"Рыжая из шоу-бизнеса" - читать интересную книгу автора (Чупринский Анатолий Анатольевич)

9

Предпоследний концерт прошел с феерическим успехом. Публика неистово аплодировала после каждого номера. Свое дело сделали неуправляемые слухи то ли о преждевременной гибели Мальвины, то ли о попытке коварного покушения на нее. Словом, зрители были уверены, что-то там такое было. Дыма без огня не бывает.

Утром следующего дня Сергей сидел на ступеньках лестницы, ведущей со второго этажа на третий, и с содроганием, стыдом и ужасом вспоминал прошедшую ночь.

Вчера поначалу все шло как обычно. Перед началом он стоял на своем привычном месте, подпирая спиной стену. Мальвина порхала со сцены в гримерную и обратно, весело улыбалась, пробегая мимо. Только один раз подошла совсем близко, унюхала запах коктейля из вишневой настойки, «Пшеничной» и пива, сразу озабоченно нахмурилась.

— Поезжай домой, — строго сказала она. — Доберусь сама.

Сергей отрицательно помотал головой.

— У меня после концерта еще запись интервью на радио. Поезжай. Ты очень плохо выглядишь. У Калиныча в «кубрике» был?

Сергей утвердительно кивнул.

— Я так и думала. Старый… кашалот! — раздраженно сказала Надя. — Поезжай домой. Сегодня ты мне больше не нужен.

Надя чмокнула его в щеку и побежала на сцену. Перед тем как спуститься по лестнице, обернулась, помахала Сергею ручкой.

— Завтра увидимся!

Домой Сергей не поехал. Поднялся на третий этаж и до конца концерта проторчал у окна, выходящего в переулок.

«Никому не болтай! И не пей больше ни грамма!» — постоянно на все лады звучал в его ушах жаркий шепот Натальи. Он волновал, тревожил, поселял в душе какие-то новые незнакомые ощущения. Надя почему-то постепенно отходила на периферию сознания.

Из окна с третьего этажа он видел, как она после концерта в окружении фанаток вышла из подъезда, как долго укладывала пакеты и сумки на заднее сидение машины, как раздавала автографы, и как, наконец, отъехала от служебного подъезда по переулку в сторону Лесной. Странно. Сергей почему-то не ощутил никакого желания в данную минуту оказаться рядом с ней, за рулем «Форда». Все его внимание сконцентрировалось на двери гримерной. Наталья оттуда не выходила.

Уже давно разошлись и разъехались зрители. Уже перестала громко хлопать дверь служебного входа, монтировщики и гримерши, реквизиторши и осветители, попрощавшись с вахтером, вышли из здания. Уже сам Калиныч протопал по вестибюлю первого этажа и вырубил все лишние светильники, оставив только дежурный свет. Сергей все стоял на лестнице между вторым и третьим этажом и ждал, когда здание Дома культуры окончательно опустеет, когда стихнут все звуки.

Время шло. Ему уже надоело ждать, болел желудок, и как-то непривычно кружилась голова. Он уже пожалел, что с головой кинулся в это подзаборно-романтическое приключение. Хотел, было уже плюнуть, спуститься на первый этаж, распахнуть дверь и оказаться на улице. Но тут услышал, тихо скрипнула дверь гримерной. В коридор высунулась Наталья в запахнутом коротком халате. Увидела на лестнице Сергея и поманила его рукой. Он спустился по лестнице, подошел к двери и вошел внутрь. И в ту же секунду его обвила руками, прижалась к нему всем телом и начала жадно целовать полуголая Наталья.

Можно с большой долей уверенности утверждать, в эту ночь, там, в небесной лаборатории древняя машина причинно-следственных связей «Витта» была остановлена на профилактический ремонт. Ничем другим невозможно объяснить происшедшее этой ночью в гримерной комнате на втором этаже опустевшего Дома культуры.

Было непривычно темно. Только из распахнутого окна на пол лился тусклый свет с улицы от дальнего фонаря. Наталья, тяжело дыша, обнимала Сергея и непрерывно целовала влажными губами. От нее пахло знакомым дезодорантом Мальвины и еще чем-то спиртным. Ему показалось, что у нее множество рук, как у Будды.

— Все хорошо…. Все хорошо…. Вот так…. Вот так….

Он и сообразить не успел, как она скинула с него куртку, швырнула ее на пол. Потом одним движением сняла с него футболку и начала жадно целовать плечи, грудь…. Потом все ниже и ниже….

Дальнейшее происходило как в неясном туманном сне. Сквозь пелену головной боли Сергей ощутил себя лежащим на спине, на полу…. Ощутил ползающую по его телу Наталью. Не хватало воздуха…. Было чудовищно, нестерпимо жарко…. Он широко раскрывал рот, как рыба, выброшенная из воды на песок, но вдохнуть полной грудью не мог. Потом неясно виделась, сидящая на нем верхом Наталья…. Она раскачивалась из стороны в сторону, как курильщик опиума и тихо взвизгивала….

Потом они долго стояли в темной душевой комнате. Все переплелось и перепуталось…. Руки, струи теплой воды, ноги, волосы…. Потом он лежал на диване и опять никак не мог поймать дыхание. А голова просто раскалывалась. Гудела, как колокол и в ушах непрерывно звучал шум морского прибоя. А Наталья осторожно вытирала его спину влажным полотенцем…. Потом они опять оказались на полу. И все повторилось сначала…. И Сергею опять не хватало воздуха и, казалось, конца этой ночи не будет никогда.

