"Город Сумрак" - читать интересную книгу автора (Пий Лолита)

7

Они петляли между башнями «Пандемонии», убегая от сирен. Вой за спиной нарастал, Сид схватил Блу за руку и потащил, чтоб бежала быстрее. Они лавировали среди зеленых островков, щебечущих фонтанов и подъездов, откуда лился холодный свет, очерчивая поле обзора камер — их надо было огибать. До башни F — шестьсот метров. Там жил Тевер. Пригодился и адрес, и желание спасти душу.

Через десять минут все вокруг оцепят. Сид дал себе полчаса на то, чтобы избавить Блу от банковского чипа. Разумная оценка времени реагирования службы БОИ. А для него — перспектива совершить невозможное: раздобыть лезвие и анальгетик, извлечь из ее руки имплант величиной в два квадратных миллиметра — притом что сам он на грани белой горячки, плечо в минусе, — и так, чтобы Блу не умерла от кровопотери.

У подножия башни перед переговорным устройством топталась веселенькая четверка. Двое — мужики в шитых на заказ костюмах, возраст определить невозможно из-за седых волос, которые казались крашеными, и в картонных масках Луи Клера. При них две клонированные Анны Вольман в корсетах и париках, судя по лицам — лет двадцать, судя по рукам — пора на кладбище. На шее подвески в виде кристалла с порошком, один угол срезан для понюшки. Одна из маркиз спросила, что это у них за маскарадный костюм.

— Преступники в бегах, — ответила Блу.

Маркизы пришли в восторг.

Лифт привез их прямо на террасу апартаментов. Луч башни «Светлый мир» волной пробегал по лицам — скрытым маской или стертым пластической хирургией до нуля — кучи гнусных старперов, добивавших себя алкоголем и легальной дурью. Апартаменты представляли собой застекленный со всех сторон восьмигранный блок, стоящий на крыше. Наружный бассейн, вид на башни и вертолетную площадку. Салон с белой кожаной мебелью обыгрывал контраст пустоты и жизни. В центре — вольер, в котором кружились голуби. Повсюду куклоиды. Покрытые белой краской и золотом, старшему не больше тринадцати, они стояли на подставках из обсидиана. Не то двадцать, не то тридцать штук: целое состояние. Куклоиды стоили прорву денег, не говоря уж о лицензии на использование и обязательных платежах. Блу отпустила его руку и сказала, что хочет выпить. Сид ответил, что есть дела поважнее. Птицы заорали. Сид, Блу и все пьяные Луи Клеры и все шлюхи-маркизы, и Тевер, как раз разглагольствовавший про искусство гуманизма, посмотрели на вольер и увидели, что птицы взбесились. Они дрались между собой, снова и снова бросались на прутья, теряли перья. Тевер вытащил из кармана пульт и нажал на кнопку. Раздался пронзительный звук, забрызганные кровью стекла дрогнули, и установилось какое-то подобие спокойствия. Тогда Тевер засмеялся и спросил, кто подсыпал птицам амфетаминов.

Сид утащил его с собой на террасу. Над ними пролетел вертолет, подняв настоящее торнадо, мерцающая поверхность бассейна покрылась рябью.

Сид старался перекричать рокот моторов. Он просит убежища. Ему нужно лезвие и морфий. Сорока этажами ниже аллеи «Пандемонии» кишели полицией, прочесывавшей секцию.

Он содрал бинт и посмотрел рану: ровный квадратик, угнездившийся в развилке двух вен. Дал Блу три таблетки легального опия. В раздевалке куклоидов на нижнем этаже им никто не помешает. Помещение находилось под резервуаром бассейна. Бассейн нависал над головой, и вся комната лучилась жидкой голубизной. По металлическим колоннам и широким мраморным плитам сочилась влага. Серии стоек с висящей детской одеждой. Детские кроссовки и маленькие рюкзачки на полу. Угловая душевая кабина. Вдоль дальней стены — ряд гримировальных столов с неоновыми лампочками, масса банок из-под краски и всякого детского барахла. Недоеденные шоколадные батончики, упаковки детских анксиолитиков, игровые приставки, трейсеры с цветными наклейками. Сид смел все в сторону, усадил девушку на стул и прибавил свету. В этой душной гримерке, пахнущей детским шампунем, он приготовился дебютировать в качестве хирурга — вооружившись набором кухонных ножей, принесенных в сумке с надписью «Старбакс». Сид набрал побольше воздуха, взял Блу за руку и сделал надрез.

