"Адская ширма" - читать интересную книгу автора (Паркер И Дж.)

ГЛАВА 23 ДВОЯКАЯ ПРАВДА

Новогодняя ночь получилась долгой. Акитада только к рассвету вернулся домой из дворца, где под музыку и звон колоколов проходила торжественная церемония в честь наступления нового года.

После поимки Дандзюро в Весеннем саду Ахитада отправил семью домой, а Торе и Гэнбе поручил проводить госпожу Вишневый Цвет. Сам Акитада вместе с Кобэ отправился сопровождать задержанных преступников в тюрьму.

По настоянию Кобэ решено было допрашивать Дандзюро и Нобуко безотлагательно и по отдельности. Дандзюро привели первым. Поскольку особо сильных увечий он не получил, в носилках ему было отказано. Дандзюро упирался и сопротивлялся, поэтому двум дюжим стражникам пришлось тащить его под руки волоком. Свое недовольство пленником они срывали на нем сполна, Дандзюро же бранился и орал.

— А ну, поставьте его! — распорядился Кобэ, перекрикивая общий гвалт. — Почему он так орет?

Стражники бросили его на пол, как связку дров, и один сказал:

— Ребро у него сломано, начальник.

Кобэ бросил на пленника беглый взгляд и сказал небрежно:

— Ну вот, притих. Ладно уж, попозже врач осмотрит его. А вам не следовало калечить его раньше времени. Сначала я должен поговорить с ним.

— А мы и не калечили, — запротестовали стражники. — Ребро у него было сломано еще раньше.

Кобэ повернулся к Акитаде:

— Ваша работа?

— Нет. Это госпожа Вишневый Цвет хорошенько отделала его.

Глаза Кобэ изумленно округлились.

— Неужели опять эта женщина?! Да она всем моим орлам сто очков вперед даст! Уж не позвать ли мне ее к себе на работу? — Он усмехнулся. — Может, тогда хоть перестанет ворчать на полицию. Я мог бы назначить ее, к примеру, квартальным старостой в ее квартале.

— О-о!.. Такое предложение ей, должно быть, понравится. — Акитада рассмеялся.

Дандзюро грязно выругался. Один из стражников вынул из-за пояса дубинку и треснул ему разок.

— А ну-ка, ты, сядь! — рявкнул Кобэ.

— Не могу. Она переломила мне спину! — взвизгнул Дандзюро. — Она погубила меня. Я больше никогда не смогу выступать. Я требую возмещения ущерба!

— Чего ты требуешь? — Кобэ хохотнул. — Ладно! Будет тебе возмещение! А если ты сейчас не сядешь, то я сделаю так, что ты у меня лежать месяц не сможешь.

Дандзюро закопошился на полу, стеная и причитая. Когда он наконец сел, лицо его было мокрым от пота и слез.

Кобэ снова разразился смехом.

— Тоже мне свирепый владыка демонов! Да без маски ты больше на старуху похож! Жалкий хлюпик! И как только ты играл всех этих богов да героев? Не человек, а сплошное недоразумение!

Дандзюро метнул на него злобный взгляд и презрительно фыркнул.

— Я актер, — сказал он, напустив на себя высокомерный вид. — Актер, а не какой-нибудь там военный мужлан или полицейский. К тому же мне нанесли серьезные увечья. Сначала какой-то хмырь набросился на меня, а потом это чудовище в женском обличье чуть не убило меня вовсе. Вы бы лучше арестовали эту парочку, чем мучить меня. Я завтра же подам в суд иск на своих обидчиков и на вас всех! А сейчас я требую врача. — Он замолчал и свирепо уставился на них.

Стражник снова приложил его своей дубинкой, а другой уже потянулся за хлыстом, но Кобэ покачал головой.

— Уже поздно, и я устал, — сказал он. — Так что не надо тут прикидываться невинным. Тебе предъявляются обвинения в убийстве трех человек, а именно: актрисы по имени Охиса, торговца стариной Нагаоки и отставного профессора Ясабуро.

