"Черно-белая радуга" - читать интересную книгу автора (Ларич София)

7.

Наташа сидела в кровати с журналом на укрытых одеялом коленях и рассеяно подпиливала ногти, погруженная в мысли. Скоро из ванной должен был появиться муж, и в его ожидании Наташа настраивала себя на секс, которого у них не было уже девять дней. Ее беспокоил не столько сам перерыв, сколько то, что он, по всей видимости, не беспокоил Андрея. Он так же звонил ей в течение дня, чтобы поинтересоваться, как дела, и так же приносил Дениске подарки, но Наташа замечала, что делает он это автоматически, не по желанию, но по привычке. Она размышляла, вспоминала, как он вел себя два с лишним года назад, когда уже планировал оставить семью ради новой женщины.

Шум воды в ванной умолк, и Наташа тут же уткнулась в журнал, натянула на лицо маску беззаботности. Андрей, одетый в старые джинсы и майку, вошел в спальню, взял телефон с прикроватной тумбочки и бросил:

– Я еще посижу немного, не жди меня.

Наташа как можно равнодушнее пожелала мужу спокойной ночи, но едва за ним закрылась дверь, она откинулась на подушку, не тая своего разочарования. В гостиной включился компьютер.

Она выждала минут пятнадцать, потом встала с кровати, решительно откинув одеяло, и направилась в гостиную. Там Андрей задумчиво потирал лоб, глядя на экран ноутбука со списком имен на нем.

Наташа опустилась на диван рядом с мужем, тронула рукой его бедро.

– Что-то мне без тебя не спится. Ты долго еще?

– Нет.

– Как у тебя дела в офисе?

Андрей наклонился к компьютеру, рассеяно ответил: «Нормально все».

– Андрюш, Дениску надо будет во вторник к врачу отвезти. В четыре. Ты сможешь, или мы сами?

– Смогу, конечно. А зачем к врачу?

– Кровь сдать. В прошлый раз доктор говорил, что надо будет посмотреть, не пора ли менять дозу. Хорошо было бы перейти на двухразовые инъекции.

– Угу. А инсулин пока не нужно брать?

– Нет, у нас есть еще. Но ему нужна обувь на весну. Съездим как-нибудь в магазин? – Наташа склонила голову на плечо мужа. – Что это ты делаешь?

– Решил поискать жену Игоря.

– Жену Игоря?

Андрей повернулся к ней:

– Ну, дайвер в Шарм-эль-Шейхе, помнишь?

Наташа выпрямилась, стряхнула тяжелые волосы за спину.

– Зачем тебе это надо? Ты так хочешь бесплатно отдохнуть?

– Да не в этом дело… Мне просто интересно, легко ли найти человека в Москве.

– А с чего ты взял, что она вообще в Москве?

– Я вот как раз и хочу выяснить, где она. Вот здесь у меня телефонная база МТС… – Он отвернулся к компьютеру. – Знаешь, мне интересно, много ли мы оставляем за собой следов.

– Много, – улыбнулась Наташа. – Наш вот след в детской спит…

Андрей качнул головой: «Нет в тебе авантюрной жилки, Наталья».

– Нет. Зато нам твоей на всю семью хватает. Ну, ты спать-то пойдешь, авантюрист? Второй час ночи уже.

– Позже. Ты иди, не жди меня.

* * *

Анна толкнула в комнату чемодан, закрыла на замок входную дверь и устало осела на пакеты с постельными принадлежностями.

Хотя уборка квартиры обещала занять немало времени, спешить с ней Анне не хотелось – она привыкала к своему новому месту, наслаждалась каждой минутой чувства обладания, приобретенного за месячную ренту.

