"Семья для Бобби" - читать интересную книгу автора (Уитни Диана)ГЛАВА СЕДЬМАЯ— Осторожно! — Чесса подняла голову и вытянула шею, вглядываясь в сплетенные ветви старого дуба, с которого свисали огромными плетями пучки омелы. — Не забирайся так высоко. Упадешь! Знакомая улыбка ослепила ее. — А если я упаду, ты меня поймаешь? — Ни за что! Я просто отойду в сторонку и посмотрю, как ты сломаешь себе шею. — Тогда тебе придется поцеловать ее, чтобы привести в порядок. — Высоко над ней Ник расплылся в широкой улыбке. — Если подумать, может, и стоит переломать все кости. Как представлю твои сладкие губы… — он коснулся шеи, — здесь… — рука коснулась груди, — и здесь… — Ник!.. — С пылающими щеками Чесса огляделась, проверяя, где находится ее сын, собирающий кошачьи хвостики. Слава богу, он был за пределами слышимости, и она снова повернулась к мужчине, который дурачился на дереве: — Ты просто несносен! — Несносность — часть моего очарования, — возразил он. — Если только самая маленькая! Чесса не могла отрицать его привлекательности, как не могла отрицать и стремительности нарастающих чувств. День ото дня огонь, вспыхнувший между ними, разгорался все сильнее. Ровно две недели прошло с установки интеркома, две недели, как они обменялись поцелуем настолько страстным и многообещающим, что в глубине ее сердца росло и крепло предвкушение чего-то большего. Это изменило все ее надежды и мечты о будущем. Каждое прикосновение, взгляд, улыбка несли в себе теперь иное значение. Чесса была очарована и покорена выражением упрямой настойчивости в его темных глазах. Впервые в жизни она поняла хихиканье своих одноклассниц, чьи увлечения она презирала когда-то. Ник был настоящим мужчиной, полным опасной эротической привлекательности, сочетающий в себе силу и мудрость, рожденную трагическими обстоятельствами. Кроме того, он испытывал угрызения совести, и Чесса сознавала, что она виновата в этом. Неважно, что ложь становилась правдой, неважно, как она уговаривала себя продолжать свой обман. Факт оставался фактом: их связь строилась на лжи и Ник попал в ловушку, связанный в том числе и собственным понятием о чести. Честь привела его в их дом и удерживала его, заставляя повторять попытки поддержать семью, перед которой он не имел ни юридических, ни моральных обязательств. Он не знал этого, и это двойное мучение становилось почти непереносимым для Чессы. Однако она должна была выдержать все ради блага своего сына. Честно говоря, и ради блага Ника тоже. — Берегись! Чесса испуганно подпрыгнула, когда здоровенный пук омелы рухнул к подножию дерева. Она пригляделась и увидела, как Ник складывает перочинный нож, которым срезал растение-паразит. — Сколько тебе еще нужно? Приподняв плеть омелы, Чесса с удовлетворением оглядела ягоды, плотно сидящие у основания маленьких листочков растения. Они были необходимы для ее рождественских поделок из природных материалов. Этот самый популярный праздник давал ей основную часть клиентов и, кроме того, настраивал на особое, приподнятое настроение. Чесса бросила омелу в общую кучу, уже приготовленную Ником. — Этого будет достаточно, чтобы обеспечить все полученные заказы. — Великолепно. — Ник спрятал нож в карман джинсов, ловко скользнул к стволу и стал спускаться. Достигнув нижней ветви, он спрыгнул на землю рядом с Чессой. — Послушай, ты когда-нибудь думала о том, чтобы сделать каталог своих предложений? — Я подумывала об этом, но подсчитала, сколько это будет стоить, и отказалась от такой идеи. — Распространение брошюры такого рода может обеспечить тысячи новых покупателей. — Он