"Семья для Бобби" - читать интересную книгу автора (Уитни Диана)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Шоколадное печенье, ух ты! — Бобби Марголис ухватил одно с тарелки и отломил кусок. — У-у… вкусно! — Уже жуя, он вспомнил о хороших манерах. Быстро стерев с лица крошки и с трудом проглотив, он расплылся в улыбке: — Спасибо.

— На здоровье, паренек. — Пожилая женщина с пушистыми и легкими, как одуванчик, волосами поставила тарелку на стол рядом со стаканом молока. — Ешь. Растущим мальчикам нужны калории.

— Хорошо. — Бобби взял еще одно печенье и спрятал в карман третье — на потом.

Мама всегда говорила, что нехорошо быть жадным, но он ускользнул из школы задолго до ленча, и его желудок урчал, как старый школьный автобус на крутом подъеме.

Мягко улыбаясь, старая леди раскладывала изящные салфетки, притворяясь, что не заметила, куда исчезло одно печенье. Бобби был уверен, что она все видела, потому что ее глаза прищурились, а рот слегка дрогнул — так же, как у мамы, когда та старалась спрятать смех.

Сладкий запах окутал его, когда женщина подошла ближе, он напомнил ему смешные пакетики с лавандой, которые мама раскладывала в шкафах. При этом она добавляла, что теперь вещи будут приятно пахнуть. Бобби не хотел, чтобы его одежда пахла, как девчачья, и мама обещала убрать все ароматизаторы из его комнаты. Мама всегда держала свои обещания. Ну, почти всегда. Только одно обещание она не выполнила.

Вот почему он оказался тут.

Бобби поерзал на стуле, обвив его ногами, болтавшимися в нескольких дюймах от свеженатертого паркета.

— Так, когда я смогу встретиться с адвокатом?

— Ты уже с ним говоришь. — Женщина приняла серьезный вид, и у нее на лбу добавилось несколько морщинок, которые сделали ее еще старше. — Клементина Алистер Сент-Ив к вашим услугам, молодой человек. — Она протянула ему руку со скрюченными пальцами, сгибы которых были красными и распухшими.

Артрит, подумал Бобби, вспоминая свою двоюродную бабушку со стороны матери, Уинтроп, у которой были такие же пальцы. Из-за болезни каждое прикосновение к рукам причиняло ей боль, и Бобби очень осторожно ответил на пожатие Клементины.

— Вы не похожи на адвоката. — Его взгляд скользнул по комнате со старомодными цветастыми обоями и остановился на дипломах, заключенных в рамки.

Там были названия университетов, которых он не знал, — Гарвард, Стэнфорд, Беркли — и куча специальных терминов, которых он никогда раньше не слышал. Бобби знал, что такое поверенный в делах, но что означает «профессор генеалогии» — нет, как и многие другие слова, которые его смутили.

— Что такое ДП?

Клементина проследила за направлением его взгляда.

— Это удостоверение того, что у меня докторская степень по психологии.

Бобби сел прямее.

— Так вы еще и доктор?

— Не в медицинском смысле. — Она прошла к огромному старинному креслу-качалке, слегка прихрамывая. — Я консультирую семьи, помогаю им советами.

— Советами? — Слово всколыхнуло неприятные воспоминания о начальной школе и нудных лекциях о вреде жевательной резинки и необходимости выполнять домашние задания. — Я не люблю советчиков. Они всегда говорят слишком громко.

— Слишком громко, да? — Клементина ласково посмотрела на Бобби. — Знаешь, что я думаю? Если бы Бог не хотел, чтобы люди слушали больше, чем говорили, он не дал бы им два уха и только один рот.

Толстая серая кошка появилась из-за качнувшейся драпировки и вспрыгнула Клементине на колени. Та рассеянно приласкала животное, которое удобно свернулось и замурлыкало так громко, что Бобби слышал его в другом конце комнаты. Кошка отвлекла внимание Клементины, и Бобби успел взять еще одно печенье.

