержке. Она поехала дальше. – Да! Вот какая теперь пошла жизнь. Работают все сызмальства. А жить-то, получается, когда? – А что, по-твоему, бабуль, значит жить? – спросила Женя. – Ну, жить! Не знаешь, что ли?! Гулять, влюбляться, ездить на природу, книги читать. «Мечтать, спорить до хрипоты...» – мысленно продолжала я перечень идеалов теткиной юности. – А ты одно знаешь – клиника, работа! – Ну, как одно? – пожала плечами Женя. – Мне, например, скоро сессию сдавать. – И как ты ее сдашь? – с легким презрением осведомилась тетка. – На лекции не ходишь, учебники не открываешь. – Зачем ей учебники? – вступился за жену Макс. – Она уже доктор, практикующий ветеринар. – Мне в академии, между прочим, так и сказали! – объяснила с гордостью Женя. – Вы клиникой руководите, это мы у вас учиться должны. – Дожили! – Мне показалось, что тетя Ира даже головой затрясла от презрения и досады. – Да стал бы в наше время профессор студенту такое говорить! – Почему же? Факт сам по себе замечательный, – заметил Стив с примирительной улыбкой. – Молодая девушка, студентка и уже заведует клиникой. Я бы тоже удивился на месте профессора. И «пять» бы поставил. Женя уже, считайте, профессионал. А оценки в зачетке... Институтские профессора, как никто другой, знают им цену. – Да, – обрадовалась Танюшка. – Женька у нас просто бизнесвумен! Они ей одни пятерки ставить должны. – А если вдруг не захотят, ты, Жень, отнеси им своих пирожков, – посоветовал Стив дружески. – Пирожков! – передразнила тетка. – Какое отношение к знаниям! Кто бы в прежние времена даже в шутку осмелился равнять оценку на экзамене с какими-то пирожками?! – Трудно с ней так, – жаловалась мне Женя – перед чаем мы с ней убирали грязную посуду со стола. – Всем недовольна. Ну всем! Хоть внешнюю политику возьми, или мои дела в институте, или грязь в подъезде! Правда, из дома она теперь редко выходит... А последнее время моду взяла – на Макса наезжает! Я тут ее на место поставила. Ты уже совсем, что ли, опупела, говорю. Если уж Макс тебе плохой!.. От вальяжной хозяйки дома в одно мгновение не осталось и следа. Передо мной стояла самая обычная девочка, задетая за живое произволом взрослых, обиженная, возмущенная, готовая грызть за свою любовь глотки. Образ показался мне смутно знакомым. Ну конечно! Сейчас она как две капли воды похожа на мать! Когда-то несчастная Дарья так же отчаянно и мужественно отстаивала свое право быть счастливой, иметь семью. А тетя Ира с высоты прожитых лет усмехалась: семьи не будет! Ему нужна не ты, а квартира, да еще прописка московская. Тетя Ира и по сей день убеждена в свой правоте. Трагическая Дашкина смерть только прибавила ей уверенности. Однако рискну заметить: на самом деле семейная жизнь моей кузины складывалась далеко не так однозначно, как интерпретировала ее тетя Ира. Главное, Вова, Дашкин муж, вовсе не был прагматиком или подлецом. По-своему он был предан Дашке, только ему постоянно хотелось доказывать... Жена ведь никогда не думала о карьере. Она любила дом, рожала детей. И как это ей между делом удалось оказаться во главе доходного, успешного бизнеса?! А я хуже, что ли, терзался Вова. А потом от терзаний переходил к действиям, то есть к доказательствам – методом от противного. Но годы шли, а теорема о Вовиной полноценности все еще доказана не была. В очередной раз забрезжившая надежда, не успев разгореться, скоро погасла. Вова получил шанс наладить собственный бизнес – добывать минеральную воды из бьющих на холщевском участке источников. Одно плохо: злополучные источники находились именно в той части участка, которую тетя Ира зачем-то подарила мне. Вовка задыхался от досады! Почему он всегда так не любил эту