"Серебряное кресло" - читать интересную книгу автора (Льюис Клайв Стейплз)

Глава восьмая В Харфангском замке

– Ну, Джил, говори, – прошептал Юстэс.

Но Джил говорить не могла. Она не сказала ни слова и сердито кивнула Юстэсу, чтобы начинал он.

Подумав, что он никогда не простит ни её, ни Хмура, Юстэс облизал сухие губы и прокричал:

– С позволения вашего величества, дама в зелёном приветствует вас. Она сказала, что вам будет приятно, если мы придём на ваш осенний праздник.

Король и королева переглянулись, кивнули друг другу и довольно противно улыбнулись. Король – с кудрявой бородой и орлиным носом – понравился Джил больше, для великана он был совсем недурён, у королевы же, ужасно толстой, было полное напудренное лицо с двойным подбородком, что и само по себе некрасиво, а уж тем более – когда увеличено в десять раз. Король почему-то облизнулся. Конечно, это каждый может сделать, но у него язык был такой большой и красный, что Джил даже вздрогнула.

– Какие хорошие детки! – сказала королева. («А может, она тоже ничего», – подумала Джил.)

– Да, просто превосходные! – сказал король. – Добро пожаловать. Дайте мне ваши ручки.

Он протянул огромную руку, очень чистую, с множеством колец и жуткими острыми ногтями. Пожать ладони ему не удалось, и он пожал им локти.

– А что это? – спросил король, указывая на Хмура.

– Уважако-квакль, – ответил Хмур.

– Ой! – завопила королева, подбирая юбки. – Чудовище! Оно живое!

– Да он славный, ваше величество, – торопливо заговорил Юстэс. – Он вам понравится, честное слово!

Надеюсь, вы не утратите интереса к Джил, если я скажу, что тут она заплакала. Извинить её можно. Руки, уши и нос у неё только-только оттаяли, вода текла с неё, ноги болели, она с утра не ела. Во всяком случае, слёзы оказались очень кстати – королева сказала:

– Ах, бедняжка! Друг мой, почему наши гости стоят? Эй вы, там! Накормить, напоить, выкупать. Девчушку утешить. Дайте ей леденцов, кукол, капель, чего хочет – печенья, копченья, соленья, варенья и что там у вас есть. Не плачь, милочка, а то ты никуда не будешь годиться к пиру.

Джил – как и вы и я – рассердилась при упоминании о куклах; и хотя конфеты неплохи в своем роде, ей больше понравилось про копченья. Однако нелепая речь королевы имела прекрасные последствия: Хмура и Юстэса подхватил великан-лакей, Джил – фрейлина-великанша, и унесли их в комнаты.

Комната Джил, размером с церковь, казалась бы мрачной, если бы не яркое пламя в камине и не толстый малиновый ковёр на полу. И тут начались радости. К Джил отрядили королевскую кормилицу. С великаньей точки зрения, это была согбенная старушка, а с человеческой – великанша, достаточно маленькая, чтобы войти в обычную комнату и не удариться головой о потолок. Она была очень заботлива, только Джил предпочла бы, чтобы она поменьше причмокивала и восклицала: «Уй-ю-юй, какой цветочек!», или «Ах ты, бедненькая!», или «Вот мы и молодцы!» Она наполнила великанью ножную ванночку горячей водой и помогла Джил в неё залезть. Если вы умеете плавать, как Джил, такая ванна вам бы понравилась. И великаньи полотенца очень хороши: они довольно грубые и колючие, но конца им нет, и вытираться не нужно, просто укутайся и стой перед огнём. Потом Джил одели во всё чистое и тёплое. Платье было просто великолепно, только чуточку великовато, хотя и сшито для людей. «Если дама в зелёном приезжает сюда, они привыкли к таким гостям», – подумала Джил.

Вскоре догадка её подтвердилась, потому что стол, стулья и посуда были обычных размеров. Как нравилось ей сидеть наконец в тепле и чистоте! На обед подали луковый суп, жареную индейку, горячий пудинг, орехи и очень много фруктов. Вот только няня без конца входила и выходила, принося с собой какую-нибудь великанью игрушку – куклу больше самой Джил, деревянную лошадку величиной со слона, барабан, похожий на пустую цистерну, мохнатого ягнёнка. Они были грубо сделаны, выкрашены яркой краской, и Джил не хотелось на них смотреть. Она так няне и сказала, но та ответила:

– Ну-ну-ну! Очень даже захочешь, когда ляжешь баиньки. Уж ты мне поверь, тю-тю-тю! Баиньки, баиньки… Ах ты, ласточка!

Кровать была не великаньей, но огромной, как в старинных гостиницах, и Джил с удовольствием легла.

