"Судьба драконов в послевоенной галактике" - читать интересную книгу автора (Елисеев Никита)

Глава четвертая. Человек со стеком

Мы подошли к двери, на удивление белой, блестящей.

– Посторонись, – приказал мне "отпетый".

Я встал в сторону. Он постучался. Дверь отперли. На пороге стоял человек в белом халате, в очках.

– Что, – удивленно спросил человек, – уже?

– Спымали, – лениво сказал "отпетый", – принимай, Мэрлин.

Мэрлин выглянул в коридор и увидел меня.

– Ба! – подивился он. – Вот это Аполлон! Из какой помойки вы его достали?

– Он у Круглых Камней ошивался… ты не думай, он – такой, он Мурзика придавил.

– Мурзика? – снова удивился Мэрлин. – Чем ему Мурзик-то помешал?

– У него спросишь. Мы пошли. Привет.

"Отпетые" ушли.

– Заходите, – вежливо сказал мне Мэрлин.

Я вошел. То было комната, выложенная кафелем. У стенки стояла ванна, наполненная дымящейся водой.

– Раздевайтесь, – приказал мне Мэрлин, – и полезайте в ванну.

… Я блаженствовал.

Мэрлин между тем говорил по телефону:

– Алло, диспетчерская? Джек Никольс из 725-ой лаборатории нашелся. Да… Сейчас вымоется, и я его приведу. Да он весь в крови дракона. Где умудрился?… А… Ты еще поинтересуйся, как он на тренажер вышел… Что, что… задавил, конечно, ага, как ястреб мыша. Ну, ясно. Все ему скажу…

Мэрлин влил в воду шампунь, и я лежал в горячей зеленой воде, окруженный ослепительно белыми горами пены.

Мэрлин подошел ко мне, с интересом посмотрел на меня. Потом спросил:

– А пивка холодненького с сушечками не желаете?

Очевидно, жара, истома взяли свое, и я ответил не совсем впопад, не уловив иронии:

– Вы знаете, нет, спасибо. Я ведь пиво не люблю. Вот если бы холодной минералочки…

Мэрлин снял очки и тщательно их протер.

Я понял, что был неправ, и похолодел от ужаса.

– В общем так, – холодно сообщил Мэрлин, – три минуты кайфа – вытереться насухо и на выход… Время пошло.

Он поглядел на часы, подошел к тумбочке, вынул оттуда комплект белья и швырнул мне. Плоская пачка хлопнулась на пол у самых ножек ванны. Ножки были отлиты из бронзы и напоминали львиные лапы. Ванна вцеплялась бронзовыми когтями в кафельный пол.

Я с силой тер голову.

– Ну, хлопаются парни с поверхности, – бормотал Мэрлин, – ну, ни в сказке сказать ни пером описать!.. Вся 725-ая, высунув языки, как гончие за зайцем, все облазили, а этот шутник… "Наутилус", понимаешь, капитан Немо… Нырнул и вынырнул. У столовских хлеба выпросил, Мурзика растерзал и после подвигов лег отдохнуть. Геракл! Илья Муромец! Зигфрид! На пол не брызгай! Слышишь? Все, время кончено. Вытирайся…

Я вытерся и стал одеваться. Штаны, и рубашка, и куртка – все зеленого цвета, только вкраплениями, всполохами, искрами – красные точки-точечки.

– Скажите, – спросил я, – а в "отпетые" мне можно рассчитывать?

– Что? – Мэрлин резко повернулся ко мне.

Я испугался этого резкого злого движения и бормотнул:

– Простите, а ботинки, носки?..

– Паланкин? Экипаж? Омнибус? Такси, лимузин? Форд-мустанг? Босиком пойдешь. Быстрее будешь – здоровее станешь.

Я толкнул дверь и вошел в… канцелярию. Обшарпанный стол, четыре стула, желтого цвета сейф, черного – телефон. И человек в форме "отпетого" за столом.

Человек разбирал какие-то бумаги. Ящики письменного стола были чуть выдвинуты, и неясное потрескивание доносилось из них, точно там догорал, дотлевал костер.

