"Homo гитлер: психограмма диктатора" - читать интересную книгу автора (Кох-Хиллебрехт Манфред)

2.1. Память Гитлера

«Удивительная память» Гитлера и «поразительное знание деталей», отмеченные всеми историками, требует, тем не менее, тщательного анализа. У Гитлера была не просто великолепная память. Он обладал выходящей за рамки нормального способностью к запоминанию с одной весьма характерной особенностью. Эта особенность наблюдается примерно у 4% детей в раннем возрасте и, как правило, утрачивается в процессе взросления. Дело в том, что Адольф Гитлер был склонен к эйдетизму, т. е. обладал способностью сохранять в памяти фотографически точное отображение действительности. В начале 20-х годов XX в. данный феномен был тщательно изучен психологами Э. Р. Йеншем (1921)[1] и Освальдом Кро (1922)[2]. Так, эйдетик легко проваливается на экзаменах, поскольку его письменный ответ представляет собой воспроизведенный по памяти слово в слово текст учебника, иногда со всеми имеющимися там опечатками. Экзаменаторы могут заподозрить экзаменуемого в списывании, из-за чего ученику придется прибегнуть к помощи психиатра, который даст официальное заключение о его необычных способностях.[3]

Феномен эйдетизма можно представить как своеобразное растяжение иконической памяти. Воспринимаемая нами картинка действительности поступает в эту подсистему памяти прямо из глазного нерва и удерживается там в течение не более одной секунды. Зрительное восприятие существует дольше, чем само раздражение. В определенном смысле мы все на долю секунды являемся эйдетиками. Однако уже мгновение спустя значительно сокращенная информация поступает из иконической памяти в кратковременную, и только самое важное надолго сохраняется в долговременной подсистеме памяти.[4] В мозгу эйдетика однажды воспринятая глазом картинка сохраняется в необработанном первозданном виде, поэтому его воспоминания в мельчайших деталях воспроизводят действительность.[5]

Подобной фотографической памятью обладал и Гитлер. В документах, хранящихся в Федеральном архиве в Кобленце, имеется запись воспоминаний его соседа по парте в школе: «Как-то раз мы ездили на экскурсию в Шаумбург. На следующий день во время урока Гитлер по памяти нарисовал этот замок. Причем настолько красиво и точно, что я не мог прийти в себя от изумления. Однако учитель заметил нас и отобрал рисунок».

Точно так же уже в 90-х годах XIX в. Гитлер поражал своего венского друга Кубицека способностью с первого взгляда точно определять, какому архитектурному стилю принадлежит то или другое здание: «Я всегда удивлялся, как хорошо он разбирается в различных типах порталов, лестниц и даже мало кому известных мелких архитектурных элементах». Еще Кубицек отметил, что в фотографической памяти будущего фюрера одинаково хорошо сохранялись как «незначительные малые архитектурные элементы», так и большие куски текста: «Случалось, что Гитлер дословно цитировал мне большие куски текста из писем или дневников Вагнера».[6]

Позднее идеолог нацистской партии Розенберг сообщал, как Гитлер получал свои знания: «В Мюнхене в "эпоху борьбы" он заказывал, например, всю имеющуюся литературу о флотах всех стран мира. Затем он в течение недели ежедневно изучал ее до четырех часов утра».[7] В данном случае под учебой подразумевалось, что Гитлер просматривал бесчисленное количество страниц и запоминал их до конца жизни.

Данные, полученные Йеншем от своих испытуемых, позволили ему утверждать, что сохранность информации в памяти эйдетиков не подвержена влиянию времени: «Ясность и полнота воспоминаний никак не зависят от их давности».[8]

Первой же книгой, которую Гитлер прочел сразу после вступления в должность рейхсканцлера в 1933 году, стал государственный ежегодник. Впоследствии он свободно цитировал в своих выступлениях содержащиеся в этом справочнике сравнительные статистические сведения о населении различных федеральных земель.

Детальными познаниями в области флота Гитлер привел в полное замешательство своего военно-морского адъютанта Карла-Ешко фон Путткамера: «Он знал практически все большие корабли всех крупных военных флотов мира, причем держал в голове данные об их водоизмещении, скорости и вооружении. Также он помнил характеристики их вооружения, особенно дальность стрельбы и пробивную способность корабельных орудий».[9] Во время визита в Италию в мае 1938 года Гитлер присутствовал на параде военно-морского флота в Неаполе. Там он использовал возможность блеснуть сведениями об участвовавших в смотре судах. «Фюрер поверг в удивление и замешательство итальянских офицеров своими детальными познаниями их кораблей».[10]

Подобные способности Гитлера произвели соответствующее впечатление и на военного летчика Геринга. Уже в Нюрнберге, находясь в тюрьме как военный преступник, он вспоминал: «В голове Гитлера хранилась информация о вооружении, бронировании и скорости всех значительных военных кораблей мира. Так он мог с ходу перечислить все характеристики какого-нибудь бразильского крейсера».[11]

Конечно, можно считать поразительные познания Гитлера плодом длительного изучения предмета и утомительного зазубривания. Однако свидетельство военного адъютанта Герхарда Энгеля, в то время еще майора, полностью исключает возможность нормальной учебы хотя бы в одном конкретном случае. Вечером 4 октября 1941 года Адольфу Гитлеру доставил и новейшую «красную книгу» — справочник по вооружению, который он пролистал перед сном. Утром следующего дня адъютант был повергнут в состояние, близкое к шоку: «Это невозможно себе представить, но фюрер свободно оперировал всеми цифрами, которые содержались в этой огромной книге. Он совершенно ясно помнил все сведения, вплоть до объемов производства патронов для пистолетов».[12]

Это подтверждает и Альберт Шпеер: «Он черпал информацию из толстой книги в красном переплете с широкой поперечной полосой желтого цвета, которая лежала у него на ночном столике. Это был новейший каталог, в котором содержались сведения о 30-50 различных видах боеприпасов и вооружения. Иногда по желанию Гитлера слуга приносил этот справочник, и когда во время совещаний военный называл какую-либо цифру, фюрер мгновенно поправлял его. Очевидно, что Гитлеру доставляло удовольствие раз от разу уличать генералов в некомпетентности. Его память на цифры была сущим проклятием для подчиненных».[13]

Гитлер с «неусыпным подозрением» относился к предоставляемым ему данным и «благодаря своей поразительной памяти мог обнаружить ошибку там, где ее пропустил сам докладчик или его многочисленные сотрудники».[14] Он использовал свою фотографическую память, чтобы производить впечатление на генералов. «Офицерам, которых Гитлер вызывал для доклада, приходилось очень тщательно следить за тем, чтобы представляемые ими фюреру данные полностью соответствовали предыдущей информации. Стоило Гитлеру обнаружить какое-либо противоречие, он сразу же начинал подозревать, что его хотели обмануть».[15] Спустя недели после доклада он помнил численность немецких подводных лодок в Средиземном море и приходил в ярость, когда по прошествии времени ему называли иную цифру.

