"Речи бунтовщика" - читать интересную книгу автора (Кропоткин Петр Алексеевич)

Парижская Коммуна.

18 марта 1871 года Парижъ возсталъ противъ ненавистнаго и всѣми презираемаго правительства и провозгласилъ себя свободнымъ и независимымъ.

Это низверженіе центральной власти произошло само собой, безъ ужасовъ, сопровождающихъ революціи: въ этотъ день не было ни одного выстрѣла, не было крови, пролитой на баррикадахъ. Правители исчезли при видѣ вооруженнаго народа на улицахъ; войска очистили городъ; сановники поспѣшили скрыться въ Версаль, унося съ собой все, что было возможно. Правительство испарилось, какъ гнилое болото, осушенное весеннимъ вѣтромъ, и девятнадцатаго Парижъ, не проливъ ни капли крови, былъ свободенъ отъ смрада, заражавшаго великій городъ.

Эта мирная революція открыла новую эру въ серіи революцій, ведущихъ человѣчество отъ рабства къ свободѣ. Подъ именемъ Парижской Коммуны возникла новая идея, призванная стать исходнымъ пунктомъ всѣхъ будущихъ революцій.

Какъ всѣ великія идеи, она не была продуктомъ концепцій философа или ученаго: она создалась коллективной мыслью и работой цѣлаго народа. Эта идея была крайне неопредѣленна вначалѣ; даже тѣ, которые стремились привести ее въ исполненіе и посвятили ей свою жизнь, не понимали всего ея значенія. Они не отдавали себѣ отчета въ революціи, которую сами создавали; не понимали величія того новаго принципа, который стремились осуществить. Только въ послѣдующей работѣ мысли этотъ новый принципъ выяснился, опредѣлился и предсталъ во всей своей красотѣ и справедливости.

За пять, за шесть лѣтъ до Коммуны, въ эпоху усиленнаго развитія соціализма, передъ подготовителями будущей соціальной революціи предсталъ следующій основной вопросъ: надо было найти способъ политической группировки обществъ, наиболѣе соотвѣтствующій той великой экономической революціи, которой требуетъ отъ нашего поколѣнія существующій промышленный строй и которая приведетъ къ уничтоженію частной собственности и предоставленію во всеобщее пользованіе богатствъ, накопленныхъ предыдущими поколѣніями.

Интернаціональный Союзъ Трудящагося Народа далъ отвѣть на этотъ вопросъ. Группировка, — говоритъ онъ,—не можетъ ограничиться одной націей: она должна перешагнуть черезъ искусственныя границы. И вскорѣ эта великая идея охватила умы народовъ, овладѣла ихъ сердцами. Преслѣдуемая лигой всѣхъ реакцій, она не погибла; какъ только препятствія, мѣшающія ея развитію, падутъ по повелѣнію возставшихъ народовъ, она возродится, полная силы и могущества.

Но что будетъ представлять изъ себя подобная обширная ассоціація?

Двѣ могучихъ идеи отвѣтили на этотъ вопросъ: Народное Государство или Анархію.

Нѣмецкіе соціалисты говорятъ, что все накопленныя богатства должны быть сосредоточены въ рукахъ государства, которое предоставитъ ихъ рабочимъ ассоціаціямъ, организуетъ производство и обмѣнъ и будетъ слѣдить за жизнью и работой общества.

На это болѣе опытные соціалисты латинской расы имъ возражаютъ, что подобное государство, — если-бы даже оно могло существовать, — было-бы самой ужасной изъ тираній. Этому идеалу, заимствованному изъ прошлаго, они противопоставляютъ новый идеалъ — анархію, т. е. полное уничтоженіе государства и организацію, основанную на свободномъ союзѣ народныхъ силъ, на добровольномъ соглашеніи производителей и потребителей.

Многіе сторонники Народнаго Государства, наименѣе зараженные правительственными предразсудками, признаютъ въ Анархіи наиболѣе совершенную организацію; но анархическіе идеалы, по ихъ мнѣнію, такъ далеки отъ насъ, что намъ незачѣмъ ими заниматься. Съ другой стороны, анархической теоріи не доставало ясной и конкретной формулы, чтобъ опредѣлить свою исходную точку, оформить свои концепціи, доказать, что она опирается на стремленія самого народа. Союзъ ремесленныхъ корпорацій и потребительныхъ группъ, распространяющійся за искусственныя границы, выходящій за предѣлы существующихъ государствъ, казался въ то время невозможнымъ. Кромѣ того, было ясно, что онъ не можетъ охватить всего разнообразія человѣческихъ проявленій. Надо было найти для анархіи болѣе ясную и доступную формулу.