– Выйдешь сейчас, потом войдешь, козырнешь как следует, как следует представишься… Пошел.

Я вышел за дверь. Установил дыхание, вошел снова и доложился, как положено.

– Еще раз, – сказал человек, – бодрости и радости не слышу в голосе.

…Когда я в шестой раз вошел в кабинет, рядом с ним сидел подтянутый сухопарый человек со стеком. Входя, я услышал, как он говорил:

– Завтра – киносъемка в 20-й школе, ты бы гаденышей приготовил.

"Это, – понял я, – кто-то из воспитателей "отпетых". Я вышел и вошел вновь, улыбаясь во весь рот:

– Дезертир из 725 лаборатории по вашему приказанию явился.

Человек со стеком взглянул на меня..

– Чему вы так обрадовались, молодой человек? За вашу познавательную экскурсию ребра вам, конечно, не сломают, не в холодный цех, чай, поступите, но тумаков… гм… гм… навешают.

– Отвечаю, как велено, – гаркнул я.

– А… – лениво протянул человек со стеком и вновь обратился к своему собеседнику: – Позвони Мерлину, Ланцелоту, пусть открывают вольеры…

– Можно спросить? – кашлянул я.

– Можно Машку под забором, – веско заметил человек в форме, – и козу на возу… А у нас – разрешите.

– Виталий Степанович, – поморщился человек со стеком, – ну что вы, право, этот казарменный юмор? Для чего? Что вас интересует, молодой человек?

– Разрешите обратиться?

– Разрешаю, разрешаю, – кивнул человек со стеком.

– Могу ли я рассчитывать на то, что меня отправят в "отпетые"?

– Что, что? – переспросил Виталий Степанович. – Ты можешь рассчитывать на то, что тебя отправят головой в унитаз, – вот на это ты можешь рассчитывать.

– Виталий Степанович, – человек хлопнул стеком по столу, – займитесь лучше подготовкой завтрашнего киносеанса. Не вводите в заблуждение юношу…

Человек со стеком устало смотрел на меня, молчал. Наконец он сказал:

– Молодой человек, вы, конечно, правы. Вы можете предложить себя в "отпетые". Закон предоставляет такую возможность любому провинившемуся, но следует пройти довольно сложные, физически очень тяжелые испытания. Вы готовы к этому?

– Да, – сказал я.

Человек со стеком вздохнул и прикрыл глаза.

Он говорил тихо, едва слышно, еле ворочал языком, словно ему было трудно выталкивать слово в мир, поднимать слово языком и выталкивать.

– К тому же… Вы… вряд ли убережетесь… от побоев…"отпетые" вас… тоже искали… как и лаборанты…

Человек со стеком открыл глаза и посмотрел на меня.

– Я не из-за побоев, – сказал я, – я из-за другого.

– Чего же вы хотите? – спросил человек со стеком безучастно.

– Я хочу убить дракона, – произнес я.

Человек со стеком не изумился.

– Дракона – здешнего? Или на другой планете?

В его вопросе не слышалось насмешки, и я твердо ответил:

– Здешнего, до других мне дела нет!

– Боец! – кивнул в мою сторону Виталий Степанович. – Губа не дура.

Человек со стеком с любопытством посмотрел на меня.

Я выдержал его взгляд.

– Лечь, – внезапно приказал он.

Я бросился на пол.

– Встать. Лечь. Встать. Лечь. Встать. Лечь. Встать. Лечь. Встать. Упор лежа. 150 раз отжаться. Зад, – ногой он наступил на меня, – зад не отклячивай. Поехал… И рраз…

В классе я был не самый слабый, но тут стал задыхаться. Руки стали ныть, затекать, они не сгибались и не разгибались, не могли выдернуть тяжесть тела.

– Встать! – приказал человек со стеком. – Сесть. Не на стул, – он рассмеялся, – на корточки.

Виталий Степанович тоже заулыбался.

– Может, прекратишь этот детский сад? Эту утреннюю физзарядку? Не мучай дитю…

– Я просто плохо спал, – выхрипнул я, сидя на корточках.