Если Гитлер всего один раз видел новый тип военного самолета, он сразу же запоминал все подробности его строения, причем зачастую лучше, чем специалист в данной области, главнокомандующий люфтваффе бывший летчик-истребитель Геринг. Военно-воздушные силы «оборудовали специальный аэродром, где фюрер должен был осмотреть все возможные варианты и типы новейших разработок германского самолетостроения. Геринг пожелал лично давать Гитлеру пояснения. Его штаб подготовил своему шефу шпаргалку, в которой все данные, в том числе и технические, были расписаны в том же порядке, в котором самолеты стояли на летном поле. Одну из машин не успели пригнать на аэродром, но забыли доложить об этом Герингу. В результате, точно следуя своему списку, он перепутал самолеты и стал зачитывать не те характеристики самолета. Гитлер мгновенно заметил ошибку и сразу же указал на нее».[16]

Точно так же хорошо Гитлер помнил все типы вооружений, причем восхищался ими даже с эстетической точки зрения. «Очень часто, осматривая вместе со мной новые типы оружия, Гитлер не мог удержаться от замечаний "Какой элегантный ствол!", "Как красивы формы этого танка!"», — вспоминал Альберт Шпеер. Гитлер разбирался в оружии лучше, чем главнокомандующий вермахта. «Во время одного из смотров на полигоне Кейтель перепутал 7,5-сантиметровое противотанковое орудие с легкой полевой гаубицей. Сперва Гитлер сделал вид, что не заметил ошибку, но по возвращении с иронией спросил меня: "Вы слышали это? Как Кейтель не узнал противотанковую пушку? А ведь он генерал артиллерии!"»[17] Гитлер навсегда точно запоминал любой вид оружия, который он видел всего один раз.

В начале своего канцлерства Адольф Гитлер любил вставлять в свои выступления множество статистических данных о разоружении Германии по окончании первой мировой войны. Так, можно было услышать о «59 897 орудиях, 130 558 пулеметах, 31 470 минометах, 6 007 000 винтовках и карабинах, 243 937 пулеметных стволах и 28 001 лафете». Столь необычное перечисление завершали 1240 походных кухонь, 12 зениток, 64 000 касок и 174 000 противогазов.[18]

Исследователь Макс Домарус, многие годы собиравший все речи Гитлера, цитирует: «Потеря этих 59 897 орудий и 130 558 пулеметов должна быть многократно компенсирована немецкому народу».[19]

Вероятнее всего, источником этого феерического фонтана цифр была память Гитлера. Хотя при выступлениях он и пользовался записями, но они представляли собой только краткий конспект, в котором была указана только общая структура речи, состоявшая из отдельных блоков. Сами же блоки, которые, как правило, были коротким экскурсом в историю нацистской партии, Гитлер произносил по памяти. Равно как и вышеперечисленные сведения о разоружении.

Эйдетизм позволял Гитлеру строить свои выступления из подобных блоков, содержащих множество данных, запечатленных в его памяти. 30 сентября 1939 года фюрер принял в Берлине итальянского министра иностранных дел Чиано, который затем вспоминал: «Без передышки он приводил данные о захваченных немцами военнопленных и трофеях в Польской кампании, убитых и раненых, тоннаже потопленных судов, уничтоженных самолетах противника и т. д… Гитлер говорил почти два часа, не пользуясь при этом записями».

18 марта 1940 года Гитлер повторил этот посвященный Польше блок на встрече в Альпах со своим другом Муссолини. Личный переводчик фюрера Шмидт рассказывал: «Цифры следовали одна за другой: Гитлер хранил в голове как данные о численности войск, процентах потерь и мощности резервов, так и технические сведения об артиллерии, танках и стрелковом оружии. Фюрер прекрасно понимал, какое впечатление производит весь этот поток цифр и сведений на удивленного Муссолини, слушавшего его открыв рот и выпучив глаза, как маленький ребенок, которому только что подарили новую игрушку».[20]

Гитлер блоками извлекал из своей бездонной памяти цифры не только для политических выступлений, но и при составлении военных директив. Так, директиву № 9 от 29 ноября 1940 года «Указания по ведению войны на подрыв экономического потенциала противника» Гитлер наполнил многочисленными статистическими данными о пропускной способности английских портов.[21]

Так же хорошо Гитлер разбирался и в вооружении Красной Армии, данные о котором хранились в его голове. Начальник Генерального штаба ОКХ Гальдер пишет о споре, который произошел между ним и Гитлером 3 февраля 1941 года: «В ответ на мой доклад о техническом оснащении русской армии, в частности об имеющихся у них 10 000 танков, Гитлер ответил отповедью, которая длилась более четверти часа. Используя приведенные по памяти данные о годовой производительности русской индустрии начиная с 20-х годов, он утверждал, что только слабоумный может поверить этим полностью устаревшим сведениям».[22] Шпеер пишет примерно то же самое: «Гитлер прекрасно разбирался во всех видах оружия, включая такие характеристики, как калибр, длина ствола и дальность стрельбы. Он мог привести данные как о количестве произведенного оружия, так и ежемесячные объемы его производства».[23]

Шпеер, назначенный в 1942 году министром вооружений, был архитектором и как непрофессионал признавал превосходство над собой Гитлера, обладавшего удивительной способностью запоминать технические данные. На многочасовых конференциях с участием экспертов Гитлер снова и снова возвращался к обсуждению мелких технических вопросов, в которых он прекрасно разбирался. Так, в течение двухдневного совещания, начавшегося 30 сентября 1943 года, Гитлер вновь продемонстрировал свой необычайный дар, без подготовки прокомментировав инициативу одного из своих министров. «Гитлеру пришлось по душе предложение модернизировать в прифронтовых мастерских снятые с вооружения пять тысяч 3,7-сантиметровых противотанковых орудий, оснастив их 7,5-сантиметровыми стволами типа L 21. Несмотря на то что стрельба из таких орудий по настильной траектории была бы невозможна, Гитлер подчеркнул, что мощность пробиваемости брони увеличится с 28 до 90 мм, калибр — с 3,7 до 7, 5 см, а дальность стрельбы — с 1600 до 2700 метров прямой наводкой и до 4500 непрямой наводкой».[24]

18 июля 1944 года во время беседы в Бергхофе с Альбертом Шпеером и генералом Буле, начальником организационного отдела Генерального штаба ОКХ, Гитлер с восторгом отзывался о 15,2-сантиметровых чешских гаубицах, которые он видел в 1938 году. Из соображений местного патриотизма он передал их своей родной Австрии: «Совсем как 21-сантиметровое орудие! Гаубицы "Шкоды" были сняты с вооружений, потому что новые немецкие гаубицы стреляют на 35 км, тогда как чешские только на 30 км».

