"Все семь волн" - читать интересную книгу автора (Глаттауэр Даниэль)Глава шестнадцатаяЧерез пять дней Доброе утро, дорогая Эмми! Привет Средиземноморью с Хохляйтнергассе, 17–15! Я вернулся. Я есть. Я — опять я. Я сижу перед своим ноутбуком на террасе. За спиной у меня — типичное убогое холостяцкое жилище, только что покинутое женщиной. Вчера я говорил с ней по телефону. Она благополучно добралась до дома. В Бостоне дождь. Странно, что мы уже опять можем говорить друг с другом. Правда, довольно скованно, периодически глотая комок в пересохшем горле, давясь рвущимися наружу эмоциями, скрипя зубами, но все-таки можем. А всего неделю назад нам удался головокружительный номер — одновременно бросить друг друга без предупреждения, без объяснения причин. Я начал: «Памела, мне кажется, это будет лучше для нас обоих…» Памела закончила: «Расстаться. Ты прав!» Мы ничего друг другу не должны, мы оба потерпели крах, провалились по полной программе, элегантно, виртуозно, «синхронно», набрав максимальное количество штрафных очков. Мы аккуратно разложили перед собой свои разочарования, потом свалили их в одну кучу и честно поделили между собой. Каждый взял свою половину. Вот так мы расстались. На прощание мы обнялись, поцеловались и похлопали друг друга по плечу. Молча выразив при этом друг другу «искренние соболезнования». Мы оба плакали, тронутые слезами друг друга. Это была настоящая сцена погребения — как будто мы оба похоронили нашу общую родственницу. Мы просто по-разному называли ее. Памела называла ее доверием, а я — иллюзией. (Продолжение следует. Я пока отправляю написанное и иду делать себе кофе. До скорого!) Через десять секунд В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ Я В ОТПУСКЕ И НЕ СМОГУ ПОЛУЧАТЬ ПОЧТУ ДО 23 ИЮЛЯ. С ЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ, ЭММИ РОТНЕР Через тридцать минут Я ожидал этого, Эмми. И наверное, так даже лучше! Я ведь даже не знаю, хочешь ли ты все это выслушивать. А так я узнаю это самое раннее через полторы недели. Поэтому я могу теперь, не стесняясь, продолжить свои излияния, дорогая моя. Памела была первой женщиной, которая не напоминала мне тебя, которую я не сравнивал с тобой, в которой не было ничего от тебя, моего виртуального желанного образа, и которая меня тем не менее привлекала. Я увидел ее и понял, что должен в нее влюбиться. Это было ложное заключение, ошибочное решение — это «должен», этот план, это намерение и мои лихорадочные усилия реализовать его. Я был одержим мыслью полюбить ее. Я растворился в этой мысли. Я до последнего момента делал для этого все, что мог. Не делал только одного: я никогда не задавался вопросом, люблю ли я ее. Было три стадии моих отношений с Памелой. Четыре месяца в Бостоне — это было мое лучшее время с ней, МОЕ время с ней, мне дорог каждый день каждого из этих четырех месяцев. Когда я прошлым летом вернулся из Америки домой, появилась ты. Опять ты, все еще ТЫ! Мои шкафы, набитые чувствами. Как я был наивен, думая, что они исчезнут сами по себе! Ты очень быстро напомнила мне, что не может быть конца без начала. Мы встретились. Я увидел тебя. УВИДЕЛ ТЕБЯ! Что я должен был тебе тогда сказать? Что я должен сказать обо всем этом сейчас? Я как раз переживал вторую стадию своих отношений с Памелой — любовь на расстоянии, прерываемую волнующими экспедициями в неизведанное и наплывами мощной тоски по нормальной, постоянной жизни вдвоем, с походами по магазинам и вытряхиванием пылесборника пылесоса. Как я коротал время ожидания своего будущего? С тобой, Эмми. Где я обитал бесплотной тенью? Рядом с тобой, Эмми. С кем я тайно жил в глубине моей души? С тобой, Эмми. Все с тобой. И мои самые прекрасные фантазии теперь имели еще и конкретное лицо. Твое лицо. А потом приехала Памела и осталась. Стадия третья. Я переключил тумблер в голове: Эмми off — Памела on. Жуть!.. Полная концентрация на «женщине всей жизни», на