ЭПИЗОД 7 Те же и Лю Бан

Лю Бан быстро шел за Ян Гэ. Едва они вышли из дома смотрителя, он настоятельно попросил почтенного Яна не поднимать излишнего шума, не привлекать внимания, а идти так, будто и не случилось сегодня в Сышуе ничего особенного. Ян, чрезвычайно взбудораженный удивительным созданием, каковое вдруг явилось именно в его доме, с трудом поддался на уговоры: он то и дело порывался рассказать о волшебном событии всем вокруг, в первую очередь ближайшим соседям, и только непререкаемый авторитет смотрителя, человека справедливого, но строгого, удержал его рот на замке. Лю Бан мысленно возблагодарил Небо за то, что Ян был настолько вне себя, когда стремглав бежал к нему, что не раструбил о благовещем звере мао на каждом углу.

По дороге Лю Бан мучительно размышлял. Явление благовещего животного в Сышуе, в его чиновничьей вотчине, — разве это не явный знак Неба? Разве может такое случиться просто так — после всего, что произошло в Поднебесной в последнее время? Особенно после того, что сделал совсем недавно сам смотритель, когда сопровождал очередной отряд плененных разбойников на работы в столицу. Тогда, не будучи в силах глядеть на муки этих людей, он попросту отпустил их на все четыре стороны, отговорившись нападением диких зверей, которым не сумел достойно противостоять.

Кому иному, как не ему, Лю Бану, ниспослан знак Неба?

Но что, если он ошибается? Что, если он неправ? Ясно, что нестроение в государстве достигло предела, но кто положит этому конец, кому суждено снова распространить гармонию управления на земли Поднебесной, чья судьба возглавить великое дело? Неужели эта судьба выпала на долю Лю Бана, скромного уездного смотрителя? Мыслимо ли такое?

Животное — вот ключ ко всему. Лю Бан не был достаточно сведущ в толкованиях знамений, но простые знаки Неба распознать должен! А если нет, то знамение наверняка направлено более подходящему, более достойному человеку.

Потому и важно не поднимать шум преждевременно. Ибо огласка, даже косвенная, может повредить великому делу, если оно заладится. Ибо зорки глаза владыки, чуток его слух, и пусть сердце императора уже не с народом Поднебесной, скорость и неотвратимость карающей длани владыки широко известны. Тут уж лучше поостеречься.

Лю Бан коротко глянул в спину Ян Гэ и машинально сжал рукоять меча. Да, возможно, придется и грех взять на душу. Ян живет один-одинешенек, у него нет родни во всем белом свете, и, коли повернутся дела так, что иного выхода не будет… Смотритель чуть слышно скрипнул зубами. Да, он сделает это. Сунь Девятый предан ему во всем, к тому же совершенно не болтлив — слова лишнего не вытянешь. Мальчишка не подведет. Не выдаст, не предаст. По первому знаку сделает все, как надо.

Да, еще какие-то чужестранцы — торговые люди, подвергшиеся, как сказал Ян Гэ, разбойному нападению и нашедшие приют в его доме. Что за странность? Ежели случилось ограбление, следует явиться к властям и установленным порядком подать жалобу, а не искать ночлега в первом попавшемся доме. Ясно, что Ян за лишний кусок серебра даст пристанище любому, тем паче дом у него стоит пустой, но сами чужестранцы — откуда они здесь, как сюда попали, отчего не проследовали на постоялый двор, в конце концов? Ян сказал, их трое, в том числе женщина. С виду больше похожи на северян, что налетали в былые времена из степи набегами и чей боевой пыл основательно охладил великий владыка дома Цинь. Теперь они жалуют в срединные земли все больше с торговыми делами. Оно и понятно.

Заметили ли чужестранцы благовещего зверя? И если да, то как с ними поступить? Впрочем, чужаки — они и есть чужаки, с ними проще. Никто их не знает, никто их толком не видел, никто их не хватится.