Гитлер не просто запоминал голые цифры, в его голове они были прочно привязаны к реальным ситуациям и проблемам. Так, он с легкостью ставил себя на место артиллериста: «Мне не нужно бегать туда-сюда с хоботом лафета в руках, поскольку можно автоматически развернуть ствол в любом направлении. Это орудие просто бесценно для обороны береговой линии».[25]

Блестящие эйдетические способности Гитлера полностью проявились во время Норвежской кампании. В ходе боевых действий возникла необходимость перебросить по воздуху на истребителях-бомбардировщиках артиллерийские орудия. Однако размеры всех имевшихся в распоряжении орудий не позволяли загрузить их в грузовые люки. Генералы пытались объяснить своему главнокомандующему, что нет никакой возможности обеспечить горных стрелков, сражавшихся в Нарвике, артиллерией. Тогда Гитлер вспомнил, что во время одного из военных парадов в Австрии он видел горные пушки, которые можно погрузить в самолеты. Эйдетическая память вновь не подвела своего обладателя, ему было достаточно мельком увидеть орудия, чтобы затем точно вспомнить их размеры. Генералы были очень удивлены.

Еще Йенш отметил эту стереопластичность эйдетических воспоминаний: «Телесный объект всегда сохраняется в памяти как телесный», — и описал способность таких людей, как Гитлер, точно запоминать зрительно воспринятую картину реальности: «Впечатанная в мозг визуальная информация воспринимается не как нечто чуждое, навязанное извне, но как естественное внутреннее свойство, она является не бременем, от которого необходимо избавиться, но одним из самых полезных качеств, которые только могут быть у человека. Она послушно следует за каждым поворотом такой подвижной и изменчивой психологической материи, как представление… Здесь главным является не столько фиксация, которая скорее нарушена, сколько непринужденное созерцание, когда свободно блуждающий взор воспринимает все мельчайшие подробности».[26] Память работает практически автоматически, без напряженной концентрации. Неудивительно, что Гитлер, по сообщению его секретарши Шредер, часто заключал пари, которые всегда выигрывал. Споры разрешались при помощи энциклопедии. Это доставляло ему особое удовольствие, так как он помнил даже номер страницы, на которой находилась нужная статья.[27]

Технические познания Гитлера в танках и автомобилях были поистине бесконечны. «Не существовало такого типа автомобиля, чью марку, вес и число оборотов двигателя не помнил бы Гитлер».[28] Кроме того, он держал в голове все важные данные об истории автомобилестроения.

Личный шофер Гитлера Кемпка описал собеседование, по результатам которого он получил свое место. Ему пришлось выдержать целый экзамен по устройству и техническим характеристикам «Мерседеса», который Гитлер устроил нимало удивленным соискателям этой должности. Кемпка выдержал экзамен и был принят на работу. Причем Гитлера нимало не волновало, что его новый шофер ранее ни разу не сидел за рулем «Мерседеса».

Точно так же хорошо Гитлер помнил все события своей жизни. 29 декабря 1944 года во время беседы с генерал-майором Тома в ставке «Адлерхорст» фюрер с точностью, которой никто от него не ожидал, вспоминал: «Вечером 25 декабря 1918 года мы изменили дислокацию, чтобы провести второе наступление. Переночевав в лесу, 26-го числа мы начали движение и в пять утра вышли на новые позиции».[29]

Его мозг сохранял множество вещей, которые сами по себе не имели никакого значения. Оперный бас Ханс Хоттер был представлен фюреру 24 июля 1938 года во время премьеры «Дня мира» Рихарда Штрауса. К «безграничному удивлению» певца Гитлер сразу же сообщил ему: «29 июня 1932 года во время концерта в Баварском оперном театре в Мюнхене вы исполняли обе главные партии в "Мейстерзингерах"».[30]

Об этом свидетельствует и Пикер в «Застольных беседах фюрера»: «Гитлер обладал качеством, которое снова и снова поражало окружающих. Его удивительная память позволяла запомнить все, с чем он когда-либо сталкивался на своем жизненном пути: имена школьных учителей, одноклассников, героев романов Карла Мая, издателей книг, которые он когда-то читал, и даже марку велосипеда, на котором он ездил в 1915 году. Он одинаково хорошо помнил все подробности своей политической карьеры, гостиницы, в которых он останавливался, и названия улиц, по которым он ездил».[31]

Еще в молодости Адольф Гитлер изучил городские планы Вены и Парижа. Позднее при обсуждении в 1936 году проектов перестройки Берлина во всемирную столицу — мегаполис Германию, он поражал архитектора Шпеера тем, что «держал в голове» все детали застройки этих городов. Так он мог, соблюдая масштаб по памяти, начертить Рингштрассе Вены. Причем фюрер детально помнил планировку не только немецких городов.[32] Беседуя с американским журналистом Уальдом Прайзом, Гитлер обнаружил прекрасные познания в застройке всех более или менее крупных городов мира, хотя не был ни в одном из них. 17 июня 1926 году уроженец Рейнланда Йозеф Геббельс был немало удивлен, когда этот австриец, много лет проживший в Мюнхене, свободно рассуждал о топографии одного рейнского города, который он смог лишь бегло осмотреть: «Вчера был с Гитлером в Кельне на выставке. Он знает все, просто гений». «Несмотря на множество государственных дел и учитывая, что речь идет о 10-15 крупных стройках в различных немецких городах, он всегда был в курсе текущих изменений и иногда спустя месяцы точно помнил, что именно он правил в чертежах, и мог напомнить, если исполнители что-либо забыли».

После окончания строительства рейхсканцелярии Адольф Гитлер любил лично водить гостей по зданию. «Он немало удивлял их, демонстрируя поражающую способность хранить в памяти множество сведений». Используя свой особенный талант, он любил спрашивать архитектора Шпеера: «Какие размеры у этого зала? Какова высота потолка?» Не получив ответа, фюрер сам называл цифры, которые всегда оказывались верными.[33]

Он прекрасно знал архитектуру всех крупных театров мира.[34] Во время посещения Парижской оперы летом 1944 года Гитлер продемонстрировал великолепное знание этого здания. Фюрер был удивлен, что не видит в зале президентской ложи, о которой он читал и которую желал бы осмотреть. Сопровождавший его консьерж рассказал, что во время последней реконструкции зал был перестроен и ложи больше нет.

Альберт Шпеер участвовал в конкурсе на проект Высшей школы для политического руководства НСДАП в Мюнхене. Несмотря на то что его проект провалился, спустя целый год Гитлер смог в точности вспомнить все планы Шпеера.

