"Охотник на ведьм" - читать интересную книгу автора (Локамп Пауль)

XVI

Отцу я рассказал правду. Все, что узнал от Авгура, и все, что услышал от Охотника-ирландца. Даже погибшего в Афгане офицера, про которого упомянул Казимерас, вспомнил. А что прикажете делать? Придумать байку про какие-нибудь шпионские штучки, вроде: «я не шпион, а разведчик», как в старом анекдоте? И еще взгляд такой изобразить, задумчиво-грустный. Как у Штирлица в кафе Элефант, когда он свою жену увидел — для полного погружения в образ. То, что испытал отец, выслушав мой рассказ, даже представить страшно. Шок, — это наверное самое верное определение.

Мы сидели на берегу озера, лениво поглядывая на поплавки. За весь день попалось несколько подлещиков и один хороший жирный окунь, грамм на триста, которого поймал на блесну отец. Всегда поражался энергии отца; на месте не сидится — все озеро обошел, а будь оно поменьше, пошел бы на второй круг. Мне бы так — доживи я до такого возраста. Ладно, рыбалка — это не главное; на уху наловили — и ладно. Сначала разговор не клеился; я всю дорогу старательно изображал спящего, размышляя, что рассказать отцу, и наконец решил, что худшее из всех зол — когда начинаешь врать своим близким. Поэтому, когда мы уселись на берегу, взял и выложил все, как на духу, без лишней патетики — только факты.

— А я, грешным делом, подумал, что ты с Конторой связался, — сказал отец, задумчиво глядя на костер.

— Нет, папа, какая там Контора… Кому нужна Прибалтика с ее дутыми секретами, да еще с таким количеством бывших агентов, причем в самых верхних эшелонах власти. Там же куда ни плюнь — одни бывшие. Имею в виду литовские власти, — уточнил я. — А что может обычный торговец оружием, к тому же оставшийся не у дел?

— Если бы я не повидал на свете много невероятных вещей, то, наверное, не поверил бы. Решил, что «пулю отливаешь», — покачал головой отец.

— Да уж, пулю, — хмуро кивнул в ответ, — снаряд целый. А что ты имеешь в виду, под словами «невероятные вещи»?

— На первый взгляд, Шурка, все это очень странно, — пропустив вопрос мимо ушей, сказал он. — Тебя ведь могли просто убить. Скажу больше — просто были обязаны, пока ты в новом деле не разобрался. Не маленький, прекрасно понимаешь, что шансов спрятаться от хорошего снайпера нет. Траектория полета пули от крутизны цели не зависит. Что их могло остановить, как думаешь?

— Не знаю. Есть несколько вариантов: один — не нашлось хорошего стрелка под рукой, а со стороны привлекать опасно. Второй — у меня есть что-то, им очень необходимое, но я понятия не имею, что это может быть, честное слово…

— Может быть, эта книга, которую нашел на хуторе?

— Не знаю, — пожал плечами я, — надо про нее побольше узнать.

— Стрелка не нашлось, говоришь, — продолжил рассуждать отец и покачал головой, — да нет, это ни при чем. Самое простое — заказать тебя простым бомжам. Тупо грохнули бы по голове из-за угла — и все, концы в воду. Стопроцентный «глухарь».

— Добрый ты, папа; о родном сыне и со спокойным лицом такие вещи говоришь.

— Шурка, ерунду не пори!

— Молчу, товарищ полковник в отставке! — я шутливо бросил ладонь к голове и напомнил про свой вопрос, — так про какие невероятные вещи ты упомянул?

— Да знаешь, как бывает, — отец замялся, — на учения выехали, ну и засиделись вечером, небольшой компанией, даже один прикомандированный пришел, старый знакомый, еще по Луанде. Мужик, кстати, нормальный, не гнилой. Так вот, рассказал он нам про один случай в 38 дивизии, куда его дернули по одному нехорошему делу. Оказалось все просто, поэтому быстро разобрались, а напоследок устроили ему отвальную с этим самым спиритическим сеансом. Времена-то какие были, восемьдесят первый, тогда модно было.

— Что именно модно?

