"Музыка под занавес" - читать интересную книгу автора (Рэнкин Иэн)6«Риордан студиоз» размещалась неподалеку от Конститьюшн-стрит на верхнем этаже бывшего склада, перестроенного под офисный центр. Ладонь владельца студии Чарльза Риордана, с которым Шивон обменялась рукопожатием, была пухлой и какой-то влажной. Казалось, после этого обмена приветствиями у нее на коже осталась противная тонкая пленка, от которой Шивон не сумела избавиться, даже после того как украдкой вытерла руку об одежду. Она обратила внимание, что Риордан носил несколько колец и перстней, но почему-то только на правой руке — левую украшали только массивные золотые часы, свободно болтавшиеся на запястье. Под мышками у него на розовато-лиловой рубахе расплывались большие пятна пота, а рукава были закатаны, обнажая покрытые курчавыми черными волосами предплечья. По суетливым, чуть нервным манерам владельца «Риордан студиоз» Шивон без труда угадала человека, который хочет казаться окружающим чрезвычайно занятым. Кроме него и секретарши в студии находился еще один человек — инженер или техник, который сидел за микшерным пультом, крутя какие-то рукоятки и передвигая ползунки. При этом он не отрывал взгляда от большого экрана, по которому стремительно неслись какие-то зигзаги. Шивон решила, что это, вероятно, звуковые волны. — Это наше Королевство шума, — пояснил Чарльз Риордан. — Здорово. — Шивон кивнула. Сквозь стеклянную стену она видела две кабины с звукоизоляцией, но там никого не было. — А для больших групп не тесновато? — поинтересовалась она. — Для авторов-исполнителей в самый раз, — пояснил Риордан. — Певец с гитарой, иногда еще аккомпаниатор… Но вообще-то мы больше занимаемся записью речевых программ — реклам для радио, аудиокниг, закадровых комментариев для телевидения и тому подобным. Шивон не могла не отметить, что «Королевство» Риордана было весьма специцифическим, но сейчас ее это не волновало. Она спросила, где они могут поговорить, но Чарльз только развел руками. «Королевство» оказалось не только специфическим, но и совсем маленьким. — Так вот… — начала она. — Как я сказала вам в телефонном разговоре… — Да!.. — выпалил Риордан. — Я помню. Не могу поверить, что он мертв! При этих словах ни звукооператор, ни секретарша и ухом не повели. По-видимому, Риордан сообщил им страшные новости сразу после разговора с Шивон. — В настоящее время мы пытаемся восстановить во всех подробностях последние минуты жизни мистера Федорова, — сказала она, для пущего эффекта доставая блокнот и карандаш. — Насколько нам известно, позавчера вечером вы с ним выпивали в пабе. — Я видел его и позже, дорогая моя, — хвастливо заявил Риордан. Когда Шивон вошла, он был в солнцезащитных очках; сейчас Риордан их снял, и она увидела, что его большие глаза обведены черными кругами. — Я угощал его карри. — Это было вчера? — уточнила Шивон. — Где именно? — спросила она, когда Риордан кивнул. — На Уэст-Мейтленд-стрит. Мы взяли по паре пива на Хаймаркет. Видите ли, Алекс на один день ездил в Глазго… — Вы не знаете — зачем? — По-моему, просто посмотреть город. Он хотел понять, в чем состоит разница между этими двумя городами, чтобы лучше узнать страну, шотландский национальный характер… Мне оставалось только пожелать ему удачи. Я сам прожил в Шотландии большую часть жизни, но до сих пор ни черта не понимаю в этом нашем национальном характере! — Риордан задумчиво покачал головой. — Алекс пытался мне объяснить: у него была насчет этого какая-то теория, но я, признаться, не особенно вникал. Шивон заметила, что звукооператор и секретарша переглянулись. Очевидно, они были в курсе. — Значит, вчерашний день Федоров провел в Глазго, — резюмировала она. — Во сколько вы встретились? — Около восьми. Алекс хотел сэкономить на