Ян Гэ распахнул перед смотрителем двери, Лю Бан шагнул во двор и увидел…

— Э-э-э… — только и смог произнести Чижиков, когда гостеприимный хозяин их столь быстро покинул. — Кажется, нас разоблачили.

— Очень возможно, капитан Кирк, — кивнул Сумкин, тоже взволнованный поведением Яна. — Однако же думаю, что настоящее разоблачение последует после возвращения этого шустрого деда со стражниками в придачу.

— То есть?

— Да какое там «то есть», старик! Любому ясно, что мы переодетые чужеземцы. Повяжут, посадят, допросят, — махнул рукой Федор. — Если мы действительно в древнем Китае, мало нам не покажется!

— Мы действительно в древнем Китае, — сказала Ника с нажимом. — И я прошу, прошу вас обоих: поверьте в это наконец и давайте выполним нашу миссию… Да вы оглядитесь вокруг, посмотрите внимательно!

— Гм… — хмыкнул Сумкин, оглядываясь. — Признаться честно, декорации просто превосходные. Еще немного, и я точно уверую. Ой, что это такое интересное?

Он с видом знатного этнографа устремился к сложенному из плоских камней очагу, в котором пылал огонь, а рядом на большом листе какого-то растения, по виду лопуха, лежало нарезанное мясо и чуть поодаль от него в глиняном кувшинчике стояло вино. Осторожно взял кувшин, поднял, понюхал — скривился, стал внимательно разглядывать незатейливый, грубый рисунок, нанесенный на поверхность.

— Неужели все это правда?! — Федор яростно заблестел очками. От возбуждения его крупные уши, казалось, зашевелились. — Обалдеть! Эх, ну почему я никогда не уделял существенного внимания важной науке археологии! Сейчас посмотрел бы на эти предметы кустарных промыслов совсем другими глазами и слегонца определил бы, к какому времени они относятся!

— Между прочим, — заговорил Чижиков, внимательно разглядывая дом Яна, — предполагается, что мы заночуем в этой халупе?

— Думаю, нет, — ответила Ника. — Скорее всего, хозяин позволит нам прикорнуть где-нибудь у стенки во дворе, так что нам понадобятся одеяла.

— Вряд ли у простого человека есть в хозяйстве одеяла, — сообщил Сумкин. — Если это действительно Китай третьего века до нашей эры. В лучшем случае — ветошь тряпичная, а то и просто солома. Солома, кстати, если к ней как следует приглядеться — весьма преизрядная штука, так что…

Великий китаевед осторожно, двумя пальцами, поднял с лопуха пластинку мяса и поднес к носу. Рядом с ним давно уже вертелся Шпунтик: коту все было интересно — и очаг, и лопух, и кувшинчик. Сумкин брезгливо разжал пальцы, и мясом тут же завладел кот.

— Кстати, Федор Михайлович! — Чижиков почесал в затылке. — Скажи-ка мне, а что это наш хозяин при виде Шпунтика так возбудился?

— Ты, старик, невежествен и не знаешь, что китайцы кошку узнали и одомашнили гораздо позднее, — ответил Сумкин, детально исследуя прислоненный к стене деревянный плуг. — Кошки попали сюда, если не ошибаюсь, из Индии и века на два-три позднее. Еще наш учитель Конфуций в часы творческого досуга сетовал: «Шао мао», то есть «Мало кошек». Тянулся Конфуций к кошкам, чисто инстинктивно, но никак не мог получить полного удовольствия от поглаживания и почесывания в виду отсутствия у него собственной чудесной зверюшки. Трагедия, если задуматься, старик… Так что для нашего шустрого хозяина Шпунтик — редкость редкая, которой он в жизни своей видеть не видел. Немудрено, что товарищ обалдел и умчался с криками.

— А что он там про благовещего зверя кричал?