избранной, которую нужно было любить. Прикладная иллюзия «всего». Ты навела меня на эту идею своим «разумным партнерством». Я решил, что смогу добиться в этом деле лучших результатов, чем вы с Бернардом. А может, я просто хотел «доказать» это тебе. Я изо всех сил старался сделать Памелу счастливой. Сначала ей это льстило, она чувствовала себя хорошо и спокойно. Мне самому это тоже было на пользу, это был ловкий отвлекающий маневр, своего рода трудотерапия. Только не прислушиваться к себе, только не слишком увлекаться общением с Эмми! Каждый согретый душевным теплом мейл к тебе, каждую проникновенную мысль о тебе я должен был тут же «искупить», загладить каким-нибудь проявлением своих чувств к Памеле. Тем самым я успокаивал свою совесть. Но Памела недолго заблуждалась относительно моих бесчисленных жестов любви. Вскоре она как-то растерялась, сникла, поняла, что переоценила свои силы и возможности, стала чувствовать себя как в клетке. Ей захотелось свободы, независимости, пристанища, дающего преимущество игры на своем поле. Такую возможность ей давал только Бостон. Я видел в этом единственный шанс реализовать свою иллюзию. Ты, наверное, помнишь мои мейлы. Наш пробно-испытательный совместный отпуск прошел довольно гладко, и я возомнил, что готов начать с ней новую жизнь на Восточном побережье США. Мы собирались уехать туда в начале следующего года, все уже было спланировано, вопросы работы и жилья решены. И тут я… Да, и тут я рассказал ей о тебе, Эмми. Приятного отдыха на пляже! Лео Через восемь часов Почему ты решил рассказать ей обо мне? Кстати, привет! Ты что, всерьез решил, что я предоставлю тебе возможность целую неделю спокойно, без моих комментариев, предаваться мелодраматическим штудиям по поводу твоих стадий с «Пэм», чтобы у тебя после этого опять кончился кислород и ты завис на несколько месяцев? Кстати, о кислороде: я сейчас нахожусь в милейшем интерьере одного интернет-кафе площадью в три квадратных метра. Окрашенные в черный цвет стены, интимный полумрак, живительные звуки Death Metal — оазис для вдоль и поперек продырявленных пирсингом преемников хорватского движения No Future, славное заведение, в котором некурящий за пять минут потребляет никотина больше, чем среднестатистический заядлый курильщик за час. Поэтому твои реминисценции на тему «Пэм» кажутся мне в моем состоянии — в гуще облаков дыма этого притона юных нигилистов — особенно причудливыми. Ну давай, не стесняйся, продолжай! Почему ты решил рассказать ей обо мне? Что было потом? И что будет теперь? В следующий раз я загляну в эту прелестную интернет-кабину как-нибудь после обеда, через денек-другой, и надеюсь, что уже смогу получить следующую порцию твоих мемуаров, если, конечно, у меня еще что-то останется от легких после такой ингаляции. Чмоки. Эмми Через день Дорогая Эмми! Приятно лишний раз убедиться, что ты свято хранишь верность своему репертуару. Хорватский морской воздух и дух древних могил явно пошли на пользу твоей врожденной деликатности. 1. Почему я решил рассказать Пэм, то есть Памеле, о тебе? Я должен был это сделать. Есть один момент, который не позволял мне поступить иначе. Некая точка. ТВОЯ точка, Эмми! Которую я однажды описал следующим образом: «На ладони моей левой руки, приблизительно посредине, там, где линия жизни, пересеченная толстыми складками-излучинами, уходит в сторону артерии, находится одна точка». Это то место, в котором ты во время нашей второй встречи случайно прикоснулась ко мне. Оно навсегда осталось ультимативной чувствительной точкой, заведующей моим восприятием Эмми. Через несколько месяцев, во время нашей пятиминутной встречи, накануне приезда Памелы, ты вручила мне свой «памятный подарок», свой «сувенир». Интересно, ты тогда осознавала значимость этого жеста? Предчувствовала его последствия? «Чччч! — прошептала ты. — Ничего не говори, Лео! Ни слова!» Ты взяла мою левую ладонь, поднесла