Адольф Гитлер поражал окружающих не только точными данными из области производства оружия и архитектуры, но и цифрами плотности населения. Во время обсуждения с гауляйтером Вены Ширахом, генерал-губернатором Польши Функом и гауляйтером Восточной Пруссии Кохом проблемы перенаселения Генерал-губернаторства Гитлер заявил: «Совершенно безразлично, насколько высока плотность населения в Генерал-губернаторстве, плотность населения в Саксонии 347 людей на кв.км, в Рейнской провинции — 324 человека на кв.км, а в Саарланде даже 449 человек на кв.км».[35]

Лотарь Кеттенакер писал: «Адольф Гитлер редко упускал возможность произвести на слушателей впечатление своими познаниями в геополитике: данными о площади территорий, численности населения, экономической статистикой, а также точные размеры требуемых немецкой нации пространств, которые он называл на основе сравнения с другими великими народами».[36]

Уже в одном из первых выступлений в Мюнхене 10 декабря 1919 года в пивной «Гастхауз цум Дойчен Райх» на Дахауэштрассе ефрейтор в поношенной военной форме поразил слушателей потоком цифр: «В 1854 году был расторгнут торговый договор Китая с США, но уже в 1840 году правительство начало импорт опиума в страну». Далее он сообщил размер американской эмиграционной пошлины: «Для въезда в США белый должен заплатить 50-60 долларов, тогда как с каждого желтого берут по 2400 долларов». Далее следовали данные из немецкой истории: «Со времен Бисмарка мы проводим целенаправленную политику по польскому вопросу. Срок действия так называемого "договора перестраховки" истек в 1892 году и не был возобновлен. В 1893 году русский царь Александр поехал в Париж».[37] Скорее всего, в данном случае весь этот поток цифр стал выражением стремления необразованного человека продемонстрировать собравшимся свою эрудицию. Эти числа были своего рода опорой для оратора с эйдетической памятью.

Эта зависимость мышления Гитлера от встроенных в его память цифровых «подпорок» в некоторой степени лишала его взятый в тесный каркас чисел ум гибкости. Он был обречен как бесполезную ношу таскать с собой устаревшие числа. Хансу Моммзену бросилось в глаза, что уже после начала Холокоста, который внес свои решающие коррективы в численность населения, фюрер снова и снова возвращался к статистическим данным по Европе «до уничтожения большой части евреев».[38] Очень часто указания Гитлера вытекали не из реального положения дел, а соответствовали его раз и навсегда усвоенным представлениям.

В одном из своих выступлений в марте 1926 года Адольф Гитлер представил собравшимся данные об эмиграции немцев из Германии, которую он рассматривал как страшную беду и преступление немецкой крови: «Еще в 70-е годы прошлого столетия ежегодно за границу уезжали 370 000 немцев. Подобное положение сохранялось и в 80-90-е годы, но к началу века поток эмигрантов пошел на спад и достиг 40 000, а в 1910, 1911 и 1912 годах едва ли 25 000, хотя численность немецкого народа ежегодно возрастала». В июне 1927 года в очередной публичной речи он сказал, что «после 1870 года Германию ежегодно покидали 250 000 немцев».[39]

23 сентября 1937 года, выступая перед юнкерами орденсбурга (партийной школы) в Зонтхофеге, Альгау, он по памяти привел сведения о численности населения и площади Британской империи (34 млн кв.км и 445 млн. человек), России (22 млн кв.км и 150-175 млн человек), Французской империи (11 млн кв.км и 95-100 млн человек) и США (8,5 млн кв.км и 120 млн человек). Кроме того, он сообщил удивленным курсантам точные данные о площади Китая, Бельгии, Голландии, Испании, Португалии, Бразилии, Японии и Италии, хотя это и не требовалось для доказательства его тезисов.

Поразительная память не изменила Адольфу Гитлеру и в последние годы жизни, помогая бороться с симптомами тяжелого нервного заболевания.[40] Так, 10 января 1943 года во время переговоров в ставке «Вольфсшанце» с румынской делегацией фюрер рассказал им о положении дел, дополнив для вящей убедительности свой доклад данными о развитии снабжения электричеством украинского промышленного района.

Эти удивительные способности Гитлера сформировали в его характере несколько отличительных черт — поверхностность и нежелание утруждать себя кропотливой работой над сложными проблемами. Он всегда старался делать выводы, не прилагая умственных усилий, без уточнений и наведения многочисленных справок. «Способ восприятия Гитлером проблем не был направлен на приобретение основательных систематизированных знаний в какой-либо области, которые, в конечном итоге, и позволяют человеку различать важное и второстепенное». Информация в его голове не была систематизирована и походила на мозаику. Он не был способен акцентировать в этом сборище фактов самое важное, но пытался «заглушить специалистов своим знанием деталей и многословными идеологическими излияниями».

Данные склонности Гитлера влияли и на стиль его работы. Сотрудник фюрера Видерманн сообщал: «Принимая решения даже по самым важным вопросам, он ни единого раза не поручил мне подготовить для него какую-либо справку или дополнительную информацию».[41] Альберт Шпеер также удивлялся, что «Гитлер принимал все решения, не прибегая к справкам. Он намеренно отказывался анализировать положение и логически обосновывать свои идеи, не пользовался услугами аналитиков, никогда не перепроверял планы военных операций и не рассчитывал возможные контрмеры противника. Его фельдмаршалы как простые сотрудники имели право только совещательного голоса, и обсуждению подлежали только отдельные нюансы заранее принятого фюрером решения».[42] В начале войны подобный весьма рискованный метод принес Гитлеру определенные успехи.

Однажды Гитлер удивил свое застольное общество длинной философской тирадой. Его секретарша Христа Шредер обнаружила, что фюрер страницами цитировал книгу Шопенгауэра, которую он незадолго перед этим просмотрел. «Я собрала все свое мужество, — вспоминала она позднее, — и сообщила ему о своем открытии. Немного удивленный Гитлер посмотрел на меня и отцовским тоном произнес: "Не забывайте, мое дитя, что все наши знания имеют своим источником другого человека, и каждый лишь немного может их дополнить". Подобным же уверенным тоном Адольф Гитлер говорил о знаменитостях, других странах, городах, зданиях и пьесах, которых он никогда не видел. Приходилось верить на слово, что фюрер действительно знал или на личном опыте убедился в верности всех тех вещей, о которых он рассказывал с такими подробностями… Например, однажды он при нас раскритиковал одну пьесу… Я спросила его, как он мог столь строго судить режиссуру и актеров, не видя самой постановки, и получила ответ: "Вы правы, но фрейляйн Браун была в театре и все мне рассказала"».[43]