Если-бы дѣло шло исключительно о выработкѣ теоретическихъ формулъ, мы-бы сказали: оставимъ всѣ теоріи! Но пока новая идея не получила яснаго и точнаго опредѣленія, она не овладѣваетъ умами, не вдохновляетъ на рѣшительную борьбу. Народъ боится неизвѣстности и не берется за дѣло, пока у него нѣтъ, какъ точки опоры, вполнѣ опредѣленной и ясно формулированной идеи.

Эту точку опоры указала ему сама жизнь.

Въ теченіе пяти мѣсяцевъ осады изолированный Парижъ узналъ какъ великъ избытокъ его экономическихъ, интеллектуальныхъ и моральныхъ средствъ, какова сила его иниціативы. Онъ видѣлъ, что шайка болтуновъ, захватившая власть, неспособна организовать ни защиты Франціи отъ внѣшнихъ враговъ, ни ея внутренняго благоустройства. Онъ понялъ, что центральная власть препятствуетъ всякому свободному проявленію мысли и силъ великаго города, что правительство безсильно отражать удары и не можетъ облегчить эволюцію человѣчества. Во время осады онъ видѣлъ самую ужасную нищету, нищету своихъ рабочихъ и защитниковъ наряду съ наглой роскошью правителей бездѣльниковъ. Онъ понялъ, что центральная власть была причиной гибели всѣхъ его стремленій къ свободѣ, его попытокъ разрушить этотъ гнусный режимъ. Естественно возникла у него мысль преобразовать Парижъ въ независимую коммуну, способную осуществить все то, что продиктуетъ ей свободная мысль народа! Слово „Коммуна” вырвалось тогда изъ всѣхъ устъ.

Коммуна 1871 года — первая попытка. Рожденная на исходѣ войны, стиснутая двумя арміями, готовыми протянуть другъ другу руки, чтобъ раздавить народъ, она не посмѣла вступить на путь экономической революціи. Она не объявила себя открыто соціальной коммуной, не рѣшилась приступить къ экспропріаціи капиталовъ, къ организаціи труда. Она не порвала окончательно съ традициями государства и представительнаго правительства, не постаралась осуществить въ Коммунѣ той организаціи, которую она представляла себѣ, провозглашая независимость и свободную федерацію коммунъ. Если-бы Парижская Коммуна просуществовала еще нѣсколько мѣсяцевъ, естественный ходъ событій натолкнулъ-бы ее на путь экономической революціи. Потребовалось четыре года непрерывныхъ возстаній, чтобъ монархія стала буржуазной республикой; неудивительно, что парижскій народъ не сумѣлъ въ одинъ мигъ превратить государство грабителей въ анархическую коммуну. Будущая революція будетъ коммунистической и осуществитъ все то, чего не успѣла сдѣлать Парижская Коммуна.

Коммуна пала, и буржуазія мстила народу за страхъ, который онъ ей причинилъ своими попытками къ освобожденію.

Она доказала, что современное общество дѣйствительно раздѣлено на два класса; съ одной стороны рабочіе, отдающіе буржуазіи больше половины своего производства и легко прощающіе своимъ господамъ ихъ обиды; съ другой — бездѣльники съ инстинктами дикаго звѣря, ненавидящіе своихъ рабовъ и готовые ихъ растерзать за малѣйшую провинность.

Оцѣпивъ Парижъ войсками и закрывъ народу всѣ выходы, они напустили на него цѣлую армію солдатъ, озвѣрѣвшихъ отъ казармъ и вина и сказали имъ: „Убивайте этихъ волковъ, волчицъ и волчатъ!”