— Эй, — сказала Блу, — еще не подействовало…

Сид ввел нож глубже. И сказал, скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Вы думаете, я кретин.

— Я думаю, — сказала Блу тише, — что вы в детстве резали собак и кошек на каких-нибудь плоских камнях.

— Я имел с ними дело, знаю их методы. Меня запугивали, избивали, но никогда не пытались устранить вот так в открытую.

— Завидуете? — прошелестела Блу.

Сид почувствовал, как нож уперся в имплант.

— Нашел, — сказал он, — так что говорите, что делать. Оставить вас тут под опиумом, при банковском импланте и с выданным на вас ордером на убийство? Либо я вытаскиваю имплант, закидываю подальше и вы мне говорите правду?

Блу сжала зубы и не отвечала. Сид ввел лезвие глубже и повернул. Кровь струйкой потекла на плиту. Сид почувствовал, как неожиданно по животу горячей волной растеклось возбуждение. Девушка бросила на него взгляд, где страдание сменилось презрением. Он выдержал взгляд. Крепче зажал нож, продолжил разрез на несколько миллиметров вверх. Бледные ткани тела раскрывались сами, едва он касался их.

— Я скажу вам правду, — сказала Блу Смит. — Не из-за ваших гнусных приемчиков, просто я не хочу, чтобы вы зашли слишком далеко. Тогда мне придется вас презирать.

Она дышала быстро, зрачки почти исчезли. Ее трясло.

— Из Гиперцентрала брат вернулся не с пустыми руками. Он вынес оттуда одну вещь. Он вынес книгу.

Она замолчала. На лбу выступила испарина. Сид сказал себе, что с нее довольно. Ему стало стыдно. Он поддел имплант, и тот выпал на пол. Он поднял его. Сунул в сумку «Старбакс», а оттуда достал девяностоградусный спирт, бинты и вату. Продезинфицировал рану и тщательно забинтовал ее, пока Блу Смит продолжала свою исповедь.

— Утром, когда мы увиделись, книга была при нем. Он отдал ее мне и попросил сохранить. Я вернулась домой и спалила ее. В кухонной раковине. Кучу времени жгла, полтора часа.

— Зачем вы это сделали?

— Чтобы обезопасить себя.

— И что, теперь БОИ вынесла вам смертный приговор за то, что книга четверть часа была в вашем распоряжении?

— Нет. Они думают, что я ее прочла.

В рекламных панелях были датчики.

Они были в витринах и в автоматах с напитками. В такси. В общественных туалетах. На каждой стойке для вызова проституток в красном квартале. В автоматах с дурью. В телефонных будках. В турникетах метро, в мини-барах гостиничных номеров. На бензоколонках, на пунктах оплаты дорожной пошлины и в автоматах с презервативами.

Вас регистрировали всюду, где принимали оплату. Везде, где вы теоретически могли совершить покупку, вы оставляли свой след, особенно если ничего не покупали, потому что именно в этом случае требовалось вмешаться.

Каждый банковский терминал был потенциальным доносчиком. Слежка или соглядатайство тут были ни при чем. И безопасность тоже, ну или в незначительной степени. Просто сервис.

И кто их просит так стараться, думал Сид, вжимаясь в стенку, чтобы проскользнуть подальше от рекламных панно в крытом переходе на сорок четвертом этаже. Имплант Блу Смит мирно лежал у него в кармане. Время тикало.