– А снег ещё идёт, няня? – сонно спросила она.

– Нет, лапочка, теперь идёт дождь, – ответила великанша. – Дождик смоет гадкий снег, и наша куколка погуляет утром во дворе! – Она подоткнула одеяло и пожелала Джил спокойной ночи.

Нет ничего противнее поцелуя великанши. Так подумала и Джил, но заснула через пять минут.

Дождь лил весь вечер и всю ночь, стуча в окно замка, но Джил ничего не слышала, она спала крепко. В самый тихий час ночи, когда в великаньем доме всё замерло, ей приснилось, что она просыпается в той же комнате и видит огонь, а в его свете – огромного деревянного коня; он двигается сам собой по ковру и останавливается у её изголовья и вдруг превращается в Льва, не игрушечного, а настоящего, того самого, которого она видела на горе, за краем света. Благоухание наполнило комнату, но Джил было как-то не по себе, хотя она не понимала отчего, и слёзы полились по её лицу, прямо на подушку.

Лев сказал, чтобы она повторила знаки, а она не смогла и очень испугалась. Аслан взял её губами (да, да, не зубами), поднёс к окну, и ей пришлось посмотреть. Луна ярко светила, по небу огромными буквами было написано: ПОДО МНОЙ. И сон рассеялся. Проснувшись на следующее утро, она ничего не помнила.

Джил встала, оделась и уже кончала завтрак у камина, когда вошла няня и сказала:

– А вот и наши друзья пришли с нами поиграть.

В комнату вошли Юстэс и Хмур.

– Доброе утро! – воскликнула Джил. – Вот здорово! Я проспала часов пятнадцать, и мне совсем хорошо. А вы как?

– Я-то неплохо, – ответил Юстэс, – а у Хмура голова болела. Ух ты, у тебя подоконник есть! Можно взобраться и посмотреть.

Так они и сделали. Но едва взглянув, Джил воскликнула:

– Какой ужас!

Светило солнце, снег почти полностью смыло дождём. Внизу, как карта на столе, лежала плоская вершина, на которую они мучительно взбирались весь вчерашний день. Теперь отсюда было видно, что это великаний город. Стоявшие вкривь и вкось глыбы были остатками гигантских зданий, дворцов и даже храмов. Вчера Джил приняла за скалу кусок стены футов в пятьсот высотой. Фабричные трубы оказались огромными полуразрушенными колоннами; уступы, с которых путешественники спускались на северном склоне и поднимались на южном, – обломками гигантских ступеней. А в довершение всего в центре виднелись огромные тёмные буквы, начертанные на камнях: ПОДО МНОЙ.

Трое путешественников в смятении взглянули друг на друга, и Юстэс сказал то, что каждый из них подумал:

– Второй и третий знак мы тоже проворонили. – И тут Джил вспомнила свой сон.

– Это я виновата, – в отчаянии проговорила она. – Я… я перестала повторять знаки каждый вечер. Если бы я думала о них, я рассмотрела бы, что это город, даже сквозь снег.

– Моя вина ещё больше, – сказал Хмур. – Ведь я его рассмотрел. Мне казалось, что это очень похоже на разрушенный город.

– Ты – единственный, кого нельзя винить! – воскликнул Юстэс. – Ты же пытался нас остановить.

– Значит, плохо пытался, – сказал Хмур. – Да что там, надо было схватить вас. Тебя – правой рукой, тебя – левой.

– Если по правде, – сказал Юстэс, – мы очень уж хотели попасть сюда. По крайней мере, я. С тех пор как встретили даму с немым рыцарем, мы уже ни о чём другом не думали. Мы почти забыли о принце Рилиане.

– Не удивлюсь, если именно этого она и хотела, – сказал Хмур.

– Почему же мы не видели букв? – удивилась Джил. – Может быть, они появились только прошлой ночью? Может быть, это Аслан начертал их? У меня был такой странный сон.

И она рассказала его.

– Ну и дураки же мы! – воскликнул Юстэс. – Мы видели буквы, мы были в них. Не понимаешь? Мы были в букве «М». Мы прошли по левой палочке на север, повернули направо, потом из угла повернули опять, потом ещё раз и пошли на юг. Вот дураки! – И он стукнул по подоконнику. – Я знаю, Джил, что ты думаешь. Я и сам так думал. Ты думаешь, как было бы хорошо, если бы Аслан начертал эти буквы уже после того, как мы прошли их. Тогда виноват был бы он, не мы. Правильно, а? Нет уж. Сами виноваты. Нам дали всего четыре знака, и первые три мы прошляпили.