Глядя через грязное окно на небо, она представляла свое будущее в этой квартире, которой хотела в скором времени придать свои черты, и видела себя спокойной и уверенной, получающей удовольствие от рисования, от каждого рассвета и заката, встреченного здесь. Она представляла, как будет готовить интересные блюда только для себя, покупать цветы просто для красоты и пить вино из тонкостенного бокала, сидя на напольных подушках у стены в комнате. Подумав о пока отсутствующих напольных подушках, а за ними и о других необходимых предметах, Анна встала, полная сил и идей. Она решила начать обустройство с окон, оскорблявших ее своей заброшенностью, а после убрать комнату и ванную, чтобы, наконец, разложить вещи, томившиеся в чемодане уже почти два месяца.

Анна домыла полы в комнате, подтащила к шкафу чемодан и принялась раскладывать на тематические кучки его содержимое – рисунки, одежда, обувь, книги. Прежде чем убрать чемодан, она запустила руку в его боковой карман и нащупала пакет с фотографиями. Ее приподнятое настроение лопнуло проколотым шариком, едва она высыпала их на пол. Лицо мужа, улыбающееся ей со свадебных фотографий, его руки, лежащие на ее плечах, и губы, касающиеся ее губ, вмиг вернули ей боль, от которой она бежала и бежала каждый день после разговора в гостиничном номере. Прижав пальцем капельку, побежавшую из глаза по щеке, она смяла фотографию и запустила жесткий шарик в стену. Он упруго отскочил и вернулся к ее ногам. Анна разрыдалась в голос и принялась через пелену слез рвать без разбора фотографии и листки бумаги с нежными записками мужа. Задворками сознания она понимала, что истерика означает начало конца переживаний, но эта мысль не помогала ей прекратить отчаянно жалеть себя, расценить свою боль и унижение, как обыденное и преходящее явление, с которым ежедневно сталкиваются миллионы людей.

Она долго еще плакала после того, как изорвала все фотографии, и остановилась только тогда, когда пустую и гулкую голову заломило от боли. Проглатывая сухие всхлипы, Анна медленно поднялась, стряхнула со злостью с коленей прилипшие к ним кусочки прошлой жизни, и побрела в ванную.

Она долго мылила руки, глядя без мыслей на опухшее и покрасневшее лицо в зеркале, и тут мыло, словно в поисках спасения, выскочило из ее жестоких рук и скользнуло под ванну. Не смывая мыльной пены, Анна присела и увидела, что кусок мыла остановил свое скольжение на тонкой школьной тетради, покрытой пылью и паутиной. Озадаченная, она потрясла тетрадь – с нее проворно сбежал белесый паук – и раскрыла ее на первой странице.

«6 августа. К. сказала, что ей помогает писать каждый день свои мысли и проблемы, и я тоже решила попробовать. А вдруг, правда, помогает?» – прочитала Анна первые строки, написанные похожим на кардиограмму почерком. «Хотя я уже так запуталась, что не верю, ни во что. Может, мне уже пора к психиатру? Или сразу на тот свет? Только Ленька и останавливает пока. Пока…».

Анна, не вчитываясь, пролистала дневник, заканчивавшийся примерно на середине тетради, и положила его на пол, не уверенная, что готова принять сейчас дозу еще и чужих страданий. Она подтолкнула его ногой на то же место, где он лежал, вымыла руки и вернулась в комнату заканчивать сортировку вещей.

* * *

Миша оторвался от словаря, заложив нужную страницу пальцем, и посмотрел на дисплей телефона, поползшего по столу от вибрации. Номер был ему незнаком, и он неуверенно замер над аппаратом. Наконец, решился, ответил на звонок строгим: «Михаил-слушаю».

Мужской голос поинтересовался с британским акцентом, говорит ли Миша по-английски, и, услышав положительный ответ, продолжил: «Меня зовут Эдвард. Я получил информацию, что вы нашли что-то, что, возможно, принадлежит мне, как вы написали в письме моей компании».

– Эдвард Гаундер? – уточнил Миша.

– Да. Я потерял бумажник первого января. Вы его имели в виду?

– Да, бумажник.