дачу?! Почему он не приезжал в Холщево в праздники и выходные дни?! Глядишь бы – обнаружил целебную водичку и сейчас бы занимался разработкой источников!.. Дилетант, не сказать – профан, он не видел на своем пути ни одного подводного камня. Единственным препятствием, мешающим доказательству пресловутой теоремы о его полноценности и даже успешности, он считал меня, точнее, дарственную, составленную тетей Ирой на мое имя. Все проще простого – надо опротестовать глупый документ! Я отлично понимаю, почему тетя Ира не стала этого делать. А вот Дашка... Впервые за двадцать лет их брака она вдруг заняла враждебную Вове позицию. Дашка была глубоко порядочным человеком. Обманывать, даже в интересах любимого мужа, даже с целью доказательства его теоремы... нет! Это не ее стиль! Вова опешил. Со стороны Дашки он привык не знать отказа ни в чем. И эта его странноватая привычка стоила моей кузине жизни. Дашкина смерть потрясла нас всех, но как она отозвалась в сердце тети Иры – судить об этом довольно сложно. Железная женщина, тетка не пожелала делиться своими переживаниями с кем-то из нас. Однако легко догадаться, что вид счастливой, без памяти влюбленной Женьки элементарно выводил тетю Иру из состояния равновесия. Ей казалось, что внучке уготован тот же конец, что и ее матери. Она ругалась без всякой причины, цеплялась к словам – одним словом, всячески наезжала на ни в чем не повинного Макса. Наивная Женька, не понимая подлинного смысла этих наездов, страдала и негодовала, а Макс все героически терпел. – Ты вот что, Жень. Попробуй взглянуть на своего Макса критически, – посоветовала я ей. – И что же, по-твоему, я увижу? – спросила Женя ехидно. – Я думаю, обязательно увидишь что-нибудь новое. – Ты имеешь в виду, что-нибудь плохое! – Отнюдь! Но ты должна внимательно изучить человека, с которым собираешься прожить жизнь. Даже не изучить, а изучать. – Ты так говоришь, как будто уже знаешь что-то, – заволновалась вдруг Женька. – Знаешь и не хочешь рассказывать. – Вот уж не ожидала, что ты окажешься такой мнительной!.. Нет, просто надо хорошо знать своих близких, чтобы потом вдруг не оказаться... – Я смешалась, испугавшись напрашивающегося продолжения: не оказаться в ситуации твоей мамы. – А вдруг бабушка видит в Максе что-то, чего... пока еще не видишь ты. – Ты тоже считаешь Макса плохим?! – почти испуганно воскликнула Женя. – Ты думаешь, он женился на мне из-за денег? – Что за чушь? – возмутилась я. – А бабушка говорит: из-за денег и из-за квартиры. – Не может этого быть! – искренне запротестовала я, припоминая хорошенькое голубоглазое личико Максима. – И ты думаешь, что при первой возможности он отнимет у меня клинику? – продолжала Женя. – Да ты что?! – И что, когда он уезжает к матери, он на самом деле встречается с другой женщиной? – Да с чего ты это взяла? – Так вот это все мне недавно высказала бабушка!.. Я ей не верю, Ал. Но мне стало так... гадко, так отстойно! Я пыталась, как ты советуешь, наблюдать за ним. Но я ничего такого не вижу!.. Конечно, можно забраться к нему в почту, в телефон, но я не хочу. Я не хочу, Алла. – И правильно. – Я была уже не рада, что ввязалась в этот непростой разговор. – Одно дело наблюдать, но совсем другое – шпионить. – Ал, ну а если... если вдруг бабушкины бредни окажутся правдой? – Ты правильно говоришь, бредни! – обрадовалась я. – Бредни, они и есть бредни. К ним и относиться соответственно надо. – Но а если он... – чуть не плакала Женя. – Я не хочу оказаться последней дурой! – Да ты и не окажешься! Он совсем не такой, и не надо думать об этом. Но имей в виду, что теоретически в жизни может произойти абсолютно все. – Я вдруг вспомнила свой недавний кошмар – ночных