"Слишком жаркий Кипр [СИ]" - читать интересную книгу автора (Сартинов Евгений Петрович)ГЛАВА 25Из-за всех этих событий они вернулись на виллу в недовольном состоянии. Ольга по дороге снова начала цепляться к Астафьеву со своим обострившимся приступом ревности. Так что на порог дома они вступили с такими недовольными лицами, будто только что если не развелись, то точно похоронили какого-то дальнего родственника. Но долго переживать им не пришлось. Уже на крыльце их огорошили очередной неприятной новостью. Один из телохранителей поспешно выбежал к ним навстречу. — Александр Викторович, — обратился он к Звереву. — у нас ЧП. — Опять! Что еще такое? — Привратник, не то застрелился, не то убили его. Зверев выругался, и спросил: — Где он? — У себя в сторожке, там его нашли. Тут свет погас в ванной, начали разбираться в щитке, ничего не понятно. Мы к нему, а он уже того… И пистолет рядом лежит. — По нему с утра не было заметно, что он мечтал застрелиться, — припомнил Юрий. — Пошли, — велел Александр и ему, и телохранителю. За ними, конечно, увязалась Ольга. Они обогнули дом, потом прошли еще метров сто, и за очередной зеленой изгородью из кипарисов, увидели небольшой домик в сельском стиле: белые стены, красная черепица. Около дома стоял один из подчиненных Зверева. Тот было начал допрашивать его, кто заходил, кто не заходил в дом, снимал ли при этом обувь. Но Юрий только отмахнулся от этого. — Ладно тебе, какие тут могут быть следы? Тут грязи вообще не должно быть в принципе, это тебе не Кривов и даже не Москва. Пошли. Он сам двинулся первым. В крайней к двери комнате стояли несколько мониторов, контролирующих всю панораму вокруг дачи. Затем была кухня, с плитой, столом, и недопитой бутылкой водки. Рядом стояла тарелочка с вареной картошкой, в розетке — остатки соленых грибочков, судя по фактуре — опята. Юрий даже проглотил слюну. Грибы он любил до беспамятства. "Николай Петрович после той рюмки с Олегом решил разрешить себе и больше", — понял Юрий. Наконец в третьей комнате, спальне, они увидели и самого хозяина. Он лежал на старомодной деревянной кровати, лицом вверх. На виске виднелось пулевое отверстие, левая рука свисала вниз, и под ней, на полу, лежал небольшой револьвер. При взгляде на него у Юрия что-то колыхнулось в памяти. — Слушай, Оль, а где тот револьвер, что ты отобрала у негров? — спросил он. Та нахмурила брови, припоминая. — В спальне. Я когда переодевалась, то выложила его, и забыла там. Кажется, на комоде он лежал. Прямо сверху. А потом не помню. — Иди, проверь, там он, или нет. Ольга убежала в сторону виллы, а Юрий продолжил свой осмотр. Он потрогал лоб умершего, скривился. — Холодный уже, — сообщил он Звереву. — Давно его убили, несколько часов назад. — Ты думаешь, его все же убили? — Конечно. Это же видно. — И где это видно? — Ну, как где? Вот, обрати внимание: Николай Петрович не был левшой, а почему-то застрелился именно левой рукой. В такие моменты человек машинально берет оружие в «родную» руку. — А почему ты знаешь, что он был правшой? — недоумевал Зверев. — А ты сходи на кухню, и посмотри, как стоят столовые приборы. Через две минуты вернувшийся в спальню Зверев подтвердил его догадку. — Да, ты прав. Он был стопроцентный правша. Тут запыхавшись, прибежала и Ольга. — Револьвера нигде нет, — сообщила она. — Девки говорят, что его не брали. — Значит, это точно твой револьвер. Плохо. Кто-то из наших соседей по коммунальной вилле пошел в разнос. Вот что я не пойму — почему привратник? Кому он мешал, что знал лишнего? — Значит — знал, — весомо сказал Зверев. — Так просто людей не убивают. Они вернулись в дом. Юрий сразу позвонил Папандреу, и обрадовал его новым русским трупом. После этого он попросил Зверева самому заняться встречей с полицией. — Мне надо добить досье ваших сотрудников, — пояснил он. — Ты думаешь, что