— Ты, Шурка, слушай, а не перебивай. Спиритизмом заниматься было модно. В общем, то да се, вызвали душу, оказалась женщина. А ребята все молодые, да еще выпившие немного. Один возьми и ляпни этой «гостье» — мол, хочу тебя увидеть. Женщины чуть не в визг, а он уперся как баран и все тут. Иначе не верю, говорит, в эти байки. Ну, дух ему и пишет: раз так хочешь — увидишь. И ушла, да еще напоследок так тарелочку крутанула, что даже свеча погасла. Ребята бросили это дело — мол, черт с ним, не за этим сюда собрались, товарищи офицеры, водка стынет. Сидят, гуляют, про духов и думать забыли. Через пару часов — звонок в дверь. Хозяин квартиры пошел открывать, а там на пороге стоит женщина, в простом платьице, но выглядит вполне прилично. Мол, извините, а товарища лейтенанта такого-то можно позвать? Ну, хозяин пожал плечами и кликнул — мол, иди, Серый, тут к тебе пришли. Приходит этот офицер, как понимаешь, именно он хотел увидеть это… привидение. Женщина у него и спрашивает — это семнадцатый дом? — Да, говорит лейтенант, семнадцатый. — А квартира такая? — Да, такая. А вам чего надо? — Женщина плечами пожала и говорит: — Нет, ничего. И ушла.

— Хочешь сказать, что это дух женщины ему показался?

— Именно. Лейтенант этот, когда через полчаса понял, даже протрезвел.

— Офицерские байки, — я махнул рукой, — не напрягаясь, не один десяток вспомню.

— Байки, говоришь, — отрезал он. — Это было в городе Державинск-1, если точнее, то в поселке Степной, в Казахской ССР, в 1981 году…

— И что? — не понял я.

— А то, Шурка, что 38 дивизия — это тебе не кот чихнул, а РВСН. Режимный поселок, туда вход был только по пропускам. Все жители друг друга знали в лицо и чуть ли не поименно. Там, рядом с этим домом, по одну сторону госпиталь, еще три жилых дома, магазинчик и казарменная зона. Откуда там чужие?

— Есть многое на свете, друг Горацио, — я покачал головой.

— Дело, Сашка, в том, что этот товарищ, который эту историю вспомнил, позже, когда мы с ним в одном отделе работали, рассказал мне про Охотников на Нечистую силу. Правда, называли вас по-другому — Инквизиторами.

— Что?!!!

— Вот тебе и то! — отец вскинул на меня глаза. — Что слышал. Правда, без всех этих подробностей, про которые ты рассказал. Про наставников ваших, Авгуров, он тоже упомянул. Ты что думаешь, про ведьм никто не знал, пока ты не появился, весь молодой и красивый?

— Погоди, папа, хочешь сказать, что еще в восьмидесятых годах про Охотников знали на уровне государственных структур? Знали и не сделали ни одного шага?

— По его рассказу, выводы были сделаны правильно. Наблюдали за вами пристально, но в дела не лезли. Даже несколько раз прикрывали от милиции. Кстати, первыми, кто на вас вышел, были ребята из третьего управления. Думали, что вы «засланные казачки». А потом, когда немного разобрались, был создан специальный отдел при пятом, — отец заметил мой недоумевающий взгляд, — третье — это военная контрразведка, а пятое — политическое, идеологи.

— Ну, контрразведка — это еще понять можно, но идеологи-то здесь при чем?

— Как это при чем? Такими непонятными вещами всегда пятерка занималась, на то они и идеологи, призванные бороться с мракобесием, способным нарушить правильное воспитание советских граждан.

— Много там таких отделов было, не знаешь?

— Точно не знаю, но думаю, немало. Сам посуди, — отец выудил из рюкзака армейскую фляжку и положил ее на импровизированный стол, рядом с продуктами, — это ведь только на первый взгляд в нашем обществе гневно осуждали все эти пережитки прошлого. На самом деле все эти дела серьезно изучали еще со времен Виссарионыча.

— Знать бы, до чего они доизучались…

— Не знаю, Шурка, не знаю.

— Слушай, пап, а чего этот мужик с тобой так откровенничал? — спросил я. — Вроде в тех местах болтливых не держали.

— Да было одно дело в Африке, — грустно усмехнулся отец, — вот и довели до моего сведения некоторые факты, с которыми мог столкнуться при выполнении.

— При выполнении чего именно?

— Обойдешься без подробностей, сынок.