— Да смешно просто такое слушать! — сказал Дандзюро, щупая свои ребра.

— Ничего смешного не вижу. Актриса Охиса состояла в вашей труппе и была одной из твоих любовниц. Ты задушил ее, когда вы были на постое в Восточном горном монастыре, потому что она надоела тебе и ты нашел новую любовницу. Не исключено, что как раз эта новая любовница, жена Нагаоки, и толкнула тебя на это убийство. Нам известно, что вы вместе разработали план, как замаскировать Охису под нее, так чтобы это убийство было приписано брату Нагаоки.

— Вранье! — воскликнул Дандзюро. — Охиса уехала домой к родителям.

— Это очень легко опровергнуть, — холодно сказал Кобэ. — Следующее преступление — убийство мужа твоей прелестницы — вы совершили в Кохата, в ломе ее отца. Выудив из него в качестве возмещения большие деньги, вы отравили его и бросили на обочине дороги, понадеявшись на то, что мы все спишем на грабителей.

Дандзюро уставился в потолок.

— Я не знаю такого человека!

— А потом было третье убийство, тоже отравление. Яд вы припасли заранее. Ты проник в восточную тюрьму под личиной буддийского монаха и попросил свидания с Ясабуро. Когда тебя пропустили в его камеру, ты подсунул ему отравленную пищу и скрылся.

— Какая сказочная ложь! Брехня! — возмутился Дандзюро. — Вы обвиняете меня в каком-то убийстве только потому, что я актер и вы видели меня в роли священника. Зачем мне было это делать?

— А затем, что ты боялся, как бы Ясабуро не выдал дочь, а еще потому, что он знал или подозревал, что вы убили Нагаоку. Поверь мне, Дандзюро, твоя партия сыграна. Ты можешь избавить себя от лишней боли, во всем признавшись.

— Что это вы меня запугиваете? Я ни в чем не виноват! — возмутился Дандзюро.

— Не забывай, что у нас в руках твоя любовница! — рявкнул на него Кобэ. — Как только мои люди начнут охаживать ее бамбуковыми палками по нежной спинке, она быстро заговорит. И между прочим, постарается все спихнуть на тебя.

Дандзюро размяк и раскис. Глаза его, как у загнанного в ловушку зверя, отчаянно стреляли то в одну, то в другую сторону.

— Значит, все, что она скажет, будет ложью, — растерянно пробормотал он.

Его отвели к врачу, а вместо него привели Нобуко. Она заливалась слезами, однако успела смыть с лица артистический грим и привести в порядок прическу и платье. Не дожидаясь понуканий, она опустилась на колени и низко поклонилась Кобэ и Акитаде.

— Позвольте мне представить свою скромную персону — актриса Югао, дочь Ясабуро Сэйдзиро и жена актера Дандзюро. Я смиренно прошу у вашей чести объяснений относительно обвинений, выдвинутых против меня.

Кобэ смотрел на нее с презрением.

— Перестаньте разыгрывать роли, госпожа Нагаока. Мы знаем, кто вы такая и что вы на пару со своим нынешним мужем содеяли. В ваших же интересах как можно скорее и полностью признаться в причастности к трем убийствам — девушки по имени Охиса, вашего мужа Нагаоки и вашего отца Ясабуро.

Глаза ее расширились. Она открыла рот, потом поднесла к нему руку и прикусила костяшки пальцев.

— Да как же вы могли подумать, что я могла поднять руку на отца, о котором скорблю денно и нощно?! — слезно запричитала она. — Я не всегда была ему послушной дочерью, и этот груз вины тяжко давит на меня. Да простят меня боги земные и небесные!

Акитада нашел, что она исполнила эту роль блестяще, хотя, возможно, чуточку и переиграла. Особенно последняя фраза показалась ему несколько напыщенной, словно взятой из какой-то древней синтоистской молитвы.

— Эй, стража! — позвал Кобэ. Двое полицейских в униформе вошли и встали по струнке. — Бамбуковые палки сюда! — приказал Кобэ.