Нет ничего тайного, чтоб не стало явным. Солнце еще только поднималось над горизонтом, еще не до конца выкарабкалось из синеватой дымки, повисшей над городом, когда пронзительно зазвонил телефон в квартире Нади на Олимпийском проспекте. Было очень рано и Надя по привычке хотела громко рявкнуть в трубку, но во-время спохватилась. Вспомнила, на кухне спит тревожным сном поэт-песенник.

— Я слушаю… — откашлявшись, негромко сказала она.

То, что услышала, повергло ее в шок. Ей и раньше приходилось выслушивать по телефону немало пакостей и гадостей в свой адрес. Первое время, едва став популярной, она очень переживала. Чаще других звонил один и тот же голос. Предельно противный. Аноним. Надя так и не поняла, кому он принадлежит, мужчине или женщине. Отвечала на хамство хамством, на угрозу кучей угроз. Грозилась сообщить в милицию и даже натравить на анонима, якобы, знакомых братков. Одно время даже решила сменить номер телефона. Но постепенно как-то привыкла. Отвечала спокойно и абсолютно равнодушно. Будто речь шла вовсе не о ней, а о каком-то третьем лице. И постоянный аноним перестал звонить. В самом деле, какой прок доставать человека, если он почти не реагирует. Сегодня аноним был в ударе. Надя сразу почувствовала, что он, (или она!?), не врет. Слишком уж радостным, даже торжествующим был голос. И он выдавал такие подробности…

«Мне надо увидеть его глаза!» — мысленно твердила Надя, неподвижно стоя под теплыми струями воды в душе.

«Только раз взглянуть ему в глаза!» — шептала она, направляясь к платной стоянке возле Олимпийского бассейна.

«Посмотреть в глаза!» — как заклинание твердила она, пересекая все сплошные линии, перестраиваясь из ряда в ряд, нарушая все мыслимые и немыслимые Правила дорожного движения.

Самое поразительное, она добралась до Дома культуры благополучно. Не попала в аварию, никого не сбила, по ее вине не случилось никаких даже мелких дорожно-транспортных происшествий.

Сергей на своем привычном месте подпирал спиной стену около гримерной, когда Надя поднялась по лестнице с первого этажа. Сначала она прошла мимо, демонстративно не глядя на него, но потом неожиданно вернулась, остановилась напротив и несколько секунд смотрела ему прямо в глаза. Странным, веселым взглядом. Сергей не выдержал этого взгляда, отвел глаза в сторону.

«Она все знает!» — молнией пронеслось в голове у него. Почему-то противно заныло в желудке и опять начала кружиться голова.

«Значит, это правда!?» — с тоской подумала Надя.

— Что скажешь, Сереженька? — звонко спросила она.

— Мне вообще-то нельзя пить. А я выпил, — пробормотал он. И устало помотал головой.

— Да, да. Понимаю. Просто выпил. Шел, споткнулся, упал.… Тут как раз Наташка пьяная валялась. Дальше, как у всех.

Некоторое время оба молчали.

— С тобой такого не случалось? — вдруг резко спросил Сергей.

Надя вздрогнула, побледнела, но тут же взяла себя в руки.

— Случалось. Только я думала…

— Что?

— У нас с тобой, будет не как у всех. По другому…

И Надя изо всей силы влепила ему пощечину. Потом еще одну.

Это видели две балетные девочки, спускавшиеся по лестнице с третьего этажа. И электрик Оля, поднимавшаяся по лестнице на второй этаж с первого. Голова Сергея дергалась, он даже слегка ударялся затылком о стену. А потом Надя резко повернулась и, не оборачиваясь, начала подниматься по лестнице на третий этаж.

Сергей еще долго стоял у стены истуканом. Из носа его потекла кровь. Он пару раз вытер ее ладонью, но кровь не останавливалась. Балетные девочки и электрик Оля несколько секунд стояли, ожидая дальнейшего развития событий. Но никакого развития не последовало. Они повернулись и разошлись по лестницам в разные стороны. В смысле, вверх и вниз. Каждая всем своим видом выражала абсолютную поддержку и женскую солидарность с Мальвиной. Как известно, все мужики — сволочи. Сей факт даже в научных кругах не обсуждается.

Сергей стоял у стены и вытирал ладонями кровь из носа.

Просторный кабинет директора ДК им. Зуева был обставлен под девизом «Время, назад!». Бросалось в глаза огромное красное знамя на стене. «За победу в социалистическом соревновании!». Массивная мебель, стол зеленого сукна, кресла с высокими спинками. По стенам на стеллажах кубки, вымпелы, чьи-то медали. В основном, спортивного достоинства. Когда-то при Доме культуры существовало несколько спортивных секций. Вольной борьбы, волейбола, настольного тенниса, тяжелой атлетики. И сегодня вошедшего встречали грозными взглядами с портретов на стенах основоположники марксизма-ленинизма.

Надя решительно распахнула дверь, не менее решительно вошла в кабинет. За столом в массивном кресле восседал Дергун. У него на коленях восседала одна из балетных девиц. Грозные осуждающие взгляды основоположников марксизма-ленинизма их ничуть не смущали.

