"Небесный скиталец" - читать интересную книгу автора (Оппель Кеннет)

Глава пятая БОРТОВОЙ ЖУРНАЛ «СТОЙКОСТИ»

Обложка журнала покоробилась и отсырела, и, чтобы листы не вываливались, его обвязали ленточкой для волос. У меня сосало под ложечкой от нетерпения, когда я забрался в свою койку и растянулся там. Баз до четырех будет сидеть в «вороньем гнезде». Я включил лампу, развязал ленту и осторожно раскрыл обложку. Все страницы были в пятнах, будто журнал насквозь промок под дождем, а потом сох под лучами солнца.

Каждая страница была исписана чернилами мелким четким почерком: дата, место, скорость ветра, высота, наблюдения. Сначала было небольшое предисловие, о том, как он, Бенджамин Моллой, собирался осуществить полное кругосветное путешествие, с запада на восток, вокруг Земли на воздушном шаре, наполненном горячим воздухом. Я быстро пролистал эти первые страницы, не оттого что это было неинтересно, а потому что видел закладку Кейт, и меня аж подташнивало — так хотелось скорее узнать, что там написано. Дедушка Кейт стартовал из Кейптауна, чтобы поймать восходящее течение, и быстро полетел над Индийским океаном на восток. Но над Австралией удача ему изменила, и его стало сносить с курса к северо-востоку.

В записях не было и следа паники. Дни его были наполнены поддержанием аэростата в должном порядке, разборкой припасов и снаряжения, наблюдениями за погодой и определением своего местоположения. Он описывал страны и места, над которыми пролетал. В некоторые дни в журнале были только координаты и сведения о погоде, в другие — он писал много о чем: птицы, меняющееся освещение, пейзажи, проплывающие внизу, существа, которых видел в океанских волнах. Его, похоже, интересовало все на свете.

Я взглянул на его координаты и понял, что он дрейфовал неподалеку от трассы полетов «Авроры» из Сиднея в Лайонсгейт-Сити. С каждым днем, пока он пытался поймать благоприятный ветер на разных высотах, его курс все больше отклонялся к востоку. Не в первый раз я испытал некое благоговейное преклонение перед ним. Я люблю летать, но отдаться всецело на милость ветров, без каких-либо других средств движения и управления — об этом даже подумать страшно. Явно дедушка Кейт был потверже меня духом.

Я совсем забыл о времени, так увлек меня этот отчет о путешествии, день за днем. Там было не слишком много информации, но даже из этого журнала можно было кое-что узнать об этом человеке. Ему нравилось наблюдать, как меняется погода; он ненавидел консервированные бобы, но ел их, потому что они питательные и занимают мало места; он обожал Шекспира; он любил свою внучку. Он часто упоминал ее в журнале. «Не забыть рассказать Кейт», например. Или: «Послать Кейт открытку, когда приземлюсь в Кейптауне».

Вздрогнув, я понял вдруг, что закладка Кейт — вот она, только страницу перевернуть.

Я отложил журнал, слез с койки, побрел по коридору в туалет и там плеснул себе в лицо холодной водой из умывальника. Не то чтобы я засыпал. Просто это как раз то, что нужно, когда проводишь без сна предрассветные часы, читая отчет о странном, обреченном на неудачу путешествии.

Вернувшись в каюту, я скользнул в теплую койку и взглянул на звезды в иллюминаторе. Глубоко вздохнув, я взял журнал и перевернул страницу.

Меня от этих двух слов озноб пробрал, и пришлось оторвать глаза от журнала. Я представил Бенджамина Моллоя, как он смотрит в подзорную трубу, схватившись рукой за борт гондолы. Что он увидел такое, подсказавшее ему, что те существа не были птицами?

Я перевернул страницу, и там была картинка, карандашный набросок. Один взгляд на него заставил мое сердце затрепетать, и мне пришлось сесть, чтобы перевести дыхание. Он изобразил край борта гондолы на переднем плане, а на заднем — силуэт острова, чтобы показать масштаб. Размах крыльев существа был громаден. Моллой оказался искусным рисовальщиком. Он торопился, но все линии были быстрыми и уверенными. Существо выглядело престранным — наполовину птица, наполовину пантера.