Адъютант Гюнше подметил, что Гитлеру никогда не нужно было записывать что-либо для памяти. В качестве примера он приводил тот факт, что уже в последние месяцы войны во время оперативных совещаний в ставке фюрер по памяти приводил численные данные о производстве вооружений, которые после проверки по записям оказывались верными.[44]

Эйдетические способности позволили этому необразованному человеку без особых усилий написать книгу, о качестве которой конечно можно спорить. Тем не менее в немецкоговорящих странах книга Гитлера по величине тиражей обогнала даже Библию. Содержание этого бестселлера представляло собой набор выдернутых из памяти Гитлера кусков прочитанных ранее книг, которые он перемежал цитатами из Вагнера. Английский историк Арнольд Тойнби после встречи с Гитлером заявил: «Я просто не могу себе представить, что какой-либо профессор из моего круга был способен беспрерывно говорить в течение столь долгого времени, не потеряв при этом нить повествования».[46]

Поразительная память Гитлера распространялась и на музыку. Он наизусть знал «Мейстерзингеров» Вагнера. В его голове хранилась не только прелюдия, но полностью все части оперы от первой до последней ноты.[46] В 1936 году в Байройте он наглядно это продемонстрировал. По свидетельству сидевшей рядом с ним в ложе Винифред Вагнер, Гитлер крайне негативно отреагировал на то, что тенор допустил ошибку в одной из партий «Лоэнгрина».

Трудно представить себе красноречие Адольфа Гитлера, которое сыграло далеко не последнюю роль в политической карьере фюрера, без его поразительной памяти. Это позволяло ему не только составлять тексты выступлений намного быстрее, чем обычные люди, но и держать их в голове. Как писал Ханфштенгль, речи Гитлера одинаково поражали и рыночных торговок, и разочарованных фронтовиков, и добропорядочных буржуа и чиновников.[47]

5 мая 1942 года он, развлекаясь, придал атмосфере своей ставки некий сюрреалистический оттенок. Так, он разыграл баварского служителя музея, который после смерти фюрера будет водить экскурсии по Бергхофу и ставке. Также Гитлер с удовольствием пародировал Муссолини. В апреле 1935 года глава английских фашистов Освальд Мосли заявил фюреру, что в отличие от Муссолини он не является прирожденным диктатором. Когда дуче получил в подарок от арабов саблю, он достал ее из ножен и несколько раз рубанул воздух. После слов Мосли Гитлер сразу же изобразил перед собравшимися эту сцену.[48] Во время визита Муссолини в 1937 году в Германию Гитлер получил множество материала для своих пародий на итальянского диктатора. По свидетельству Геббельса, «после двух-трех острых замечаний Гитлер начинал копировать Муссолини: широко расставлял ноги, вздергивал подбородок, шевелил бровями. Затем под всеобщий смех фюрер, подражая голосу дуче, начинал выкрикивать итальянские слова "партия", "победа", "макароны", "бельканто" и "баста"».[49]

Именно своему искусству имитатора Адольф Гитлер был обязан самому крупному успеху в парламенте. Без согласия рейхстага и рейхсрата кабинет фюрера не мог издать закон о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий, который освободил бы рейхспрезидента от ответственности перед парламентом и стал краеугольным камнем третьего рейха. На решающем заседании 24 марта 1933 года Гитлеру требовалось получить большинство в две трети голосов депутатов Центра. В своем выступлении фюрер «ничтоже сумняшеся гарантировал политикам Центра удовлетворение всех требований, которые они предъявили». Адольф Гитлер не только удачно имитировал Муссолини, ему удалось превосходно сыграть перед центристами «безгрешного католического прелата». Фюрер просто в точности повторил по памяти все требования, которые ведущие политики Центра Каас, Штегервальд и Хакельсберг выдвинули 20 и 21 марта. Гитлер был очень убедителен. «При поименном заключительном голосовании все 72 депутата от партии Центра отдали свои голоса за закон». Едва ли нужно добавлять, что Адольф Гитлер и не думал соблюдать данные центристам гарантии.[50]

Для своих маленьких представлений Гитлер использовал даже собственный фронтовой опыт. Хелен Ханфштенгль, жена шефа зарубежной прессы НСДАП, рассказывала, как Гитлер имитировал звуки поля боя: «Он талантливо изображал взрывы британских, французских и немецких снарядов».

Насколько обширен был репертуар фюрера, можно судить по рассказам Ойгена Ханфштенгля, сына Ханфштенгля-старшего: «Он мог подражать шипению гусей и кряканью уток, мычанию коров, ржанию лошадей, блеянью коз… Иногда Гитлер залазил на стул, обматывал себя скатертью и изображал римского сенатора».[51] По мнению Альберта Шпеера: «Театр играл в жизни фюрера ведущую роль, и последним актом представления должно было стать полное уничтожение собственного народа».[52]

«Могу ли я продемонстрировать свои способности в машинописи?» — спросил однажды Гитлер у своей секретарши Христы Шредер. «После этого он стал действовать так, как будто перед ним стояла печатная машинка. Он вставил "бумагу", подогнал "каретку" и начал стучать по воображаемым клавишам под общий смех гостей. Причем фюрер делал все это настолько профессионально, что ему мог бы позавидовать любой мастер пантомимы».[53]

В следующий раз Гитлер продемонстрировал свой талант актера перед британцем Мосли, изобразив курильщика. Он очень убедительно «скатал» воображаемую папиросу и «прикурил» ее перед озадаченным зрителем. 27 августа 1939 года после окончания лихорадочных переговоров в преддверии второй мировой войны Гитлер очень точно изобразил акцент британского посла Гендерсона, хотя не знал ни слова по-английски.[54]

Адольф Гитлер пародировал даже своих подчиненных. Однажды он долго спорил с министром по делам восточных территорий Розенбергом и гауляйтером Украины Кохом о методах обращения с населением на Востоке. Едва оба чиновника покинули комнату, фюрер сразу же устроил небольшое представление для начальника штаба ОКВ Кейтеля и недавно назначенного начальником штаба ОКХ Цейтцлера. Он переделал гуманистические требования Розенберга, превратив их в гротеск: «Я смогу проводить предначертанную вами политику, только если смогу учредить для этого народа университеты, национальные комитеты».[55]

Подлинным шедевром Адольфа Гитлера стала пародия на итальянского короля Умберто, который отличался настолько небольшим ростом, что сидя и стоя был почти одинаков. Фюрер открыто имитировал мимику короля с «лицом щелкунчика». Мишенью его пародий стал и британский премьер-министр. В январе 1940 года Гитлер произнес речь, в которой «представил Чемберлена как лицемера с Библией под мышкой».[56]

Наиболее же смешной имитацией Гитлера стала пародия на генерала Фрича, который в 1938 году, по недостоверным данным, был обвинен в гомосексуализме. Снова и снова фюрер «изображал присущее Фричу специфическое подрагивание плечами, которое считалось свидетельством его гомосексуальных наклонностей». Гитлер придавал этой детали настолько большое значение, что поверил не своему генералу, а весьма сомнительному свидетелю.[57]

Эйдетическая память похожа на запоминающее устройство, которое принудительно сохраняет невероятное количество очень важных и совершенно ненужных вещей. Это уникальное свойство позволяло Гитлеру запоминать не только огромные массы цифр, но и лица всех людей, которых он когда-либо видел.