– Я потрясен вашей честностью, Михаил.

Миша улыбнулся довольной улыбкой и предложил: «Давайте где-нибудь встретимся».

– О, назначайте любое время и место! Я хочу угостить вас в благодарность за вашу честность.

Условившись встретиться через два часа в баре на Маяковской, Миша положил телефон на стол и потянулся было к холодильнику, но аппарат опять требовательно зажужжал виброзвонком. На этот раз на дисплее появилось имя звонящего, и Миша ответил на звонок сразу:

– Машка! Привет! Ты занята сейчас?

– Да нет… Хотела вот как раз предложить тебе поужинать вместе.

– Отлично! Давай увидимся в… – Миша глянул на часы на компьютере, – в половину восьмого перед «Пикассо» на Маяковке?

– А почему не внутри?

– Так надо. Я тебе все расскажу, мне нужна твоя помощь.


Скоро Миша притопывал от нетерпения и морозца перед баром, то и дело поглядывая на часы и по сторонам. Когда он уже достал мобильный, чтобы позвонить Маше, у обочины затормозила машина, и из нее появилась она: «in propria persona», _ – пронеслась в голове Миши фраза из университетского курса. Поправив на плече сумку, Маша послала водителю воздушный поцелуй и подошла игривой походкой к Мише.

– Машка, блин, ты хоть когда-нибудь куда-нибудь приходила вовремя? – Миша приблизил свою щеку к щеке Маше и, так и не коснувшись ее, откинул голову. – Ты что, напилась?

– Я выпила всего две маргариты!

– Да! Пол-литровых, судя по запаху, – укорил он ее. – Ладно, слушай, зачем ты мне нужна.

Миша торопливо и сбивчиво рассказал о находке бумажника в кафе и позже его владельца через интернет и перешел к объяснению роли Маши:

– В общем, если он окажется каким-нибудь уродом, то ты подойдешь и заберешь меня. Придумай причину какую-нибудь достаточно уважительную… А если все нормально, то я сам разберусь.

– А он тебе себя описал?

– Ну, по описанию-то все в порядке. Но ты ж понимаешь… Помнишь, мне один описал себя Кеану Ривзом, а сам оказался полутораметровым украинским гастарбайтером?

– Господи, как у тебя все сложно, – помотала головой Маша. – Ну, если урод, так поужинай бесплатно и свали, зачем из мухи слона делать?

– А если он голубой старый урод, который начнет делать мне предложения? – возразил Миша.

Маша завела глаза: «Ты что, семнадцатилетняя девственница? И с чего ты вообще взял, что он голубой?».

– А зачем он меня на ужин пригласил? Машка, ну что тебе сложно, что ли? В общем, я тебе позвоню из туалета, если что. Сиди у бара. – Миша уже повернулся идти, но ступил назад, прищелкнул пальцами. – Слушай, я еще про Андрея у тебя хотел спросить. Ты его хорошо знаешь?

Маша приподняла бровь: «Андрея?».

– Ну, ты на дачу с ним приезжала перед Новым годом!

– А, да, помню. Нет, я его практически не знаю. – Маша собрала губы в бутон и выдохнула совершенно по-французски. – Пф-ф. По проектам пересекались пару раз, и все. А в тот день я просто была в его офисе и предложила ему подвезти нас на дачу. Он и согласился. Он тебе понравился, что ли?

Миша глянул на часы: «Э-э, да нет. Просто я через него офис хочу для нас сделать, вот и интересуюсь. Все я пошел».

– А какую причину придумать-то? – долетел в его спину звонкий голос Маши, едва он потянул на себя стеклянную дверь.

– Ну, не знаю, – бросил Миша, полуобернувшись. – Что-нибудь, чтоб он подумал, что ты моя подружка, например.