— Питаешься плохо. Худая стала… — застала Надя конец стандартной фразы Дергуна.

Ни Игорь, ни девица никак не среагировали на ее появление. Впрочем, ничем противозаконным они не занимались.

— Надо поговорить! — резко сказала Надя. — С глазу на глаз.

Балетная девица, (Надя все никак не могла запомнить ее имени. Явно какая-то из новеньких!), преувеличенно вздохнула, соскочила с колен Дергуна и, не глядя на Надю, направилась к двери.

— Чем порадуешь? — уныло спросил Дергун, отворачиваясь к окну. По опыту знал, если Надя пришла говорить «с глазу на глаз», жди извержения Везувия. С падением каменьев на голову и потоками раскаленной лавы. Больше всего в жизни Игорь Дергун ненавидел выяснять отношения. Любимой его поговоркой была: «Слоны долго живут, потому что не выясняют отношения!». Но именно бесконечные выяснения отношений наваливались на него ежедневно, едва появлялся на работе. Впрочем, дома было не лучше. Все потому, что кругом одни бабы.

Надя сидела на стуле чуть в стороне от стола и молчала.

— Кого на этот раз уволить?

— Чтоб ни одна живая душа не знала, что ветер дует с моей стороны, понял? — разразилась она, наконец, длинной, заранее заготовленной тирадой. — Чтоб ни одна живая душа!

Игорь Дергун хлопнул себя ладонью по груди.

— Могила. И очень глубокая. Дна не видать.

Он и, правда, умел держать слово. Если обещал молчать, посторонние не могли и клещами из него вытянуть даже крупинку информации. Все в группе доверяли ему свои секреты и сложности.

— Кого надо уволить? — повторил Дергун.

Еще в период создания их группы Надя заловила на мелком воровстве одну из гримерш. Тут же поставила Дергуна перед выбором. Я или она. Дергун девицу выпер, но с тех пор не упускал случая поинтересоваться, кто следующий?

— Надо уволить… Наташку! — зло сказала Надя.

— Ты спятила? — спокойно поинтересовался Дергун.

— Мое терпение лопнуло.

Дергун медленно поднялся с кресла, прошелся по кабинету, выглянул из окна на улицу. Гору картонных коробок под окном так и не вывезли. Идеальный запасной выход. На случай какой-нибудь эстримальной ситуации. Наезд бандитов или визит налоговиков. Что, по сути, было одним и тем же.

Игорь подошел к Наде, присел рядом на стул, взял ее за руку.

— Ладно! Давай как на духу, — терпеливо начал он. — Чем тебя не устраивает Наталья?

— Много себе позволяет, — отстранено заявила Надя.

— Что именно?

— Много о себе понимает. Возомнила, Бог знает что!

— Позволяет, возомнила…. Что еще?

— Она мне надоела! Чисто по-человечески, надоела-а! Отвали-и!

Надя вырвала свою руку у Дергуна, вскочила со стула, отошла в противоположный угол кабинета, присела на другой стул.

— Меня от одного ее вида воротит!

— Если начистоту, меня от твоего вида давно воротит, — пожал плечами Игорь. — При чем здесь работа?

— Она мне давит на психику!

Игорь резко поднялся со стула, подошел к двери, запер ее на ключ. Вернулся к столу, уселся в кресло. Сильно провел ладонями по лицу.

— Вот что, девочка… — глядя перед собой, медленно проговорил Игорь. — Мне абсолютно наплевать какие у вас там с ней особые отношения. Можете обе хоть в лесбиянки записаться. Дело есть дело. И пока мы в одной упряжке, пока в одной команде… очень тебя прошу…

— Не хочу больше быть в одной упряжке. Или она, или я!

— Девочка! — медленно, все еще сдерживаясь, произнес Игорь Дергун. — Ты всерьез держишь всех окружающих за идиотов. И меня в том числе. Ведь ни для кого не секрет, ты без нее — никто, ноль без палочки. Ты без нее рот раскрыть не сумеешь. А если и раскроешь, из него ни одной ноты не вылетит. Ведь это не ты на сцене поешь! — повышая голос, говорил Дергун. — Это она поет! Твоим ротом!!! Все это знают, все это видят. Просто боятся произнести это вслух! Кому ты голову морочишь, девочка! Вы как сиамские близнецы. Одна без другой ничего не стоит. Не знаю, как это у вас получается, ваши психологические заморочки мне по барабану, но разрушать команду я вам не дам.

Надя некоторое время молчала, нервно кусала губы.

— Отвали-и! Я могу петь под фанеру. Чем я хуже других? Уж как-нибудь сама в свой собственный голос попаду.

— Хочешь сказать, в ЕЕ голос! — с ударением сказал Дергун.

— Без разницы. Публика знает и любит меня. Я — звезда.

— Нет, девочка, нет! — покачивая головой, сказал Игорь — Ты не звезда. Ты и понятия не имеешь, кто такая настоящая звезда. Ты мистификаторша, оболочка, не более того. Я затратил гору бабок, чтоб раскрутить такую пустышку, как ты.

Надя вспыхнула, резко поднялась со стула. Дергун изо всей силы трахнул кулаком по столу. Надя испуганно вздрогнула.