еще возможны покушения? — насторожился Зверев. — Но Харымова уже нет. Астафьев кивнул головой. — Да, это верно. Я думаю, что киллер уже в курсе, что заказ сорвался. Но узнать, кто заказал Батова, это нужно. Мне кажется, что это кто-то из наших. Чтобы в дальнейшем не было ничего подобного. — Да, это нужно, — согласился Зверев. — Дело надо довести до конца. Ольгу, едва она появилась в особняке, сразу в оборот взяли женщины, они увели ее примерять наряды к русскому вечеру. — И ты пойдешь на этот бал? — спросил Юрий ее напоследок. Та уже стояла на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. Самому ему сейчас хотелось только две вещи: разгадать все загадки этого чертова сообщества друзей, подруг, любовников и убийц, и лечь спать, хотя бы часов на двадцать. — А как же, пойду! — как всегда в своем вздернутом тоне ответила Ольга. — По крайней мере, там точно будет один мой поклонник — Ахмад Шакир. Он настоящий мужчина, и я по нему как-то даже соскучилась. Юрий скривился. Этот знойный миллиардер, турецкого происхождения, произвел на Ольгу сильное впечатление еще летом, в Москве. Это был настоящий мужик, высокий, представительный, чуть полноватый, с седыми волосами, все обильней пробивающимися в шевелюре, но зато, как выразилась тогда Ольга: — От него так и веет силой его миллиардов. Да и сам Шакир не раз намекал, что ему очень нравится эта знойная русская брюнетка. — Ну, как хочешь, — сказал Астафьев, и свернул в сторону штаба Зверева. Там из всего персонала остался только один волонтер — Мишка Юдин. Правда, не один. Рядом с ним, плечо к плечу, сидела та самая его девушка, Света. — О, у нас пополнение! — весело сказал Астафьев, швыряя на диван свою ветровку, и подавая руку девушке. — Юрий Астафьев. Та вскочила, вся как-то вспыхнула, и пролепетала: — Света. Света Звонарева. Света была точно такой же, как на фотографии: щупленькой, светленькой, только более улыбчивой и непосредственной. А вот он как раз произвел на нее впечатление: высокий красавец в плечевой кобуре с громадным пистолетом. Очаровывать это милое создание было глупо, но кобуру Юрий, почему-то не снял, хотя привычки такой у него никогда раньше не было. — Свет, это тот самый Юрий Андреевич, про которого я тебе столько рассказывал, — важно пояснил Юдин. — Это он мне помогал тебя освободить! Юрий улыбнулся одними уголками губ. — Ну, ты нам помог не меньше, — польстил он Мишке. — Куда мы без тебя. Кстати, почты не было? — Была, только что. — Там для меня что-нибудь есть? — Да. Прислали досье на этого вашего Чижека, — он показал пальцем в сторону журнального столика. — Гагуа только извиняется, в личном деле испортилась фотография, видно, не додержали в закрепителе, фото совсем желтое. — Где! — Юрий прыгнул на досье, как тигр на беззащитную козочку. Теперь для него больше ничего не существовало. Про милую девушку с горстью веснушек на лице он забыл мгновенно. Юрий бухнулся на диван, и по привычке откинувшись спиной на спинку, а ногу закинув на валик дивана, читал досье, бормоча под нос слова. — "Мареш Чижек". Это, оказывается, его фамилия, а не кличка. "Работник спецслужб Чехословакии, по образованию химик. Проходил стажировку в СССР в 1982 году, и переобучение в 1985 году. Внедрялся на короткий период в уголовную среду, в Саратовской тюрьме, под легендой лоховатого иностранца. Легко входит в доверие, мастер маскировки. За убийство одного из членов чешской оппозиции на родине заочно приговорен к смертной казни. Специалист по ядам, снайпер высшей категории. Водолаз, показал уникальные данные по задержке дыхания". Слышь, Мишка, вот он как ушел от нас, когда мы его машину в море столкнули. Выходит, открыл спокойно дверцу, и доплыл до островов. А до тех островков там было метров тридцать, не больше. — Да, я тоже это понял, — согласился Мишка. Дочитав досье до конца, Юрий