ЭПИЗОД 8 Ночной побег

Шпунтик был практически счастлив. Буквально с момента освобождения из тесной клетки. Что было до этого, кот предпочитал не вспоминать. Все эти страшные вещи — их больше не существовало, зато было много всего другого, крайне интересного. Нового!

Сначала кругом оказалось полно природы, травы, деревьев, бабочек и прочей мелкой живности, с которой кот активно пытался познакомиться, и отчасти ему это даже удалось. Столько природы разом кот не видел за всю свою жизнь, не такую и маленькую, между прочим.

Как, впрочем, никогда не сталкивался с ящерицами. Ящерицы были шустрые, но шустрые недостаточно, зато они лихо отбрасывали хвосты, и за короткое время Шпунтик стал обладателем целых трех таких хвостов, шевелящихся, живущих самостоятельной жизнью, но потом за ненадобностью бросил хвосты в очередных кустах. Кузнечик оказался невкусным и заторможенным, мышь — дура дурой, да еще и непуганая: у Шпунтика создалось впечатление, что на эту живность тут, в гуще природы, никто толком не охотился.

Потом — запахи. От запахов, их новизны и свежести, у кота закружилась голова. Шпунтик как будто сбросил пяток лет — до того оказалось здорово: такие запахи! Шпунтик был готов бегать, прыгать, купаться, летать среди этих одуряющих запахов всю оставшуюся жизнь. Ну, или пока не позовут есть рыбу пикшу.

Кстати, о рыбе. Судя по всему, с рыбой пикшей здесь, в природе, дело обстояло не лучшим образом. По крайней мере, коту нигде не повезло наткнуться хоть на малейший признак пикши. И это слегка настораживало. Нет, кот пока не испытывал голода, но жизненный опыт приучил его периодически заглядывать в будущее. И дома, в его с хозяином квартире, это получалось без особого труда, потому что там существовал источник еды в форме холодильника. Здесь же Шпунтик холодильника нигде не наблюдал. Он наскоро рассмотрел возможность поймать и сожрать, например, дуру-мышь, и решил приберечь такой вариант на самый безнадежный случай. Во-первых, мышь была живая, во-вторых, она была невареная, в-третьих, мышь не сделала Шпунтику ничего плохого. Пока не сделала.

В смысле питания кот предпочитал уповать на хозяина: уж он-то наверняка знает, где тут местный холодильник.

Хозяин между тем вел себя странно, что в общем для него было не слишком характерно. Пусть и ранее Шпунтик многого из поступков хозяина не понимал — часто они казались ему пустой и бессмысленной суетой, и вообще люди странны по самой природе своей. Но теперь хорошо прирученный хозяин взялся выкидывать такие коленца, которые не смог бы предугадать и кот с куда более развитым воображением, нежели у Шпунтика. Для начала хозяин откуда-то взял противного прокуренного Сумкина. Буквально из воздуха. По разным признакам Шпунтик заключил, что Сумкин явился надолго; по крайней мере, скорого его ухода ожидать не стоило. Далее хозяин переоделся в отвратительные тряпки — от них несло землей, дымом и еще целым букетом запахов, ни один из которых Шпунтику приятен не был. Затем хозяин с этим самым Сумкиным и с хорошей девушкой Никой поперся в место, где было полно домов, воняло отбросами и стоял дым костров. И это после изобильного буйства живой природы! Нет бы в траве поваляться! Вместо этого все они зашли в какой-то двор и закрыли дверь у кота под самым носом. Пришлось лезть на стену!

Ладно, тут Шпунтик был не в претензии — дело нехитрое. Подумаешь, стена! Правда, к стене отчего-то забыли присобачить водосточную трубу, по которой так удобно взбираться, но и это такие, право, мелочи…

Со стены открылся грязный двор с очагом посередине, и рядом с ним Шпунтик нашел нечто, похожее на питание. Питание держал в руках противный Сумкин — подержал, а потом бросил. Кот внимательно изучил брошенное и пришел к выводу, что пока от еды воздержится. В конце концов, прозапас всегда оставалась дура-мышь, а сбегать за ней на природу — дело каких-то пяти минут.