«Пандемония»: двадцать четыре башни, соединенные переходами с траволаторами — медленное скольжение в поезде-призраке, где вместо привидений и скелетов — рекламные ролики индивидуального воздействия. Сид бежал вдоль самой стены — в маске Луи Клера, позаимствованной у какого-то делового партнера Тевера. Он направлялся в башню М, на ближайшую станцию транссекционной надземки, рассчитывая избавиться от импланта с первым же поездом. Башня L: пара мужчин и пара женщин в халатах объедаются дичью и пиццами, запивают все коньяком. Считалось, что «Пандемония» никогда не спит. По пути Сиду встретились: вечеринка в бассейне, класс аэробики, приемное отделение местной больницы (где лечили в основном от передозировки и грибка), спортбар, торговый центр, где женщины в ночных рубашках покупали обувь. «Пандемония»: меньше чем в десяти минутах от вашей квартиры либо по вертикали, либо по горизонтали вы могли найти все, что угодно. Квартплата — самая высокая в центре. Чтобы поселиться в одной из башен, надо было иметь поручительство кого-то из жильцов, пройти отбор и беседу с психиатром. «Пандемония» была фабрикой секса. Стены сочились афродизиаками и эйфоризантами. Минеральная вода на всех этажах была приправлена гипнотиками. Дюжины ресторанов, где в любой час можно заказать еду с доставкой, спа-центры, супераптеки, бесчисленные бары. Потрясающий вид на Абсолют-авеню. Настоящая крепость, куда мало кто из Города имел шанс попасть, и в общем-то закольцованное пространство, из которого наружу почти никто и не выходил. Сид с удовольствием воображал, как выродится это место: пандемонийцы будут тупо спариваться друг с другом, и через десять лет все станут родственниками. По роскошным переходам будут ползать полчища уродов и дебилов, прикрывая свои хилые тельца атласными халатами. Сбой хромосом провозгласят привилегией избранных. Такой разгул фантазии случался с Сидом еще при исполнении служебных обязанностей. Профилактике самоубийств приходилось наведываться в «Пандемонию» чуть ли не каждый день.

Блу не читала книгу.

Блу не умела читать или читала плохо.

Сид поравнялся с исповедальней. Три кабины заняты. Двое мужчин, одна женщина — сразу видно: накипело. Сид прошел совсем близко, но грохот поезда, подходящего к станции «Пандемония», помешал разобрать слова. Он только понял, что дело дошло до слез, и тут в его памяти всплыла услышанная где-то фраза — без концовки и без автора, что-то такое про мольбы и слезы, — и она упорно вертелась в голове, пока он перепрыгивал через турникеты и шел наперерез потоку унылых пассажиров. Он швырнул имплант в вагон, и двери тут же захлопнулись, поезд исчез с жалобным лязгом натруженного железа и оставил его одного на перроне, вернув огням и шуму Города, которые он воспринял как избавление. И тут он вспомнил одновременно и фразу, и покорное лицо Кэри Венс, когда она говорила, что мольбы исполненные отливаются большими слезами, чем неисполненные, и у него вдруг возникло убеждение, что именно она приведет его к книге.

— Мы с Сидом не спим друг с другом, — сказала Блу Теверу, когда тот привел их в спальню. Да и то сказать, спальня эта отличалась тем стилем обстановки, который вполне подошел бы «Вегасу» — панотелю, культивировавшему разврат. Сид праздновал там вторую годовщину своей свадьбы — с кучей секс-игрушек, порошка и девок, которых Мира настойчиво подсовывала ему в постель, чтобы подстегнуть гаснущее желание.

— Мы не спим друг с другом, поэтому нечего так смотреть, — повторила Блу тоном выше. Казалось, она действительно на грани, так что Тевер исчез без звука, а Блу рванула в ванну, даже не глянув на Сида.

Оставшись в одиночестве, он плеснул себе водки и попытался как-то упорядочить бардак в голове. Куда ни пойдешь — никуда не придешь, куда ни кинь — всюду клин. А раз так и если этот клин — только вопрос времени, то чего тогда ему трепыхаться. Чуть дольше, чуть меньше — какая в итоге разница? Он вдруг понял, что, в конце концов, ничего особенного в его личной судьбе нет. Чуть больше оборотов в минуту — вот все, что отличает его от остальных. Подохнет на день позже — вот радость-то. Он залил метафизику водкой. Мысль о смерти отступила, приняла привычную форму тупого зуда, когда можно почесаться, а можно плюнуть, и до него вдруг дошло, что он ни черта по-настоящему не соображает, ибо мозги полностью заняты шипением душа за перегородкой. Он разозлился на себя за это и включил канал «Клерньюз» — в надежде, что дурные новости из внешнего мира слегка остудят его.