к своим губам и поцеловала нашу точку соприкосновения. Потом нежно провела по ней большим пальцем, сказала на прощание: «Пока, Лео! Счастливо! Не забывай меня!» — и дверь закрылась. Я потом сотни раз проигрывал в голове эту сцену, тысячу раз мысленно ощущал твой поцелуй на своей ладони. Поскольку я не обладаю завидной способностью описывать разные степени своего сексуального возбуждения, я, с твоего позволения, обойду молчанием эту часть связанных с тобой переживаний. Во всяком случае, я уже не способен был на близость с Памелой без отрыва от твоей точки, от мыслей о тебе, без чувств, связанных с тобой, Эмми. И вся моя хваленая теория самообмана полетела к черту. Ты еще помнишь мои слова: «Мои чувства к ней ничего не теряют из-за моих чувств к тебе. Они не имеют друг к другу никакого отношения. Они не составляют друг другу конкуренции»? Чушь! Фантазия, оторванная от действительности, опровергнутая одной-единственной крохотной точкой. Долгое время я не осознавал, что моя левая рука все больше и больше старается оградить себя от прикосновений к Памеле, не хотел замечать, с каким упорством она обходит ее стороной, как ревностно оберегает свою тайну, пряча ее в кулаке. Памела, похоже, в конце концов заметила это. В один прекрасный вечер он схватила мою левую руку, сжатую в кулак, и принялась разгибать пальцы, обратив все это в игру, наигранно смеясь. Она прилагала все больше усилий, придавив коленом мое предплечье. Я сначала сопротивлялся, но потом вдруг подумал, что все равно невозможно вечно скрывать наше с тобой большое «целое», спрятав его в ладони. Я резко вырвал руку и, разжав кулак, протянул ей открытую ладонь. «На, пожалуйста! Любуйся! Теперь ты довольна?» — сказал я ей почти со злостью. На душе у меня было паршиво. Я чувствовал себя обманутым, преданным, униженным. Памела растерялась и испугалась, спросила, что она такого сказала или сделала. Я ограничился тем, что просто извинился. Она не имела ни малейшего представления за что. После этого мне не оставалось ничего другого, как рассказать ей все. Сначала мне, собственно, просто захотелось произнести твое имя и прислушаться к своим ощущениям. В качестве повода я использовал эту легенду о несгибаемости седьмой волны и сообщил, что мне ее недавно рассказала «Эмми, одна хорошая знакомая». Памела сразу же насторожилась и спросила: «Эмми? А кто она? Откуда ты ее знаешь?» Тут во мне открылся какой-то шлюз, и все наши с тобой тайны хлынули наружу. Я говорил почти час. Все это, как в кино, получилось своего рода иллюстрацией к истории о тяжело вздымающейся, пенящейся, разрушительной седьмой волне, как ты ее тогда описала. Волна, вырвавшаяся на волю, чтобы все изменить, чтобы ничего не осталось по-прежнему. Волна, после которой — все уже по-другому. Приятного купания! Лео Через три часа 2. Что было потом? Ничего особенного. Отлив. Штиль. Молчание. Подавленность. Качание головой. Недоверие. Холод. Дрожь. Озноб. Ее первый вопрос: «Зачем ты мне все это рассказал?» Я: «Я подумал, что ты должна наконец узнать, это». Она: «Почему?» Я: «Потому что это было частью моей жизни». Она: «„Это“?» Я: «Эмми». Она: «Было». Я не ответил. Она: «Это для тебя уже пройденный этап?» Я: «Мы стали друзьями, мы пишем друг другу мейлы. Время от времени. Она вернулась к своему мужу, и у них все хорошо». Она: «А если бы она не вернулась?» Я: «Она вернулась». Она: «Ты ее еще любишь?» Я: «Памела, я люблю тебя! Я еду с тобой в Бостон. Разве это не доказательство?» Она улыбнулась и провела мне рукой по затылку. Представляю, что в ней в тот момент происходило! Потом она встала и пошла к двери. На пороге она обернулась и сказала: «Последний вопрос: я появилась в твоей жизни только благодаря ей?» Я на несколько секунд задумался, потом ответил: «Памела, ничего не бывает без предыстории. Ничто не возникает само по себе». Она вышла из комнаты. На этом тема была для нее исчерпана. Я