А дальше — дальше началось самое интересное. Пришли другие, тоже странные, и, увидев кота, сразу же пали ниц и принялись отбивать поклоны. Впервые Шпунтик почувствовал, что наконец-то оказался там, где надо — то есть в месте, где умеют как следует ценить котов и с удовольствием, не стесняясь, это делают. Шпунтику до того понравилось правильное обращение, что он не удержался продефилировать перед вновь обретенными почитателями самой своей красивой походкой. Кот совершенно перестал сердиться, он простил все гадости черствому хозяину и в наплыве чувств брякнулся ему в ноги, позволив гладить между ушами.

Шпунтик чувствовал: где-то неподалеку находится кошачий рай, а эти, которые пришли и кланяются, — они не иначе как посланники этого рая. Наверное, все коты давно уже там: вот почему их нигде не видно, не слышно и не пахнет, — и ждут только прибытия его, Шпунтика.

Словом, все шло просто отлично, и Шпунтик искренне не понимал, о чем можно бормотать глубокой ночью в темной комнате, когда кот уже практически всем доволен и спит. Он хотел было даже прикрикнуть на болтунов, но нега надвигающегося рая так расслабляла, что Шпунтик счел возможным не обращать внимания на мелкие человеческие глупости.

— …Ты что, старик! Хань — это первая по-настоящему всекитайская династия! — даже не подозревая о кошачьей нирване, которую рушит своим беспардонным голосом, горячо излагал Сумкин.

Как следует откушав, они, наконец, расстались с Лю Баном и уединились в приличной комнате, которую им выделил хозяин. Тут нашлись одеяла или нечто, их напоминавшее, а также было на чем спать и чем укрыться. Пол устилал толстый слой чистой сухой соломы. Устроившись поудобнее, Чижиков, Сумкин и Ника стали обсуждать прожитое.

Для начала въедливый Сумкин, нажав на свой амулет и отключив его, пристал к Нике с вопросом, почему у нее на шее не болтается такой же уродец, как у него и у Чижикова. И как Ника понимает местных и говорит с ними, не используя универсальный переводчик? Или у них там, в будущем, такие переводчики встраивают в организм при рождении или, скажем, по достижении совершеннолетия? Котя поддакнул: действительно, хотелось бы внести ясность. Переводчиков ведь всего два — на Сумкина не рассчитывали. Значит?.. Ника, помявшись с минуту под их вопросительными, требовательными взглядами, неохотно призналась, что у нее есть другое устройство, очень похожее по действию. «Да ну?! — деланно удивился Федор. — Ну-ка, ну-ка! Страсть как люблю всякие хорошие и полезные штучки из будущего! Покажите, сделайте такую неимоверную милость!»

Деваться было некуда: Ника запустила руку под рубаху и достала оттуда фигурку попугая. Котя вздрогнул, с трудом удержав удивленный возглас: попугай был совершенно из той же, если так можно выразиться, серии, что и его пропавший дракон — сходный по размеру, цвету, виду, блеску. Это был магический предмет, и Чижиков еще раз воочию убедился: предметов больше, чем один. Похоже, Борн говорил правду, и их действительно много, очень много. Костино замешательство осталось незамеченным, поскольку Сумкин живо заинтересовался попугаем, попросил подержать, поднес близко к носу и, подняв очки на лоб, долго рассматривал, а потом заявил: будущее прекрасно своими причудами, только непонятно, зачем сделали так, чтобы эта фигулина колола пальцы. И как он работает, позвольте поинтересоваться? Вот наши переводчики висят себе на шее, а этот? Ника бросила на Чижикова косой взгляд — из тех, какими обмениваются объединенные общей тайной заговорщики, — и пояснила, что попугая нужно держать в руке или, к примеру, прилепить плотно куда-нибудь на тело, как это сделала она. А дальше ты начинаешь понимать любые языки. Нет, она понятия не имеет, каким образом это происходит. Нет, она не знает в деталях, как работают и те переводчики, которые сейчас у Чижикова и Сумкина. Просто — все это происходит и работает. И в итоге наступает полное взаимопонимание. А какова техническая сторона вопроса, ей, Нике, интересоваться никогда в голову не приходило.