Народу же они сказали[7]:

„Что бы ты ни дѣлалъ, ты погибнешь! Застанутъ тебя съ оружіемъ въ рукахъ, — смерть! Сложишь ты оружіе, — смерть! Будешь сопротивляться,— смерть! Будешь молить о пощадѣ — смерть! Куда ты ни взглянешь: направо, налѣво, впередъ, назадъ, вверхъ, внизъ, всюду — смерть! Ты не только внѣ закона, ты внѣ человѣчества. Ни возрастъ, ни полъ не спасутъ ни тебя, ни твоихъ. Ты умрешь, но раньше ты насладишься агоніей твоей жены, сестры, матери, дочерей, сыновей, младенцевъ, взятыхъ изъ колыбели! На твоихъ глазахъ будутъ вытаскивать раненыхъ изъ госпиталей, рубить ихъ шашками, добивать ружейными прикладами. Ты увидишь, какъ твоихъ братьевъ, обезумѣвшихъ отъ боли, будутъ тащить за сломанную ногу и окровавленную руку и бросать въ канавы, какъ кучу нечистотъ.

„Смерть! Смерть! Смерть!”

А послѣ дикихъ оргій и надругательствъ надъ грудами труповъ, послѣ массоваго истребленія — месть! месть самая мелочная и отвратительная: плети, кандалы, каторга, нищета, оскорбленія, голодъ и всѣ самыя утонченныя проявленія безумной жестокости!

Забудетъ-ли народъ всѣ эти ужасы?

„Подавленная, но не побѣжденная”, Коммуна возрождается сегодня. Возрождается она, не какъ мечта побѣжденныхъ, ласкающихъ въ своемъ воображеніи красивый миражъ, — нѣтъ! Коммуна стала опредѣленной и близкой цѣлью наступающей революціи; эта идея проникла въ массы, стала ихъ лозунгомъ, объединила всѣ народы подъ однимъ знаменемъ.

Мы вѣримъ, что наше поколѣніе совершитъ соціальную революцію въ Коммунѣ, положитъ конецъ гнусной эксплоатаціи буржуазіей, освободитъ народы отъ опеки государства, откроетъ въ эволюціи человѣчества новую эру свободы, равенства и солидарности.

Десять лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ парижскій народъ, низвергнувъ правительство предателей, захватившихъ власть въ день паденія Имперіи, учредилъ Коммуну и провозгласилъ свою полную независимость[8]. И все же этотъ день остался самымъ свѣтлымъ въ воспоминаніи народа, все же къ нему обращены наши взоры и надежды. Годовщину 18 марта 1871 года предлагаютъ другъ другу торжественно праздновать пролетаріи Стараго и Новаго Свѣта. Завтра вечеромъ сотни тысячъ сердецъ будутъ биться въ унисонъ при воспоминаніи о смѣломъ возстаніи парижскаго пролетаріата; рабочіе Европы, Соединенныхъ Штатовъ и Южной Америки протянутъ другъ другу руки черезъ границы и океаны.

Идея, за которую французскій пролетаріатъ проливалъ кровь въ Парижѣ и долгіе годы страдалъ на берегахъ Новой Каледоніи, — одна изъ тѣхъ необъятныхъ революціонныхъ идей, которыя несутъ въ изгибахъ своего знамени всѣ стремленія народовъ, идущихъ къ освобожденію.

Конечно, если мы ограничимся разсмотрѣніемъ реальныхъ и осязательныхъ фактовъ, сопровождавшихъ Парижскую Коммуну, мы придемъ къ заключенію, что эта идея недостаточно обширна, что она охватила лишь минимальную часть революціонной программы. Но если мы проникнемся настроеніемъ, вдохновлявшимъ 17 марта народныя массы, если мы оцѣнимъ стремленія, пытавшіяся пробиться наружу и задавленныя грудами труповъ, — мы поймемъ все значеніе этого возстанія и раздѣлимъ симпатіи къ нему рабочихъ массъ всего міра. Коммуна привлекаетъ и вдохновляетъ не тѣмъ, что она сдѣлала, а тѣмъ, что она обѣщаетъ дать въ скоромъ будущемъ человѣчеству.

Откуда эта неодолимая сила движенія 1871 года, притягивающая къ себѣ симпатіи всѣхъ угнетенныхъ? Почему идея Парижской Коммуны такъ привлекательна для пролетаріевъ всѣхъ странъ, всѣхъ національностей?

Отвѣтъ очень простъ. — Революція 1871 года была народнымъ движеніемъ. Созданная самимъ народомъ, родившаяся внезапно въ его нѣдрахъ, она въ угнетенныхъ массахъ нашла своихъ защитниковъ, своихъ героевъ и мучениковъ. Этого характера „canaille” не проститъ ей никогда буржуазія. Основной идеей этой революціи, — еще не опредѣлившейся, но уже ясно намѣченной, — была идея соціальной революціи, пришедшей дать міру, после многихъ вѣковъ борьбы, настоящую свободу, настоящее равенство.