несколько раз пытался опять заговорить с ней об этом. Я жаждал объяснения, я согласен был даже на гром и молнии, на опустошительный ураган, только чтобы наконец опять наступила ясная погода. Но все напрасно. Памела решительно пресекала все попытки начать серьезный разговор. Ни ссор, ни упреков, ни обидных слов, ни сердитых взглядов. Взглядов не было вообще, разве что изредка рикошетом. Ее голос звучал как в автоответчике. Ее прикосновения причиняли тем больше боли, чем мягче они становились. Вот так мы и жили какое-то время, делая вид, что ничего не произошло, мучили друг друга, мучились друг с другом, страдали бок о бок, одновременно, синхронно. Пока я наконец не понял: я рассказал Памеле не только нашу с тобой предысторию. Я рассказал ей и нашу с ней историю. И рассказал ее до конца. И нам уже не оставалась ничего другого, как расстаться. На следующее утро Привет, Лео! Я бы сейчас с удовольствием отвлекла нас обоих от содержания твоего мейла какой-нибудь задорной глупостью. Но на этот раз у меня не получается. Я ненавижу истории, которые плохо кончаются, тем более в самом начале. Я даже разревелась и теперь никак не могу успокоиться. Какой-то тип рядом со мной, который тут так с ночи и завис, этакий красавец с целой брекет-системой над бровью, из сочувствия даже потушил только что прикуренную сигарету. Лео, то, что ты мне рассказал — и как ты все это рассказал, — это так… так… так грустно!.. Мне тебя так… так… так жалко! Я бы так… так… так хотела сейчас обнять тебя и вообще больше не отпускать! Ты такой… такой… такой милый! Но такой… такой… такой жутко тупой в делах сердечных! Ты всегда все делаешь не вовремя, а когда действительно наступает момент, когда нужно что-то сделать, ты ничего не делаешь или делаешь все наоборот. У тебя с «Пэм» ничего и не могло получиться. Я поняла это, как только увидела ее. Вместе играть в гольф — да. Навещать бостонских родственников, есть в сочельник индейку, ну, может быть, время от времени секс (если уж без этого никак) — это я еще понимаю. Но жить вместе — утопия! Ну ладно, мне надо срочно успокоиться. На улице ждет Фиона. Она намерена вместе со мной навести ревизию на шопинг-стрит нашей рыбачьей деревушки. Назревает следующая трагическая глава. До скорого, дорогой мой! Эмми Через два дня 3. Что будет теперь? Представления не имею, дорогая Эмми. Пока я нахожусь на стадии «сбора информации» для составления моей жизненной программы на следующее полугодие. Если тебе случайно придет в голову какой-нибудь хороший совет, я с благодарностью его приму. Остаток лета я, возможно, проведу в Гамбурге у сестры, на берегу Северного моря, в ожидании путеводной седьмой волны. Во всяком случае, не расстраивайся по поводу моих приключений и не волнуйся за меня. Я, несмотря на некоторую пустоту внутри, чувствую себя на редкость легко. Я вижу мало, но то немногое, что я вижу, я вижу отчетливо. Например, тебя — в хорватском интернет-кафе-склепе, на пляже в зеленом бикини. (Только не разочаровывай меня и не говори, что оно голубое!). Если не ошибаюсь, тебе и твоей семье остается еще пять дней отпуска. Желаю насладиться ими спокойно, без внешних раздражителей. Я попробую способствовать этому: зароюсь в груды непроверенных курсовых работ и в следующий раз напишу тебе, только когда ты вернешься. Спасибо за твое внимание, за твои глаза и уши, за твою точку соприкосновения. За тебя! Ты мне так… так… так нужна! Просто смерть как нужна. Лео Через три часа Ну конечно, есть, Лео. У меня есть для тебя классный совет. Ты включишь его в свой сборник материалов по подготовке планирования следующего полугодия? В четверг через неделю, в 19.30, в ресторане «Импрессьоне», столик на двоих, забронированный на имя Эмми Ротнер. Я уже с нетерпением жду этого момента! И, «несмотря на некоторую пустоту», — пожалуйста, сделай так, чтобы эта встреча состоялась! Пожалуйста! Пожалуйста! Чмоки и привет из