— Да уж, убил ты меня такими новостями…

— Не трави душу, Шурка, лучше скажи, как жить собираешься?

— Не знаю, папа, правду говорю — не знаю.

— Надо было тогда мать не слушать, а отправить тебя в суворовское, так нет, послушал на свою голову, вот и получилось черт знает что. Дожил на старости лет — сын с гражданством какой-то банановой республики! Приезжает раз в год, ни семьи, ни внуков, и в конце концов выясняется, что он, изволите видеть, Охотник-с! За нечистой силой в свободное время бегает, твою мать…

— Да ладно тебе разоряться, — отмахнулся я, — давай лучше поедим. Здесь заночуем?

— Нет, — кивнул отец, — через часик можно будет пошабашить. Тут рядом сослуживец живет, в одной деревушке, звал в гости. А утром на другое озеро махнем, там у него лодка есть.

— Хорошо, — закуривая вторую сигарету подряд, согласился я. — Кстати, неужели на самом деле в Конторе были официальные колдовские отделы?

— Нет, официально, никаких «колдовских отделов» в Конторе не было.

— А как же работы Барченко?

— Ты имеешь в виду материалы спецлаборатории ОГПУ? — уточнил отец. — Так они еще много лет назад были засекречены и до сих пор в архивах лежат. А то, что про них пишут — так сам понимаешь, на заборах тоже пишут.

— Любопытно на те архивы глянуть…

— Мечтать, Шурка, никому не возбраняется, — усмехнулся папа, — самому интересно, что Бокия с Гопиусом могли накопать. Если уж снежным человеком занимались всерьез, то вами сам Бог велел. Много там интересного в архивах. Например, трофейные немецкие документы, которые до сих пор под грифом, или американский проект «MK-Ultra»[21]. Пишут, что американцы уничтожили все файлы по этим разработкам, чтобы затруднить работу комиссии из Конгресса, но наши вовремя подсуетились, так что документы сохранились. Подразделения, занимающиеся энергоинформационными технологиями, существовали во многих странах.

— И что?

— А то, Шурка, что рядом с ними, в тенечке были, вероятно, и такие отделы, как тот, что присматривал за твоими коллегами.

— Знакомый ксендз постоянно про Конгрегацию Доктрины Веры вспоминает — мол, не оттуда ли прибыл? — кивнул я. — Узнать бы, сколько нас и где…

— Судя по некоторых вещам, твоих больше всего в Средней Азии и Сибири. И в Белоруссии, если искать поближе. А Ватикан — дело темное, чего только у них нет.

— Жаль, что не выйдет с тем мужиком поговорить, который про Охотников знал. Где его сейчас найдешь?

— Зачем его искать? — отец поднялся, подбросил несколько полешек в костер и, отряхивая руки, закончил: — Он старый уже, давно в отставке, живет на Симоновском валу, напротив тринадцатой городской больницы. Телефон есть, вернемся — попробую связаться. Ладно, давай поедим, аппетит уже нагуляли…

К сожалению, встретиться со стариком было не суждено — он скончался за неделю до моего приезда в Москву. И по книжным пробежаться не получилось — на следующее утро позвонил Казимерас и, ничего не объясняя, назначил встречу через два дня. Пришлось сворачивать отпуск и ехать домой. Отдохнул, называется…

Встретиться с отцом Казимером мы договорились в Старом городе, куда он собирался к своему коллеге из Кафедрального собора, по служебной надобности. До назначенного им времени оставалось минут двадцать, и я решил зайти внутрь. Присел на скамью, чтобы не мешать молящимся, и начал разглядывать убранство костела. Красиво раньше строили, ничего не скажешь, только к чему все это? Написано же: «не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе…». Однажды, я задал этот вопрос служителю церкви — как же так, ведь пишут иконы, расписывают храмы, изображая Жития Святых? Святоша с задатками хорошего менеджера и присущей любви к словоблудию вывернулся, мол: «если мы кланяемся иконе — как иконе, а человеку — как человеку, то не грешим! А если как Богу — то тяжко грешим. Такое поклонение будет скоро требовать от людей антихрист. Поклонение же иконам с образами Бога или живыми друзьями Бога и богами по благодати есть дело правое и богоугодное, и здесь нет никакой измены». Бред, господа, чистейшей воды; но бизнес хороший, ничего не скажешь.