12 августа 1942 года, находясь в своей ставке, он вспомнил, как 10 лет назад впервые встретил адмирала Шредера и какое хорошее впечатление тот на него произвел: «Энергичный, как бык, очень деятельный и сильный человек, бескомпромиссный фанатик». Вид Шредера сразу же натолкнул Гитлера на идею: «Он стал для флота тем же, чем был для армии Люцов. Если бы сейчас у меня был адмирал типа Шредера, это решило бы все наши проблемы на море».

«Гитлер считал, что фон Рундштедт очень выделялся из круга армейских генералов, главной отличительной особенностью которых, по его мнению, была слабость. Примечательно, что фюрер приходил к подобным выводам, не стараясь познакомиться поближе с наблюдаемым им человеком. Адольф Гитлер присматривался к этому генералу, но не стремился побеседовать с ним». «Гитлер назначал Рундштедта на наиболее важные командные посты. Во время Французской кампании он командовал группой армий, которая осуществила знаменитый маневр "Удар серпом", в кампании на Востоке ему было поручено командовать группой армий "Юг"».[58]

Также фюрер обратился за поддержкой к фон Рундштедту во время двух самых тяжелых политических кризисов. В конце января 1938 года на пике скандала Бломберга-Фрича фюрер вызвал к себе Рундштедта как дуайена германского офицерского корпуса. «Гитлер хотел назначить на место Фрича генерала фон Рейхенау и поделился своими мыслями с Рундштедтом, который отсоветовал Гитлеру делать это. В конце концов они сошлись на кандидатуре генерала фон Браухича. Также фон Рундштедт взялся уладить скандал. По просьбе Гитлера он убедил Фрича забрать письменный вызов на дуэль, который тот в гневе направил Гиммлеру».[59]

В следующий раз Гитлеру понадобилась помощь фон Рундштедта в гораздо более щекотливом деле. «После неудачного покушения Штауфенберга 20 июля 1944 года Рундштедт был назначен председателем так называемого "суда чести", который исключал из армии причастных к заговору офицеров и передавал их в руки "народного суда"».

В одной из бесед, состоявшихся 22 января 1945 года, Адольф Гитлер дал следующую характеристику одному из генералов СС: «Этот Хауссер еще тот пройдоха. Он похож на землеройку». Речь шла о бывшем рейхсверовском генерале, который стал одним из создателей Ваффен-СС. Как и фон Рундштедт, Хауссер с первого же взгляда производил впечатление настоящего солдата. «Выпускник прусского кадетского корпуса, сын офицера и сам офицер Генерального штаба, 1880 года рождения, по всем внешним данным Хауссер был идеальным образчиком прусского офицерства. Он был элегантен, прекрасно образован, наделен тонким чувством юмора, благодаря чему и нажил себе множество врагов в генералитете рейхсвера».[60] Хауссер произвел на Гитлера исключительно приятное впечатление, и фюрер поручал ему наиболее сложные посты. В феврале 1943 года как командир 2-го танкового корпуса СС он отказался выполнять приказ Гитлера до последнего удерживать Харьков. Он самовольно оставил город и тем самым спас свой корпус от окружения и уничтожения. Адольф Гитлер, который придавал особое значение выполнению своих приказов и жестоко карал за их несоблюдение, в данном случае проявил не свойственную ему мягкость. Он «немного поворчал о непослушании генерала, но оставил его на посту командира корпуса».

Очень часто беглое внешнее впечатление, которое впечатывалось в память Гитлера, оказывало решающее значение в карьере высших офицеров третьего рейха. Причем это впечатление довольно часто бывало негативным. Во время Польской кампании 27 ноября 1939 года генерал-полковник Йоханнес Бласковиц подал рапорт, в котором протестовал против того, что «армейские подразделения заставляют исполнять полицейские функции. Вермахт не может использовать кровавые методы полиции, поскольку это пятнает солдатские мундиры». Когда Браухич сообщил об этом Гитлеру, тот «относительно спокойно принял информацию к сведению, однако перед этим отпустил ряд довольно тяжелых упреков в адрес руководства армии, в головах которого господствуют детские представления о войне. Подобным образом выиграть войну невозможно. С тех пор фюрер никогда больше не доверял генералу Бласковицу».[61]

Ошибочная оценка Гитлером британского премьер-министра Чемберлена, который, по словам фюрера, вообще не произвел на него никакого впечатления, привела к катастрофически неверной политической линии по отношению к Англии. Слова для Гитлера почти ничего не значили, все решало внешнее зрительное впечатление. Когда этот англичанин в первый раз прибыл в Германию в 1938 году в стоячем воротничке и с зонтиком, Гитлер про себя стал называть его «сосиской» и действительно поверил, что «он оделся подобным образом, потому что ему так сказали тайные советники, симпатизирующие Германии».[62] Фюрер был искренне убежден, что Чемберлен является сторонником немцев и никогда не решится на борьбу с ним, благодаря чему он сможет разрешить внешнеполитические противоречия так же легко, как ранее справился с внутриполитическими проблемами.

Развязал ли Гитлер вторую мировую войну, если бы вместо Чемберлена с зонтиком его взору предстала бычья фигура Черчилля? Британское правительство, за время ведения колониальных войн научившееся вести дела с примитивными дикарями, планировало подкрепить направленное Чемберленом Гитлеру письменное предупреждение зрительным эффектом — эту депешу фюреру должен был вручить начальник Генерального штаба генерал Айронсайд в полной парадной форме. Однако 23 августа 1939 года это письмо было передано Гитлеру послом Гендерсоном, который не произвел на фюрера ни малейшего впечатления.