Лицо пленницы внезапно исказила гримаса страха, от прежней горделивой позы не осталось и следа.

— Нет! Пожалуйста, только не это! — взмолилась она. — Спрашивайте меня о чем угодно! Я на все отвечу!

Кобэ отпустил стражников и устремил свирепый взгляд на пленницу.

— Вы поступили в труппу Уэмона на шестой день месяца Первых Заморозков в Восточном горном монастыре, куда совершали паломничество. Верно?

— Да. Я всегда мечтала быть актрисой, и наш отец поощрял наше участие в домашних представлениях. Театр был его страстью. Когда я случайно услышала на постоялом дворе монастыря разговор актрис о том, что одна из них, оказывается, покинула труппу, я, повинуясь внезапному порыву, предложила им взять на ее место меня. Взять всего на одно представление. Но я влюбилась в Дандзюро и осталась.

Кем бы ни выставляла себя эта женщина, но она явно была не только очень красива и выдержанна, но и очень умна. К рассказанной ею истории трудно было подкопаться. Все сходилось воедино. И отец ее, и Харада в свое время говорили о домашних представлениях с участием заезжих актеров, а Нагаока и Кодзиро упоминали о ее исполнительских талантах в пении и танце. Одинокий пожилой холостяк Нагаока должен был быть от нее без ума. Даже сейчас она совершенно сознательно и умело кокетничала, манящими были эти полные влажные губы и каждое движение ее тела. Такую женщину вряд ли устроила бы тихая, скучная жизнь с замкнутым престарелым мужем, она, конечно, попыталась бы соблазнить бесстрастного, вялого Кодзиро. И Дандзюро, дамский любимец и ведущий актер, вряд ли устоял бы перед ней. Акитада наклонился к Кобэ и что-то прошептал ему.

Кобэ кивнул и спросил у женщины:

— Актеры Уэмона когда-нибудь давали представление в доме вашего отца, когда вы жили там?

Вопрос заставил ее задуматься.

— Я… я не помню. Возможно, и давали. Это было так давно.

Кобэ оживился:

— У нас есть свидетель, который утверждает, что вы там познакомились с Дандзюро и впоследствии у вас с ним был роман.

Она покраснела. Кобэ с победоносным видом улыбнулся. Тогда, потупив глаза, она сказала:

— Да, это правда. Просто мне стыдно было признаться в этом. По этой причине мы и поссорились с отцом. Он был страшно зол, когда узнал об этом. Я хотела уехать с Дандзюро, а он запретил.

Кобэ и Акитада переглянулись. Что это было? Признание под видом старой как мир байки о соблазненной мужланом девице?

Кобэ тихонько сказал Акитаде:

— Этот старик, кажется, вырыл себе могилу, когда позволил дочке общаться с таким сбродом.

Так же тихо Акитада ответил ему:

— А по-моему, в данном случае как раз девица развратила мужчину.

Кобэ усмехнулся и повернулся к арестантке:

— Мы пока так никуда и не продвинулись. Вы солгали, представившись вашей сестрой Югао. Теперь вы признаете правду? Признаете, что вы Нобуко, вдова покойного Нагаоки?

— Правду? О нет! Правда заключается в том, что Нобуко убита. А я Югао. Вы должны поверить мне. Мы с ней похожи… то есть были похожи как две капли воды.

Кобэ нахмурился.

— Вы утверждаете, что вы и ваша сестра ту ночь обе провели в Восточном горном монастыре. Так? Как же тогда получилось, что вы там не встретились?

Она вздохнула.

— Шел дождь, и мы обе не выходили из своих комнат. Будь иначе, я могла бы спасти ее жизнь в ту ночь.

«Ну и ловка!» — подумал Акитада. Прочистив горло, он сказал:

— Напрасно стараетесь, госпожа Нагаока. Ваш деверь сказал нам, что ваша сестра Югао умерла вскоре после того, как вы вышли замуж. То есть явно задолго до той ночи в монастыре. Одной из вас уже несколько лет как нет на свете.