Эта была революція народа, идущаго завоевывать свои права.

Напрасно стараются исказить ея смыслъ и представить эту революцію, какъ простую попытку завоевать независимость Парижа и учредить такимъ образомъ маленькое государство во Франціи. Парижъ никогда не стремился изолироваться, какъ не стремился подчинить себѣ оружіемъ остальной Франціи. Онъ не хотѣлъ укрыться въ своихъ стѣнахъ, какъ бенедиктинецъ въ монастырѣ, не вдохновлялся узкой замкнутой жизнью. Когда онъ требовалъ независимости, когда онъ стремился помѣшать вторженію въ свои дѣла какого-бы то ни было центральнаго правительства, онъ видѣлъ въ этомъ средство для совершенія соціальнаго переворота, для спокойной выработки основъ будущей организаціи. Онъ мечталъ о революціи, которая преобразуетъ современный режимъ производства и обмѣна, измѣнитъ людскія отношенія и создастъ общество, основанное на равенствѣ, справедливости и солидарности.

Независимость была только средствомъ въ глазахъ Парижа; цѣлью его была соціальная революція.

И онъ достигъ бы этой цѣли, если-бы революція 18 марта не была прервана въ своемъ бурномъ теченіи, если-бы парижскій народъ не былъ разстрѣлянъ картечью, изрубленъ шашками по приказанію версальскихъ убійцъ. Найти ясное, опредѣленное и доступное выраженіе для всего того, безъ чего не могла совершиться революція, было главною задачей Парижа съ перваго же дня его освобожденія. Но великія идеи не созрѣваютъ въ одинъ день, какъ-бы усиленно ни работала мысль, какъ бы ускоренно ни выработывались и ни пропагандировались новыя идеи въ періоды революцій. Имъ нужно время, чтобъ развиться, проникнуть въ массы, перейти въ дѣйствія, а этого времени не было у Парижской Коммуны.

Рожденная въ переходное время, на рубежѣ двухъ періодовъ развитія современнаго соціализма, она не успѣла исполнить своей задачи. Что могъ дать свободнымъ мыслителямъ 1871 года признающій власть и правительство и даже религію коммунизмъ 1848 года? Гдѣ было найти парижанина, который согласился-бы запереться въ фаланстерскую казарму? Съ другой стороны, коллективизмъ, стремящійся впречь въ одну телѣгу заработную плату и коллективную собственность, оставался непонятымъ, мало привлекательнымъ и представлялъ непреодолимыя затрудненія при практическомъ примѣненіи. А свободный, анархическій коммунизмъ только что зарождался; онъ едва смѣлъ отражать нападки приверженцевъ правительства и власти.

Нерѣшительность царила въ умахъ, и соціалисты, не имѣя передъ собой опредѣленной цѣли, не смѣли приступить къ уничтоженію частной собственности. „Обезпечимъ себѣ побѣду, а тамъ посмотримъ что дѣлать”, говорили они, успокаиваясь на этомъ шаблонномъ разсужденіи.

Обезпечить побѣду! Но развѣ можно основать свободную Коммуну, не коснувшись собственности! Развѣ можно побѣдить враговъ, пока народъ не заинтересованъ въ торжествѣ революціи, не уверенъ, что она принесетъ человѣчеству матерьяльное, умственное и нравственное благосостояніе! Они пытались учредить Коммуну, откладывая навремя соціальную революцію, когда единственнымъ средствомъ учрежденія Коммуны является соціальная революція!

Провозглашая Свободную Коммуну, парижскій народъ провозгласилъ принципъ преимущественно анархическій. Но, такъ какъ въ это время анархическія идеи не проникли еще въ сознаніе народа, онъ остановился на полъ-пути. Въ своей Коммунѣ онъ высказался за старый принципъ власти и учредилъ Совѣтъ Коммуны, на подобіе Городской Думы.

Разъ мы признаемъ, что центральное правительство абсолютно не нужно для регулированія соотношеній между коммунами, неужели мы допустимъ его необходимость для регулированія взаимныхъ отношеній между группами, составляющими Коммуну! Разъ мы предоставляемъ свободной иниціативѣ коммунъ право входить въ соглашенія относительно предпріятій, касающихся нѣсколькихъ коммунъ, неужели мы откажемъ въ этомъ правѣ группамъ, составляющимъ каждую коммуну? Правительство въ Коммунѣ не имѣетъ большаго raison d'être, чѣмъ правительство надъ Коммуной.