— Запомни, мартышка! — в ярости прохрипел Дергун, приподнявшись и опираясь руками о стол, — Пока я не оправдаю всех денег, которые вложил в твою раскрутку, а пока я не оправдал и половины, до тех пор ты будешь вкалывать, вкалывать и вкалывать! И держать рот на замке!!! Еще одна истерика перед концертом, и я поставлю тебя перед проходной в угол! Кверху задницей!!!

— Ха-ам! Скотина-а! — выкрикнула Надя. — Меня не запугаешь!

— Запомни, девочка… — вдруг почти миролюбивым тоном продолжил Дергун. — Я очень терпеливый человек. Но всякому терпению приходит конец. Если ты позволишь себе переступить черту…

Надя резко опустилась на стул, закинула ногу на ногу, демонстративно достала из сумочки сигареты, закурила.

— Я выхожу из игры, — жадно затягиваясь, сказала она. — Больше не меня не рассчитывай. Сегодня последний концерт! Отвали-и!

Игорь медленно поднялся с кресла, медленно подошел к окну. Долго смотрел на окутанный дымной мглой город. Потом начал говорить, ровным спокойным тоном, будто прикидывал, размышлял вслух:

— Мы тебе устроим пышные похороны, девочка. На всю страну. Твои фанатки будут рвать на себе волосы. Парочка-троечка даже покончат жизнь самоубийством. В знак солидарности. Не волнуйся, девочка, ты будешь лежать в гробу очень хорошенькая…. Молоденькая, просветленная. Такая… профессиональная невеста.

Игорь медленно повернулся и поднял глаза на Надю. Взгляд его красивых глаз был прям и прост. Как у волка.

— Будет очень много цветов, — тем же тоном продолжил Игорь Дергун. — Море цветов. И музыка. Все время будет звучать музыка. Твой любимый «Вивальди оркестр». Это я тебе обещаю. Мы похороним тебя очень красиво. И торжественно…

— Игорек!? — прошептала Надя. — А ведь ты… не шутишь!?

— И все твои диски, наконец-то, пойдут нарасхват! — закончил Дергун. Помолчал, потом добавил. — Ты даже не подозреваешь, девочка, в окружении, какого зверья мы с тобой живем. Даже не подозреваешь, несмотря на весь твой, так называемый, жизненный опыт. Жизнь человека для них не стоит и пачки твоих сигарет. Если я не верну кредиты, которых уже набрал выше крыши, со мной церемониться не станут, понимаешь? Они не шутят. Если ты встанешь у них на пути…. Пойми ты это, наконец, девочка!

Дергун долго смотрел на нее каким-то странным взглядом. Так смотрят звери в зоопарке на посетителей. Звери есть звери, зеваки есть зеваки. Между ними железные прутья. И им никогда не сойтись вместе, не понять друг друга.

— Шерше ля киндер! — вдруг весело засмеялся Дергун. — Не думал, что из-за этого смазливого мальчика такая каша заварится. Вы обе совсем с ума посходили. Встряхнитесь, девочки!

Игорь встал из-за стола и, усмехаясь и покачивая головой, опять подошел к окну. Присел на подоконник, опять начал смотреть вдаль.

— Кстати, он написал заявление об уходе, — не оборачиваясь, через плечо бросил он. — Хочешь почитать? С диким трудом уговорил, доработать сегодняшний день.

Сергей стоял на том же месте, между лестницей на третий этаж и дверью в гримерную. Надя спустилась по лестнице и, проходя мимо, окинула его абсолютно незнакомым чужим равнодушным взглядом. Так смотрят на всех охранников, лифтеров, вахтеров, официантов. Сергей теребил нос, но кровь из него идти уже перестала.

— Ты все еще мой охранник? — глядя в сторону, спросила она.

— Сегодня последний день, — кашлянув, ответил Сергей. — Я написал заявление. Я подумал, так будет лучше…

— Значит, пока ты мой шофер. Пошли! — распорядилась Надя.

Они спустились по лестнице. Надя впереди, Сергей чуть сзади, как и положено охраннику. Вышли на улицу, подошли к «Форду». Надя кинула ему ключи и уселась на переднее сидение. Устало прикрыла глаза.

— Куда едем? — спросил Сергей.

— 47 километр по Ярославке. — встряхнувшись, приказала Надя. И жадно закурила.

— Опять в деревню Лысая? — хмуро поинтересовался он.

Надя не ответила. Всю дорогу она очень много курила. Когда до 47-го оставалось километров пять, неожиданно приказала:

— Останови!

— Зачем? — удивился Сергей.

— Останови! Я сяду на руль!

Сергей пожал плечами, включил мигалку, остановился у обочины.

«Хозяин, барин!» — равнодушно подумал он, выходя из машины.

Надя рванула с места, будто участвовала в международных ралли «Париж — Дакар». Но уже через сотню метров затормозила.

— Заднее колесо спустило. Выйди, посмотри! — глядя прямо перед собой на шоссе, сказала она.

— Колеса в норме.

— Выйди, проверь правое заднее! — с ударением сказала эстрадная «звезда» Мальвина.

Не успел Сергей захлопнуть свою дверцу, как Надя газанула и «Форд», рванувшись с места, понесся вперед по шоссе, оставляя позади себя синеватый шлейф дыма. И охранника Сергея. Но далеко не уехал. Метров через двести замедлил бег и остановился у обочины, как раз правым задним колесом посреди небольшой лужи, невесть каким образом сохранившейся на таком пекле. Не иначе, у кого-то из грузовиков как раз на этом месте час назад закипел и потек радиатор. Сергей, чертыхаясь, медленно пошел к «Форду».