все же остался недоволен. — Плохо, очень плохо. — Почему? — не понял Мишка. — Тут нет ни фотографии, ни описания его особых примет. Рост и антропоморфические особенности я его и так знаю. Какой он на самом деле? Какой он был, каким может быть сейчас. Тут в салон вплыла Ольга. Вплыла, это можно было сказать и в прямом, и в переносном смысле, потому что в ее платье быстро двигаться не было возможности. Это можно было бы назвать чешуей русалки, если бы русалки были черного цвета. Сверху плечи при этом оставались совсем открытыми, декольте поражало своими размерами и содержанием. Внизу эта черная чешуя плотно обтягивала бедра Ольги, а от колен и до щиколоток расклешивалась по подобию пышного рыбьего хвоста. Это смотрелось на Ольге настолько хорошо, что на пару минут Юрий забыл про все свои проблемы с чертовым киллером. — Ну, как я тебе сейчас, Астафьев? Нравлюсь? — высокомерно спросила Ольга. — Супер, — пробормотал он, не имея сил оторвать глаз от этого пиршества тела. Даже Мишка за своим компьютером забыл о работе, и сидел, вытаращив глаза на новоявленную русалку. Это как-то неприятно поразило Свету. Первый в ее жизни укол ревности поразил душу девушки. — Вот в таком виде я поеду на бал, — заявила Ольга. — Этот костюм шили на Юльку, но он выглядит на ней ужасно. А мне как раз. Юрий не мог отказать себе в удовольствии попробовать испортить жене настроение. — Тебе это платье не как раз, а чересчур. Оно на тебе либо лопнет, либо ты в нем рано или поздно задохнешься. — Это ты все из зависти говоришь, — верно поняла его Ольга, — только чтобы мне навредить. Она еще раз крутанулась в кабинете, и спросила Юрия: — Ну, так ты точно не едешь на бал? — Нет. Работы много. — Ладно. Но учти, когда я приеду, я задам тебе все тот же вопрос, и ты мне на него ответишь правду. Она выплыла из штаба, и Мишка спросил Астафьева: — А что это с Ольгой Леонидовной? Она какая-то странная сегодня. — Это у ней приступ болезни. — Ностальгия? — с сочувствием спросил Юдин. — Да если бы, а то есть такая неизлечимая болезнь, называется — ревность. Вздохнув, он снова принялся изучать досье Чижека. Он слышал, как прошествовала по коридору вниз к выходу, вся королевская рать бальных дам и кавалеров. На них даже сюда, в штаб, нещадно пахнуло самыми изысканными наборами духов. Мишка и Светлана, выскочившие на крыльцо, полюбоваться этим зрелищем, вернулись в совершенно обалделом состоянии. — С ума сойти можно! Я думал, такое было только до революции, при царе, — восхитился Мишка. Наконец высказала свое мнение и Светлана. — А у Ольги Леонидовны все-таки самое лучшее платье. Нет, и у Нелли Владимировны красивое, и у Елены тоже. Но она просто настоящая русалка. — Они что, все уехали? — спросил Юрий, не отрывая от бумаг глаз. — Да, и Олег Андреевич, и Александр Викторович, — сообщил Мишка. Он постучал по клавиатуре, и радостно сообщил: — А вам тут еще письмишко. Снова ваш грузин что-то отгрузил. Это было досье на Аркадия Харымова. Информация была скудной, и скучной, не сравнить с досье на чеха. — Родился, учился, женился, развелся, — бормотал Юрий себе под нос. Потом он отложил в сторону эти бумаги, и пододвинул себе кипу другой. Это были дела свиты Олега Батова. — Так, что у нас тут. Врач. Родился, женился, развелся. Секретарь — референт. А это кто? Водитель. Так он уже погиб, зачем они мне его подсунули? Постепенно его начал смаривать сон. Тогда он поднялся, сделал несколько энергичных движений, и попросил свою новую знакомую: — Света, радость ты наша солнечная. Ради Бога, найдите мне где-нибудь в этом лабиринте роскоши и разврата кофейку. — Кофейку? — как эхо повторила Светлана. — Да, кофейку, и покрепче. В это самое время бал уже начался. Ресторан "Русская изба" занимал почти весь первый этаж недавно отстроенной шестиэтажной гостиницы «Москва». Тут все было стилизовано