Сумкин хмыкнул, достал сигарету, закурил и попросил выключить попугая. Ника послушно отложила фигурку в сторону.

— И все? — спросил Федор.

— И все, — кивнула Ника. — Достаточно разорвать контакт.

Котя молчал: он и так знал, как работают предметы. Сумкин как следует затянулся и сказал, что теперь они могут разговаривать без свидетелей: переводчики не работают и их никто не поймет, а то ему ведомо, как любят местные жители расстелить ухо по подходящей щели. Котя же, дабы отвлечь внимание приятеля от попугая, которого он твердо решил обсудить с Никой позднее с глазу на глаз, задал Федору провокационный вопрос про династию Хань. И Сумкина тут же прорвало.

— Ты, старик, цени, что я тут оказался, — сказал он Чижикову. — Ты же серый, необразованный, хотя и начал тянуться к знаниям. Как бы ты без меня в этой дыре? И хотя я вовсе не желал прерывать свой комфортный полет в город-герой Пекин, теперь, надо признать, ничуть не жалею, что неведомым макаром меня занесло в третий век до нашей эры… Надо же! — Сумкин прислушался сам к себе и изумился. — Нет, что я только говорю! Третий век! Цинь Ши-хуан! Да коллеги с зависти все передохнут! Ха! Я только что сидел за одним столом с Лю Баном! Обалдеть! С Лю Баном, понимаешь ты, старик?! — хлопнул он Чижикова по плечу. — Ладно, ладно… Так вот, династия Хань… Вы, милая девушка, тоже не очень образованная и тоже стремитесь, да? Ну тогда я вас обоих кратенько введу в курс, так сказать, дела. Итак, жил-был на свете Цинь Ши-хуан, первый китайский император, который, как уже знает присутствующий здесь Костя, наконец-то объединил китайские земли в единое государство и немало поработал на ниве того, чтобы это объединение всячески упрочить. Но он столкнулся со многими проблемами, поскольку добивался государственных целей, как и было принято в то дремучее время, крайне деспотическими методами, то есть казнил и закапывал в землю направо и налево, при этом никому не верил и полагал — не без оснований, кстати! — что все хотят его убить. Нешуточно угнетенные народные массы пробовали бунтовать и все такое, но император пресекал на корню разнообразные души свободные порывы. День ото дня аппетиты его росли, поскольку было затеяно множество всяких грандиозных, как теперь это называют, проектов, куда и направлялись все наличные рабочие руки. И в один прекрасный момент, как учит нас исторический материализм, произошло переполнение чашечки народного терпения, поскольку низы никак не могли жить по-старому, и бунты начались повсеместно. Император, может, их бы и подавил, если бы не взял да и не помер. То есть помрет, и сколько я понимаю, в самом ближайшем будущем, если вы, милая девушка, не обманули нас насчет двести десятого года до нашей эры. Дальше в своем докладе я опускаю некоторое смутное время, когда одни грызлись с другими, и перехожу непосредственно к династии Хань. Основателем ее стал некто Лю Бан — тот самый, с которым мы только что столь любезно трапезничали. В результате всеобщей грызни Лю Бан выдвинулся, набрал силу, победил супротивников, объединил страну заново и сделал ставку на учение Конфуция, которое так старательно уничтожал своих подданных и сограждан покойный Цинь Ши-хуан. Лю Бан провел полезные реформы, снизил налоги, постарался дистанцироваться от циньского наследия — словом, сделал все для того, чтобы вновь созданная империя не канула в одночасье, как это произошло с Цинь. И это ему вполне удалось: династия Хань правила в Китае аж до начала третьего века нашей уже эры и заложила основы китайского бюрократического аппарата, который потом рулил в Поднебесной практически до начала двадцатого века, с разными видоизменениями и косметикой, разумеется. Так что Лю Бан, старик, — это о-го-го какой матерый человечище!

— Мне он таким не показался, — заметила Ника. Она внимательно слушала Сумкина, подперев голову рукой. — Обычный с виду, ничем не примечательный.