Въ 1871 году, парижскій народъ, низвергшій столько правительствъ, впервые возсталъ противъ самой правительственной системы; но онъ не сумѣлъ освободиться отъ правительственнаго фетишизма и тоже учредилъ у себя правительство. Мы знаемъ, каковы были послѣдствія. Онъ послалъ своихъ сыновъ въ Городскую Думу. Тамъ, вынужденные управлять, когда ихъ убѣжденія требовали работы совмѣстно съ народомъ, вынужденные разсуждать, когда надо было дѣйствовать, они поняли всю безсмысленность своего положенія, все свое безсиліе. Утративъ вдохновеніе, вдали отъ народа, этого очага революціи, они въ свою очередь парализовали народную иниціативу.

Зарожденная въ переходное время, въ періодъ глубокаго перерожденія соціализма, осуществленная на исходѣ войны, въ изолированномъ очагѣ, подъ громомъ пушекъ, Парижская Коммуна должна была погибнуть.

Но своимъ пролетарскимъ характеромъ и соціальными идеями, она положила начало новой эрѣ въ серіи революцій и была предвѣстницей Великой Соціальной Революціи. Массовыми избіеніями, неслыханными жестокостями, гнуснымъ издѣвательствомъ своихъ палачей надъ заключенными, буржуазія вырыла непроходимую пропасть между собой и пролетаріатомъ. Своей местью и оргіями каннибаловъ, она произнесла надъ собой смертный приговоръ. Теперь народъ знаетъ, съ кѣмъ онъ имѣетъ дѣло; знаетъ, что его ожидаетъ, если во время будущей революціи онъ не одержитъ рѣшительной побѣды.

Когда Франція покроется сѣтью возставшихъ Коммунъ, народъ не изберетъ уже себѣ правительства и не будетъ ждать его приказаній. Изгнавъ всѣхъ паразитовъ, насѣвшихъ на него, онъ завладѣетъ общественными богатствами, и отдастъ ихъ во всеобщее пользованіе, согласно принципамъ анархическаго коммунизма. Онъ уничтожитъ частную собственность, правительство и государство и устроитъ свою жизнь на свободныхъ началахъ, продиктованныхъ ему силой необходимости. Разорвавъ цѣпи и разбивъ идолы, человѣчество откроетъ себѣ путь къ лучшему будущему. Въ своемъ гордомъ шествіи къ завоеванію свободы оно забудетъ, что были рабы и хозяева, и будетъ поклоняться только тѣмъ великимъ мученикамъ, которые своею кровью и страданіями положили начало его эмансипаціи.

Празднества и публичныя собранія, организованныя въ память 18 марта во всѣхъ городахъ, гдѣ есть соціалистическія группы, заслуживаютъ вниманія, такъ какъ они ярко выражаютъ настроеніе соціалистовъ всего міра. Это праздники труда, праздники пролетарія. На этихъ митингахъ соціалисты высказываютъ свои новыя идеи и стремленія и обсуждаютъ событія 1871 года. Они не ограничиваются тѣмъ, что восхваляютъ героизмъ парижскаго пролетаріата и призываютъ мстить виновникамъ майскихъ избіеній. Они стремятся доказать, что предразсудки о частной собственности и власти, царившіе въ то время въ пролетарскихъ организаціяхъ, помѣшали осуществленію Коммуны, не дали революціонной идеѣ развиться и освѣтить міръ своими живительными лучами.

1871 годъ послужилъ урокомъ для пролетаріевъ всѣхъ странъ. Они поняли, какова должна быть ихъ будущая революція и порвали со старыми предразсудками.

Будущее возстаніе коммунъ не будетъ уже простымъ коммунистическимъ движеніемъ. Народъ опередилъ тѣхъ, которые думаютъ, что надо учредить Коммуну и потомъ въ ней производить экономическія реформы. Онъ знаетъ, что только кореннымъ соціальнымъ переворотомъ и уничтоженіемъ частной собственности будущія коммуны обезпечатъ себѣ независимость.