– Ты хочешь сказать, я прошляпила, – сказала Джил. – Конечно, это я всё порчу с самого начала. Мне очень стыдно, но всё же – что значит «ПОДО МНОЙ»? Чепуха какая-то…

– Нет, не чепуха, – возразил Хмур. – Это значит, что принца надо искать внизу, под городом.

– А как? – удивилась Джил.

– В том-то и вопрос, – сказал Хмур. – Если бы там, в разрушенном городе, мы думали о деле, мы увидели бы дверцу, пещеру, туннель или встретили бы кого-нибудь. Может быть, даже Аслана. Мы бы пробрались под эти глыбы так или иначе. Аслан никогда не скажет зря. Как же нам быть сейчас?

– Я думаю, надо вернуться, – предложила Джил.

– Легко сказать! Начнём с того, что нужно открыть дверь. – И они посмотрели на дверь и увидели, что никому не дотянуться до ручки, а если кто и дотянется – не повернуть.

– Вы думаете, нас не выпустят, если мы попросим? – спросила Джил. Никто ей не ответил, но каждый подумал: «Скорей всего, нет».

Мысль эта была не из приятных. Хмур ни за что не хотел говорить великанам, куда они идут, и просить у них свободы; а дети, конечно, ничего не могли делать без его согласия. Все трое были уверены, что и ночью убежать не удастся. Раз они заперты в своих комнатах, они в плену до утра. Конечно, можно попросить, чтобы двери не запирали, но это возбудит подозрения.

– Остаётся одно – сбежать днём, – сказал Юстэс. – Может быть, они ложатся соснуть после обеда? Проберёмся тогда на кухню – чёрный ход, наверное, открыт.

– Вряд ли это получится, – сказал Хмур, – но попробовать стоит.

Вообще-то план был не совсем безнадёжен. Если вам нужно выйти из дома незаметно, полдень – лучше, чем полночь. Двери и окна скорее всего открыты. А если вас поймают, всегда можно притвориться, что вы никуда и не собирались, просто бродили. (Ни великаны, ни взрослые не поверят этому в первом часу ночи.)

– Нужно как-то обмануть их, – сказал Юстэс. – Ну, притвориться, что нам здесь очень хорошо и мы просто мечтаем об осеннем празднике.

– Он будет завтра вечером, – сказал Хмур. – Я слышал, они говорили.

– Да, да, – сказала Джил. – Сделаем вид, что нам очень интересно, и будем их всё время спрашивать. Они думают, мы детки, и это нам на руку.

– Веселиться, – глубоко вздохнул Хмур, – вот что нужно, веселиться. Как будто у нас нет никаких забот. Резвиться, да. Вы оба не всегда на высоте, я заметил. Смотрите на меня и подражайте. Уж я-то им повеселюсь! – Он криво ухмыльнулся. – И порезвлюсь. – Тут он скорчился и подпрыгнул. – Они и так думают, что я какой-то шут. Боюсь, и вы оба решили, что вчера я подвыпил, но всё это – ну, почти всё – нарочно. Может пригодиться.

Позже, вспоминая свои приключения, Джил и Юстэс никак не могли понять, правда ли было так; но они верили, что сам Хмур в это верил.

– Ладно, веселиться так веселиться, – согласился Юстэс. В этот момент дверь открылась и няня-великанша торопливо проговорила:

– Ну, детишки, хотите посмотреть, как король и придворные поедут на охоту? Ах и красота!..

Не теряя времени, они бросились мимо неё вниз по ступеням. До них доносились лай собак, звуки горнов, голоса великанов. Через несколько минут они очутились во дворе. Все великаны охотились пешими, потому что огромных коней здесь не было. Собаки тоже были, как у нас. Джил подумала, что толстой королеве никогда не угнаться за гончими и она останется дома, но увидела, что её несут на носилках шестеро молодых великанов. Нелепая толстуха была одета во все зелёное, на боку у нее висел рожок. Великанов двадцать-тридцать, во главе с королём, говорили и смеялись так, что можно было оглохнуть; а внизу, на уровне самой Джил, толпились и лаяли собаки, тычась ей в руку носами. Хмур начал было веселиться (что испортило бы всю затею), когда Джил, изобразив самую очаровательную детскую улыбку, бросилась к королевским носилкам и закричала:

– Ой, вы не уезжаете? Вы вернётесь?

– Да, дорогая моя, – ответила королева. – Я вернусь к вечеру.

– Вот хорошо! – обрадовалась Джил. – А можно прийти на завтрашний праздник? Нам так хочется! Нам здесь так нравится! А пока вы охотитесь, можно мы побегаем по замку и всё посмотрим? Можно, да?

Королева кивнула и что-то сказала, но смех придворных заглушил её слова.