На двух следующих страницах были нарисованы скелеты.

Первый был человеческий, я это ясно понял — грудная клетка, таз, череп на шее. Следующим был скелет, на первый взгляд не так уж сильно отличавшийся. Кроме рук. Кости пальцев были длиннее и шире раздвинуты. Он казался мне нелепым, пока я не прочел подпись Бенджамина Моллоя под рисунком. «Летучая мышь» — было там написано. Дальше был третий скелет, и он выглядел какой-то странной комбинацией первых двух. Укороченные ноги, как у летучей мыши, а вместо рук такие же, как у нее, невероятно растопыренные пальцы. Но череп был не как у летучей мыши, но и не человеческий. Он был более плоский, с острыми зубами. Да, меньше, чем у человека, но никто бы не спутал его с черепом летучей мыши и, уж конечно, с птичьим. Рисунки были сделаны с научной точностью, заштрихованы, и сбоку указан масштаб. Он был умным человеком, дед Кейт, это точно. Похоже, он знал все обо всем. Внизу были всякие слова по-латыни.

«Интересно, — с содроганием подумал я, — не эти ли существа повредили его воздушный шар? Не они ли попробовали его оболочку на прочность своими острыми когтями, проделав маленькие дырочки, из-за которых аэростат начал падать?»

На следующей странице был еще один рисунок большой стаи или стада — я не уверен, как правильнее, — этих существ, кружащих над берегом острова.

Может, мне показалось, но, по-моему, он был здорово опечален. Я перевернул страницу, и мне стало не по себе. Большая часть записей была размыта проливным дождем. Как я ни пытался, смог прочесть всего несколько слов. Похоже, он попал в тропический шторм и тот некоторое время трепал его. Кажется, в одном месте было слово «повреждение» и упоминание о проблемах с оболочкой. Спине моей стало жарко. Началась ли утечка газа? Неведомые существа повредили ее или все-таки это сделал шторм?

Бенджамин Моллой перестал датировать записи, и сведения о координатах и о погоде стали какими-то нечеткими. Строчки теперь были все вкривь и вкось, буквы налезали одна на другую. Я помнил, что мы нашли его 13 сентября, пять дней спустя после последней датированной записи. Может, он уже был болен и слишком ослабел, чтобы ремонтировать корабль или правильно вести журнал. Там были еще зарисовки тех существ, а потом, неожиданно, рисунки стали странными и занимали страницу за страницей.

Существа с головами львов, или орлов, или женскими. Существа с человеческими лицами, с шерстью и крыльями, которые, даже не будучи полностью развернутыми, заставляли тела казаться крошечными. Они, конечно, были вымышленными, потому что очень уж отличались от его первых набросков, но нарисованы были так подробно, что можно было подумать, будто он видел их наяву.

Конечно, он был болен или повредился рассудком. Может, он видел ангелов. Видел собственную смерть, слетевшую с небес, чтобы вперить в него взгляд гипнотических глаз и забрать его душу.

«Они красивые, — бормотал он мне перед смертью. — Ты видел их?»

Дальше в журнале была одна-единственная запись.

Я поискал дату, но не нашел. Должно быть, он заметил «Аврору», но я точно не видел никакого сигнала с его гондолы. Наверно, он потерял сознание раньше, чем смог дать сигнал. Док Халлидей сказал, что у него была пневмония, а возможно, еще и сердечный приступ.

Некоторое время я еще таращился на последнюю страницу, на эти слова, на чистый лист за ними и испытывал странное чувство, оттого что надо закрывать книгу. Я ощущал острое разочарование. Трудно было решить, как ко всему этому относиться. Сначала журнал был таким точным и разумным, но под конец, особенно эти картинки, — похоже, они ему привиделись. Где кончается реальность и начинаются фантазии помутившегося рассудка?

Время близилось к двум, и мне было ужасно не по себе. Я положил книгу на полку и наконец заснул.