— У меня тоже есть кошка, — объявил он. — Ее зовут Магси. Я хочу собаку, но мама говорит, что собака будет скучать, пока я в школе, а она на работе.

— Вот так? — Клементина открыла папку и поправила сползшие очки. — В каком ты сейчас классе?

— В четвертом.

Бобби считал, что она это знает, потому что он заполнил бланк у симпатичной леди, сидевшей в приемной. Дейрдра, так ее звали. У нее были чудесные глаза и смех, который раскатывался у него внутри, как веселые пузырьки. Она потратила много времени, выясняя его адрес и намерения. Ей хотелось узнать и дату его рождения, так что Бобби отдал ей свидетельство о рождении, вытащенное из ящичка с документами, которые мама хранила в шкафу. Дейрдра сделала с него копию.

Проглядывая документы в папке, Клементина не обращала внимания на кошку, начавшую играть с жемчужно переливающимся шнурком ее странных, смешных очков.

— Так тебе девять?

— Девять с половиной. — Бобби проглотил кусочек печенья и залпом выпил полстакана молока. — Мне будет десять в марте. — Он собрался вытереть рот рукавом, затем увидел салфетки, положенные рядом с тарелкой, и воспользовался одной из них. — Мама говорит, что я очень умный для моего возраста.

— Это так, дружок, так. — Мудрые голубые глаза блеснули над линзами, как будто выпрыгнули из-под них. — Ты, должно быть, самостоятельный молодой человек, раз добрался сюда один.

Бобби пожал плечами.

— Это было легко. Наша учительница повезла нас на автобусе в музей, и, когда все вышли, я спрятался за угол и поймал такси.

— Очень умно. Но тебе не кажется, что учительница будет нервничать, когда обнаружит твое отсутствие?

— Не-а. Если она спросит, где я, Дэнни, мой лучший друг, скажет, что я в туалете. — Бобби бросил взгляд на часы в причудливом деревянном футляре, висящие на стене между двумя загадочными гобеленами. — Мне только надо вернуться к двум часам, потому что школьный автобус в это время развозит нас по домам.

— А твой дом, — она сверкнула очками, скользнув взглядом по папке, — находится в Мэрисвилле. Это довольно далеко. Так почему вместо поездки в музей ты решил нанести мне визит?

Бобби перевел дух. Руки у него похолодели, и он вытер внезапно вспотевшие ладони о джинсы.

— Вы помогли моему другу Дэнни. Он посоветовал мне обратиться к вам, так как вы хорошо умеете находить родителей детям.

— Понимаю. — Клементина медленно изучала открытую папку. Она выглядела печальной, и Бобби решил, что она смотрит на его свидетельство о рождении. Там было его полное имя — Роберт Джеймс Марголис, имя матери и имя человека, которого он никогда не видел.

— Вы можете найти моего отца? — напрямик спросил он.

— А, так ты ищешь своего отца?

В горле у Бобби пересохло, а глаза увлажнились. Он отложил в сторону недоеденное печенье и отпил еще молока. Сердце у него билось чересчур быстро, а руки оставались ледяными.

Закрыв папку, Клементина спокойно встала, согнав кошку с колен.

— Твоя мама не знает, что ты тут, правда?

Бобби засопел и тряхнул головой.

— Она не любит говорить о нем. Я думаю, она считает, что мне от этого становится больно.

В действительности Бобби спросил ее об отце только однажды, когда был совсем маленьким. Мамины глаза тогда покраснели от слез. Она обещала поговорить об этом, когда Бобби станет постарше. Теперь он вырос, он был почти взрослым. Но мама не сдержала своего слова.

Расправив плечи, он выпятил подбородок и прикусил губу, чтобы та не дрожала.