— Так вон зверь-то, — указал пальцем Сумкин, — мясо древнекитайское исследует. Шпунтик называется. Он и есть благовещий до крайности. Таких тут никто не видал отродясь, а сегодня — раз, и на тебе, получите-распишитесь: сидит на стене зверь невиданный и хвостом помахивает. Ясно же, что сидит не просто так, а с умыслом — явился выказать волю Неба, знаменовать грядущие великие перемены и тому подобные вещи. Какой нынче год на дворе, говорите? Двести десятый? И чего вы хотели? Вскоре империя Цинь прикажет долго жить, в Поднебесной начнется смута, и спустя несколько лет на обломках самовластья поднимется новая династия — Хань, которая будет править долго и поначалу счастливо. Так что Шпунтик явился очень к месту. Нет, я поверить не могу! Неужели мы и правда в гостях у Цинь Ши-хуана?! Старик Килэки, ты понимаешь, что это значит?! Нет, ты вообще понимаешь?

— Тихо! — поднесла к губам пальчик Ника. — Кажется, сюда кто-то идет.

Лю Бан увидел пламя очага, а рядом любопытную троицу. Один высокий, второй пониже, с какой-то странной блестящей штукой на носу, сразу видно, что северный варвар, третья — молодая девица. Одеты, вроде, как обычные простолюдины, ничем не выделяются. Хотя их ограбили, однако, видно, не до конца — недалеко от очага два свертка холщовых лежат, веревками перетянутые, небольшие такие, да дорожная сума. Видно — все, что осталось от торгового имущества, что спасти удалось.

И все же было в этих троих нечто такое… Лю Бан не мог сразу определить, что именно. Настораживающее? Скорее, неправильное. Хотя бы потому, что при появлении чиновника, хоть и без сопровождающих, но все же в официальном платье и в шапке, кланялись они не очень уверенно, не как надо: сначала девица, а уж потом, быстро взглянув на нее, с заминкой, и остальные двое.

Лю Бан ничего по первости не сказал, лишь шагнул через порог, поклоны принял и ответил сообразно положению — рукой слегка повел: вставайте, мол, нечего тут. И с любопытством завертел головою: где зверь благовещий?

Ян Гэ тоже суетился — шею вытягивал, шарил по сторонам глазами, на гостей своих внимания нисколько не обращая, ибо не ради них, убогих, звал в дом самого смотрителя, а ради зверя мао, чудесным образом явившегося в его дворе.

И тут…

Лю Бан вздрогнул: все правда!

Вот и он — благовещий зверь! Глаза как угли — горят-переливаются, о четырех ногах, сам весь сплошь волосатый, уши треугольником, как рога — торчком стоят, к небесам устремились, хвост по земле туда-сюда, так и бьет грозно. Видно сразу: недоволен зверь мао, как приняли его приход, сердится зверь и на Ян Гэ, и на самого смотрителя.

Что делать, что?! Мысли лихорадочно забегали, Лю Бан аж вспотел — и уж потом поспешно колена преклонил, в сторону благовещего животного стал поклоны бить, дабы не прогневалось еще больше и не навлекло на смотрителя, да и на весь Сышуй, беды неисчислимые, не говоря уж о Поднебесной.

— Чего это он? — шепнул Чижиков Сумкину, видя, как новопришедший усердно кланяется Шпунтику, не щадя ни халата своего, явно недешевого, ни шапки. — С ума сошел? А, Федор Михайлович?

— Говорю тебе, старик, он кота никогда прежде не видел, — едва слышно пояснил Сумкин. — Это местный бонза, вишь, халат на нем какой официальный да шапка пирожком, именно за ним наш дорогой хозяин и бегал галопом. Все, сейчас начнется процесс поклонения. Ой, расколют нас, как пить дать расколют! Какие мы, к свиньям собачьим, уйгуры.

— Слушай, — Котя почувствовал себя крайне неловко. — А давай ему скажем, что это просто кот. А то ерунда какая-то получается. Неудобно.