под русскую деревню, и якобы деревянные стропила, и сидящие на них чучела курочек и петухов. Были и живые птицы, а в самом углу, в загончике жевали сено две настоящих козочки. Правда, в другом углу роскошная мраморная лестница вела на второй этаж, а для тех, кто из ресторана не мог идти своими ногами, предлагалось доставлять на свой этаж роскошным лифтом с зеркальными стенами. Гости съезжались на бал один краше другого. Была одна, крайне раскрученная в Голливуде звезда женского пола, с огромным бюстом и жуткой прической под немытые волосы. Присутствовали на вечере политики: зампремьера правительства, пара наших депутатов, правда, Жириновский, к огорчению публики, вырваться из Москвы не сумел. Зато были три американских конгрессмена, один из них совсем старенький, и два сенатора, с жизнерадостными улыбками надувных кукол. Но, больше всего было, конечно, бизнесменов. Тут было столько миллиардеров, что их охрана заняла подвесной балкон второго этажа, каждая наблюдая за своим подопечным. Один из владельцев «Де-Бирс» Николас Оппенгеймер, могучий, седой старик с обширными мешками под глазами, с улыбкой наблюдал, как вокруг него кружились в танце десяток одетых в кокошники девиц. Они с песнями и прибаутками подносили всем гостям традиционную чарку водки, и ендову с черной икрой. Выпил и он, подцепил ложкой икру, старательно прожевал. — Карашо! — заметил потомок южноамериканских буров, и грохнул хрустальный бокал об мраморный пол. А вокруг вовсю роилась обычная московская тусовочная жизнь. Среди знакомых Ольге лиц были тут Муса Исрапилов, чеченский миллиардер, владелец целой сети самых дорогих отелей столицы и Питера. В прошлый раз в Москве, на одной из вечеринок, Малиновская слишком откровенно потанцевала с ним, и тут же какой-то подвыпивший папарацци записал ее в очередные невесты кавказцу. Инесса Оболенская, модный режиссер, ни на шаг не отходила от своего протеже, знаменитого актера и сердцееда Игоря Ольховцева. Назавтра с утра должны были состояться съемки на натуре ее очередного боевика, но если Игорек перепьет или поддастся чарам очередной красотки, то десять тысяч баксов улетят псу под хвост. А она и так уже выбилась за рамки бюджета, и так боялась сказать про это Олежке Батову, основному спонсору будущего блокбастера. Увидела Ольга еще одного героя летних газетных репортажей. Невысокий человек с длинными, черными волосами, в экзотичной, ярко-бардовой косоворотке, в казацких галифе с лампасами, и хромовых, начищенных до блеска сапогах, расхаживал по залу ресторана, и немигающим взглядом рассматривал всех и все, что попадалось ему на глаза. В руках его был мощный цифровой фотоаппарат, но в ход он его как раз не пускал. Антоний Головачев был самым искушенным в столице критиком по архитектуре, дизайну, и моде. В прошлый раз этого заслуженного гея республики журналисты почему-то записали в любовники к Астафьеву, и будущий Герой России был готов убить не только самого Головачева, но и того проклятого журналюгу. — Не вижу в этих телегах, снопах, курицах, что-то особенного. Типичный кич, причем я видел подобные рестораны по всей стране, от Владивостока, до Уфы, — поделился он мнением с подошедшей к нему Юлькой Батовой. В самом деле, интерьер ресторана был чересчур перегружен деталями русского быта, со стоящей в углу телегой, большими самоварами, расставленными на старомодные сундуки там и тут. Столы и табуреты так же были изготовлены в грубой манере псевдодеревенской классики. Кроме того стены украшали прибитые подковы, ухваты, расшитые рушники и прочая деревенская атрибутика. Мареш не успел разведать обстановку будущего акта, и поэтому решил действовать по обстоятельствам. После небольшого раздумья он решил, что с парадного хода ему на эту вечеринку соваться не стоит. Фейсконтроль он не прошел бы в любом случае, а приглашения на вечер