— Я принес деньги. — Покопавшись в кармане, он извлек кучу мелочи — восемнадцать долларов шестьдесят пять центов, сбережения всей его жизни. Он высыпал их на стол около тарелки с печеньем, потом вспомнил, что нужно будет заплатить за такси, и положил пять долларов обратно в карман. Так как выражение лица Клементины не изменилось, он торопливо добавил: — Я дам больше. — Сорвавшись со стула, он вытащил из сумки магнитофон со встроенным радиоприемником и поставил на колено. Это был мамин подарок на Рождество, его самое большое сокровище. — Это стоит целую кучу денег, может быть, даже целых пятьдесят баксов. У него очень хороший звук. Вы можете запустить его так громко, что слушатели оглохнут. Тут есть регулировка тонов, — он продемонстрировал ручки на панели, — и он может проигрывать кассеты и компакт-диски и ловит все лучшие радиостанции. Он действительно хороший.

Улыбка Клементины была доброй и грустной.

— Да?

— Хотите, я покажу вам?

— Не нужно, я вижу, что это замечательный аппарат.

— О! — Расстроенный невозможностью услышать любимую музыку в последний раз, Бобби залез за пазуху и вытащил помятый конверт с именем человека, который изменил всю мамину жизнь. Он коснулся бледных чернил кончиками пальцев и пододвинул конверт Клементине. — Это письмо к моему отцу, когда вы найдете его.

Она аккуратно взяла конверт и осторожно повернула его своими скрюченными пальцами, как будто это была бабочка.

— Скажи мне, почему ты вдруг решил найти его теперь, когда прошло столько лет?

Вопрос удивил мальчика и заставил на мгновение задуматься.

— Дело в том, что в следующем месяце у нас будет День отца и сына, и я не хочу снова идти на праздник вместе со старым мистером Брисбеном.

— Мистером Брисбеном?

— Да. Это школьный куратор, он всегда сопровождает детей, у которых нет отцов, чтобы они не чувствовали себя заброшенными и одинокими.

— Это очень благородно с его стороны.

Бобби фыркнул:

— Да, возможно. Но мне надоело появляться с заемными отцами, я хочу своего собственного.

— Конечно, — прошептала Клементина. — Каждый мальчик заслуживает своего собственного отца.

Бобби сполз со стула, прижимая магнитофон к груди.

— Так вы сделаете это? Вы найдете его для меня?

— Я сделаю все, что в моих силах, дружок.

Нервная дрожь прошла по его телу. Он сдержал тяжелый вздох и хотел поставить магнитофон на стол Клементины, когда та неожиданно остановила его.

— Лучше сохрани его для меня, мальчик, пока я не подыщу для него лучшее место.

Он тяжело вздохнул.

— Вы в самом деле хотите этого?

— Без сомнения. Дейрдра!

Через секунду симпатичная темноволосая женщина вошла в комнату.

— Будьте так добры, вызовите такси для юного мистера Марголиса. Ему нужно успеть на автобус.

Дейрдра ослепила его такой яркой улыбкой, каких он еще никогда не видел в жизни.

— Сейчас.

Уже в дверях Бобби приостановился и взглянул через плечо.

— Дэнни был прав. Вы действительно замечательная леди.

Смешок Клементины вспугнул подкравшуюся кошку.

— Спасибо, паренек.

Его взгляд скользнул по маленькой кучке банкнот и раскатившейся мелочи на краю стола. Покусывая губу, Бобби пошел за Дейрдрой. Она спускалась по лестнице перед ним, так что он смог прошептать ей на ухо:

— Как вы думаете, я оставил достаточно денег?

— Более чем достаточно, — прошептала в ответ Дейрдра. — Клементина не нуждается в деньгах.

— Тогда почему же она занимается этим?

— Для детей, конечно, — ответила секретарь. — Это все ради детей.

Дом был выше, чем он ожидал, старый, благородных очертаний, с потускневшей серой крышей и крыльцом, увитым плющом. Пара островерхих надстроек-спален выдавалась над вторым этажом как выпученные глаза. Площадка перед домом была чисто выметена, но слегка выщерблена, как все места, где постоянно резвятся дети. Они и сейчас тут играли. Веселый смех раздавался в прозрачном осеннем воздухе как символ детской радости. Толстая серая кошка вспрыгнула на перила крыльца, ее хвост подергивался в такт музыке, несущейся из колонок большого переносного магнитофона, стоявшего на подоконнике. Казалось, они сейчас лопнут от грохота популярной мелодии, а настойчивый ритм заставлял сжимать зубы и затыкать уши более чувствительным слушателям. Однако молодежь любит такую диссонирующую музыку. Именно поэтому хаотическая смесь звуков неслась из блестящего корпуса магнитофона, работавшего на пределе громкости.