— Да ты что! — зашипел Сумкин. — Если мы уж в древнем Китае оказались, а приходится, кажется, это признать, то нам тут любое преимущество пригодится. За версту же видно: никакие мы не местные, нас хватать надо да в острог, палок выписать, а уж там мы и сами во всем признаемся — что шпионы северных варваров, что злоумышляем против императора, что скрытые конфуцианцы и далее по списку. Ты удивишься, старик, как тут все просто и какое тут плевое отношение к человеческой жизни. И никаких адвокатов! Нет, теперь нам надо изо всех сил в друганы к Шпунтику набиваться. Теперь он главный, а мы как бы при нем…

— Ни фига себе, — выдохнул изумленно Чижиков, по примеру Сумкина сел на землю и стал наблюдать, как начальник, а вместе с ним Ян Гэ и еще какой-то невысокий паренек, самозабвенно бьют Шпунтику поклоны.

Кот взирал на происходящее с легким недоумением, но в общем и целом не возражал.

Поклонившись девять раз, Лю Бан осторожно поднял голову, дабы посмотреть, какова реакция благовещего зверя — и увидел поразительное: зверь мао уютно устроился у ног сидящего на земле чужеземца, что был повыше, и тот самым обыденным образом гладил благовещего зверя пальцем между ушами! И по всему было видно, что зверю мао такое обращение нравилось!

Совсем оторопел смотритель.

Это что же получается? Вот эти трое — ну, по крайней мере, один из них — общаются с небесными созданиями?! Не иначе это могучие маги. Или вообще святые-бессмертные, по своим непостижимым делам посетившие уездный городок Сышуй.

— Кто вы, о странники? — выдохнул Лю Бан.

— Мы торговцы с севера, — ответила девица. — Лихие люди напали на нас вчерашним днем и ограбили дочиста. Нам самим еле удалось спастись.

— Поднимись, мой господин, — вдруг заговорил другой чужестранец, с блестящими кольцами, насаженными на нос. Девица кинула на него быстрый взгляд. — Поднимись, ибо не пристало человеку твоего положения и учености в пыли мараться. Сядь с нами у огня этого гостеприимного дома и раздели трапезу.

Речь незнакомца звучала учтиво, и смотритель, мало-помалу успокаиваясь, медленно поднялся на ноги, продолжая во все глаза разглядывать благовещего зверя.

— Но… — Лю Бан замялся. — Не оскорбит ли мое поведение благовещего зверя? Не осердится ли он? Не нашлет ли беды?

— Не беспокойся, достойный господин, — развеял его сомнения чужестранец. Или маг? Или бессмертный? — Ибо хорошо ведома нам природа животного мао! И я заверяю тебя, что не несет это животное вам ни беды, ни разорения.

— Позвольте тогда мне пригласить вас в свой дом, — спохватился смотритель. — Ибо лачуга сия никак не подходит для таких достойных людей, как вы… не говоря уже о благовещем звере. Прошу вас не побрезговать моим гостеприимством.

Сидящие чужеземцы переглянулись.

— Мы с радостью принимаем твое приглашение, мой господин, — ответил чужеземец с блестящими кольцами. — Единственно, нам не хотелось бы причинить обиду радушному хозяину нашему, — кивнул он на Ян Гэ, который так и не решился подняться с колен, — ибо гостеприимство его было щедрым и искренним.

— О, не беспокойтесь, не беспокойтесь! — улыбнулся Лю Бан. — Это добрый человек и верный друг, и я буду рад увидеть его в своем доме завтра, после того как вы отдохнете. Сунь Девятый! — позвал смотритель. Рядом тут же возник мальчик-слуга с кувшином в руках. — В благодарность я хочу преподнести моему другу Яну полную меру прекрасного шаосинского вина.

Обомлевший от событий и благоволения смотрителя Ян принял из рук слуги кувшин и благодарно закланялся.

— Следуйте за мной, достойные господа, — простер Лю Бан руку в сторону дверей. — Уже спустилась ночь, вам необходимы еда и отдых. Но прошу вас не привлекать излишнего внимания: добрые горожане наши весьма простодушны и могут прямо сейчас предаться ликованию по случаю вашего прибытия.