билете и ждал, пока закончатся часы пик. Я встретил его на вокзале, и мы отправились по пабам. Впрочем, я заметил, что в тот день Алекс уже пил. — То есть он был пьян? — У него язык развязался. У Алекса была такая черта: стоило ему выпить, как его начинало тянуть на умные разговоры. Меня, по правде сказать, это раздражало, потому что в подобных случаях понять, о чем речь, было совершенно невозможно. Особенно если ты и сам слегка принял на грудь. — Хорошо, вы угостили его карри. Что вы делали дальше? Куда отправились? — Да никуда, в общем. В тот день мне нужно было пораньше вернуться домой, а он объявил, что ему охота выпить еще. Насколько я его знаю, он, скорее всего, отправился в «Мадерс». — На Квинсбери-стрит? — Точно. Впрочем, он мог зарулить и в «Каледониан». В уме Шивон быстро прикинула: и отель «Каледониан», и паб «Мадерс» находились совсем недалеко от западного конца Принсес-стрит, откуда рукой подать до Кинг-стейблз-роуд. — Во сколько это было? — Наверное, уже около десяти. — В Шотландской поэтической библиотеке мне сказали, что накануне вечером вы записывали выступление мистера Федорова. — Все правильно. Я записывал многих поэтов. — И не только… — добавил звукоинженер. Риордан нервно рассмеялся: — Мистер Гримм имеет в виду мой собственный проект. Я записываю и монтирую городской шум — своего рода звуковой ландшафт Эдинбурга, понимаете? Шум машин на Принсес-стрит, поэтические вечера, разговоры в пабах, журчание воды в Лите на восходе, рев болельщиков на стадионе, смех и музыку на пляже в Портобелло, лай собак в парке… У меня уже скопилось несколько сот часов записи, и это еще не конец. — Скорее уж несколько тысяч, — поправил его инженер Гримм. Все это было очень любопытно, но Шивон не позволила отвлечь себя от главного. — Вы были знакомы с мистером Федоровым раньше? — Да. Я записывал еще одно его выступление. — Где именно? — В одном кафе. — Риордан пожал плечами. — По заказу книжного магазина «Сила слова». Шивон машинально кивнула. Она знала этот магазин — видела его как раз сегодня. Он находился напротив паба, где они обедали с Ребусом. В одном из стихотворений Федорова была такая строчка — «Одно не связано с другим», но сейчас Шивон подумала, что поэт ошибался. — Когда это было? — Две недели назад примерно. В тот вечер мы тоже выпили. Шивон постучала кончиком карандаша по блокноту. — Надеюсь, у вас сохранился счет из ресторана, где вы были в последний раз? — Не исключено. — Риордан достал из кармана бумажник. — В первый раз за год, — подсказал звукоинженер, заставив рассмеяться секретаршу, игравшую с зажатой в зубах ручкой. Шивон почему-то была уверена, что эти двое — любовники, хотя их босс мог об этом и не знать. Риордан извлек из бумажника пачку квитанций. — Хорошо, что попросили, — пробормотал он, перебирая листки. — Вот бумажки, которые я давно должен был передать бухгалтеру… Ага, вот он, — сказал Риордан, протягивая Шивон квитанцию. — А зачем он вам? — На счете должно быть проставлено время. Вот, девять сорок восемь, как вы и говорили. — Шивон спрятала счет между задними страницами своего блокнота. — Вы не задали мне еще один вопрос, — улыбнулся Риордан. — Зачем мы с Алексом вообще встретились… — Зачем? — Алекс просил сделать ему копию записи. Ему казалось, что вечер прошел успешно, и он хотел иметь ее у себя. Шивон мысленно вернулась в квартиру Федорова. — В каком виде вы передали ему эту запись? — Я прожег ему компакт-диск. — У Федорова не было CD-проигрывателя. Риордан пожал плечами: — Ну и что? CD есть не у каждого. Это было справедливое замечание, но Шивон помнила, что и компакт-диска у Федорова с собой не было. По-видимому, грабители прихватили его вместе со всем остальным сколько-нибудь ценным имуществом. — Вы можете записать для