интернет-склепа! Эмми Через три дня Привет, Лео! Ты еще не сказал «да» по поводу четверга. Я не хочу наседать на тебя, мне просто надо знать, ради чего я тут каждый день по целому часу торчу на солнце, в окружении говорящих шезлонгов, которых мне еще неделю назад было искренне жаль из-за этой их тупой, разжижающей мозги бездеятельности. Всего доброго! Эмми Через день Дорогая Эмми! Мне не хотелось бы портить тебе отдых, но, честно признаться, я боюсь нашей встречи. Через четыре часа Ну что ты, Лео, не бойся. Это наша шестая встреча. Опасна только седьмая, понимаешь? Кстати, мне пора уже обновить свою личную таблицу эротичности мужчин: фанаты ежегодной выставки «Отпуск, путешествия, досуг», завсегдатаи пивных палаток, любители автогонок и сандалий, обиженные — и робкие. © До скорого! Эмми Через три минуты Дорогая Эмми! А чего ты, собственно, ждешь от нашего «итальянского вечера»? Я знаю, этот вопрос покажется тебе знакомым, но он настойчиво возникает у меня перед каждой нашей встречей, а на этот раз встает с особой остротой. Через две минуты 1. Antipasti di pesce. 2. Linguine al limone. 3. Panna Cotta. 4. А ко всему этому, перед этим, в промежутках, после этого, во время этого и к вину — Лео! 5. Постоянно напротив меня, акустически и оптически в пределах досягаемости, на расстоянии полусогнутой руки или даже колено к колену — Лео! (Если ты обещаешь, что вопреки своей привычке не будешь долго думать, а сразу же ответишь, я, так и быть, проведу в этой коптильне еще пару минут.) Через минуту Ты будешь вести себя со мной как-то иначе, не так, как прежде? Через тридцать секунд Лео, о таких вещах не спрашивают. Такие вещи узнают по ходу дела. К тому же мы с тобой каждый раз ведем себя друг с другом иначе. Через сорок секунд Я имею в виду — из-за Памелы. Через две минуты Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. Из-за «Пэм» я не буду вести себя с тобой иначе. Если я и буду вести себя с тобой иначе, то из-за тебя самого. Или из-за меня. Скажем так: если ты будешь вести себя иначе со мной, то и я буду вести себя иначе с тобой. Поскольку до сих пор ты каждый раз вел себя со мной иначе, то будешь и в этот раз вести себя со мной иначе, а значит, и я буду вести себя иначе с тобой. К тому же мы еще ни разу не ужинали вместе. Уже сам факт, что ты в моем присутствии будешь есть, означает другое поведение по отношению ко мне. А я со своей стороны буду реагировать на это соответствующим образом: я буду есть тебе в ответ, даю слово! Ну а теперь мне можно выйти из склепа на солнце? Через три минуты То есть мне можно вернуться на солнце? Ну, в общем, я пошла. Пока, Лео! Выйду на связь, когда вернусь домой. Чмоки! Эмми Одновременно Конечно. Пока. Напиши, когда вернешься. Всего тебе доброго! Твой Лео Через три часа Мне нравится твое бикини. Тебе идет зеленый цвет! Через день Ну ты даешь! Через два дня Привет, Эмми! Добро пожаловать в родные пенаты! Можешь вычеркнуть меня из своей «таблицы эротичности мужчин» — я с радостью жду завтрашнего «итальянского вечера». Я чувствую в себе непривычную легкость. И не испытываю ни малейшего опасения, что эта встреча обманет наши ожидания. Лео Через три часа Новый Лео — шустрый, как белка, презирающий любые опасности, изголодавшийся по новым впечатлениям, готовый на все! (Спасибо за милый прием! А я жду с еще БОЛЬШЕЙ радостью!) Через четыре минуты Прежняя Эмми — сразу видно, что добралась благополучно. (Спасибо за «БОЛЬШЕЙ»!) На следующее утро Дорогая Эмми! Все в силе? Сегодня вечером? Через тридцать минут Ну конечно, дорогой Лео. Ах да, чуть не забыла предупредить: Бернард и дети тоже придут. Ты не возражаешь? Через десять минут Лео, это была шутка! Шутка! Шуууууууткаааааааааа! Через три минуты Да, чувствую, веселый будет вечерок! Ну, в общем, я лучше помолчу до вечера. До скорого, Лео! Через минуту Хочу поскорее увидеть тебя! Через тридцать секунд И я тебя тоже! |
||
|