— Мы прекрасно понимаем тебя, мой господин, — кивнул чужеземец с кольцами, поднимаясь на ноги. — И нам не хотелось бы стать причиной беспорядков или волнений. Мы проследуем за тобой скрытно.

Высокий чужестранец подхватил на руки благовещее животное, и смотритель окончательно уверился, что незнакомцы накоротке со зверем мао.

— Ты уверен в том, что делаешь? — прошептал Чижиков Сумкину, пока они шли по темным улицам.

Общаться приходилось на грани слышимости, чтобы не привлечь чужеземной речью внимание смотрителя и его слуги. Хотя Котя, а за ним и Федор, отключили на время свои переводчики, уверенности, что это действительно работает, ни у того, ни у другого не было.

— Пока все идет гладко, старик, — тихо ответил Федор. — Нас ведут в явно более комфортное место, и хотя про водяной матрац можешь, конечно, забыть, но, думаю, одеялами мы там разжиться сможем. Ну и порубаем чего-нибудь помимо завонявшей требухи. Ты главное не пей много.

— Чего мне бояться? — Котя перехватил Шпунтика поудобнее. — Пекинскую народную я уже пробовал.

— И-и-и, старик! — почти беззвучно прыснул в кулак вели кий китаевед. — Размечтался: пекинская народная! Подожди пару тысяч лет. Здесь сейчас такую бражку гонят, что лучше не спрашивать, из чего. Градусов, правда, мало, но ты все равно не налегай. И вы, Ника.

— Я вина не пью, — ответила девушка. — А между прочим, у вас здорово получается с ними беседовать.

— Ну так! — задрал нос Сумкин. — Я же того, профессионал. Я…

— Федор Михайлович! — одернул приятеля Чижиков.

— Ладно, ладно, капитан Килэки, — отмахнулся Сумкин. — Живи долго и процветай.

— Нехорошо с этим Яном получилось, — нарушила молчание Ника. — Хоть я и дала ему серебра, но немного, а человек за едой сбегал, за вином. Невежливо вышло.

— Да все нормально с ним будет, — отмахнулся Сумкин. — Ян больше нам на глаза никогда не попадется, так что можете изжить в себе комплекс вины прямо здесь и сейчас.

— Как так? — широко раскрыла глаза Ника.

— А вы что, милая девушка, думаете про всю эту секретность: не привлекать внимания, простодушные горожане, выпей, Ян, за мое здоровье кувшинчик шаосинского? — ухмыльнулся Сумкин. — Этот вот хрен, — он ткнул пальцем в сторону идущего впереди смотрителя, — очень не хочет, чтобы о нас кроме него кто-то узнал. Прямо до судорог не хочет. Так что Яна мы больше уже никогда не увидим. В живых, я имею в виду.

— Не понял… — удивился Чижиков.

— Ну что тебе непонятно, старик? Прямо сейчас Ян заливает пожар души шаосинским вином…

— И что?

— Какой-то ты на редкость несообразительный, старик! Я просто поражаюсь, что такая милая девушка, как Ника, в тебе нашла! Ты же…

— Федор!

— Да отравил наш новый приятель этого Яна. И все. Обычное дело.

Очевидно, Сумкин был прав: в гости к смотрителю путешественники вошли явно не через парадный вход. Этому предшествовало долгое петляние по темным улочкам, а пару раз их властный проводник останавливался на очередном углу, явно выжидая, когда разойдутся случайные прохожие; да и потом, после очередного поворота, они вышли вовсе не к высоким узорчатым дверям, а к неприметной дверке в стене, ограждавшей дом уездного чиновника.