Мое внимание привлекла надпись на русском языке, выполненная на плите белого мрамора. Подошел поближе и прочитал: «Юлия Александровна Татищева, кавалерственная дама Орденов Св. Екатерины и Марии-Луизы, супруга Российского посла при Австрийском Императоре. На пути своем из Вены в С.Петербург, скончалась здесь, в Ковно, на сорок девятом году от рождения, апреля 22 дня, 1834 г . Погребена в сей церкви. Боже Великий и Милосердный, упокой душу усопшей рабы твоей».

— Интересуешься? — позади меня раздался голос отца Казимера.

— Да, интересно, что это за дама такая была, — мы поздоровались и не спеша направились к выходу. Кстати, я давно заметил, что за все время нашего знакомства Казимерас ни разу не подал мне руки. Когда у него спросил про причину такой неприязни, он даже засмеялся, чем изрядно напугал пожилую прихожанку, стоявшую у дверей костела.

— Нет, Александр, ты неправильно понял, — он улыбнулся. — Если я подам тебе на людях руку, ты к ней приложиться должен. А тут, видишь, какое дело — еще неизвестно, кто из нас и кому руки целовать должен, — ты мне, или, наоборот, я тебе кланяться, учитывая некоторые события. Ладно, — махнул рукой он, — все еще надеюсь когда-нибудь узнать. А вот дама эта, надо заметить, очень интересная персона — как следует из записок графа Александра Ивановича Рибопьера: «Государь поручил мне разузнать под рукою, как себя держит в Вене посол наш Татищев, на счет котораго дошли до Государя неблагоприятные слухи. Жена посла, Юлия Александровна Татищева, родом Конопка, а по первому браку Безобразова, с которою я был близко знаком, прехитрая и претонкая штука, была в то время в Петербурге. Она опасалась, как бы я не занял места ея мужа, или же как бы не представил о нем чего-либо неблагоприятнаго. Татищева явилась ко мне и всячески убеждала отказаться от предлагаемаго посольства, на которое, говорила она, меня назначили только с целью удалить от Государя».

— Второй раз, после смерти первого мужа? — спросил я. — Разводы в те времена вроде не поощрялись?

— Ошибаешься, Александр, — сказал ксендз, — в аристократической среде практиковались, правда, не все женщины решались на этот шаг; как сейчас говорят — только самые «продвинутые». Называлось это «разъездом», что госпожа Татищева и сделала — разошлась в 1813 году с первым мужем, Николаем Алексеевичем Безобразовым, и сразу же вышла за известного в те времена дипломата — Татищева Дмитрия Павловича.

— Молодая была, — заметил я, — сорок девять лет.

— Да, молодая. Был бы мост, может, ничего бы и не случилось.

— Не понял?

— Упоминание о ее смерти есть в дневнике Долли Фикельмон, женщины, которая была другом Пушкина[22], — ответил Казимерас и, прищурившись, начал цитировать:

— Феноменальная у вас память, святой отец.

— Учителя хорошие были, — грустно ответил он.

Да уж, судя по последним строкам, строгостью нрава Юлия Александровна Татищева не отличалась, а вот насчет ее родного города автор дневника немного ошиблась. Так, слегка заплутала в географии (на двести километров в сторону Гродно), спутав Каунас с городом Слоним, в окрестностях которого (в родовом имении) и родилась госпожа Татищева. Первое упоминание о нем встречается в Ипатьевской летописи и датируется 1252 годом. Красивый город, с историей; даже озеро Бездонное, находящееся неподалеку — и то имеет свое предание. Как гласит легенда, однажды в деревню пришла нищенка. Ходила по деревне, просила милостыню, а к вечеру собралась в дорогу. На краю деревни жили отец с сыном, которые пригласили ее в дом, посадили за стол и накормили. В благодарность за их доброту женщина, уходя, сказала: «Быстро собирайтесь и уходите на север, потому что деревни вашей скоро не станет, только не оглядывайтесь». Отец с сыном бросились вон из деревни, забрались на пригорок, но не сдержались и оглянулись. На том месте, где стояла деревня, плескалось большое озеро. А они, в наказание за излишнее любопытство, превратились в два камня, которые местные называют «батька с сыном». Историки утверждают, что деревня на месте озера действительно была; рядом есть кладбище, которому 850 лет. Мостовая на кладбище давно вросла в землю и уходит… Да, именно — уходит в озеро. При этом никаких населенных пунктов поблизости нет, а кто будет возить покойников издалека? А еще на глади озера появляются крест-накрест дорожки. Вся поверхность гладкая, а по этим дорожкам бежит рябь. Говорят, что эти дорожки появляются там, где когда-то были деревенские улицы.