— Да, — Сумкин в задумчивости потеребил бородку, — все, что мы про него знаем, мы знаем только с чужих слов, милая девушка. Со слов историков, которые всегда находились под прессом официальной идеологии и пропаганды. Признаться, я тоже ожидал чего-то другого. Нет, не то чтобы я готовился к встрече с Лю Баном, для меня это полная неожиданность, но все же… Мне казалось, он должен быть выше ростом, — неожиданно изрек Федор.

— Сейчас важно, что Лю Бан согласен помочь нам добраться до столицы, — сказал Чижиков. — Как я понял, путь к возвращению в наше время… абсурд какой-то!., лежит через императорскую сокровищницу. Только потом девушка из будущего согласна нас направить к точке перехода, верно?

— Верно, — кивнула Ника. — И это не я согласна вас туда направить, а так должно произойти. Понимаете, хронолиния — это когда одни обстоятельства становятся причинами возникновения других. А другие порождают третьи. Если какие-то исключить, то нельзя гарантировать, что в итоге получится именно то, чего мы ожидаем. Понимаете? Я здесь бессильна. Даже если бы и хотела…

— Вот именно, обстоятельства! — оживился Сумкин. — Мне только до сих пор неясно, с какой радости здесь я? Нет, я не жалуюсь: увидеть Лю Бана куда как клево, и я еще мешок сувениров наберу… Но ведь кто-то меня сюда отправил? И — прошу занести в протокол! — явно против моего желания.

— Наверное, рано или поздно мы это тоже узнаем, — Котя закурил очередную сигарету. — Федор Михайлович, ты табачок-то береги. Нету здесь «Мальборо».

— Я курю «Кент», — возразил Сумкин. — Или «Кэмел». Но ты прав, ничего такого тут еще нет. Просто беда…

Некоторое время все молчали, и Чижикову показалось, что Ника заснула. И он подумал: странно, если у нее тоже есть таинственный предмет, то отчего глаза Ники — одинаковые, голубые? Правда, Алексей Борн говорил, что цвет глаз можно скрыть контактными линзами! Есть о чем подумать на досуге.

— Слушай, Федор, — придвинулся Котя к Сумкину поближе, — я не очень понял, за кого нас этот Лю Бан принимает. Почему помогает?

— Понимаешь, старик, — Сумкин от души затянулся, — в империи сейчас плохо, неспокойно, это раз. Знамения всякие. Помнишь, Лю Бан нам про дракона сегодняшнего рассказывал, который в озеро сиганул, рыгая огнем и дымом? Он ведь лично туда примчался, распорядился алтарь ставить, чтобы как следует помолиться дракону.

— Так это же был наш самолет!

— Ты только Лю Бану про самолет не говори ничего, ладно? Воздержись для ясности. Дракон это был, старик. Дракон! Вот ты как думаешь, часто драконы среди бела дня шастают? Правильно, очень редко. И для местных это — знамение головокружительной важности, свидетельство, что устои известного мира со страшной силой сотрясаются, вон, уже и драконы разлетались. Так что люди с мозгами начали задумываться о будущем, и Лю Бан, кажется, из них. Теперь дальше…

Тут Федор вдруг скривился и осторожно дотронулся до щеки.

— Что случилось?

— Да в зуб вступило, понимаешь. Че-е-е-ерт… — Сумкин замер. — Надо же, отпустило. Вот гадство! Только же лечил, перед самым отлетом. Так о чем бишь я? А! Так вот. Мы пришли в компании крайне благовещего зверя мао, который сейчас нажрался и дрыхнет без задних ног. Это два. То есть мы — или приятели зверя, а значит, существа необычайные и выдающиеся, или этот зверь — сам наш приятель и спутник, и тогда мы ну очень крутые. Типа бессмертных небожителей, посетивших бренный мир в его минуты роковые. К ним все тянутся, с ними все хотят дружить. Еще бы! И потом, сколько я помню, у Лю Бана к этому времени уже возникли определенные трения с властями. Он каких-то преступников то ли упустил, этапируя к Великой стене, то ли отпустил. Это три. И вот, мой дорогой друг, в дом к Лю Бану заваливаются трое, с виду странные, при них — благовещий зверь, которого они за ушком запросто чешут. Ты бы вот что подумал?