Дети веселились и прыгали, смотреть на них было приятно. Радостный смех и крики перекрывали назойливый ритм музыки. Воспоминания всплыли в его памяти. Такие картины чужого детства были когда-то пределом его мечтаний. Однако для него детство было чем-то эфемерным, и закончилось оно слишком быстро.

Со своего места на другой стороне улицы он выглянул из окна машины, всматриваясь в подростков, играющих на разрисованном тротуаре в футбол. Высокий светловолосый мальчишка был лидером. Крича и вопя, он раздавал приказы, словно генерал, приказы, которые его приятели жизнерадостно игнорировали. Симпатичный коренастый мальчик передвигался по полю так, будто каждый шаг давался ему с усилием. Другие подбадривали его и включали в игру, хотя было абсолютно ясно, что его умение не дотягивает до уровня его друзей.

К игре присоединилась тоненькая девочка с челкой, торчащей надо лбом наподобие странной короны, остальные волосы были стянуты в конский хвост; присоединился и подросток в полосатом костюме, явно претендовавший в группе на роль клоуна. Он кривлялся, вертелся и изгибался всем телом при малейшей возможности, чтобы еще сильнее рассмешить своих друзей.

Еще один мальчик, помладше, был в белой футболке, такой большой, что она свисала почти до колен. Кончики прямых волос торчали из-под синей бейсболки, надетой задом наперед и выставлявшей на всеобщее обозрение огромные серьезные глаза. Именно этот мальчик положил руку на плечи ребенка, который плохо играл и пропустил удар. Он что-то сказал с подбадривающей улыбкой и жестикуляцией, и промахнувшийся подросток улыбнулся.

Ему понравились такие отношения. Вообще, ему нравилось все, что он видел. Крики и вопли детей, счастливые маленькие лица и бурлящая энергия юности в яркий воскресный день. Даже на расстоянии было видно, насколько все дети разные. Их удары по мячу выдавали, какими они станут в будущем. Каждый из них был счастливым, хорошо ухоженным и любимым. Каждый из них, без сомнения, обладал особыми талантами.

Дети в игре смеялись и были полны радости. Пока он наблюдал за ними, горький комок подкатил к его горлу. Он задумался, кто из них мог бы быть его сыном.

— Пора обедать!

— У-у, мам, еще пять минут, хорошо?

Подавив улыбку, Чесса Марголис добавила в голос родительской твердости, хотя это было нелегко. Сын был светом ее очей. Она безмерно обожала его и не отказывала ему ни в чем, позволяя поступать по-своему.

— Как хочешь, дорогой, но пицца остынет.

— Пицца?! — Бобби выпрямился, его глаза расширились. Повертев черно-белый мяч в руках, он бросил извиняющийся взгляд на огорченных приятелей. — Надо идти. — Он передал мяч своему лучшему другу Дэнни, который жил через два дома, и сказал: — Доиграем позже.

Не обращая внимания на кислые гримасы друзей, Бобби выключил магнитофон, промчался по дорожке и влетел в дверь, которую мать едва успела открыть перед ним. Он нырнул в кухню, принюхиваясь, как голодная собака.

— Вымой руки. — Чесса подождала, пока их кошка Магси неторопливо прошествует внутрь, и прикрыла скрипнувшую дверь, — И сними эту дурацкую кепку, когда сядешь есть.

Бобби выключил воду, вытер руки о рубашку и, плюхнувшись на ближайший стул, потянулся за куском пиццы. Чесса убавила звук магнитофона, игнорируя протесты сына:

— Ты знаешь правило — никакого телевизора или музыки во время еды.

Не доев первый кусок, Бобби потянулся за вторым.

— Дэнни купили новые кроссовки. В них ходишь как по воздуху.

— Это здорово.