Всю ночь мне снились сны. В них были я, и Кейт де Ври, и крылатые существа, похожие на кошек, и Бенджамин Моллой, и капитан Уолкен, а еще в водоворот сновидений были втянуты и другие — Лунарди — младший и Баз, и было ощущение страшной опасности, грозящей всем нам, но и радости тоже. Мой папа там тоже был, и мы вдруг оказались в гондоле, все вместе, а крылатые существа вертелись вокруг. Кто-то наблюдал за ними с явным восхищением, кто-то — со страхом, другие — просто со снисходительным любопытством. Но они подлетали все ближе и ближе к баллону аэростата, и я видел их огромные кривые когти и зубы и боялся, что они порвут оболочку и мы больше не сможем лететь. «Пошли вон!» — кричал я им, но они все приближались. «Прочь!» — снова заорал я, но они не обращали на меня внимания.

Я проснулся с таким чувством, будто вовсе не ложился, в голове гремел целый симфонический оркестр. Я выпрыгнул из койки, мне отчаянно хотелось отдать журнал Кейт и поговорить с ней. Но такой возможности не представилось до самого ланча. Я прислуживал за завтраком, а мисс Симпкинс все это время оставалась за столом, но потом быстро утащила Кейт, прежде чем я смог хотя бы передать ей журнал. Потом была уборка и приготовления к ланчу.

Около полудня мы пролетали над Гавайями, и капитан сбросил скорость и спустил корабль пониже, чтобы пассажиры могли полюбоваться пейзажем. В других рейсах мы иногда делали остановки, но этот перелет был безостановочный, так что им оставалось довольствоваться тем, что они могли разглядывать буйную зелень, слушать вопли ара и паукообразных обезьян, туканов и какаду, вдыхать пьянящий аромат цветов, долетавший даже сюда, на высоту тридцати метров. Мы пролетали довольно близко, и люди на земле махали и кричали нам, и загорающие на пляже заслоняли глаза загорелыми ладонями, чтобы посмотреть на величественный корабль, огромная тень которого скользила по песку и воде.

Мы проплывали над внешними островами, когда капитан, усмехаясь, вошел в салон.

— Леди и джентльмены, обратите внимание. По правому борту у нас вулкан Матаурус, и, если я не ошибаюсь, вот-вот начнется извержение.

Почти все побросали вилки и ножи и кинулись к окнам. Там в отдалении виден был остров и вулкан, огромная каменистая громада, больше всего походившая бы на кузницу дьявола, если бы не зелень пышной растительности. Из ее чрева вырывались огромные клубы серого дыма, с каждой секундой становившегося все чернее.

— Сейчас взорвется! — закричал Баз.

Конусообразная вершина горы словно выстрелила черными скальными обломками, а потом, мгновением позже, мы услышали звук, глубокие громоподобные раскаты, затопившие весь корабль и заставившие окна задребезжать. Это было несравненное зрелище. Мы находились с наветренной стороны, а не то очень скоро нас накрыло бы пеплом и дымом, которые вулкан выбрасывал высоко в небо.

Вскоре вверх начали лететь искры, а потом липкий язык черно-оранжевой лавы перевалился через край кратера и лениво пополз вниз по склону, сжигая дотла все на своем пути. Хорошо, что это необитаемый остров.

— Удивительно, правда?

Я скосил глаза — рядом стояла Кейт. Она смотрела в окно, но я знал, что говорит она не о вулкане. Мисс Симпкинс поблизости не было, и вообще возле нас никого не было; все так или иначе наблюдали за извержением, обсуждали его, указывали пальцами и щелкали фотоаппаратами.

— Невероятно, — отозвался я и заколебался, не зная, что еще сказать. Я вынул журнал из внутреннего нагрудного кармана и протянул ей. — Спасибо.

— Вы не поверили, — холодно произнесла она.

— Я этого не говорил. Но я и в правду не вполне уверен, что ваш дедушка действительно осознавал, что видит.

— Как вы можете говорить такое? Он целыми днями наблюдал за ними и вел записи, как ученый. Он не мог выдумать все это. В таких подробностях!