у него не было. Чижек терпеливо дожидался у черного входа, когда фортуна представит ему случай, и она не замедлила ему подфартить. Дверь широко распахнулась, и два рослых парня в типичной униформе охранников выволокли в переулок человека в порванном смокинге. Очутившись на земле, тот сразу поднялся, и попробовал дать сдачи своим обидчикам. Парни с удовольствием еще по разу врезали ему по лицу, так, что тот с грохотом вписался головой в ящик для мусора. На его неподвижное тело один из охранников бросил разбитый цифровой фотоаппарат. — Еще раз появишься у нас, Жорка, совсем шею свернем! — заявил он. — И скажи Полькину, что его засраную кипрскую газету мы больше на порог не пустим. Они зашли обратно в ресторан, и закрыли за собой двери. Никто из них не заметил, что пока они разбирались с местным фоторепортером, вовнутрь проскользнула какая-то серая тень. Мареш никогда не был в этом ресторане, но это его не смутило. Все рестораны мира построены по одному принципу. Чех покрутил головой, слева звенела посуда, справа по коридору было тихо. Туда он и пошел. Мареш не ошибся, тут была раздевалка подсобного персонала. Вскрыть несколько железных шкафов для него было делом нескольких секунд. Увы, то, что было внутри, для него не подходило. То по росту, то по размеру. Он столь увлекся этим делом, что вздрогнул, когда за его спиной раздался удивленный голос: — Эй, вы, шо тут робите? Это был молодой официант, судя по говору и внешности, откуда-то с Украины. Мареш с широкой улыбкой развернулся в его сторону. — Как что? Вот, велели все это выбросить. — Как это выбросить? — возмутился тот. — Это же Колькино? — Уволили твоего Кольку, только что. — Кто уволил? — не понял парень. — Он же вот только мне встретится. Но Мареш уже сделал короткий шажок вперед, и ударил официанта кулаком в солнечное сплетение. Потом он затащил хрипящее от боли тело вглубь подсобки, отволок в самый дальний ее угол, и за полминуты хладнокровно задушил его. Потом он осмотрел свою жертву, и, хмыкнув, начал стаскивать с него одежду. Парень был выше его ростом, и гораздо более худым, но сегодня одежда официантов была в стиле Аля-русс: широкие, желтого цвета поддевки, сверху черные жилеты, столь же бесформенные штаны в полосочку, и высокие сапоги, отглаженные «гармошкой». После того, как Мареш переоделся, он нашел для своего «крестника» и укромное убежище — нишу со швабрами и щетками. Затем он разложил по карманам все, что прихватил с собой из оружия. Прежде всего, это был пистолет с коротким глушителем, скромный, хорошо пристрелянный «Вальтер», затем длинный, тонкий стилет с кнопкой на рукоятки. Благодаря хитроумному механизму после удара стилет разделялся: рукоять оставалась в руке, а лезвие застревало в теле. Еще была авторучка, стреляющая перовым, отравленным лезвием. Но как раз в этом оружии Мареш не был уверен. Оно осталось у него со времен социализма, и проверить его в деле ему не приходилось. Перо он сегодня по новой смазал ядом, но сработает ли механизм выбрасывания, Чижек не знал. А проверять не было возможности, перо было единственным. Так что, это было больше оружием отчаяния. В чем Чижек был уверен больше, так это в небольшом флакончике с автоматической пипеткой. Этот яд он скомбинировал всего три дня назад, и тот кавказец, загнувшийся в полицейском участке доказал его эффективность. Убедившись, что все надежно спрятано, и вместе с тем, любое оружие из его арсенала можно легко достать, Мареш подошел к зеркалу. Оставалось решить, какой облик ему выбрать. С собой у него был полный набор: бороды, усы, парички. Но, постояв пару минут у зеркала, он вдруг решил, что сегодня ему подойдет только один облик — свой собственный. Это подсказала интуиция, и он решил следовать ему. Он придал своему лицу благостное выражение, и пошел в сторону запахов кухни и звуков музыки. |
|
|