Она гордо вскинула голову.

— Вы поверили на слово этому жалкому пьянице, который убил мою бедную сестру? — Заносчиво вздернув подбородок, она сверлила глазами Кобэ. — Я снова задаю вам все тот же вопрос: почему этот убийца разгуливает на свободе, в то время как меня обвиняют в совершенном им преступлении?

— Вы хотите, чтобы я снова приказал принести палки? — прогремел Кобэ. — Вы же прекрасно знаете, что факт смерти вашей сестры может легко быть проверен.

Она печально улыбнулась:

— Факт моей смерти, вы хотите сказать? Боюсь, этого вам не доказать. Видите ли, мой отец был так сердит, когда я убежала из дома, что объявил меня умершей. Он даже кремировал пустой гроб и отметил мои похороны должной церемонией. Таким образом отец здорово позабавился, посмеялся над буддистами и их верой.

Акитаде стало чуточку не по себе. Ему показалось, что это говорит чуть ли не сам Ясабуро. Неуютное чувство переросло в испуг, когда он вдруг осознал, как трудно было бы доказать, что эта женшина лжет. Кто видел обеих сестер вместе? Их отец Ясабуро и муж Нобуко теперь оба мертвы. Старик слуга? Или затворник Харада?

Кобэ недовольно проворчал:

— Итак, вы настаиваете на своей версии! Ну что ж, мы докажем в суде, кто вы такая на самом деле. Только сейчас вам самое время вспомнить, что за ложные показания в суде налагается наказание в виде ста ударов кнутом. Некоторые, как известно, умирают от этого.

Она побледнела, но сумела изобразить на лице улыбку.

— Значит, мне ничто не грозит, — сказала она.

— Уведите ее! — приказал Кобэ стражникам.

Она шла к выходу изящной походкой, слегка повиливая бедрами. Один из стражников, глядя ей вслед, сглотнул слюну. Кобэ выругался.

Акитада расстроился не меньше Кобэ. Если это и впрямь была Югао, то где же тогда Нобуко? Мертва? А куда делась пропавшая Охиса? Хуже того, если это не Нобуко, то все обвинение против нее и Дандзюро развалится, и Кодзиро снова обвинят в убийстве Нобуко. И все же Акитада чувствовал, что они были правы. Сейчас он напряженно соображал. У Кобэ был подавленный вид.

— Вот сука! — пробормотал он. — Да конечно, они сделали это! Этот актеришко сам себя выдал. Ну ничего, мы выбьем из этого хлюпика признание! А бабенка-то сущая дьяволица, хоть на первый взгляд и не скажешь. Э-эх!.. А я-то надеялся закрыть это дельце до Нового года!

Акитада понимающе кивнул. Он не мог не чувствовать своей вины. Проверь он прошлое этих людей более тщательно, такого бы не произошло. Путаные упоминания Ясабуро о дочерях должны были насторожить его. Ведь Ясабуро ни разу не выразился точно, ни разу не дал понять, о ком идет речь — о Нобуко или об обеих сестрах. Кодзиро же навел его на мысль об имеющемся расхождении, но его информацию следовало проверить, хотя бы потому, что он никогда в жизни не видел сестры Нобуко. Показания Харады тоже были туманными, возможно, потому, что ему никогда не доводилось побыть в обществе семьи Ясабуро, и девушек он видел только с далекого расстояния. Этим также объяснялось, почему он не узнал Нобуко в актерском гриме и театральном костюме.

Кобэ в сердцах рявкнул:

— Будь проклят этот малый за то, что произвел на свет двух таких дочурок! Ну и что теперь?

Акитада со вздохом поднялся.

— Надо бы пойти и провести добавочный опрос. — Он был еще не совсем здоров и чуточку устал, но он обещал помощь Кобэ и дал слово Кодзиро. — Я должен еще раз поговорить с госпожой Вишневый Цвет и другими актерами. А еще неплохо было бы послать кого-нибудь в Кохата.