меня еще одну копию, мистер Риордан? — спросила она. — Вы думаете — это вам чем-то поможет? — Пока не знаю. Просто мне хотелось составить свое мнение о выступлении. — Оригинал записи находится в моей домашней студии. Копия будет готова к завтрашнему дню. — Я работаю в Гейфилдском полицейском участке. Вы сможете прислать диск туда? — Его завезет вам кто-нибудь из моих ребятишек, — сказал Риордан, косясь на звукоинженера и секретаршу. — Большое спасибо, — поблагодарила Шивон. Когда в прошедшем марте был обнародован запрет на курение в общественных местах, Ребус опасался, что пабы, обслуживавшие самые простые потребности клиентов (пинта горького, сигаретка, скачки по телевизору и телефон, чтобы сделать звонок в ближайшую букмекерскую контору), разорятся. К счастью, он ошибся, и большинство его излюбленных заведений, в том числе «Оксфорд-бар», сумели каким-то чудом удержаться на плаву, хотя сигареты и исчезли из их ассортимента. В ответ на организованное давление сверху курильщикам оставалось только одно: теснее сомкнуть ряды. Формально они соблюдали «идиотский» закон, однако отказываться от своих привычек никто из них не собирался. Любители подымить собирались теперь на улице перед входом; там они не только с удовольствием отравляли жизнь себе и прохожим, но и обменивались последними сплетнями и новостями. Сегодня тоже все было как обычно. Кто-то высказывал свое мнение относительно пооткрывавшихся в последнее время испанских закусочных, какая-то женщина пыталась узнать, в какое время лучше всего посетить «Икею», мужчина с трубкой во рту отстаивал идеи полного суверенитета Шотландии, тогда как его оппонент (англичанин, судя по выговору) насмешливо утверждал, что юг будет только рад разводу — «и никаких алиментов!». — Нефтяные месторождения Северного моря — вот единственный вид алиментов, который нам нужен! — парировал шотландский патриот. — Они уже почти истощены. Через каких-нибудь двадцать лет вы снова окажетесь у нашего порога с протянутой рукой. — Через двадцать лет мы будем богаты, как Норвегия. — Или бедны, как Албания. — Проблема в том, — вмешался еще один курильщик, — что лейбористы могут потерять своих шотландских депутатов в Вестминстере. И тогда за них уже никто никогда не проголосует — во всяком случае, к югу от границы. — Это верно, — подтвердил англичанин. — Сразу после открытия или незадолго до закрытия? — продолжала допытываться женщина. — Кусочки осьминога в томатном соусе… — рассказывал ее сосед. — Очень неплохо, когда распробуешь. Ребус затушил сигарету и вошел в паб. На стойке его дожидались бокалы и сдача. Из зала появился Колин Тиббет, чтобы помочь донести выпивку до стола. — Между прочим, галстук можно снять, — пошутил Ребус. — Мы не на службе. Тиббет улыбнулся, но ничего не сказал. Ребус опустил в карман сдачу и взял со стойки два бокала. Ему нравилось, что Филлида Хейс пьет пиво. Шивон предпочитала белое вино, а Тиббет и вовсе налегал на апельсиновый сок. Их столик находился в самом дальнем углу. Шивон листала свой блокнот. Филлида приняла из рук Ребуса полный бокал и отсалютовала в знак признательности. Ребус сел. — Прошу прощения за задержку, — сказал он. — Бармен был очень занят… — Зато перекурить ты успел, — насмешливо сказала Шивон, но Ребус предпочел не услышать. — Ну, что у нас есть на данный момент? — спросил он, устраиваясь поудобнее. Как выяснилось, было у них немного. Они имели довольно точное представление о последних двух-трех часах жизни Федорова и составили примерный список того, что у него могло быть похищено. И наконец, они точно знали, что основным местом преступления была не улица, а платная автомобильная парковка. — Есть ли среди всего этого что-то, что указывало бы не на заурядное ограбление, пусть и с трагическими