задумчиво взял Чессу за руку, неосознанно поглаживая ее пальцы в той манере, в какой мужчина показывает, что эта женщина принадлежит ему. — Ты, вероятно, могла бы удвоить свои доходы. При его прикосновении мысли Чессы, как обычно, разбрелись. Она попыталась бороться с этим воздействием, но блеск в его глазах показал всю тщетность ее усилий. — Увеличение количества заказов не поможет, если я не смогу выполнить их. Я и так уже работаю на пределе своих возможностей. — Ты можешь расширить дело, если посвятишь ему все свое время. — Бросить работу?! — Почему бы и нет? Ты создаешь нечто совершенно оригинальное. Ты яркая, талантливая, у тебя блестящий и острый деловой ум. Твое предприятие может вырасти в миллионную корпорацию. — Но я могу с тем же успехом и разориться. Ник пожал плечами. — Нет, если ты получишь другой источник дохода. Облизав губы, Чесса сердито вырвала пальцы из его ладони и отступила на шаг — Я не приму твоих денег! Ты знаешь это. На мгновение в его глазах промелькнуло разочарование. Он поспешно отвел взгляд. — Я знаю. Только не понимаю почему. — Он замер, изучая ее, и улыбнулся, как бы готовясь открыть интересную тайну. — А что ты думаешь о партнерстве? На секунду она оторопела. — Ты хочешь купить долю в моем бизнесе? Гримаса на его лице показала, что это не совсем то, что Ник имел в виду. Однако он быстро ответил: — Я всегда готов к правильному вложению капитала. — Это слова истинного бизнесмена. — Но и ты такая же. В этом мы с тобой похожи. — Он прикоснулся к ее локтю, останавливая Чессу, когда она собралась подхватить кучу омелы с земли. — У нас очень много общего, Чесса. Мы составили бы отличную команду. Пытаясь встретиться с Ником глазами, она поняла более глубокий подтекст, скрывавшийся в его словах. В глубине его глаз она увидела надежду на общее будущее, более прочную связь, чем это можно было заключить из его слов. Сладкая боль сжала ей сердце, а душа затрепетала. Чесса не осмелилась признаться ему, но не могла и игнорировать его слова. Вопрос бился в его глазах. Она видела это, понимала, но ничего не могла ответить. Через минуту он улыбнулся и ободряюще пожал ей руку, прежде чем перевести глаза на восторженного ребенка, который собирал сорняки на другой стороне пыльной глинистой дороги. — Бобби, мы вернемся через несколько минут! Мальчик повернулся к ним, сжимая пучок мокрых обвисших сорняков. — Вы куда? Не обращая внимания на ошеломленное выражение лица Чессы, Ник ответил, махнув рукой: — Немного пройдемся по дороге. — Можно с вами? — Не сейчас, сын. Мы ненадолго. Ник быстро отвернулся, но Чесса успела заметить, как он таинственно подмигнул, получив в ответ ухмылку Бобби. — Как насчет того, чтобы погрузить кошачьи хвостики и омелу в машину к тому моменту, как мы вернемся? — Договорились. — Бобби с видимым удовольствием стал забрасывать мокрые растения в багажник автомобиля. — Куда мы идем? — спросила Чесса, когда Ник подхватил ее под локоть и повел по узкой тропинке. — Увидишь, — загадочно ответил он, крепче прижимая ее к себе, как будто опасаясь, что она вырвется и убежит. У Чессы не было таких намерений. Она едва могла продвигаться по дорожке. Его близость, тепло его тела, пряный запах дубовой коры, смешавшийся со свежестью осеннего воздуха, сковывали ее. — Здесь прекрасно, — прошептала она, пытаясь отвлечься от ощущений, которые пробуждали его прикосновения, рассматривая красоты осенних позолоченных полян, окруженных величественными дубами. — Сюда стоило приехать. А где мы, собственно говоря, находимся? — А ты не знаешь? — Его загадочный взгляд о