Кобэ угрюмо кивнул.

— Я сам туда поеду. В такой-то прекрасный новогодний денек месить дорожную грязь часами, чтобы пообщаться с местной пьянью… Я уж не говорю про этого полоумного…

Ночной воздух был напоен хвойным ароматом. Акитада с удовольствием вдыхал его, пока ехал на юг к реке. Над крышами стелился дымок — люди продолжали праздновать. То и дело откуда-нибудь доносились веселый смех, крики или выбегали компании подвыпивших гуляк. Кто-нибудь из этих пропойц наверняка упадет в мерзлую воду канала и быстренько протрезвеет, а кто-нибудь так и не найдет в себе сил выбраться оттуда и сгинет навеки в ледяной пучине.

Акитада передернулся от такой мысли и ускорил шаг. Он рассчитывал застать госпожу Вишневый Цвет и остальных еще бодрствующими. Звуки лютни и цитры, доносившиеся из веселого квартала, да толпы на улицах внушали надежду.

Из окон спортивного зала слышался смех. Старик привратник впустил его, показав, куда пройти. Должно быть, все лампы и фонари были собраны вокруг помоста госпожи Вишневый Цвет. Она восседала на своем троне в окружении актеров, акробатов и своей служанки. Тора с Гэнбой сидели на полу у ее ног.

Празднование шло полным ходом. Пол был уставлен посудой с угощениями и вином, лица раскраснелись. Завидев Акитаду, Тора с Гэнбой вскочили с виноватым видом.

— Нас пригласили на чарочку, — сказал Гэнба.

— Что-то случилось, хозяин? — спросил Тора.

— Нет, ничего не случилось, просто мы столкнулись с одной проблемой. Госпожа Нагаока выдает себя за собственную сестру.

За этими словами последовал звук упавшего предмета и тихий вскрик. Все удивленно обернулись на служанку, уронившую веер. Прикрыв рот ладошкой, она смотрела на Акитаду широко раскрытыми, перепуганными глазами.

— Юкио, — обратилась к ней хозяйка, — как-то ты странно себя ведешь с тех пор, как мы вернулись домой.

Что с тобой происходит?

Девушка подобрала с пола веер и снова спрятала за ним лицо.

— Нет-нет, ничего!

— Ерунда! Ты что-то знаешь. Теперь я припоминаю, как ты все расспрашивала меня про Дандзюро и его жену. А ну, выкладывай!

Девушка заплакала и хотела встать, но госпожа Вишневый Цвет схватила ее за руку.

— А ну-ка сядь, милочка! Я не потерплю больше от тебя неприятностей после всего, что я для тебя сделала. Ты и так уже натворила дел, дальше некуда. Только посмотри, что ты сделала с бедным Торой! Так-то ты платишь мне за мою доброту, неблагодарная девчонка? Я подобрала тебя голодную на улице и привела к себе. Я тебе мать заменила.

Юкио рухнула наземь, как соломенная кукла, и обхватила колени госпожи Вишневый Цвет.

— Простите меня! — рыдала она. — Клянусь богами земными и небесными, для вас я бы сделала все, что угодно!

Акитада насторожился. Опять эти странные слова про каких-то древних богов! Такие речевые обороты были неуместны в устах девушки из низкого сословия. И этот знакомый, весьма редкий жест… Она тоже, поднеся кулачок ко рту, закусила костяшки пальцев. Сердце его бешено заколотилось, и он спросил:

— Кто ты на самом деле?

Госпожа Вишневый Цвет нахмурилась.

— Юкио! Ты мне что-то недоговаривала? Юкио что-то промямлила в ответ.

— Что? Какое еще слово ты дала? Акитада подошел ближе.

— Ты — Югао?

Присутствующие зашептались. Госпожа Вишневый Цвет удивленно вскинула нарисованные брови.

Акитада бросился объяснять:

— Госпожа Вишневый Цвет, если она Югао и укрывает сестру Нобуко, то она должна дать показания в суде. Она наша единственная надежда, только с ее помощью мы можем отдать под суд убийц троих человек.