чудовищ, тянущих костлявые лапы к моему Стиву. Невозможно жить, имея это в виду. Зачем я пытаюсь объяснить девочке такие непостижимые истины?! – И надо быть готовой к встрече с... любыми обстоятельствами, – закончила я жестко. – Я совсем ничего не понимаю, Ал! Что я все-таки должна делать? – Жень, у тебя все хорошо, и ты все делаешь правильно. Только ничего не идеализируй. – Я не понима-а-ю-у... – жалобно протянула Женя. – Например, ты хочешь, чтоб Макс во всем безоговорочно принимал твою точку зрения? – Не во всем... – Но во многом! Он принимает, и все знают об этом. – А бабушка говорит, что на самом деле он играет свою игру, а соглашается так – для вида. – Но ведь ты знаешь, что это не так! Однако задумайся на досуге, почему он так легко идет у тебя на поводу. – Потому что я лучше знаю! – ни секунды не сомневаясь, выдала Женя. – Браво!.. Но, может, есть и другие версии? – Ну... он безответственный, инфантильный, ленивый, глупый!! Правильно? К чему ты клонишь?!! – Я пытаюсь заставить тебя думать о Максе. – Я и так без конца думаю о нем! – Я хочу, чтоб ты думала конструктивно. Не страдала, а рассуждала. Между прочим, он может принимать твою точку зрения потому, что не хочет тебя огорчать. Или потому, что просто любит тебя. – А почему нельзя жить просто так?! – совершенно по-детски спросила Женя. – А, Ал? Жить и не заморачиваться? – Можно. Но... это опасно. – Ладно, – вздохнула Женька. – Давайте просто пить чай. Как говорила великая Скарлетт О'Хара, я подумаю об этом завтра. Я улыбнулась: – Только не забудь. За чаем Женя уже не пыталась вернуться к роли взрослой, уверенной в себе, самодостаточной женщины. Ее темные глаза заметно туманились печалью, плечи поникли. Она сидела с рассеянным видом, часто отвечала невпопад. Прощаясь и, видимо, желая подбодрить Женю, Стив проникновенно похвалил ее платье, угощение и вообще поблагодарил за чудесно проведенное время. Его слова дышали поистине отеческим теплом и любовью. Женька расплылась в довольной улыбке, а Таня, наоборот, надулась и подчеркнуто холодно простилась с сестрой. Вскоре выяснилось, что причиной ее недовольства стал слишком уж ласковый тон Стива. – Ах, какая у нас замечательная Женечка! – не сдержавшись, рассуждала Таня в машине. – А на меня никто не обращает внимания! Если вы больше любите ее... – Она неприязненно посмотрела на меня, но продолжать почему-то не стала. Все дело в том, лихорадочно проносилось у меня в голове, что в последние месяцы Таня привыкла чувствовать себя знаменитостью! Ее просят станцевать, спеть, она отказывается, ссылаясь на недостаток мастерства, но по прошествии некоторого времени соглашается все-таки... Все ее слушают. Все восхищаются – она танцует, поет. Парит! А сегодня до танцев как-то не дошло дело. Тетя Ира, как сразу стало ясно, не одобряла Таниной артистической карьеры. Женю мучили совсем другие вопросы... Свою актерскую невостребованность Таня воспринимала как оскорбление и немедленно требовала сатисфакции. Но ласковый тон и добрые слова почему-то достались Жене! Таня не хотела мириться с этой несправедливостью.. – Ну чего ты злишься? – Не отрываясь от дороги, Стив пожал плечами. – Женя сегодня действительно герой дня. – Женька?! Это почему еще? – Вот догадайся. – Стив был подчеркнуто немногословен. – Не буду я догадываться ни до чего! Не хочешь говорить, ну и не надо. – А вот это зря! Надо учиться думать, а то мозги окончательно засахарятся, – пошутил Стив, намекая на Танину непомерную любовь к сладкому. – Кто пригласил нас в гости? Кто наготовил всю эту гору вкусностей? – Таня молчала. – Вот видишь? Значит, кто у нас герой дня? – Женька, – буркнула Таня и, отвернувшись, стала смотреть в окно. |
||
|