Въ день торжества соціальной революціи, когда правители будутъ изгнаны, и буржуазія, поддерживаемая нынѣ государствомъ, потеряетъ свою силу — возставшій народъ не провозгласитъ уже новаго правительства и не будетъ ждать, чтобъ оно со свойственной ему мудростью, объявило экономическія реформы. Онъ уничтожитъ частную собственность насильственной экспропріаціей и завладѣеть, во имя народа, всѣми общественными богатствами, добытыми тяжелымъ трудомъ предыдущихъ поколѣній. Онъ покинетъ свои сырые подвалы и переселится въ свѣтлые дома буржуевъ. Онъ немедленно примется за обработку естественныхъ богатствъ и постарается утилизировать цѣнности, накопленныя въ городахъ. Онъ самъ возьмется за производство и будетъ пользоваться общественнымъ капиталомъ такъ, какъ будто онъ никогда не былъ похищенъ у него буржуазіей. Когда капиталисты будутъ отстранены отъ промышленности, производство, уничтоживъ убивающія его спекуляціи, переродится и будетъ развиваться соотвѣтственно требованіямъ свободнаго труда. — „Никогда не пахали во Франціи такъ усердно, какъ въ 1793 году, когда земля была вырвана изъ рукъ сеньеровъ”, говоритъ Мишле. — Никогда не работали такъ, какъ будутъ работать въ тотъ день, когда трудъ станетъ свободнымъ и успѣхъ каждаго рабочаго будетъ источникомъ благосостоянія для всей Коммуны.

Среди соціалистовъ существуютъ различные взгляды на общественную собственность. Школа коллективистовъ, замѣняя коллективизмъ стараго Интернаціонала доктринерскимъ коллективизмомъ, стремится установить различіе между капиталомъ, предназначеннымъ для производства, и капиталомъ, идущимъ на удовлетвореніе первыхъ нуждъ. Машины, мастерскія, сырой матеріалъ, пути сообщенія и земля съ одной стороны, жилища, мануфактурные продукты, одежда и съѣстные припасы съ другой. Первые должны быть коллективной собственностью, вторые — частной.

Но народъ, со свойственнымъ ему здравымъ смысломъ, убѣдился, что это различіе — кажущееся и что точно установить его невозможно. Онъ понялъ, что дома, укрывающіе насъ; уголь и газъ, сжигаемые нами; пища, поддерживающая нашу жизнь; одежда, защищающая насъ; книга, дающая намъ знанія, и даже развлеченія — являются необходимыми условіями нашего существованія. Они не менѣе способствуютъ успѣхамъ промышленности и прогрессивному развитію человѣчества, чѣмъ машины, сырой матеріалъ и другіе предметы производства. Народъ понялъ, что сохранить частную собственность на эти предметы, значило-бы сохранить неравенство, угнетенія, эксплоатацію и заранѣе парализовать всѣ результаты частичной экспропріаціи. Перескочивъ черезъ препятствія, поставленныя теоретическимъ коллективизмомъ, народъ идетъ къ коммунизму, не признающему власти (commnnisme anti-autoritaire).

На революціонныхъ собраніяхъ пролетаріи предъявляютъ свои права на всѣ общественныя богатства и требуютъ уничтоженія частной собственности, какъ для потребительныхъ, такъ и для производительныхъ цѣнностей. „Въ день Соціальной Революціи мы завладѣемъ всѣми естественными богатствами, всѣми цѣнностями, накопленными въ городахъ, и предоставимъ ихъ во всеобщее пользованіе”, говорятъ представители рабочихъ массъ.

„Пусть каждый беретъ изъ общей кучи все, что ему нужно, и будьте уверены, что въ житницахъ нашихъ городовъ хватитъ пищи, чтобъ прокормить весь міръ до дня объявленія свободы производства, достаточно одежды, чтобъ одѣть всѣхъ, и даже предметовъ роскоши хватитъ на весь міръ”.

Однимъ словомъ, пролетарскія массы требуютъ отъ революціи: немедленнаго введенія анархическаго коммунизма и свободной организаціи производства. Эти два пункта окончательно установлены. Коммуны надвигающейся революціи не повторятъ ошибокъ своихъ предшественниковъ, которые своими страданіями и пролитой кровью открыли человѣчеству путь къ лучшему будущему.

Относительно взглядовъ на правительство среди соціалистовъ существуютъ различныя мнѣнія.