Госпожа Вишневый Цвет наклонилась и погладила рыдающую женщину по голове.

— Он прав, дитя мое, — сказала она.

— А ну отвечай на мои вопросы! — нетерпеливо воскликнул Акитада. — Если ты Югао, то твоя сестра участвовала в убийстве твоего собственного отца и ее мужа. Если мы не докажем, кто она такая, убийцы останутся на свободе, а мертвые так и не найдут успокоения.

Юкио вцепилась в госпожу Вишневый Цвет и захныкала. Госпожа Вишневый Цвет теперь выглядела какой-то постаревшей и осунувшейся.

— Бедное дитя!.. — бормотала она, постукивая плачущую девушку по спине. — Бедное дитя! Но ты не горюй! Мой дом всегда будет твоим, что бы там ни случилось. Ты будешь моей дочкой. У меня ведь никогда не было дочки. А сейчас сядь-ка, распрямись и вытри слезы. Ты находишься среди друзей, и тебе нечего стыдиться. Ты просто выполняла свой дочерний долг. Хотя этот злодей такого не заслужил.

Все присутствующие замерли, затаили дыхание. Юкио положила на пол веер и обратила к Акитаде свое изуродованное лицо. Шевеля искромсанными губами, она сказала:

— Да, вы открыли правду. Я — Югао. Уж не знаю, как вы догадались. Даже родная сестра не узнала меня.

Акитада улыбнулся, чтобы приободрить ее.

— Я угадал по одному изящному жесту и по вашей речи. Вы обе употребляете такое выражение, как «боги небесные и земные», в то время как большинство людей просто припомнили бы Будду.

— Наш отец запрещал нам обращаться к буддийским богам. Когда Нобуко появилась здесь с актерами Уэмона, я очень обрадовалась, увидев ее. Я решила, что теперь мы заживем вместе, но я была не нужна ей, и она уже была замужем за Дандзюро. А Дандзюро… в него я когда-то была влюблена, но теперь, в таком виде, я не хотела, чтобы он меня узнал. Я попросила Нобуко не выдавать моей тайны, а она взамен потребовала, чтобы я не выдавала ее. Тогда-то я просто думала, что она имеет в виду свое бегство от мужа. Так мы и поклялись друг другу душой нашей матери. — Она замолчала, спрятала лицо в рукав и снова заплакала. Госпожа Вишневый Цвет ласково обняла ее за плечи.

Акитада перевел дух и медленно опустился на пол. Выходит, тут была отнюдь не одна тайна. Как это там сказано в монастырском свитке? Двоякая правда. Дело раскрыто, но ценой каких человеческих потерь!

— Я понимаю, Югао, — мягко сказал он. — Давать показания против родной сестры трудно даже в обычных обстоятельствах, но ты все-таки должна сделать это. Видишь ли, одно дело твой долг перед покойным отцом, но ведь надо подумать и о живых. Брат Нагаоки Кодзиро хороший человек, а его несправедливо обвинили в убийстве девушки по имени Охиса. От этих подозрений его могла бы избавить только твоя честность. Считай это твоим подношением всем жертвам, живым и мертвым, неким долгом, который ты должна заплатить во искупление преступлений твоей сестры.

Вцепившись в руку госпожи Вишневый Цвет, Югао-Юкио кивала. Она сидела очень грациозно, ее прекрасные формы, изящная шея и блестящие волосы смотрелись чудовищным контрастом с изуродованным лицом.

— Ты поведаешь нам свою историю? Она снова закивала.