– Как же ты? – посочувствовал Виталий Степанович. – Надо высыпаться…

– Встать! – приказал человек со стеком.

Я даже привскочил от усердия.

– Встатьсестьвстатьсестьвстатьсестьвстатьсестьвстатьсестьлечьвстать лечь, – я тебе сказал, – лечь, сесть, сесть! Встатьсестьлечь встатьсестьлечьсесть – сесть!

Я часто сбивался, выполнял не те команды. Виталий Степанович говорил по телефону:

– Да, подгони гаденышей – и клетки открой… Ага. Годится. Работай…

– Лечьвстатьсестьлечьвстатьсесть…

Человек со стеком обошел письменный стол, растворил дверь в стене; я увидел длиннющий коридор, похожий на дорогу, стиснутую стенами и потолками; дорогу, казалось, загнали в узкое пространство, она взвыла от боли, и этот вой застыл в конце коридора точкой, в которой слились все линии пола, потолка и стен.

– Гусиным шагом – по коридору, – приказал мне человек со стеком, – вперед.

– Ну вы резвитесь, – сказал Виталий Степанович, – я поехал к Митяю. Ты следи все-таки, чтобы жаба не припрыгала… Мне с ее слизью возиться.

Я старался идти быстрее… Ноги болели. Человек со стеком шел рядом со мной и постукивал меня этим самым стеком.

– Ниже, ниже садись… Вот так… И иди швыдче…

В ушах звенело. Иногда я переставал слышать человека со стеком.

А потом я увидел жабу. Она была огромна и расползлась огромной, зеленой, вздрагивающей горлом тушей посреди коридора.

За ее спиной коридор продолжался, тянулся все к той же точке – то был полет пули, застывший, замерший и обставленный сверху и снизу, справа и слева – стенами.

Жаба раззявила рот и вывалила длиннющий язык. Он рухнул на мое плечо, словно липкая дубинка.

– Голову, – гаркнул человек со стеком, – голову спрячь, сгруппируйся… Вот так… Зад, зад ей подставляй.

Я свернулся в комок, закрыл голову руками. Удар…

И рвущая боль. Удар. И соленый вкус во рту. Удар – и…

Человек со стеком выкрикнул нечто гортанное, на непонятном языке. Вслед за тем я услышал резкий свист хлыста, завершившийся постыдным каким-то шмяком.

– Встать, – приказал мне человек со стеком.

Я поднялся.

Жаба сидела на прежнем месте. Выпуклые глаза смотрели в разные стороны. Через зеленый живот багровела бысто исчезающая полоса. Жаба разевала рот.

– Ну что, – спросил человек со стеком, – будешь меня слушаться или сам попробуешь?

– Вас, – еле переводя дыхание, хватая ртом обжигающий воздух, выдавил я, – буду.

– Направо, – прикрикнул в ту же секунду человек со стеком.

Я едва успел отпрыгнуть, как рядом со мной хлопнулся на пол розовый мускулистый жабий язык.

– Не вздумай наступить, – гаркнул (и вовремя гаркнул) человек со стеком: в самом деле, у меня мелькнуло искушение пяткой придавить колотившую меня мерзость.

– Налево, направо, направо, назад, налево, нагнись, налево, направо, назад… Сам попробуешь? Влево.

– Да.

– Ну, валяй.

И в ту же секунду я, уже развеселившийся от бестолково лупящего по стенам и полу жабьего языка, был сшиблен, как хлыстом, как гибкой дубиной.

– Встать, – заорал человек со стеком, – встать и назад – бегом…

На четвереньках, с гудящей головой, ощущая во рту металлический вкус крови, я отбежал, отполз – и вовремя! – пятку мою ожег хлесткий удар. Я почувствовал сотрясение пола от обрушившегося на то место, где еще секунду назад был я, жабьего языка-дубинки.

Вслед за тем я услышал уже знакомые мне свист и шмяк, и еще, и еще. Я стоял на четвереньках, отдыхал, устанавливал дыхание. Мне почему-то казалось, что едва лишь я вновь увижу жабу, как избиение продолжится.