Адольф Гитлер сам был склонен использовать подобные методы давления на партнеров по переговорам. 5 февраля 1938 года он пригласил в Бергхоф австрийского канцлера Курта фон Шушнига, чтобы заставить его ввести в правительство национал-социалистов и тем самым подготовить аншлюс. Перед началом переговоров фюрер решил испугать Шушнига, для чего вызвал в Оберзальцберг в качестве статистов несколько генералов, которые выглядели наиболее грозно и воинственно. Позднее Гитлер хвастался: «Я посадил в приемную двух моих наиболее свирепо выглядевших генералов — Шперле и Рейхенау, и провел через нее фон Шушнига».[63]

Историки и философы в течение долгого времени спорят о внезапных и малообъяснимых поворотах всемирной истории. Причиной одного из таких зигзагов, который сделал возможным заключение пакта Молотова-Риббентропа, нападение Гитлера на Польшу и начало второй мировой войны, стало беглое физиогномическое впечатление. Эйдетизм превратился в один из факторов всемирной истории. В марте 1940 года Геббельс присутствовал при просмотре Гитлером фильма про главного идеологического врага Германии большевика Сталина. К удивлению рейхсминистра пропаганды, фюрер не выказал какого-либо отвращения к своему советскому коллеге-диктатору, которого до этого ни разу не видел на экране. Зрительное же впечатление оказалось более чем непредсказуемым: Сталин очень понравился Гитлеру. После этого Геббельс записал в своем дневнике: «Фюрер увидел Сталина на экране, и он произвел исключительно приятное впечатление. Положено начало русско-германской коалиции».

У читателя может перехватить дыхание. Беглое зрительное впечатление от просмотра фильма потеснило на задний план все политические соображения. В принципе, нет ничего удивительного в симпатии Гитлера к Сталину. Фюрер постоянно возвращался к вопросу о том, следует ли ему встретиться с большевистским диктатором лично. Он отправил Муссолини весьма объемное письмо, в котором разъяснил союзнику, что при Сталине Советский Союз развивается в сторону обычной военной диктатуры, с которой можно будет иметь дело. В застольных беседах он даже назвал Сталина гением. 11 апреля 1942 года фюрер сравнил грузина с Карлом Великим: «Даже если в прошлом Сталин применил к русскому народу методы, которые использовал по отношению к немцам Карл Великий, то, учитывая тогдашний культурный уровень русских, его нельзя винить за это». Более того, иногда Гитлер идентифицировал себя со Сталиным: «Сталин также вынужден был бы перейти за рамки разумного, если бы ему нужно было сплотить русских в единую карательную государственную систему…»

Одноразовое зрительное впечатление настолько сильно врезалось в мозг Гитлера, что становилось своего рода точкой кристаллизации при интерпретации происходящего. Во французской опере этот особый вид возбуждения называется «ударом молнии». Герой только один единственный раз видит свою будущую возлюбленную, и это меняет всю его жизнь. Причем раздражителем может стать даже образ на картине, как это произошло в опере Моцарта «Волшебная флейта». «Эта картина меня околдовала», — поет Тамино, взглянув на портрет Анхиб и сразу же влюбившись в нее, что имело для молодого человека весьма драматические последствия.

В одной из своих речей, произнесенных в марте 1927 года, Адольф Гитлер рассказал о зрелище, которое произвело на него сильнейшее впечатление: «В 1919 году я увидел, как везли пленных американских солдат, и у меня защемило сердце. Эти голубоглазые светловолосые парни были сыновьями бывших немецких крестьян. Теперь они стали нашими врагами». Впечатления от этой мимолетной сцены легли в основу сделанной Гитлером общей оценки Америки. Он решил, что она является «краеугольным камнем белой расы», созданным благодаря образцовой эмиграционной политике, где будет создано ядро северной расы «небывалого ранее уровня». В речи, произнесенной 30 ноября 1929 года, фюрер вернулся к этой теме: «Если вы сегодня приедете в США, то сможете увидеть большие территории, заселенные высокими людьми с хорошей кровью. В течение столетия мы посылали туда лучший человеческий материал. В результате сегодня же наблюдаем, как Соединенные Штаты превращаются в опасность для остального мира не столько из-за своего огромного стомиллионного населения, сколько из-за расовой ценности этих ста миллионов».[64]

В память Гитлера впечатались зрительные образы всех наций: «Чехов нельзя причислять к славянам. Чтобы понять это, достаточно не брить чеха некоторое время, и кончики его усов начнут загибаться, что является доказательством монгольского происхождения этого народа». В застольных беседах Гитлер описал баронессу фон Абегг, прибегнув к сравнению ее с животными: «Истинный скорпион: льняные волосы, голубые глаза, клыки по меньшей мере в полтора раза длиннее нормальных зубов, чистейший английский тип! Я с радостью полез бы в гору в одной связке с баронессой. Кроме того, она очень рассудительна: прекрасный образец для фрау Брукманн! Она объездила весь мир. Баронесса знает только два состояния души и тела: сперва полная опустошенность, когда она как паук-крестовик лежит на веранде и все суетятся вокруг, чтобы услужить ей;

затем внезапно просыпается ее вторая сущность, разрушающая сложившееся впечатление о ее лености. Баронесса носится вверх и вниз с поразительной быстротой. Нет ничего удивительного, что ее муж прыгнул в Кенигзее».

Острота его физиогномического восприятия проявилась и во время визита в Италию. «За столом вновь были только шумные придворные льстецы, хотя я с удовольствием бы познакомился с маршалами. Точно так же и на параде в Риме: впереди поток выцветших старых перепелов — сзади скромно стоят генералы! — усушенные глубоко декольтированные дамы с распятием между дряблых грудей».

Адольф Гитлер не переносил определенные типы людей. В застольных беседах 31 января 1942 года он описал «отвратительный итальянский тип».[65] Генерал Кребс рассказывал о «просто звериной жестокости», с которой фюрер делил людей на две категории: тех, кому он доверял, и тех, кому не верил.[66] Гитлеру достаточно было беглого интуитивного впечатления, чтобы заявить: «Этот парень мне не нравится». Причем он никогда не объяснял, почему. Министр финансов Шверин фон Крозигк заметил, что «фюрер стремился сразу же определить свое отношение к человеку. С первого же взгляда возникала симпатия или антипатия».[67]

Адольф Гитлер прекрасно осознавал свои выдающиеся способности и целенаправленно их использовал. Профессор медицины фон Хассельбах, личный врач Гитлера, писал: «Фюрер постоянно утверждал, что одной из его главных способностей является хорошее знание людей, на которое он всегда может положиться. Ему было достаточно беглого взгляда, чтобы определить, является ли человек в умственном отношении ребенком и как его можно использовать наилучшим образом».[68]

Эта примитивная форма восприятия действительности могла стать одной из причин радикального антисемитизма фюрера. В книге «Майн кампф» Адольф Гитлер писал: «В Линце евреев было немного», — и только в Вене он испытал настоящий шок, встретив их «в длинных кафтанах с черными патлами». «Совершенно очевидно, что внешний вид евреев вызвал у Гитлера отвращение. Для него они олицетворяли собой объект ненависта, были символом дегенерации, грязи и сифилиса. Это была чума, причем духовная чума, страшнее, чем "черная смерть", которой был заражен его народ».[69]

Арнольд Цвейг выводит зрительное неприятие фюрером внешнего вида еврея из идиосинкразии на образ черта: «Представление о черте у детей-католиков, к которым относился и маленький Адольф, включает в себя искривленный нос, черные волосы и копыта. Евреи, проникавшие из Галиции в другие области двуединой монархии, несли в себе некоторые черты этого образа».[70]

Гитлер верил в то, что всегда сможет опознать еврея. В застольных беседах он рассказывал, что ему кажется подозрительным нос барона фон Либига. Когда же выяснилось, что несколько столетий назад в его семью влилась еврейская кровь, Гитлер успокоился, поскольку теперь знал, на чем основывалась его неприязнь.