Стоя около раковины, Чесса выбирала яблоки для очередных фигурок. Она обмакнула их в лимонный сок и положила на полочку обсохнуть. Позже, вечером, она тщательно обрежет кожуру, высушит и использует ее для создания новых замечательных сельских украшений, которые обеспечивали поступления в фонд колледжа для Бобби.

— Хотел бы я иметь такие.

— Что иметь?

— Кроссовки на воздушной подушке, как у Дэнни.

— Ты думаешь, что накопил уже достаточно денег? — Когда Чесса обернулась, Бобби покачивал ногой и старался не смотреть ей в глаза. — Сколько нужно денег?

Легкое пожатие плечами.

— Много.

— Если взять сверхурочные, я смогу немного помочь тебе. — Она отложила яблоки и вытерла руки полотенцем. — Давай сядем и подсчитаем, сколько нужно добавить для этой покупки.

— Не стоит. — Оттолкнув полупустую тарелку, Бобби с подозрительной скоростью выпрыгнул из- за стола. — Я не хочу считать деньги.

— Знать, сколько нужно накопить денег на вещь, которую тебе хочется иметь, очень важно. Мы делаем так всегда. Точно так же ты копил для той машинки с дистанционным управлением, которая тебе так понравилась.

С выражением глаз как у кошки, загнанной на дерево, Бобби включил музыку и бочком двинулся к двери.

— Ты не доел.

— Мне не хочется.

— Не хочется пиццы? — Чесса испугалась. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Его щеки вспыхнули.

— Все в порядке. Я просто хочу на улицу.

Стук в дверь прервал их, и на лице Бобби проступило явное облегчение.

— Это Дэнни. Можно я пойду, мам?

Тяжело вздохнув, она кивнула, и сын выскочил из комнаты.

Всю последнюю неделю Бобби вел себя очень странно. Он был беспокоен и рассеян больше, чем обычно и отказывался объяснять, что происходит. Чесса поняла, что у сына появились от нее тайны. Она не могла с этим согласиться. Чесса знала своего сына и чувствовала его настроение. Он явно что-то скрывал, что-то беспокоило и возбуждало его. Что-то, чем он впервые не хотел поделиться с обожавшей его матерью.

Глубоко задумавшись, Чесса взяла нож и очистила яблоко, когда странный звук привлек ее внимание. Она вернула яблоко на сушилку, положила нож и прислушалась. Это был голос мужчины, не мальчика. Он говорил спокойно и вежливо, тоном слишком мягким для слов, которые он произносил. Ответ Бобби был отрывистым, и Чесса его не расслышала. Встревожившись, она пробежала через гостиную и едва не упала. Перед ней стоял призрак из прошлого, который мог разрушить все, что с таким трудом было создано. Мужчина взглянул поверх головы Бобби и увидел ее. Он выжидающе посмотрел, потом в смущении опустил глаза.

— Мы так долго не виделись… — Он замолчал и внимательно уставился на нее. — Прошло так много времени.

Во рту у нее пересохло, и Чесса привалилась к косяку. Комната начала медленно вращаться перед глазами. Самый страшный ее кошмар воплотился в реальность, и настало время встретиться с ним лицом к лицу.

Она была прекрасна. Хотя эта женщина и смотрела на него как на привидение, но взволновала его до глубины души. Легкие пряди волос возносились над тонким, чувственным лицом с огромными влажными глазами такого ослепительного голубого цвета, что захватывало дух. Это лицо было восхитительным, несмотря на болезненную бледность. Она прислонилась к двери, словно совершенно обессилев.

— Да. — Шепот едва оформился в слова. — Прошло много времени.

Он желал схватить ее в объятия и умолять о прощении за то, что оставил ее одну так надолго. Ему хотелось поблагодарить ее, ведь она подарила ему такого чудесного сына. Но больше всего он хотел понять, почему не помнит ее хотя бы чуть- чуть.

Она была из тех женщин, которых нормальный, здоровый мужчина забыть не может.