Взрыв в интернет-кафе на Тексако в 20:07 вечера. Прыгающие кадры с трейсеров, снятые прохожими. Церковь в огне, высокое яркое пламя резко выделяется на фоне темноты; прибытие полицейских, как всегда, в плащах и со стаканчиками кофе в руке. Жалкие струйки пожарных шлангов, вереница носилок, машины «скорой» и фургоны, загромоздившие улицу, и рыжая грива девицы, которая его сдала, выбившаяся из наспех застегнутого пластикового мешка.

В подтверждение версии апокалипсиса пошли архивные кадры. Песчаный смерч над развлекательным центром. Перрон вокзала Севертранс: кровавое месиво, освещенное рекламными экранами, которые никто так и не отключил. Гибнущие люди оставались в радиусе действия датчиков, и реклама сопровождала их на тот свет. Сопровождала роликами индивидуального воздействия, втюхивая мертвецам сироп от кашля, пищевые добавки, горящие путевки в какой-нибудь панотель, часы и тачки. Сид прибавил звук, увидев Сильвию Фербенкс с микрофоном в руке на фоне развалин интернет-кафе. Она вела репортаж. На месте работают Профилактика антигражданских действий, Наружная полиция, Криминальная служба и полиция метро. Сид слушал. Ни слова про цифры, обнаруженные на полу в местах взрывов. Ничего о характере взрывчатых веществ. Одни советы и предостережения. Все, как всегда. И тут Фербенкс выдала сенсацию. Есть мнение, что блэкаут тоже был терактом. Увертюрой трагедии с неизвестным количеством действий. И здесь стоит вспомнить Чарльза Смита. Человека, официально заявившего, что блэкаут — авария. Человека, покончившего с собой два дня назад таким жестоким способом, что возникает мысль об угрызениях совести и помрачении рассудка. После главных новостей пошли мелкие происшествия. На экране появился обугленный каркас «мустанга» Блу Смит. Ни слова про убитых агентов. Глюк может иметь отношение к первому теракту. Правда, это еще надо доказать. Его сестру пытались убить. Вывод: избегайте публичных мест.

Выпуск закончился, и Сид перевел дух. Фоторобота Блу не было. Его самого в розыск вроде тоже не объявили. Так что они пока не в бегах, а просто вышли прогуляться. Он налил себе еще водки — от нервов — и сообразил, что вода-то уже давно не течет. Дверь ванной была закрыта. Ни звука. Он окликнул Блу. Она не ответила. Он встал и постучал в дверь. Тишина. Он постучал сильнее. Запаниковал.

Он не знал о ней ничего, кроме того, что она непредсказуема. Перед тем как запереться, была в поганом состоянии. Еще на первом занятии в Профилактике самоубийств Сида научили распознавать критические ситуации. Девчонка только что потеряла брата. Час назад у нее на глазах подстрелили двух человек. Пьяная и накачанная опиумом. Сама как будто в холодном отчаянии.

Сид стал колотить в дверь так, что та чуть не вылетела. Через несколько секунд, томительных, как часы, Блу ответила в своем обычном стиле.

Она закричала:

— Что вам надо? Отстаньте, Парадайн.

Он бы с удовольствием врезал ей. Обозвал себя дураком. Понял, что сам пьян не меньше ее. Стал орать:

— Что вы там возитесь полчаса? Почему не отвечаете, когда я зову?

— Потому что не хочу с вами говорить. Ни с вами, ни с кем другим.

— Вылезайте.

— Нет.

— Вылезайте, — заорал он и выбил дверь ногой. — Мне скучно.