чем-то предупреждал ее, но Чесса была слишком охвачена радостью, чтобы заметить, как он озадачен ее вопросом. Глубоко вздохнув, она откинула голову, глядя на каменистую дорожку. — Все дороги в холмах выглядят очень привлекательными, но эта местность одна из самых красивых, какие я когда-либо видела. Ник хмыкнул, но ничего не сказал. Когда они поднялись по склону, вершина холма выровнялась в плоскую площадку, испещренную следами разворачивавшихся машин, усыпанную пустыми бутылками и банками из-под пива. Внизу под обрывом вдалеке виднелась долина с разбросанными по ней фермами и скоплением домов, похожим на город. Чесса подошла к самому краю, захлопав в ладоши от удовольствия: — Какой великолепный вид! — Он был таким всегда, — заметил Ник, подходя к ней. У него в голосе послышалось некое странное напряжение. Это привлекло внимание Чессы. Покачиваясь на носках, она осмотрела долину. Слова сорвались с ее языка сразу, опережая мысль: — Какая живописная маленькая деревушка! Внезапно дыхание Ника сбилось. — Это Уивертон. Неожиданность этого сообщения погасила улыбку на ее лице. Чесса вздрогнула. Так вот где это находится, внезапно поняла она. Это то самое место встреч тайных любовников, о котором шептались в школьных коридорах и хихикали в комнатах для девочек ее одноклассницы. То самое печально известное место, где ветровые щиты и машины были свидетелями запретных развлечений, где терялась девственность, а бушующие гормоны часто изменяли будущее многих подростков. И именно здесь опьяневший молодой человек однажды получил удовольствие с девушкой, которую не мог вспомнить. Она нервно проговорила: — В дневном свете здесь все выглядит по-другому. Ник внимательно смотрел на нее. — Ты явно тут редко бывала. Она куснула губу, дернула плечом и всмотрелась в даль, узнавая на этот раз и старое красное здание городского магазина, и церковь позади заброшенного амбара, который всегда использовали как клуб. — Я не была здесь ни с кем, кроме тебя. Ответ был правдой по сути, точно и правильно составленным. Чессе стало плохо при мысли о том, насколько она преуспела в искусстве уклоняться. В глазах Ника появилась улыбка, проблеск чисто мужской гордости, когда он услышал, что был единственным, с кем Чесса разделила этот опыт. — Вот здесь все и началось, — произнес он. В его голосе смешались благоговение и недоверие. — Здесь был зачат наш сын. Чесса стояла неподвижно, не в силах говорить. Подойдя к ней. Ник обвил ее руками. — Я хотел вернуться на это место вместе с тобой и спросить тебя кое о чем. — Его дыхание коснулось волос Чессы, потом он развернул ее к себе и всмотрелся ей в глаза с такой настойчивостью, что у нее перехватило дыхание. — Последние недели полностью изменили мою жизнь. Вы изменили ее. Внезапно его брови тревожно нахмурились. — Что случилось? — Он прикоснулся к ее щеке, с удивлением глядя на мокрые пальцы. — Ты плачешь? — Нет, — солгала она, проклиная необходимость обмана. Это разрывало ей сердце. Она больше не могла скрывать тайну, но не могла и открыть ее, чтобы не сломать жизнь двум людям, настолько дорогим ей, что она готова была отдать свою жизнь, только чтобы не повредить им. Запинаясь, он спросил: — Я чем-то расстроил тебя? — Нет, это не ты, — ответила Чесса. — Дело во мне, я… — Мама, папа! — Быстрое шуршание привлекло ее внимание, и Бобби вылетел на вершину, весь взмокший и красный от бега. Ник подскочил к ребенку за пару прыжков. — Что случилось, сынок? Что с тобой? — Телефон в машине звонил и звонил, — начал объяснять мальчик. — Я подумал, что это может быть важно, — тут он