Не успел он дойти до багажника, как «Форд» снова взревел и, обдав Сергея фонтаном грязи из лужи, отъехал еще метров на сто. И опять остановился. Это было уже слишком! Несколько мгновений Сергей стоял неподвижно. Потом повернулся и медленно пошел по обочине шоссе в сторону Москвы.

Надя доехала до 47-го километра, на секунду притормозила и, еще раз сверившись с бумажкой, повернула направо. Минут двадцать «Форд» трясло по разбитой ухабистой сельской дороге. Та была по-прежнему не приспособлена для иномарок.

Остановился «Форд», как и в предыдущий раз, перед ржавой трубой, обозначающей шлагбаум. Впереди был тот же мостик через речку с шаткими бревнами. За мутной грязной речкой на пригорке чернели те же несколько покосившихся домов. Все как в прошлый раз. Время в деревне Лысая явно остановилось.

«Надо платить долги!» — думала Надя. Очень не хотелось вылезать из машины, но она вылезла, достала из багажника два внушительных полиэтиленовых пакета, набитых сладостями и всевозможными безделушками, перешла через мостик на ту сторону и поднялась на пригорок. Над трубой последнего дома вился едва заметный дымок. Подойдя к калитке, Надя увидела сидящую на крыльце дома крохотную девочку. Та, привязав к бечевке яркий бантик, играла с рыжим котенком и тонким голоском пела: «Мальчик мой! Я жду тебя!..».

Сердце у Нади готово было вырваться из груди. Она толкнула ногой калитку, сделал шаг во двор, но дальше почему-то идти не смогла. Так и стояла с полиэтиленовыми пакетами в руках.

Девочка подняла голову, увидела Надю, быстро подбежала к ней, глаза ее бегали вверх-вниз. С лица Нади, на пакеты в руках. Надя смотрела на лицо девочки и не могла выдавить из себя ни звука.

— Тетя! — облизнув губы, наконец-то сказала девочка. — Ты из собеса? Гуманитарную помощь принесла?

Надя отрицательно помотала головой. Перевела дыхание и спросила хриплым голосом:

— А ты, Даша?

Девочка утвердительно, не отрывая глаз от пакетов, кивнула.

— Дашка-а! Зараза-а! — раздался с крыльца визгливый женский голос. — С кем опять лясы точишь?

Надя подняла голову. На крыльце, прикрывая ладонью глаза от солнца, стояла квадратная баба неопределенного возраста. Несмотря на жару, на ней была черная водолазка и, когда-то бывший оранжевым, жакет, униформа путевых рабочих.

Надя спокойно, хотя сердце ее колошматилось с ужасающей силой, и готово было выпрыгнуть из груди, подошла к крыльцу.

— Здравствуй! Я твоя дочь. Меня зовут Надя.

Внутри избы пахло кислой капустой и еще чем-то, очень противным. На столе, дырявая по углам клеенка, сковородка с потемневшей вчерашней картошкой, несколько пустых бутылок и одна, ядовито-зеленого цвета наполовину пустая. Рядом граненый стакан, наполовину полный. Занавесок на окнах нет. Только одно окно прикрыто пожелтевшей газетой. Под потолком пустой черный патрон. Без лампочки. Кровать неубрана, хотя уже давно середина дня. В углу в кучу свалена разных размеров обувь.

Надя сидела на шатком стуле, поджав под себя ноги, и делала вид, что внимательно слушает душещипательную историю о том, как эта пьяная, опустившаяся баба, двадцать лет назад потеряла самое дорогое в жизни. Свою двухлетнюю дочь Веру. Постоянно путаясь, Петровна молотила что-то о цыганах, которые, якобы, обманом украли у нее дочь. А потом еще целые десять лет периодически требовали за нее выкуп. Надя понимающе кивала головой.

Потом Глафира Петровна Разоренова залпом выпила полстакана этой самой темной гадости из той же зеленой бутылки, и цыгане незаметно трансформировались в кавказцев. Спасибо, что не в инопланетных пришельцев с летающей тарелочки. Но это уже не имело никакого значения.

«Врет!» — равнодушно думала Надя. «Все врет! Кругом одна ложь, фальшь и обман! Лариса Васильевна рассказывала совсем другое».

Двухлетнюю девочку привела к дверям Волоколамского детского дома сама Разоренова Глафира Петровна, работавшая в то время проводницей на железной дороге. В кармашке драного платья девочки была найдена записка с адресом, фамилией и отчеством матери. И с клятвенным обещанием забрать дочь домой, «как только позволят средства». В записке даже не было указано имени девочки. Ни дня, ни месяца рождения, ничего. Петровна ее привязала веревкой за шею к ручке входной двери. Чтоб не сбежала. Как собачонку. Все это во всех подробностях и мельчайших деталях Наде рассказала незадолго до смерти Лариса Васильевна Гонзалес. Ее вторая мать. А, скорее всего, первая и единственная.

Мысленно Надя ругала себя последними словами за холодность, равнодушие и бесчувственность. Все-таки, перед ней за столом сидела ее мать. Родная кровь. Но «звездочка» шоу бизнеса ничего с собой не могла поделать. Ничего, кроме брезгливости, она не испытывала.