Юный Ник Парселл мог быть каким угодно, но в этом отношении он был нормален. Городской отщепенец, обвиняемый во всех происшествиях и действительно ответственный за многое, он злобно реагировал на тех, кто был богаче, и старался выбросить их из памяти. Однако он не мог бы забыть такую прекрасную женщину. Он явно когда-то сильно обидел ее. Но он скорее отрезал бы себе руку, чем обидел бы ее еще сильнее признанием, что абсолютно ничего не помнит.

— Удивительная встреча, — сказал он.

Она немного пошатнулась, и ее большие глаза расширились настолько, что стали похожи на глаза фарфоровых статуэток. Полные губы задрожали в попытке что-то произнести.

Нетерпеливая маленькая ручка дернула его за рукав.

— Я знал, что ты приедешь, я знал!

Отведя взгляд от пораженной в самое сердце женщины, Ник опустился на колени и посмотрел прямо в детские глаза, такие же голубые, как у матери. Они излучали обожание и восторг. Горло Ника перехватило, слова пропали под натиском эмоций. Сердце его куда-то провалилось. Его сын. Его плоть и кровь. Ник переживал величайший, самый острый момент своей жизни.

Подбородок Бобби дрогнул.

— Ты действительно мой папа?

Свидетельство о рождении, присланное адвокатской фирмой Сент-Ив, лежало в нагрудном кармане его костюма, рядом с сердцем.

— Да, Бобби, я действительно твой папа.

— Больше не уходи. — Слеза медленно скатилась по маленькой щечке. — Пожалуйста, не уезжай. — И ребенок, рыдая, кинулся Нику на грудь.

Ник крепко прижал его к себе.

— Никогда, — прошептал он, потрясенный силой его слов. — Ты мой сын, и я никогда не оставлю тебя. Никогда.

Женщина издала странный всхлип, но Ник едва услышал его.

Этого не может быть

Ледяные пальцы страха тянулись к горлу Чессы. От ужаса пересохло во рту. Святой Боже, молилась она про себя, пусть это окажется сном.

На другом конце комнаты мужчина, этот призрак из прошлого, стоял на коленях, глядя на ее драгоценного сына как на божество. Обычно спокойный и сдержанный, Бобби взирал на своего новообретенного отца с выражением полного обожания, и это ранило Чессу в самое сердце.

В течение девяти лет движущей силой ее жизни было счастье Бобби. Все остальное было несущественным. Чесса полностью посвятила себя сыну и считала, что этого для мальчика достаточно. Оказалось, что ему нужно кое-что еще.

И это причиняло боль.

Нежданное появление Ника было ужасным. Бобби не понимал, не мог этого понять. То, что он считал счастливейшим моментом своей жизни, было самым страшным, что могло случиться. Радость в его детских глазах вскоре сменится болью и отвращением. Чесса не могла этого допустить, но не знала, как остановить отвратительный фарс.

Со сдавленным криком она выбежала в кухню, стукнувшись о раковину. Расставив руки, она оперлась о стойку и с трудом перевела дыхание. Возможно, это розыгрыш, жестокая шутка, сыгранная безупречно одетым человеком в итальянских туфлях и костюме, который стоил едва ли не больше всей ее месячной зарплаты. Видимый достаток этого человека мало соответствовал образу того обозленного на весь мир парня в старых джинсах и черной футболке с оторванными рукавами, которого она помнила.

Ник Парселл был ершистым дичком, всегда по уши в неприятностях. Но он обладал сексуальным обаянием Джеймса Дина, и девочки-подростки находили его просто неотразимым. Он был объектом всех сплетен, шепотков и домыслов и, по слухам, наслаждался радостями секса больше, чем знаменитый киноактер.

В каждом городке есть по крайней мере одна паршивая овца. В фермерском городке центральной Калифорнии, где росла Чесса, было несколько таких, но Ник Парселл был среди них самым отъявленным. Это было у него в крови. Как говорится, каков отец, таков и сын.

Отец. Сын.

— Чесса?

Она с ужасом в глазах обернулась. Грудь у нее вздымалась, как будто ей не хватало воздуха. Чесса быстро моргнула, но картина не изменилась.