перевел дыхание, — и взял трубку. Я принял сообщение, как ты мне показывал. Я не знал… Я не знал… — Его лицо сморщилось, и Бобби протянул руки в молчаливой мольбе. Не обращая внимания на Чессу, подбежавшую вслед за ним. Ник опустился на колени, и его глаза оказались на уровне лица Бобби. Он ласково и тепло произнес: — Ты все сделал правильно. Скажи, что случилось? — Эта дама… Она велела мне передать… — Голос мальчика затих. — Передать что? — Дедушка очень болен. — Папа? О господи! — воскликнула Чесса в ужасе. — Нет, мой другой дедушка. — Другой?.. Чесса ошарашено взглянула на Ника. С его лица быстро сбегала краска. Он не отрывал глаз от лица всхлипывающего ребенка. — Что именно сказала тебе эта леди? — Что дедушка в госпитале. Сказала, что мы должны поехать туда, папа. Прямо сейчас. — Слезы хлынули из глаз Бобби. — Пожалуйста, папа, пожалуйста! Не дай ему умереть! Из-за стерильно белых стен долетали рокот голосов, отрывочные слова, позвякивание инструментов, звонки телефона, смешиваясь с попискиванием медицинского монитора, установленного около кровати отца. Ник с трудом узнал его. Бледное лицо с ввалившимися щеками и побелевшими губами. Человек, которого он когда-то звал «па», походил сейчас скорее на труп. Ник не отводил от него глаз, пытаясь отыскать в своей душе эмоции, какие должен испытывать сын в такой момент. Абсолютно ничего. Ни ненависти, ни отчаяния. Одна пустота. Несмотря на жестокие слова, которые он услышал много лет назад. Ник знал, что это его родной отец, тот, благодаря кому он появился на свет. Он понимал, что должен хоть что-то чувствовать, но не мог. Ник выпрямился и отодвинулся немного от кровати, задев металлическую капельницу, с которой подавался питательный раствор прямо в вену, поддерживая жизнь в этом скелетообразном теле. Лу Парселл повернул голову, медленно и болезненно, пытаясь увидеть нечто ускользающее. Его губы беззвучно шевелились, и наконец появились слова: — Привет, сын. — Привет, па. Лу напряженно всматривался в Ника, пытаясь убедиться, что человек около его кровати не является призрачным фантомом. — Не думал, что ты придешь. И не винил бы тебя. Ник удивился, какую боль причинили ему эти слова. Тяжелый ледяной ком появился у него в груди. — Как ты себя чувствуешь? — Плохо. Это был глупый вопрос, без сомнения. — Врач говорит, что ты выкарабкаешься. — На этот раз мне нужна новая печень. Ник уже знал об этом. — Ну что ж, трансплантанты — нормальное явление в наши дни. Тонкие губы сложились в нечто, похожее и на улыбку, и на гримасу. — Никто не станет тратить хорошую, здоровую печень на старого пьяницу. Это было сказано достаточно едко, чтобы заставить Ника вскинуться: — Так прекрати пить. — Легче прекратить жить. — Лу закашлялся, вздохнул и прикрыл ненадолго глаза. — Мне незачем жить с тех пор, как умерла твоя мать. У меня никого не осталось. Боль в груди Ника внезапно обострилась. Он почувствовал, что задыхается, и ухватился за спинку кровати. Все тело его содрогнулось от обжигающего чувства горечи, мучившего его. Воспоминания как острый нож пронзили его разум, вернув память о том несчастном, одиноком ребенке, каким он был когда-то. — У тебя есть Ник не мог поверить, что эти слова сказал он. Если шок в его глазах и мог быть подсказкой к тому, что он чувствует, то только не для его отца. Лу моргнул, и взгляд его снова стал расплывчатым. Он слегка пошевелил рукой. Казалось, он полностью опустошен. — Меня у тебя никогда не было. Ты всегда знал, что я такое, — всегда. — Взгляд его снова расфокусировался, а голос ослабел. — Твоя мама, упокой Господь ее