— Ну-у-у, я даже не знаю, — протянул Чижиков. — Наверное, что мы посланцы Неба?

— Вот и я не знаю. И очень хочется верить, что мы все-таки выглядим посланцами, а таковым надо помогать. Хотя не исключено, что сейчас дверь распахнется, и сюда ворвутся ароматные амбалы из местного околотка. Повяжут нас к такой-то матери, включая драгоценного кота.

И тут в дверь постучали.

— Начинается, — тихо простонал Сумкин, поспешно гася сигарету и кидаясь за амулетом-переводчиком. — Ника! Ника! Хватай своего попугая скорей!

Девушка едва успела: в дверь уже просунулся Лю Бан. Лицо его выражало крайнюю степень волнения.

— Досточтимые господа! Благовещий зверь мао! Прибыли императорские гвардейцы, — быстро говорил смотритель. — Мне, ничтожному, неведомы те могучие силы, которыми вы обладаете и какие можете призвать себе на помощь, но, быть может, вы сочтете возможным спешно покинуть пределы города, не чиня никому лишнего вреда?

— Мы и не собирались чинить кому-либо вред, — заверил Лю Бана Сумкин, пальцем поправляя очки. — Все наши помыслы направлены на благо народа.

— Достойные, достойные слова, господин Сыпокэ! Ваш слуга и в мыслях не допускал иного, но гвардейцы…

— Мы понимаем, — пришел ему на помощь великий китаевед. — Гвардейцы, послушные долгу службы, могут впасть в заблуждение и…

— Верно, верно! — закивал Лю Бан. — Не угодно ли вам будет принять от меня эти скромные мечи, немного провизии, а также моего верного слугу Суня Девятого, каковой и выведет вас скрытно за пределы города? Вы найдете приют в заброшенном горном храме, а я, ничтожный, присоединюсь к вам завтра, как только смогу. Сейчас же мне нужно встретить десятника гвардейцев подобающим образом.

Лю Бан исчез, а место смотрителя в дверном проеме занял уже знакомый путникам мальчик-слуга. В руках он держал плетеную корзину и продолговатый тяжелый сверток.

В свертке обнаружились два прямых меча в изукрашенных бронзовыми чеканными бляшками ножнах. Сумкин даже языком прищелкнул, явно прикидывая, как бы упереть эдакую редкость с собой — в качестве сувенира. Чижиков же принял меч со смешанными чувствами: с одной стороны, он полтора года своей жизни посвятил фехтованию на бамбуковых палках, и ему это даже нравилось; с другой — что такое меч, когда уже придуман автомат Калашникова?

— Сюда, — сказал мальчишка и, перехватив корзину поудобнее, первым шагнул в темноту.

— Благовещий зверь! — позвал Котя.

Шпунтик покорно затрусил следом.

Свидание с кошачьим раем, похоже, откладывалось.

Они вышли во мрак переулка, и Сумкин чуть слышно чертыхнулся, ступив ногою в невидимое дерьмо. Остро запахло. Вокруг стояла полная тишина, лишь сзади, от центра города, неслись неразборчивые выкрики команд.

— Положите руку мне на плечо, — попросил мальчик Чижикова.

Так, подобно слепым держась друг за друга, они и шли — медленно, практически бесшумно, петляли по улочкам, и вскоре оказались у городской стены, неподалеку от ворот. На привратных башнях горели факелы — там несли службу стражники. Впрочем, вероятно, не столько несли, сколько спали: никого видно не было. Сунь Девятый сделал пару шагов в сторону и пропал.

«И как он только что-то видит в такой темноте!» — в очередной раз поразился Чижиков, а мальчишка уже снова стоял рядом, безмолвно, жестами показывая: туда, туда проходите!

В стене оказалась низкая дверь, ведущая в узкий проход, и, протиснувшись в него, Чижиков, Сумкин, Ника и Шпунтик оказались в зарослях местного лопуха уже по ту сторону стены.

Над путниками нависло бездонное черное небо, полное громадных, ясно сияющих звезд.

Впереди лежала ночь.

И полная неизвестность.