Их швырнуло друг к другу, как в детстве. Когда жизненно необходимо уцепиться за кого-то. Вжаться, сплавить два металла в один, близкий по химическим свойствам к взрывчатке. Теоретически, трахнуть ее просто полагалось, чтобы скрепить их тандем посреди стольких кошмаров. На деле случилось чудо — на каком-то подкожном уровне. Блу — как будто всю жизнь этим занималась, он — как последний раз перед смертью. И никто не остался внакладе. И так трижды. Первый раз — быстро, они даже не разделись. Даже не дошли до кровати. Рухнули на пол посреди разбросанных тряпок, и он сразу испугался, что заспешит и ей не понравится, и стал думать про выпуск новостей и считать мертвецов, но отчего-то, как он ни проклинал себя за это, это его еще больше возбуждало, а вовсе не отвлекало. Не отвлекала ни окружающая обстановка, ни безвкусица, ни лучи башни «Светлый мир», резким светом заливавшие их тела, ни вой сирен совсем рядом, возможно означавший, что финиш для них уже близко. Потом они оказались на кровати, и одежда полетела в стороны, так что вскоре на них остались только бинты, и это тоже сыграло свою роль, напомнило, что сейчас у них только краткая передышка, и они не стали ее упускать. А потом партию повела она, — и в третий раз было еще лучше. Он лежал на спине, она была сверху и вела его руку и держала ее в ладони до конца. Потом она запрокинула голову, задышала чаще и глубже, вскрикнула — и задним фоном возникла объятая пламенем машина. Блу оторвалась от него, упала рядом, — им наконец удалось посмотреть друг на друга, и в глазах Блу он увидел больше, чем надеялся найти: что-то похожее на чистое счастье и перспективу непонятно чего, а может, и резон еще немножко порыпаться и постараться выжить.

В ту ночь Сид спал с пистолетом в руке, спал пустым сном, в который не проникло ни одно сновидение. Около пяти проснулся от приступа тревоги. Вскинул пистолет. Впереди стенка. Блу рядом не было. Он натянул джинсы и вышел из комнаты. Коридор без окон, черная темнота. Прищурился, чтобы глаза привыкли к мраку. «Блу, Блу», — позвал он как можно тише. Ответа не было. Прокрался к лестнице. За дверью голоса. Открыл.

Тевер. Сопит на полпути к экстазу. Похрюкивает от удовольствия. На уровне ремня — чьи-то русые волосы. А этот запах… Пахнет потом и фрикционным гелем. И еще чем-то, что он распознал через долю секунды. Детским шампунем.

Парнишка оглянулся, и Сид в темноте встретился с ним взглядом. У парнишки глаза были синие, как у нее. Сид стал искать в них что-то и не нашел ничего. Парнишка утер губы, Сид резко захлопнул дверь.

Не видеть.

Не знать.

Он шел наверх по лестнице, желудок свело, в глазах саднило от всей этой мерзости, от поганого мира, от бессилия хоть что-нибудь с этим поделать. Двинуть бы в морду этому Теверу. Чтоб навсегда отбить вкус к свежатинке. Дать бы как следует в его гнусную рожу. Хуже всего то, что Тевер ему, в общем, нравится. Тевер был классный мужик, уж точно не самый поганый, просто время от времени полировал себе член — с детской помощью. Не он один. Не он первый, не он последний.

Пропади он пропадом, этот Город, думал Сид, пусть бы мы все тут передохли, включая последнего из праведников.

Блу сидела посреди гостиной. Она не двигалась.

С места, где он стоял, он видел ее в три четверти. Нос с легкой горбинкой, волевой подбородок, светящаяся точка широко раскрытого глаза. Она не слышала, как он подошел. Он сделал несколько шагов, не скрываясь, — она не отреагировала. Блу полностью ушла в созерцание.

Празднество оставило после себя шлейф стеклянной пыли, лужи спиртного и кучки осколков, но дети-куклоиды стояли на месте. В полутьме они казались деревянными статуэтками. В тишине слышалось их дыхание.

Блу сидела лицом к одному из детей. Она придвинула лицо совсем близко, почти нос к носу. Она дышала в такт ему, в такт со всеми. И тоже как будто выглядела неживой.

В ее взгляде не осталось ничего.

Только слабый отблеск чистоты.

Сид развернулся и пошел спать.