— Ладно, оставим прошлое, — он махнул рукой, — займемся делами нынешними, причем, скажу честно, не менее грустными.

— Что-то случилось?

— Если честно, даже не знаю, с чего начать, чтобы не показаться в твоих глазах идиотом.

— Вы знаете, Казимерас, последнее время я слышал такое количество невероятных вещей, что меня сложно удивить.

— Periculum in mora[23]. Раз так, слушай, — он снял очки, долго протирал стекла, поджав губы, будто не решаясь начать рассказ. Я не торопил, уже твердо зная, что меня это коснется. Кожей опасность чувствую. Казимерас закончил полировать очки и начал рассказывать.

— Ко мне обратился один из прихожан. Пожилой человек, но в прекрасной физической форме. Крайне религиозен, что исключает возможность вранья. Пришел ко мне поговорить. Позволю себе заметить, что это была не исповедь, иначе о нашем разговоре, ты бы не узнал. Не знаю, слышал ли, но в последнее время в газетах упоминалось несколько трагических случаев нападения волков на людей. Точнее, волкособов, то есть помесь волка и собаки.

— Да, слышал, — кивнул я, — в связи с этим даже собирались увеличить квоту на отстрел.

— Вот, — согласился он, — поэтому и позвал тебя на встречу. Видишь ли, этот мужчина — вдовец, живет в одиночестве на своем хуторе. Однажды ночью он проснулся от непонятной тревоги. Встал, подошел к окну — мало ли что, времена лихие, могли залезть во двор, чтобы ограбить одинокого старика. И вот, посмотрев, увидел волка, который доедал его собаку, кстати, не маленькую. Конечно, Мечисловас схватил ружье, собираясь угостить тварь зарядом картечи, но…

— Постойте, если была ночь, как он сумел разглядеть, что делается во дворе?

— Полнолуние, Александр, полнолуние…

— Ясно. Что было дальше?

— Наверное, волк услышал шорох, поэтому сначала насторожился, затем перескочил через забор и бросился бежать к лесу.

— Ну да, волк, конечно, мог подойти к жилью, — я немного подумал, — зимой, если уж совсем голодно. Но летом… Сомнительно. Хотя, если принять как версию, что это волкособ — то да, они людей практически не боятся. Немного не понял, почему эта история должна была меня заинтересовать. Я не охотник, мне зверей стрелять жалко Волк — зверь красивый, сильный и умный.

— Я тоже не понимаю охоту ради охоты, — согласился Казимерас, — но есть одна вещь, которую он мне рассказывал, покрываясь крупными каплями пота. Как горошины, по лицу стекали…

— Что именно?

— Эта тварь, — ксендз немного помедлил и наконец выпалил, будто в холодную воду нырял, — бежала на двух ногах…

— Что?!

— Да, Саша, именно. Это существо двигалось как человек, но выглядело, как волк.

— Оборотень! — выдохнул я.

Казимерас посмотрел на меня, словно не решаясь кивнуть, подтверждая тем самым мои слова. Понимаю — несмотря на все события последних месяцев, обычный человек не может вот так, сразу признать существование Нежити. Что там Ведьмы, господа? Ведьмы — это вполне реальные существа, и ничего сверхъестественного в их существовании нет. Оборотни — это другое; может, тварь и пониже рангом, но, видит Бог, не менее опасная.

— Наверное, — он сжал челюсти и, решившись, закончил: — Да.

— Поблизости хутора или небольшие деревни есть? В радиусе пяти-семи километров, не дальше?

— Есть, — он кивнул, — два хутора и одна небольшая деревня.

— Люди последнее время не пропадали?

— Нет, — он покачал головой, — не слышал. Хотя постой, был случай. Один пьяница исчез, но он вечно обещал уехать в Европу, так что когда пропал, никто особенно и не искал — может, правда на заработки подался?

— Дай-то Бог, — задумчиво произнес я, — дай-то Бог…