душу, всегда делала меня лучше. Она верила в меня, пыталась что-то сделать, заставляя меня измениться. Но ты… — Рваное дыхание не давало ему произносить слова внятно. — Ты всегда знал, что она слишком хороша для меня. Я видел это в твоих глазах. Слова сорвались с языка Ника прежде, чем он сообразил это: — Мама заслуживала лучшей жизни, чем дал ей ты! — Да, это так. — Старик со вздохом закрыл глаза. К ужасу Ника, из-под его века выползла слеза и пропала в седых волосах на виске. — Когда я потерял твою маму, я не мог продолжать эти попытки. Для меня все потеряло смысл — и жизнь, и смерть, и даже мой собственный сын. Я пил, потому что ничего не мог больше делать, потому что не хотел видеть ни синяки на твоем теле, ни обвинение в твоих глазах. — Он перевел дыхание. — Я пил, чтобы ускорить время, когда я приду к ней и услышу ее милый голос. Она всегда говорила мне: неважно, что говорят люди, потому что я знаю, что ты хороший человек. Ник сжал спинку кровати до боли в пальцах. Дыхание входило в его легкие и вырывалось рваными, болезненными толчками. Он боролся за каждый глоток воздуха. Вся боль и одиночество, окружавшие его со дня смерти матери, нахлынули на него, воскрешая ужасные чувства, мучившие его тогда. Он вспомнил свои слезы и боль, такую глубокую, что иногда думал, что умрет, не перенеся ее. Он никогда не предполагал, что его отец мог страдать не меньше. Мужчина, который не проявлял никаких других эмоций, кроме пьяной злобы, вероятно, испытывал ту же мучительную боль потери. — Ты действительно любил ее. — Только когда Лу открыл глаза. Ник понял, что говорит вслух. — Она была моей жизнью. — Но твоя жизнь все еще продолжается. У тебя есть сын. — Сын, который хотел, чтобы я умер вместо его матери. Эти слова поразили Ника до глубины души. Лу вздохнул и снова опустил веки. — Я не виню тебя, мальчик, что ты меня стыдишься. Проклятие, я сам себя стыдился, но не мог стоять и видеть, как ты смотришь на меня как на последнее отребье. Все, что говорил отец, было правдой. Ник стыдился его. В детстве у него были на это причины. Став мужчиной, он помнил свою боль и незащищенность, крушение надежд. И одиночество, отсутствие любви. Ник выжил потому, что получил от другого мужчины то, что его отец не мог ему дать. Он нашел человека, который поверил в него, дружелюбного офицера полиции, занимавшегося несовершеннолетними, который взял под свое крыло озлобленного юношу и дал ему возможность почувствовать себя человеком. Впервые со дня смерти матери Ник понял, что кто-то верит в него. Это был поворотный момент в его жизни. Теперь он смотрел на измученное лицо отца и понимал, что он получил свое будущее не только благодаря Богу и добросердечному незнакомцу. Ник нашел человека, который любил его и верил в него больше, чем он сам, верил как в человека и как в мужчину. Но никто не поверил в его отца, ни друг, ни сосед, ни незнакомец, ни даже его собственный сын. Лу Парселл был отрезан от мира. Распрямив плечи. Ник перевел дыхание. — Похоже, у нас еще есть несколько лет, чтобы узнать друг друга. Слабая язвительная улыбка скользнула по истончившимся губам, подчеркивая печаль в глазах. — Слишком поздно, сын. Я виноват, мальчик, я бросил тебя в тяжелом положении. Я не тот отец, который был тебе необходим. А теперь уходи. — Никто не может вернуться назад, можно идти только вперед. — Ты совсем взрослый и не нуждаешься во мне. Я чертовски уверен в этом. Уходи и оставь мне немного гордости. — Тогда почему ты попросил сообщить мне о твоем состоянии? Лу моргнул. — Почему? Попрощаться, наверное, извиниться за