Да уж, богатое воображение, даже для сумасшедшего. Я припомнил его рисунки. Слабая, дрожащая рука не могла бы провести эти линии.

— Он всегда видел их издалека, — заметил я.

— Верно, но подумайте, что именно он видел! Кормление, роды!

— Эти рисунки в конце. — Я пересекал небо над Атлантикой и Тихим и никогда не видел таких существ. Как сказать ей, что дедушка ее был болен и его воспаленный разум разглядел все это в том неясном свете, который видели его слабеющие глаза? Я подумал обо всем этом ее фотографическом оборудовании, бутылках с растворами, и мне не хватило духу сказать ей правду.

— Вы думаете точно так же, как все остальные, — заявила она, и в голосе ее звучала незнакомая жесткость.

— Я думаю, ваш дедушка был нездоров и его посещали видения. Может быть, — добавил я. Дружелюбный взгляд ее глаз стал ледяным, и это было грустно.

— Нет. Он видел их. Он наблюдал за ними дни напролет.

Она обеими руками стиснула журнал так, что пальцы побелели.

— Потом он заболел, я думаю, — сказала она. — Но, может, он и не думал, что мы решим, будто эти последние рисунки — с натуры. Он просто воображал их.

— Ваш дедушка не первый видел некие существа. Они называются небесные келпи. Их видят время от времени, чаще как отражения в воде. Всякого рода таинственные атмосферные явления. Воздухоплаватели все время сообщают о них в рапортах. Вроде того как обычным морякам виделись сирены. А на самом деле это были дельфины, или нарвалы, или еще что — нибудь в этом роде.

Я видел, что сказанное ей очень не нравится. Я обидел ее. Но что еще я мог сказать? Я просто излагал факты.

— Может, вы поговорите об этом с капитаном? — предложил я. — Уверен, что он согласится побеседовать с вами, мисс.

Капитан Уолкен, разумеется, читал журнал в прошлом году, когда мы втащили гондолу на борт. Я было удивился, почему он никогда не говорил о странных вещах, о которых там шла речь, — но, конечно, он и не должен был. Он никогда не стал бы сообщать сведения из журнала другого капитана кому-либо, кроме компетентных офицеров и властей. Это — конфиденциальная информация. Он не стал бы разбалтывать ее экипажу и обслуге.

— Я не нуждаюсь в разговоре с капитаном. Полагаю, что услышала бы от него то же самое, что от вас.

— Не думайте, что я не искал их, — выпалил я, когда она повернулась уходить. — Я искал, пытался высмотреть хоть что-нибудь, можете мне поверить. Любую тень на небе. — Я помотал головой. — Я ни разу ничего не увидел. Но хотел бы. То, что описал ваш дедушка, это великолепно. У меня аж мурашки по телу побежали.

— У меня тоже! — кивнула она, нахмурясь. — Просто в дрожь бросает. И так каждый раз, когда я читаю это, а читала я раз сто, не меньше.

Все пассажиры в салоне, включая, к счастью, и мисс Симпкинс, еще толпились возле окон, поглощенные видом извержения. Вулкан устроил настоящее шоу. Пол-острова уже было в огне, лава потрескивала и дымилась, стекая в воду.

— А вы показывали журнал еще кому-нибудь? — спросил я ее. — Уж родителям-то наверняка.

Я увидел, как ноздри ее сузились и она сердито втянула воздух.

— Они заняты своим бизнесом. Мать всегда считала деда странным. Путешествия, воздушные шары. Так глупо. Они всегда думали, что он немножко псих. «Галлюцинации, — вот что они сказали, — лучше забыть обо всем этом». Вот почему я сама послала письмо в Зоологическое Общество.

Я прищурился.

— Я не могла допустить, чтобы родители помешали всему миру узнать об этом! Это же великое открытие — новое животное! Я написала им письмо, описала более или менее, что видел дедушка, и спросила, не хотят ли они взглянуть на факсимиле его журнала.

— Они ответили?

— О да.

Она достала из сумочки письмо. Оно было сложено прямоугольником и такое потертое на сгибах, что было ясно — она разворачивала и вновь складывала его множество раз. Я мог представить, с каким лицом она перечитывала его, каждый раз заново выходя из себя. Письмо было недлинное, и я быстро прочел его.