– Вставай, – миролюбиво предложил мне человек со стеком.

Я попытался встать и не смог.

– Что, – голос человек со стеком доносился словно откуда-то издалека, – не подняться? – свист-шмяк.

"Не оборачивайся, – подумал я, – и она исчезнет; ее просто не будет… ее нет…Ты ее не видишь – и ее нет". И эти мысли тоже доносились откуда-то издалека, будто чужие слова…

– Ползи тогда, – приказал мне человек со стеком, – и ползи живее, я из-за тебя насмерть засекать лягушку-царевну не намерен.

Что было сил я пополз на четвереньках. Я царапал ладони и колени о пол. Пол был шершавый и холодный.

Человек со стеком схватил меня за шиворот и с силой встряхнул:

– Стоять! Подумаешь, царевна по голове лизнула. Тоже мне контузия… На царственную особу поглядеть не хочешь?

Я не хотел, но сообразил, что это "глядение" тоже входит в программу испытаний, и кивнул:

– Ме-ме-ме-мечтаю. мечтаю.

– Ох ты, – засмеялся человек со стеком, – он еще и шутит! Ну, значит, ничего еще не потеряно – любуйся!

Он развернул меня лицом к жабе.

Она сидела все так же безучастно, лупоглазо глядя вверх, только по учащенному култыханию ее горла да по иссеченному багровыми шрамами животу можно было догадаться, что ей пришлось несладко…

– Пошли, – подтолкнул меня человек со стеком, – каламбурист… Меч он таит, мечтает… ишь…

– Че,че, че, чем вы е? – я задохнулся и наконец выдохнул: – Б?

– Потом скажу, – усмехнулся человек со стеком, – че я е… Пошли.

Мы вернулись в комнату.

У стола стоял Виталий Степанович.

– Ого, – удивился человек со стеком. – Вы уже?

– Да я гляжу, и вы уже, – усмехнулся Виталий Степанович, он кивнул в мою сторону: – Прошел аудиенцию у королевы?

– Не до конца, – лаконично ответил человек со стеком.

В этот момент задребезжал телефон. Человек со стеком снял трубку.

– Да. Алло. Коллега Рахиль, я много слышал о вас и очень рад познакомиться. Начальник школ, – я смотрел во все глаза на человека со стеком, он легонько бил стеком по столу в такт свои словам. – Прекрасно. Да. Но Джек выразил, так сказать, желание, – человек со стеком улыбнулся, – поступить в школу. А зачем? Я его проверяю. Да… Какая комиссия? Если есть возможность, то какая комиссия?.. Почему? Нормально проходит испытания. Ну, на крепкую тройку. На пятерку – никто не сдает… А четверочники вовсе не обязательно хорошие бойцы… Никакой закономерности… Ну да, ну да… Видите, вы из своей практики случаи вспомнили. Вот. Я вам скажу, когда я поступал, одни тройки были… чуть двойку не схватил. И ничего… Да нет, вы меня нисколько не обижаете. Нет, почему, ничего хорошего в этой профессии нет. Ничего. И вовсе она не такая же, как и остальные профессии. И вы это прекрасно знаете, поэтому и не хотите… Да, конечно, конечно. Джек, поговори с мамой.

– Спасибо, – сказал я и взял трубку. – Мама, – сказал я в трубку, – прости.

– Бог простит, – у слышал я в ответ и удивился маминому тону – не то усталому, не то ироничному, – ну что, в "отпетые" собрался?

– Мама, – снова повторил я, – прости.

– Да ладно тебе, – вздохнула мама. – Не понять, то ли ты дитя малое, неразумное… то ли ты взрослый человек, и тогда… – мама замолчала, я тоже молчал, наконец мама сказала: – "Отпетые" – это не профессия, "отпетые" – это жизнь, и жизнь, посвященная войне, резне, убийству, жизнь в подземелье бок о бок с драконом… Я-то хоть вечером на поверхности, в уик-энд дома, а "отпетые"…

– Мама, – сказал я, – я все знаю.