"Философия и гуманитарные науки" - читать интересную книгу автора (де Сантис Пабло)

Конгресс: выводы

В материалах и документах первого конгресса о творческом наследии Брокки записано, что:

1) на конгрессе присутствовало сорок пять человек;

2) дискуссии были оживленными, но носили дружеский характер;

3) даже если среди участников не было полного согласия относительно тайн и загадок, окружающих жизнь и творчество Брокки, совпадение точек зрения все-таки преобладало, но данные выводы еще предстоит подтвердить;

4) доктор Конде получил специальное приглашение на конгресс, где ему было зарезервировано почетное место в президиуме; однако не смог принять участия во встрече.

Поскольку я иногда появлялся в зале, могу утверждать, что:

1) число присутствующих составило семь человек, включая Гранадос, Новарио, меня и курьера;

2) Новарио и Гранадос нередко вступали в полемику, высказывая прямо противоположные мнения; единственное совпадение их точек зрения касалось критики в адрес Конде;

3) конгресс только углубил путаницу вокруг имени Омеро Брокки. Настоящее ли это имя? Он ли автор «Замен»?

4) перед началом работы конгресса Новарио выставил перед публикой стул, у которого не хватало ножки и обивка которого была изрезана бритвой; на спинке стула висела табличка: «Заслуженный доктор Конде».

Предусмотренные два дня работы конгресса свелись к одному. Сначала выступил Новарио, которого тут же перебила Сельва Гранадос. Одной даме из публики – ее Новарио привез с собой с юга – удалось заставить ее замолчать. Новарио говорил несколько часов; я пошел позавтракать, вернулся в зал, и мне показалось, что я как будто и не уходил.

Когда наступила очередь Гранадос, Новарио – в отместку за ее колкие реплики во время его выступления – принялся громко беседовать со своей подругой и смеяться над ошибками оратора, которых было немало. Все время, пока говорила Гранадос, Новарио пытался настроить публику против докладчицы, когда же Гранадос сказала об этом прямо, посыпались взаимные оскорбления. При этом обмен «любезностями» никак не влиял на течение доклада. Даже ругаясь с Новарио, профессор Гранадос не отклонялась от темы.

В разгаре этого хаоса у меня вдруг возникло странное чувство: как будто сам Брокка был здесь, то есть не Брокка, а может быть, его призрак – как будто он тоже пришел на конгресс и теперь наблюдал за этой шумной сценой, в которой играли два неумелых, но экспрессивных актера и в которой он сам принимал участие.

В глубине зала сидел мужчина в большом черном сомбреро, так что лица его не было видно. В самый разгар сумятицы он тихо вышел из зала (я, кстати, тоже). По походке я узнал Конде, который все это время присутствовал здесь инкогнито.

В восемь вечера, когда я уже уходил с работы, я встретил внизу Гранадос. Она была вся какая-то всклокоченная: прическа растрепалась, макияж расплылся, – но при этом казалась донельзя счастливой. Новарио я тоже видел. Вид у него был осунувшийся, бледный и изнуренный. «Шумные споры взбадривают женщин и губят мужчин», – подумал я.

Конгресс решили закрыть в тот же день, то есть завтрашний круглый стол отменили. С тех пор на кафедре не проводилось ни одного мероприятия, посвященного Брокке.