— Дополнительная аберрация зрения, — с издевкой бросила Кейт, читая поверх моего плеча. — Они имеют в виду, что у него были видения. Почему бы прямо не назвать его старым, дряхлым дураком!

Я немножко отвернулся, чтобы дочитать.

— Вы дошли до части о «занятиях для юных леди»? — поинтересовалась она.

— Да, только что.

— Полагаю, они подразумевают штопанье носков и вышивание или изготовление масляных шариков для обеденного стола.

— Вполне возможно, — согласился я. — Можно я закончу?

— Вы очень долго читаете, — заявила она.

Я помахал письмом.

— Вы же без конца меня прерываете!

Она, похоже, поняла, что мешает мне, и надменно уставилась на ковер.

Весь остаток письма состоял из «искренне Ваши», и «спасибо за интерес к Зоологическому Обществу», и так далее, и так далее. Оно было подписано сэром Хью Снаффлером.[1] Я мысленно представил его. Лысеющий громкоголосый коротышка.

— Заносчивые старые тупицы, — пробормотала Кейт. — Будто они обследовали каждый дюйм планеты. Как будто кто-нибудь сделал это! А вы? — она почти выкрикнула это.

— Что — я?

— Вы летаете уже много лет, да?

— Ну, три.

— И какую часть неба вы видели?

— Небольшую, если так ставить вопрос.

— Совершенно верно. Корабли движутся по маршруту и, как вы сказали, отклоняются от него только по необходимости. В результате миллионы и миллионы километров неба и моря должны оставаться неисследованными.

— Думаю, вы правы, — кивнул я.

— А как давно аэростаты вообще летают?

— Лет пятьдесят или около того.

— Всего ничего, иными словами. Так как они смеют говорить, что тех созданий не существует?

— Особенно здесь, над Тихим океаном, — сказал я, удивляясь сам себе. — Воздушные и морские пути здесь куда менее оживленные в сравнении, скажем, с Атлантикой.

— Вот именно, — сияя, отозвалась она.

— А ваши родители знают, что вы писали в Зоологическое Общество?

— О боже, нет! Они бы заперли меня в комнате, спрятав бумагу и ручки! Они были бы оскорблены этим! Сказать об этом кому-то не из семьи! Распространять его безумные бредни! Хотела бы я, чтобы он был моим отцом, а не маминым. Стоило тратить на нее его истории. Да у нее нет ни капельки воображения!

— Зато у вас есть. Вопрос только, все это плоды воображения или реальность.

— Координаты острова, которые он записал. Мы будем пролетать над ним?

— Надо проверить, но, по-моему, нет.

— Вы проверите, ладно?

— Да, — сказал я.

— А если мы не будем пролетать над ним, вы скажете мне, когда мы будем к нему ближе всего?

— Скажу.

— Правда? — Она, казалось, удивилась.

— Да.

— Дедушка думал, что они мигрируют, и сейчас то же время года. Мы можем увидеть их.

Я подумал о ее фантастической камере.

— А если вам удастся их сфотографировать? Что вы будете делать тогда?

— Пошлю фото прямиком сэру Хью Гнусавому, в Зоологическое Общество. Это приведет его в чувство.

Я засмеялся:

— Уверен, что так и будет, мисс.

— Не называйте меня мисс.

— А как вас называть?

— Кейт, разумеется.

— Если я начну звать вас Кейт теперь, когда мы вдвоем, я могу вдруг забыться и на людях, и это будет воспринято как дерзость.

— Дурацкие правила.

— Их изобрели люди вашего круга. Не я.

— Хорошее замечание, — оценивающе отметила она, задумчиво хмуря брови. — Действительно хорошее.

— Вот что я сделаю, — объявил я. — Когда сменюсь, я посмотрю карты и выясню, когда мы будем ближе всего к острову.

— Спасибо. Хорошо бы, чтобы это было днем.

— Я тоже надеюсь, что вы увидите их, — сказал я. — Правда, надеюсь.