— Мой отец любил приглашать в усадьбу актеров, а когда мы подросли, ему доставляло удовольствие, если мы наряжались в костюмы и участвовали в представлениях. Занятие это нас забавляло, и актерам мы нравились, так как обе были миленькие. — Она покраснела. — Я тогда была хороша собой. Дандзюро предпочел мою красоту красоте сестры. Он предложил мне, а не сестре, стать его женой и уехать с ним. Отец пришел в ярость, когда я сказала ему. Он велел Дандзюро и остальным убираться вон. Я тогда плакала целые дни напролет. А потом Дандзюро прислал мне письмо, и я убежала к нему. — Она вздрогнула и плотнее запахнула на себе кимоно. — Только вышло все не так, как я ожидала. Дандзюро и не подумал жениться на мне, а через некоторое время начал менять женщин одну за другой. Я потеряла покой и стала плохо играть, и в один прекрасный день Уэмон выгнал меня. Дандзюро велел мне убираться домой. Но я не могла этого сделать, потому что отец объявил меня умершей. Я стала скитаться по городу в поисках работы и поняла, что мне осталось одно — торговать своим телом. С тех пор моей единственной заботой было раздобыть пищу. Так я жила, пока не напоролась на маньяка.

Гнетущая тишина установилась в зале. Потом госпожа Вишневый Цвет решительно сказала:

— По-моему, твой отец слишком скверно обошелся с тобой всего лишь из-за маленькой ошибки, а потом этот ублюдок Дандзюро причинил тебе зло. А сестра! Люди добрые, родная сестра, вместо того чтобы раскрыть тебе навстречу объятия, говорит, что ты ей не нужна! Да что же это за семейка!

Акитада только беспомощно смотрел. Сам ад не шел ни в какое сравнение с мучениями этой жизни. Акитада просто терялся перед лицом таких страданий — потери семьи, любимого, красоты и надежды на счастье.

Зато Тора, лишенный всякой сентиментальности, смотрел на ситуацию с практической точки зрения.

— А знаешь, — сказал он, — твоя сестра не может унаследовать отцовское поместье, так что остаешься только ты. Хозяйство достанется тебе, и ты, я уверен, добьешься успеха.

Подобная мысль удивила Югао. Она изумленно смотрела на Тору.

— Кохата моя?! Ты и правда так считаешь? Но кто же мне поверит? Кто скажет, что я Югао, когда и родная мать меня не узнала бы?

Тора испуганно посмотрел на хозяина. Акитада сказал:

— Думаю, власти наверняка учтут твои заслуги перед столицей — за опознание в Ноами маньяка и свидетельские показания по данному делу тебе скорее всего помогут установить твою личность, позволив тебе рассказать подробности о твоем доме и о твоем прошлом. Я не вижу для тебя особых трудностей в вопросе вступления в наследство.

Югао поднялась. Взяв госпожу Вишневый Цвет за руку, она спросила:

— Вы пойдете со мной?

— Конечно, — хрипло сказала та, вставая. — Ты храбрая девочка. Так пойдем же и поскорее покончим с этим делом.

Югао вдруг улыбнулась. Это была страшная, леденящая душу гримаса, но она не могла не тронуть их сердца, и они все улыбнулись ей в ответ. Госпожа Вишневый Цвет кивала и терла глаза.

Кобэ застыл в недоумении, когда вся эта разношерстная толпа ввалилась в кабинет начальника тюрьмы.

— Что все это значит? — напустился он на Акитаду. — Я смертельно устал, а впереди у меня еще, как вы знаете, трудный денек.

— Вам не придется ехать в Кохату. Я привел вам Кохату сюда. — Акитада вывел Югао на передний план.

Кобэ вздрогнул, увидев ее лицо.

— Служанка госпожи Вишневый Цвет? Та, что изобличила художника?

— Да, — ответила девушка чуть дрожащим голосом. — А еще я — Югао, младшая дочь Ясабуро. Я пришла подтвердить личность моей сестры Нобуко, чтобы она могла ответить за то, что содеяла.

Кобэ поначалу смотрел на нее в недоумении, потом широкая улыбка осветила его лицо. Он крикнул стражникам, чтобы те привели обоих арестантов.