Между ними за столом сидела «бестелесное существо» Даша. Она обеими руками хватала шоколадные конфеты из коробок, запихивала их в рот и во все глаза смотрела на Надю. С восторгом и любопытством.

Петровна продолжала что-то бормотать о своей несчастной доле, но Надя уже не слушала. Она украдкой смотрела на часы и хмурилась.

До начала последнего концерта оставалось два часа.

Когда уже подъезжала к Окружной дороге, внимание Нади привлекла тонкая линия грозовых облаков у самой линии горизонта. Угрожающе черные, с далекими яростными вспышками молний, они ровной траурной каймой окружали весь город. Хотя небо над головой было по-прежнему голубым. И над домами по-прежнему висела дымная синеватая мгла. Въезжая в потоке машин в город, у Нади возникло ощущение, что она погружается в гигантский аквариум с мутной водой, в котором не найти и пузырька воздуха.

Последний концерт Мальвины за кулисами проходил как-то нервно, взвинчено. По малейшему пустяку тут и там вспыхивали ссоры. Женщины бегали со слезами на глазах. Все-таки, африканская жара кого угодно способна свести с ума.

По коридорам и лестницам грохотал привычный оптимистичный голос Норы: «Внимание! Всем внимание! Зрители в зале! Просьба ко всем соблюдать тишину! Зрители уже в зале!».

На пороге гримерной появилась Надя. Она прислонилась к двери, будто решала, входить ей или не стоит. Наталья мгновенно поняла, ее подруга довольно сильно пьяна.

— Только этого не хватало! — тихо пробормотала она.

Надя продолжала стоять в дверях, облокотясь на косяк. Смотрела при этом вызывающе и жалобно одновременно. В руке держала бутылку, завернутую в бумажный пакет, на манер героев или героинь из американских фильмов. В них все почему-то пьют из пакетов. В смысле, бутылки прячут в пакетах. У них в Америке какие-то дурацкие законы насчет распития спиртных напитков в общественных местах.

— Ничего не хочешь мне сказать? — хрипло спросила Надя.

— Извини, — коротко ответила Наталья.

— Только и всего?

— Извини меня, пожалуйста! Я больше никогда-никогда….

— Все? — зло спросила Надя. И отхлебнула из бутылки.

Наталья секунду стояла неподвижно. Потом швырнула на столик полотенце, начала метаться взад-вперед по гримерной. При этом картинно воздевала руки к небу, в смысле, к потолку, как в греческой трагедии, хлопала себя по бокам, как ворона крыльями. И все такое.

— Ну, прости меня! Прости! Клянусь! Больше никогда в жизни! Не знаю, как это случилось! Больше никогда! Чтоб мне сдохнуть под забором! Голодной и нищей! Чтоб на меня больше ни один мужик не посмотрел! Чтоб мне во веки веков пирожных не жрать!!!

— Ужас! Ужас!!! — притворно охнула Надя.

— Чтоб мне на сорок килограмм поправиться, если я еще, хоть, раз взгляну на твоего мальчика! Ты этого хочешь!?

Наталья не выдержала, громко всхлипнула, закрыла лицо руками, опустилась на диван и тихо заплакала.

Надю, впрочем, это ничуть не растрогало.

— Аминь! — сказала она и зло усмехнулась.

Отошла от двери, чуть заметно пошатываясь, подошла к своему столику, присела на стул, начала рассматривать себя в зеркале.

— Почему все только тебе? — продолжала плакать Наталья. — Цветы, аплодисменты, афиши…. Я тоже женщина! Тоже имею право хоть на кусочек радости…. Все тебе, тебе…

— Ошибо-очка вышла-а! — протяжно сказала Надя, рассматривая свое отражение в зеркале. — Ошибо-очка! Ты вбила себе в голову неверную установку. Будто я без тебя ноль, дырка от бублика…. Тебе не приходило в голову, что и ты без меня, тоже…. Ноль, дырка от бублика? Ты без меня тоже…. Никто, ничто и звать никак. Мы с тобой — одного поля ягоды.… Недаром из одного детдома.

Наталья не отвечала. Сморкалась, всхлипывала, тяжело вздыхала.

— Чучело ты, чучело! — продолжала Надя с горечью. — Ты ведь и всегда такая была. Не можешь жить спокойно. Как все люди. Обязательно кого-то надо травить, изгонять, давить…. Вот спроси тебя, с какого перепуга ты у меня парня отняла? Влюбилась? Ха-ха! В три строчки. И сама не знаешь, зачем ты это сделала. Позавидовала-а…. Гадюка ты…. Гадюка безмозглая. Сама себя в задницу кусаешь, и сама удивляешься, больно-о! Ладно, ладненько-о!

Надя вздохнула, и начала медленно гримироваться. Но как-то вяло, без энтузиазма. Наталья на диване вытерла слезы платком, несколько раз шумно высморкалась.

— Сегодня рот сделаем красным-красным! — размышляла Надя вслух. — Солдатский секс в полном объеме. Пусть получат по полной программе. Они в своем праве. Они заплатили свои кровные, наворованные…. Вот пусть и получают!

— Не слишком… вызывающе? — осторожно спросила Наталья.

— В самый раз! Все-таки, я очень симпатичная. Особенно к вечеру, — продолжала Надя, рассматривая себя в зеркале. — Да, да. Профессиональная невеста. Мечта сверхсрочника.