то, что причинил тебе много зла. Ты не заслужил того, что произошло с тобой. Все могло бы быть по-другому. — Все можно изменить, если ты захочешь. Врач говорит, что, если ты будешь за собой следить и не станешь снова пить, сможешь прожить еще много лет. Лу прикрыл глаза, не желая продолжать разговор. Но Ник не хотел даже слышать об отказе. — Я знаю, ты считаешь, что никому не нужен. Но ты не прав, па. Ты нужен мне. — Он кивнул в сторону дверного проема. — И ему. С трудом повернув голову, Лу проследил за кивком и уставился на появившегося там маленького мальчика с широко раскрытыми глазами. — Кто это? Ник втащил Бобби внутрь и положил руку ему на плечо. — Твой внук. Глаза старика расширились и наполнились слезами. — У меня есть внук? — Да, папа, — сказал Ник тихо. — Видишь, нам обоим выпал второй шанс. Из коридора Чесса наблюдала, как встретились Ник, его отец и ее сын. Она не слышала, что говорится в комнате, но, когда Бобби подошел к кровати старика и засопел, она увидела, как Лу Парселл положил ему на голову руку и посмотрел на своего собственного сына с удивлением и зарождающимся в глазах восторгом. Тронутая таким проявлением чувств, она отодвинулась от двери и уселась в мягкое кресло на другой стороне коридора. Через несколько минут Ник вышел и сел рядом с ней, стараясь не показать, как все перевернулось в его душе. — Он уснул. Бобби сказал, что хочет немного посидеть рядом с ним. С тобой все в порядке? — Конечно. — Она сжала в ладонях его руку, и их пальцы сплелись. — Как твои дела? Судя по его потерянному виду и ввалившимся глазам, он чувствовал себя не слишком хорошо. — Ты достаточно побыл с отцом наедине? — Да. Мы поговорили. Стараясь быть тактичной, она молча ждала, видя напряжение и незащищенность в его взгляде. — Он знал, — промолвил Ник наконец. — Знал, что я мечтал о том, чтобы умер он, а не мать. — Но ты был ребенком! — возразила Чесса. Он обратил страдальческий взгляд на нее. — Ты можешь себе представить, как, должно быть, это отражалось на нем? Как он, наверное, страдал, зная, что его собственный сын хотел его смерти! — Ты был маленьким мальчиком, который страдал, лишившись матери. Он наверняка понимал, что ты на самом деле не хотел этого. — Я мог бы быть тогда рядом с ним, но я отвернулся от него. От своего собственного отца! — Расскажи мне, — мягко попросила Чесса. Ник покосился на нее, и она подумала, что сейчас он ничего не скажет. Однако он положил руку ей на плечо и медленно притянул ближе, как будто черпая силы от ее близости. Когда он описывал свое детство, его голос был спокойным и отстраненным. Он всей душой любил мать, и ее смерть страшно отразилась на нем, разрушив всю его жизнь. Затем Ник произнес вслух то, чем никогда еще не делился, и эта тайна разбила сердце Чессы. Поздним вечером Чесса вглядывалась в темноту из окна своей спальни. Она вспоминала боль в глазах Ника, желваки на его скулах и жесткое выражение лица. Он говорил спокойно, как будто описывал сюжет старого кинофильма или прочитанную когда- то книгу. Он не просил ни жалости к себе, ни сочувствия к тому страдающему ребенку, каким он когда-то был. В его голосе звучали покорность и спокойная печаль. Это было мужество человека, сочувствующего другим настолько сильно, что для себя самого он ничего не оставил. Слова, которые он произнес, преследовали Чессу. Слова, которые однажды поразили душу юного мальчика и почти погубили его. Вспомнив эти слова и страдание в глазах Ника, когда он рассказывал об этом, Чесса уткнулась лицом в подушку и заплакала о человеке, который не способен рыдать. |
||
|