Дандзюро ковылял первым. Врач позаботился о его сломанном ребре, но он выглядел больным, потерявшим всякую надежду человеком. Нобуко вошла с высоко поднятой головой. Она сразу же увидела сестру и отвернулась. Если не считать крохотных капелек влаги на вспотевшем лице да легкого дрожания рук, она ничем не выдала себя. Окинув взглядом остальных, она презрительно усмехнулась:

— Я вижу, вы привели сюда эту старую рухлядь да в придачу к ней целую свору бездарей, чтобы они оговорили меня. Только это вам не поможет.

Югао выступила вперед.

— Бесполезно, Нобуко, — проговорила она. — Я им все рассказала. Наш отец был не самым добрым человеком, но тебе не следовало позволять Дандзюро убивать его. Вы совершили неслыханное преступление против самих небес.

Красавица еще выше вздернула подбородок.

— Это что еще за уродка? Вы не иначе как по канавам сточным рыщете, господин начальник полиции, лишь бы состряпать ложное обвинение.

Тут вмешался Акитада:

— Ваша сестра подтвердила вашу личность, так что не тратьте впустую время на бесполезные отрицания.

А между тем Дандзюро все смотрел на исполосованную шрамами сестру.

— Югао? Ты — Югао?

Он шагнул к ней. Кобэ дал знак стражникам отпустить его. Дандзюро внимательно разглядывал лицо Югао и ее фигуру. Она стояла как вкопанная, болезненно покраснев, но вынесла эту пытку. Обойдя ее сзади, он поднял ее тяжелые длинные волосы. Не выдержав, Нобуко выкрикнула:

— Дандзюро, не смей касаться этой грязной падали! Но было поздно. Все, кто присутствовал в комнате, уже успели заметить крошечную родинку на шее Югао Дандзюро опустил волосы и посмотрел на Нобуко.

— Без толку. Это правда Югао. Все кончено.

Нобуко смерила его каменным взглядом, потом плюнула в него.

— Мне отрадна только одна мысль — что ты умрешь, трус! — Она повернулась к Кобэ: — Ну что ж, вы получили, что хотели. А теперь пусть меня отведут в мою камеру.

У Кобэ был довольный вид.

— Ну что ж, пусть отведут. — Он кивнул начальнику стражи. — Завтра мы начнем допрос. Думаю, она сознается, но на всякий случай припасите свеженьких бамбуковых прутов.

Стража увела обоих арестантов.

От такого приказа Кобэ Акитаде стало не по себе. Молодые гибкие бамбуковые прутья рвали кожу арестантов в клочья.

— По-моему, нам всем лучше разойтись по домам, — пробормотал он. — Не думаю, что я буду вспоминать этот день с радостью.

Югао тихонько плакала. Госпожа Вишневый Цвет обняла ее за плечи, и они собрались уходить.

Кобэ хотел сказать что-то, когда снаружи донесся какой-то шум. Он посмотрел в сторону двери. Теперь уже услышали все — высокий, пронзительный крик и мужские голоса. За дверью послышался топот бегущих ног, потом она распахнулась, и на пороге возник задыхающийся полицейский. Страшный пронзительный крик теперь звучал еще отчетливее.

— Господин, арестантка пыталась сбежать!..

За спиной полицейского уже маячил стражник, лицо его было бледно. Он поднял правую руку, в которой держал свое оружие — металлический двузубец. И рука, и двузубец были в крови. А между тем ужасные крики снаружи прекратились.

— Что случилось? — спросил Кобэ. Стражник задыхался и глотал слова.

— Когда мы вывели ее во двор, она бросилась бежать. Мы погнались за ней. Кто-то загнал ее в угол, но она вывернулась. Меня она не видела. Я попался у нее на пути… Как раз занес двузубец… хотел остановить ее. — Бедолага от волнения позеленел и едва дышал. — Она напоролась прямо на него… Напоролась лицом. — Он снова глотнул воздуха и продолжал: — Он прошел ей через глаз и рот. Насквозь. Сейчас она умирает. — Он повернул голову и прислушался. Снаружи стояла тишина. — Умерла, — поправился он.