последствиями, а на что-то другое? — спросила Филлида. — Нет, — сказала Шивон. — Но… Она встретилась взглядом с Ребусом, и тот слегка моргнул. В обстоятельствах убийства было что-то подозрительное, и оба это чувствовали, хотя никакими фактами пока не располагали. Но развить эту тему Шивон не успела. Валявшийся на столе мобильник Ребуса завибрировал, и по поверхности стоявшего рядом бокала с пивом побежали частые кольцевые волны. Извинившись, Ребус схватил аппарат и двинулся прочь, чтобы лучше слышать: качество приема в пабе оставляло желать лучшего, а кроме того, в нем было довольно-таки шумно. Трое туристов за соседним столом громко восхищались развешанными по стенам старыми плакатами и рекламами, за другим столом ожесточенно спорили о чем-то двое мужчин в деловых костюмах, а телевизор на стене передавал нечто вроде викторины с розыгрышем стиральных машин или пылесосов. — Мы четверо должны постараться попасть в одну команду, — сказал Тиббет, глядя вслед Ребусу. Филлида Хейс поинтересовалась, что он имеет в виду. — Примерно за неделю до Рождества полицейское начальство тоже планирует провести что-то вроде праздничной интеллектуальной викторины. — Тиббет кивнул на экран телевизора. — Вопросы и ответы… Думаю, мы можем претендовать на главный приз, только я не знаю, каким он будет. — К Рождеству нас останется трое, — напомнила Шивон. — А как насчет твоего повышения? Есть какие-нибудь новости? — спросила Филлида, но Шивон только покачала головой. — Ну, это понятно… — Хейс вздохнула. — Начальство ужасно не любит распространяться о повышениях, наградах, премиях и тому подобных вещах — вдруг в последний момент что-нибудь случится. Для Шивон эти слова были все равно что соль, посыпанная щедрой рукой на свежую рану, но возражать она не собиралась, к тому же к столу вернулся Ребус. — Чем дальше в лес, тем больше дров, — проговорил он, качая головой, и снова сел. — Звонили из Хоуденхолла. По данным последних экспертиз, наш русский поэт имел в течение дня как минимум одно половое сношение. Думаю, они обнаружили на его штанах соответствующие следы. — Может быть, он осчастливил кого-нибудь в Глазго? — предположила Шивон. — Может быть, — согласился Ребус. — А как насчет Федорова и этого… как его… ну, мужика, который записывал его выступление? — предположила Хейс. — У Федорова была жена, — возразила Шивон. — Это верно, — согласился Ребус. — С другой стороны, с поэтами ни в чем нельзя быть уверенным до конца. В любом случае с тех пор, как они ели карри, и до момента убийства прошло достаточно много времени… — Шивон и Ребус снова обменялись взглядами. Тиббет заерзал на стуле. — Но ведь это могла быть просто… ну, вы понимаете… — Он поперхнулся и покраснел. — Что именно? — строго уточнила Шивон. — Ну… — Мне кажется, Колин имеет в виду мастурбацию, — спокойно пояснила Филлида, и по лицу Тиббета скользнуло выражение, в котором смешивались облегчение, благодарность и неловкость. — Джон!.. — К их столику незаметно приблизился бармен. Ребус обернулся. — Взгляните, мне кажется, вам это будет интересно. — Бармен показал ему развернутую газету — последний, вечерний выпуск «Ивнинг ньюс». На первой полосе красовался набранный крупными буквами заголовок «НА СМЕРТЬ ПОЭТА» и чуть помельче — «человек, который сумел сказать «нет». Архивное фото запечатлело Александра Федорова на фоне Эдинбургского замка. Шея поэта была обмотана клетчатым шотландским шарфом — по-видимому, снимок был сделан в один из первых дней после его приезда в Эдинбург. Тогда еще никто не мог и предположить, что Федорову остается жить не больше двух месяцев. — Все тайное становится явным, — сказал Ребус и, взяв предложенную газету, оглядел сидящих за столом коллег. — Кто в курсе, откуда пошло это выражение?.. |
||
|