Спустившись на пару ступенек в неярко освещенный бар, Миша остановился на входе и оглядел столики. Никого попадавшего под описание, данное себе владельцем бумажника, он не увидел и уже решил было обратиться с вопросом к хостесс, как заметил за столом рядом с буфетом для столовых приборов приветственно поднятую руку. Не веря своим глазам, Миша неохотно спустился еще на одну ступеньку и медленно пошел навстречу руке. Рука принадлежала индусу. Он был одет в хорошо пошитый костюм и хорошо пострижен, но он был весьма синекожим индусом. И с красными прожилками на темных белках глаз.

– Эдвард? – спросил Миша, все еще надеясь, что индус обознался.

– Да. Эдвард Гаундер, – мужчина встал, показав свой невысокий рост, и протянул Мише руку. – Рад познакомиться.

– Рад познакомиться, – с искусственной улыбкой ответил Миша и опустился на стул.

Ему тут же подумалось, как это, должно быть ужасно – иметь внешность, которая сразу выдает происхождение, или интересы, или убеждения. Такой человек обречен получить ярлык еще до того, как произнесет первое слово. Он устыдился своих мыслей, и еще раз улыбнулся индусу, в этот раз более естественно.

После обмена дежурными репликами и обсуждения достоинств поисковых машин, которые позволяют сегодня найти даже далекого от технологий человека, Миша достал из кармана бумажник и протянул его индусу:

– Надеюсь, это ваш. Будьте осторожней!

– Да-да, конечно. Я так вам признателен, – счастливо заулыбался индус и оглядел бумажник. Сунул его в карман, не проверяя содержимого. – Это так удивительно!

Миша покивал, соглашаясь с последним предложением, и встал.

– Извините, мне надо отлучиться на пару минут…

– Да-да, я закажу вам…

– Минеральной воды.

Едва войдя в туалет, Миша торопливо набрал номер Маши: «Машка! Подходи! Я сижу справа у стены. Видела?».

– Что? Он оказался уродом? – беспечно рассмеялась Маша.

– Хуже! Он оказался индусом! Представляешь?

Тут дверь туалет открылась, и Миша испуганно отключил телефон.

На обратном пути к столику, за которым индус внимательно изучал меню, Миша увидел у бара Машу – она плавно покачивала бокалом с маргаритой, рассказывая что-то с мечтательной улыбкой сидящему рядом с ней ухоженному мужчине. Миша досадливо мотнул головой, сел напротив своего нового знакомого и принужденно растянул губы:

– А наши напитки еще не принесли?

– Думаю, уже несут. Вы здесь бывали раньше? Можете ли посоветовать какое-нибудь блюдо?

– А-а-а, здесь, кажется, неплохо готовят мясо. А вы в Москве на отдыхе?

– Нет, я по делам. Мы открываем здесь клинику, и я приехал контролировать. А на отдыхе я бывал здесь раньше.

– Вы говорите по-русски? – рассеяно спросил Миша, пытаясь силой своего взгляда заставить Машу повернуться в его сторону.

– Да. Но только чуть-чуть говорю, – с сильным акцентом и гордостью в голосе произнес индус.

Тут появилась со стаканами официантка и, поставив их на стол, поинтересовалась, готовы ли они сделать заказ.

Миша нерешительно затеребил меню, а индус показал пальцем с несколько более длинным ногтем, чем допускал Миша, на строчку из раздела мясных блюд.

– Я еще посмотрю, – торопливо бросил официантке Миша и поймал, наконец, взгляд Маши.

Она поднесла ладонь ко рту, вспомнив, видимо, зачем пришла сюда, и спрыгнула с барного стула.

Миша заерзал, предчувствуя по еще более игривой, чем двадцать минут назад, походке Маши чудовищную неловкость, и растянул губы до боли в щеках. Улыбка же индуса начала вянуть.

Покачиваясь на каблуках, Маша – по-прежнему с бокалом в руке – приблизилась к столу и без предисловий объявила: «Миша! Я беременна. Пойдем!».