Одни говорятъ, что въ дѣнь наступленія революціи надо учредить правительство и передать ему власть. Сильное и рѣшительное, оно произведетъ революцію, издавая соотвѣтствующія постановленія и строго слѣдя за ихъ исполненіемъ.

„Печальное заблужденіе!” — говорятъ другіе. — „Центральное правительство, составленное изъ разнородныхъ элементовъ и призванное управлять одной націей, будетъ служить помѣхой для революціи, такъ какъ въ силу самой природы власти оно должно быть консервативнымъ. Неспособное вселить революціонный духъ въ отсталыя коммуны, оно будетъ препятствовать развитію революціи въ коммунахъ, идущихъ впереди движенія. Внутри-же возставшей Коммуны правительство или будетъ санкціонировать факты, уже совершившіеся и слѣдовательно станетъ излишнимъ и даже вреднымъ; или же будетъ дѣйствовать по своей волѣ, т. е. регламентировать то, что должно быть свободно выработано народомъ, примѣнять теоріи тамъ, гдѣ должна дѣйствовать свободная творческая сила соціальнаго организма, создающаго новыя формы общественной жизни. Люди, облеченные властью, запершись въ канцеляріяхъ будутъ тратить на праздные споры тѣ способности и силы, которыя при совмѣстной работѣ съ народомъ могли-бы быть употреблены на основаніе новыхъ организацій Безсильное тамъ, гдѣ нужно настоящее дѣло, правительство будетъ служить тормазомъ для раціональнаго развитія человѣчества”.

Какъ бы естественно и справедливо не было это разсужденіе, оно сталкивается съ вѣковыми предразсудками и встречаетъ противодѣйствіе со стороны тѣхъ, кому выгодно поддерживать религію правительства на ряду съ религіей собственности и религіей божества.

Богъ, Собственность и Правительство — вотъ самыя опасныя препятствія для будущей революціи.

Однако, эти предразсудки уже сильно поколеблены. „Мы сами устроимъ свои дѣла, безъ вмѣшательства правителей. Намъ не нужна опека священника, собственника и правителя”, говорятъ уже пролетаріи. Анархисты въ свою очередь энергично борются съ поклоненіемъ этимъ принципамъ и надо надѣяться, что ко дню наступленія революціи они будутъ достаточно поколеблены, чтобъ не увлечь пролетарскія массы на ложный путь.

Однако, есть существенный пробѣлъ въ дѣятельности революціонныхъ союзовъ. Дѣло въ томъ, что почти ничего не сдѣлано для деревни. Все ограничилось городами. Деревня, казалось, не существовала для городскихъ рабочихъ. Ораторы даже избѣгаютъ упоминать въ своихъ рѣчахъ о деревнѣ и о землѣ. Не зная стремленій крестьянъ, они не рѣшаются говорить отъ ихъ имени. Нужно-ли доказывать, на сколько это опасно? — Эмансипація пролетаріата неосуществима, пока революціонное движеніе не охватитъ деревни. Возстаніе не продержится болѣе года, если оно не встрѣтитъ сочувствія среди крестьянъ. Когда налоги и подати будутъ уничтожены, конечно, крестьяне поймутъ преимущества революціи. Но было бы крайне неосторожно разсчитывать на то, что революціонныя идеи проникнутъ изъ городовъ въ деревни безъ предварительной пропаганды. Надо узнать, каковы стремленія крестьянина, каковы его взгляды на земельную собственность, какъ онъ понимаетъ надвигающуюся революцію. Надо познакомить его съ дѣятельностью городскихъ пролетаріевъ и доказать ему, что они не будутъ вредить земледѣльцу. Необходимо, чтобъ рабочіе привыкли уважать крестьянина и дѣйствовать съ нимъ за одно.

Рабочіе должны содѣйствовать пропагандѣ въ деревняхъ. Въ каждомъ городѣ должна быть маленькая спеціальная организація, вѣтвь Аграрной Лиги, для пропаганды среди крестьянъ. Необходимо, чтобъ къ этой пропагандѣ относились такъ же, какъ къ пропагандѣ въ промышленныхъ центрахъ.

Отъ этого зависитъ успехъ революціи. Только въ тотъ день, когда рабочій и земледѣлецъ, рука объ руку, пойдутъ завоевывать Равенство для всѣхъ, революція победитъ міръ и принесетъ счастье всему человѣчеству, какъ въ убогую хижину, такъ и въ богатыя сооруженія крупныхъ промышленныхъ аггломерацій.