«Внимание! Даю второй звонок! Девочки! Мальвина! Наташа! Вас это касается в первую очередь! Чтоб потом без обид!» — захрипел по трансляции мобилизующий голос помрежа Норы.

Надя медленно поднялась со стула, крутанула ручку динамика, резко убавила громкость.

— Господи! Кто бы знал, как я ненавижу этот голос! Как услышу, сразу трясти начинает…. Что-то я сегодня не в форме…

Надя взяла в руки пакет, сделала из бутылки еще один внушительный глоток. Наталья не выдержала, быстро вскочила с дивана, подошла к ней, вырвала из рук пакет, спрятала его в тумбочку у окна.

— Совсем умом тронулась!? — привычным сварливым тоном начала она. — Хочешь алкоголичкой стать? У нас это мигом! Сама не заметишь, под забором окажешься. Дура-а!

— Какая ты… заботливая! — скривилась Надя.

— Кому навредить хочешь? Ему? Мне? Или себе?

— Наплевать мне на вас! На всех. На тебя. На него, — бормотала Надя. — И на себя тоже…. Все мужики — сволочи. Бабы не лучше. Ненавижу всех! Всех до единого!!!

— Кого ты ненавидишь? — со вздохом, спросила Наталья.

— Всех! Всех вас! И зрителей! Публику! — зло скривилась Надя, передразнивая кого-то в зеркале. — Сытые рожи-и! Придут, рассядутся, развлекай их…. Был бы автомат, вышла бы на сцену и… очередями, очередями! Всех бы перестреляла!

— Ты у нас известная террористка! Экстремистка!

Из динамика зазвучал голос Норы: «Внимание! Дети-и! Все! Даю третий звонок! Балетки! Осветители! Радисты! Все приготовились!».

Надя передернула плечами, будто от холода.

— Дай еще глоток!

— Перебьешься. Уже приложилась. Выше крыши.

— Один глоточек… — неожиданно плаксивым тоном, начала просить Надя. — Один маленький глоточек.

— Кофе! — жестко ответила Наталья. — Хоть три глотка!

Наталья достала из своей сумки термос, стаканчик, плеснула в него кофе. Надя вдруг вздрогнула, стиснула кулаки, поднесла их к вискам.

— Позови срочно Игоря…. — прошептала она едва слышно.

Наталья насторожилась, отставила стаканчик с кофе в сторону на подоконник, подошла к Наде, встала у нее за спиной.

— В чем дело? — тревожно спросила она.

— Ничего такого… — так же тихо проговорила Надя. — Просто… я сегодня на сцену не выйду. Пусть все отменяет к чертовой матери!

Стоя у нее за спиной, Наталья с испугом всматривалась в отражение подруги в зеркале. Сначала попыталась пошутить:

— Что, опять все наши прелести навалились? Пройдет…

— На этот раз, кажется, серьезно…. — продолжала едва слышно шептать Надя. — Пойди, найди Игоря. Пусть отменяет выступление. Пусть вернет деньги зрителям. Я на сцену не выйду!

— Знаешь что!? — вызверилась Наталья.

— И знать не хочу! Не могу я! Понимаешь, не мо-огу-у!!! Ноги, руки… деревянные… Голос куда-то в желудок проваливается! Не могу! Вы меня растоптали, уничтожили…. Я не могу больше! Все! Иди, найди Игоря! Еще не поздно!

— И не подумаю! Даже пяткой не пошевелю.

— Найди Игоря! Я тебе… приказываю!!! — закричала Надя.

— Иди ты… знаешь куда! — рявкнула Наталья. — Приказывает она мне. Выйдешь как миленькая. И отработаешь, как положено!

— Нет, нет, нет! — уже плача, твердила Надя. — Я не могу, понимаешь, не могу-у!!!

— Перебьешься! О зрителях подумай, если на себя наплевать. Люди после работы пришли отвлечься, отдохнуть, развлечься… Она, видите ли, не выйдет! Не морочь голову!

— Я не могу! — заливаясь пьяными слезами, твердила Надя. — Я тебя прошу! Очень прошу! Умоляю!

— Каждый раз, одно и то же,… — качала головой Наталья, — одно и то же…. Которые день летим, и все четверг!

— Хочешь, на колени встану?

Надя неожиданно опустилась, даже не опустилась, как-то неловко сползла со стула на пол, встала на колени.

— Совсем спятила!? — взвилась Наталья.

— Вот! Я стою на коленях! Позови Игоря. Я… я боюсь, — понизив голос, шептала Надя. — Они меня освищут, понимаешь.… Закидают помидорами…

— Закидают, — кивала Наталья. — Тухлыми яйцами. Если не выйдешь на сцену. Они деньги заплатили. Имеют право. Вставай!

Наталья зашла сзади, подхватила ее под мышки, рывком подняла с колен, усадила на стул. Быстрыми уверенными движениями довела грим до конца. Слегка припудрила лицо подруги.

«Внимание!» — опять ожил динамик. «Начали-и! Осветители! Убираем свет из зала-а! Медленно-о! Давайте музыку-у!».

Из динамика понеслась бодрая, ритмичная музыка.

— Я не могу… — шептала Надя. — Помоги мне…

— Хорошо, хорошо… — раздраженно отвечала Наталья. — Ясное дело, помогу. Куда я денусь.