Чтение Гитлером произведений немецких националистов во время пребывания в Вене перед началом первой мировой войны оказало огромное влияние на формирование его мировоззрения. Бригитта Хаманн доказала, что десятилетия спустя речь фюрера была переполнена цитатами из брошюр фон Листа, Ланца и Шенерера, а также газетных критических отзывов на их книги. «Многие более поздние высказывания Гитлера являются цитатами из книг, которые он читал во время венского периода своей жизни».[71] До конца своей жизни Гитлер использовал в качестве стереотипных аргументов болтовню венцев начала века. Он сам признавался в «Майн кампф»: «В то время я читал бесконечно много и довольно основательно. За несколько лет я создал основные запасы знаний, из которых черпаю и поныне».[72]

Единственной реальностью для Гитлера были сведения и переживания, которые без изменений десятилетиями сохранялись в его памяти. Они настолько сильно доминировали в его духовной жизни, что подчинили себе весь последующий опыт. Таким образом, для Гитлера мир представлялся именно таким, каким сохранили его воспоминания молодости фюрера.

Во второй главе «Майн кампф» он вкратце описал свои наклонности. Впечатления юности, которые сохранялись в его мозгу в полной неприкосновенности, он воспринимал как «творческие мысли»: «Сегодня я твердо верю в то, что все творческие идеи, если они вообще есть, проявляются именно в молодом возрасте». Далее следовал намек на огромное количество точных воспоминаний: «Гениальность молодости, выражающаяся в неистощимой плодовитости на мысли и идеи, которые даже не всегда возможно обработать, определяется прежде всего их многочисленностью». Эти бесценные мысли и идеи молодости, представленные в его памяти как самая точная реальность, легли в основу доктрины, которой Адольф Гитлер посвятил свою жизнь.

Он с гордостью писал в той же главе «Майн кампф», что уже в Вене сформировалось его мировоззрение, которое стало «гранитным фундаментом моих нынешних действий. Мне пришлось лишь кое-что добавить к тому, что однажды создал, но не должен был что-либо изменять». Даже полное поражение, которое он потерпел в конце жизни, не вызвало у него ни малейших сомнений в собственной правоте.

У большинства людей религиозные и моральные принципы закладываются в молодости и впоследствии довольно сложно поддаются изменениям. С возрастом старые воспоминания начинают довлеть над новой поступающей в мозг информацией. У Гитлера данная тенденция обострялась благодаря эйдетизму и, возможно, нервному заболеванию, что сильно мешало ему разумно мыслить и действовать.

По-видимому, именно здесь следует искать психологические причины его закостенелой, твердолобой политики, которая не желала воспринимать новые изменившиеся условия и подстраиваться под них. Наступает время, когда приходит понимание, что не все новое есть хорошее, и более разумно пользоваться старым, но проверенным. Изменения не всегда означают улучшения. Несмотря на всю революционность политики Гитлера, в своих действиях он руководствовался раз и навсегда сложившимися догмами.

Так, Гитлер не желал изменять программу национал-социалистической партии, многие пункты которой очевидно устарели, и был согласен лишь на незначительные поправки. Хотя он сам признавал, что в программе есть ошибки, но отказывался менять что-либо. В застольных беседах 18 января 1942 года он заявил, что национал-социализм — это «не медицинский еженедельник, который должен отображать все новейшие изменения».

Полученные в Вене «знания» не ограничивались только антисемитизмом. В то время Гитлер еще был сторонником цивилизованного отношения к евреям. Однако в его память навсегда впечатались два главных тезиса венских медицинско-гигиенических брошюр начала века: евреи разносят сифилис и обладают чрезвычайной климатической устойчивостью.

В Вене Адольф Гитлер не только многое почерпнул из бульварной литературы, но и нашел достойный образец для подражания. В роли живого примера политика-антисемита выступил чрезвычайно популярный бургомистр Вены Люгер.

После переезда в Мюнхен общественное положение Адольфа Гитлера не изменилось. Он снял небольшую комнатку в районе Швабинг, где вечерами жандармы по двое патрулировали полутемные улицы. Он не был знаком ни с одним значительным мюнхенцем и пополнял свои знания только тем, что можно было прочесть в газете или увидеть на улице. Он просто скопировал образ мыслей местных знаменитостей, которые были преисполнены революционным пафосом и вели себя так, как будто нашли философский камень. Адольф Гитлер соединил в себе эти теоретические требования перемен с философской ментальностью завсегдатаев пивных и гротескным юмором, который он позаимствовал у известного мюнхенского комика Карла Фалентина. Эта мюнхенская смесь действовала и на северных немцев, которые даже коричневую партийную форму нацистов воспринимали как элемент фольклора. Как писал Гитлер в 1934 году в письме к Ине Зидель Готфрид Бенн, «все это напоминает мне балаган, где собираются ставить "Фауста", но получается только водевиль с гусарами».[73]

Адольф Гитлер как губка впитывал в себя не только зрительные впечатления, но также и слухи, обрывки разговоров, споров, газетные заголовки и лозунги. Все это он обрабатывал в духе собственного восприятия действительности. Здесь эйдетические образы будущего фюрера приобретали черты патологии. Они напоминают галлюцинации психопата, в которых участвуют лишь серые тени действительного мира.

Секретарь Гитлера Мартин Борман прекрасно знал это и как никто другой использовал, чтобы манипулировать фюрером. Он добился своего высокого положения при Гитлере при помощи огромной работоспособности, беспощадной решительности и слепой преданности. Также он использовал способность Гитлера точно запоминать короткие предложения, чтобы выставить себя в выгодном свете и очернить других. Короткие замечания Бормана постоянно влияли на действия Гитлера.

Уже после войны Шпеер так охарактеризовал тактику хитрого секретаря, самого могущественного человека в окружении Гитлера: «Мартин Борман никогда не нападал открыто, но использовал тактику постепенных малых акций, которые в конечном итоге оказывали нужное действие».74