Он был реален и был здесь.

Протянув руку. Ник стал что-то говорить. Потом опустил руку с выражением отчаяния на лице. Его взгляд обежал аккуратную кухню и остановился на тарелке с недоеденной пиццей. Он улыбнулся.

— Сосиски и грибы, — произнес он вдруг. — Это и моя самая любимая пицца.

Чесса обрела голос:

— Как ты тут оказался?

Его улыбка испарилась. Лицо Ника стало тверже, чем помнилось ей, но и красивее. Квадратная челюсть, великолепной формы нос, а губы одновременно мужественные и волнующие. Темные глаза, сверкавшие из-под нависших бровей, придавали его облику неповторимость.

Его ответ был растерянным и даже печальным.

— Я должен был увидеть его.

Чесса прикрыла глаза и плотно сжала губы. Этого не может быть. Нет.

Чтобы успокоиться, она схватила фруктовый нож и стала нервно очищать яблоко.

— Ты не имеешь права появляться здесь.

— Он мой сын.

У нее перехватило дыхание. Она прикрыла глаза и прикусила губу, потом глубоко вздохнула и наметила ножом очертания лица на яблоке.

— Бобби мой сын, а не твой.

Ответом была тишина. Ник придвинулся ближе и заговорил снова:

— Я понимаю, почему ты сердишься. Я должен был быть рядом с тобой. Прости.

Нож дрогнул в ее руке. Она оглянулась и сразу же пожалела об этом. На его лице были написаны вина и мука.

Ник попытался спрятать свою боль под маской спокойствия, убрал руки за спину, как это обычно делают мужчины в неприятной ситуации.

— Жаль, что ты не нашла возможности сказать мне о нашем ребенке. Но я понимаю почему.

Волнение превратило ее голос в монотонное бормотание:

— Что именно вы понимаете, мистер Парселл?

Подавшись вперед, он понизил голос:

— Простой арифметический подсчет показывает, что я покинул город прежде, чем ты хотя бы поняла, что беременна.

Если бы он ударил ее, Чесса была бы потрясена меньше.

— Как ты узнал, когда родился Бобби?

Явно удивленный вопросом, он вытащил из нагрудного кармана пиджака сложенный лист бумаги и протянул ей.

Комната опять начала вращаться у нее перед глазами. Чесса узнала копию свидетельства о рождении ее сына. Забыв, что нож все еще зажат в руке, она крепко сцепила дрожащие руки.

— Ты порезалась. — Ник испуганно выронил документ и выхватил нож из ее руки. Затем взял полотенце и прижал к порезу. Его прикосновение было твердым и теплым, неожиданно осторожным. — Бинты есть?

— Этого не требуется. Я хочу, чтобы ты уехал.

Странная печаль появилась в его глазах.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.

— Конечно, можешь. Тебе не привыкать уезжать.

Ярость в ее голосе ошеломила его. Он отступил, глядя на нее с терпеливой настойчивостью.

— Я понимаю, что ты чувствуешь.

— Нет, не понимаешь. — Она ненавидела себя за предательскую дрожь и прорывающиеся истерические нотки в голосе. — Ты не способен понять. Пожалуйста, умоляю тебя, просто уйди и оставь нас одних.

Ник смотрел на нее со странным сомнением.

— Чесса, ты имеешь право чувствовать себя обиженной и брошенной. Я хочу изменить все это.

— Ты не можешь.

— Я могу хотя бы попытаться.

Когда она попробовала отвернуться, Ник придержал ее за руку, и жар его пальцев обжег ее как пламя.

— Я хочу, чтобы ты знала… — он перевел дыхание, — ты всегда была для меня особенной.

Чесса замерла.

— Что?

Он попытался улыбнуться.

— То, что было между нами, было особенным.

Она могла лишь беспомощно и с невыразимым ужасом смотреть на него. Как благородно с его стороны, думала она, хранить память о том, чего не было, о связи, которой не существовало.

Чесса Марголис и Ник Парселл впервые встретились пять минут назад.