— Ты мне поможешь? — со страхом спрашивала Надя.

— Помогу, помогу. Кто тебе поможет, кроме меня.

«Девочки-и! Балетные! Пошли-и!!!» — неслось из динамика.

— Так! А ну, встала! Встала, встала! — свистящим шепотом начала Наталья. — Ты вышла на сцену…

— Вышла на сцену… — как эхо повторила Надя. — Что толку?

Надя, морщась, явно превозмогая себя, поднялась со стула, вышла на середину гримерной. Вся ее фигура выражала крайнюю степень усталости, какой-то испуганной вялой покорности.

— Смотришь поверх голов!

— Смотрю поверх…. Не получится! Если ты не поможешь…

— Кто тебе поможет, кроме меня…

Наталья зашла Наде за спину, встала на некотором расстоянии от нее, пристально смотрит ей прямо в затылок.

— Смотри вдаль…. Поверх голов сидящих!

— Да, да…. Я попробую…

— Вступление…. Набрала побольше воздуха… будто хочешь взлететь… будто взлетаешь, и поешь! Поешь!! Поешь!!!

— Да, да… — шептала Надя. — Я все помню… Я все поняла…. Только не бросай меня… Ты поможешь мне?

— Не бойся, я с тобой! Я всегда стою за твоей спиной! Иди вперед и ничего не бойся!

Наталья быстро подошла к двери, распахнула дверь в коридор.

— Сережа! Быстро сюда!

Дверь распахнулась почти мгновенно, но вошел Сергей как-то нерешительно, осторожно. Вернее, даже не вошел, остановился на пороге. Они опять встретились глазами с Надей.

— Спасибо тебе, Сереженька-а… — протяжно сказала она.

— Ладно вам! Потом разберетесь! Сережа! Бери ее под руку…

Сергей подошел к Наде, неловко попытался поддержать ее.

— Не прикасайся ко мне! Мне противны… твои прикосновения…

— Не слушай! Она не в себе! — распоряжалась Наталья. — Крепко. Держи ее крепко! И веди на сцену!

— Ты поможешь мне?

— Уже сказала. Я с тобой! Я всегда с тобой! Главное, не оглядывайся! Я стою за твоей спиной. Сережа! Веди ее, веди…. Время поджимает. И не вздумай отпустить, голову оторву! Понял?

— Куда уж яснее, — пробормотал Сергей.

Он осторожно, но, очень крепко держа Надю за локоть, вывел в ее коридор и повел по лестнице. Сначала на первый этаж, потом по длинному коридору к сцене. Наталья шла рядом с Надей и, за ее спиной давала последние наставления Сергею:

— Ничего не слушай, что бы она там ни молотила! Веди к сцене!

Надя, как сомнамбула, шла между ними и шептала:

— Ты поможешь мне? Ты поможешь?

— Да, да… — раздраженно откликалась Наталья. — Все будет как всегда. Иди и не оглядывайся.

Проход троицы по длинному коридору к сцене сопровождал тревожный голос помрежа Норы по трансляции: «Мальвина!!! На выход!!! Мальвина! Девочка! Твой выход! Балетный номер заканчивается!». Из динамика по нарастающей гремела ритмичная музыка.

— Ты мне поможешь?

— Я с тобой! Я с тобой!! Я с тобой!!!

Кое-как концерт начали во-время. Даже фанатки, видевшие все выступления Мальвины и знавшие наизусть все ее движения и интонации не заметили ничего необычного. Все было как всегда. Разве только чуть нервнее обычного, взвинченнее. Что вполне можно отнести на счет последнего выступления «звездочки» в столице. И дикой жары.

В середине второго отделения Мальвина неожиданно замолчала на полуфразе. Публика замерла в нетерпеливом ожидании. Музыканты сыграли еще несколько тактов и тоже замолчали. Помрежа Нору за кулисами чуть удар не хватил.

Мальвина едва заметно встряхнула головой, обвела сидящих в зале мутноватым взглядом и сказала прямо в микрофон. Четко и громко. Каким-то абсолютно незнакомым голосом:

— Пошли вы все… к чертовой матери-и!!!

И ушла со сцены. Публика неистово зааплодировала. Очевидно, восприняла это как очередной, заранее отрепетированный финт ушами. Эстрадную публику вообще трудно чем-либо удивить. Ее хоть из пожарного шланга со сцены поливай, только довольна будет.

Никто из зрителей не обратил внимания на элегантного человека в сером костюме, стоящего за последним рядом партера у дверей. В продолжение всего второго отделения он стоял, засунув руки в карманы брюк, и едва заметно покачивался с пятки на носок. Игорь Дергун всегда слегка покачивался, когда что-либо оценивал, напряженно думал. Когда ему необходимо было принять важное решение.

На следующий номер Мальвина вышла, как ни в чем не бывало. И до самого финала все шло по накатанной колее. Только уже во время поклонов, когда публика орала дурными голосами, свистела от восторга и швыряла один за другим букеты на сцену, Мальва повела себя странно. Она стояла на самой авансцене, широко распахнутыми глазами смотрела в зал и горько плакала.

Она не кричала, как обычно:

— Мужики-и!!! Я вас всех люблю-у!!! Мужики-и!!!

Она не взяла в руки ни одного букета. Стояла и плакала.