Хозяин хлопотал вовсю: провел гостей в обширное помещение, зажег несколько бронзовых масляных ламп, послал молчаливого Суня Девятого к какому-то Вану Кривому, сам же обмахнул широким рукавом халата низенький длинный стол и собственноручно уставил его посудой. Тут и мальчик-слуга подоспел, сгибаясь под тяжестью двух плетеных корзин, и из них явились разные яства, коими и был мгновенно уставлен стол, а также кувшины с вином.

— Прошу, прошу! — с легким поклоном простер руки в сторону стола хозяин.

Стульев, конечно же, не было, сидеть полагалось прямо на полу, поджав под себя ноги, что путники не без затруднения и исполнили: уселись. А хозяин уже наливал из кувшина в плоские неглубокие посудины некую бурую жидкость, старательно придерживая рукав халата, чтобы не намочить его.

— Позвольте приветствовать вас в моем убогом жилище! — провозгласил смотритель, двумя руками поднимая свою посудину, и живо вылил в рот ее содержимое.

— Пить наравне с ним вовсе не обязательно, — углом рта разъяснил Сумкин сидевшему рядом Чижикову. — Чокаться даже и не тянись. Не вздумай говорить тосты. И вообще: не хочешь пить — не пей. Это нормально.

Котя с некоторым сомнением поднял диковинного вида глиняную плошку и смочил губы в напитке: вкус был резкий, непривычный. Бражка какая-то. Стоило Чижикову поставить посудину обратно на стол, как за плечом возник мальчик-слуга и живо наполнил ее из кувшина.

— Ладно, беру переговорный процесс в свои надежные руки, — шепнул Сумкин и громко кашлянул.

— Позволено ли мне будет, — солидно проговорил он, прожевав кусок вяленого мяса, — поинтересоваться драгоценным именем нашего щедрого хозяина?

— Моя ничтожная фамилия Лю, имя — Бан, — с поклоном ответил хозяин. — И я не по заслугам назначен на пост смотрителя этих мест.

Сумкин выпучил глаза и поперхнулся бражкой, которую попивал из плошки.

— Не будет ли угодно моему господину Лю Бану показать, как именно пишется его славное имя? — попросил великий китаевед. — Сделайте одолжение!

Лю Бан легко поднялся, шагнул к стене, у которой притулилось некое подобие высокой этажерки, и, взяв небольшую бамбуковую дощечку, что-то нацарапал на ней заостренной палочкой. Потом, вернувшись к столу, обеими руками почтительно протянул Сумкину.

— Пусть господин простит мою скудную грамотность.

Федор некоторое время смотрел на дощечку сквозь очки, потом перевел взгляд на Лю Бана и широко улыбнулся.

— Мы премного наслышаны о вас и о вашем мудром великодушии, кое вы ежедневно являете жителям этих земель! — торжественно произнес Федор. — Позвольте вам также сказать, что стиль, в котором вашей рукою начертаны знаки, выдает в вас человека с великим будущим. Знаки взмывают подобно драконам, ниспадают подобно божественным фениксам, сила так и бурлит!

Сообщив все это, Сумкин поклонился Лю Бану, одновременно дергая увлекшегося едой Чижикова за рукав — и Котя последовал его примеру, а за ним и Ника. Лю Бан глядел на них, открыв рот. Выражение явного замешательства на его лице постепенно сменилось настороженным пониманием.

Тут в помещении появился Шпунтик, улизнувший от хозяина перед самым входом. Кот неторопливо и важно приблизился к столу и заинтересованно принюхался к мясу. Потом лапой деликатно подцепил кусок, сбросил на пол.

— О, благовещий зверь мао! — вскричал Лю Бан, распростершись на полу в поклоне.

Шпунтик вздрогнул, оценивающе оглядел смотрителя, уселся у стола, чинно разглядывая мясо, оставшееся на блюде поблизости — стол был достаточно низок, чтобы все выглядело так, будто и кот наравне со всеми принимает участие в пышной трапезе.

— Благовещий зверь, — приподнялся Лю Бан. — Отведай моего скромного угощения. Я не прогневаю зверя такой убогой едой, достойные господа? — вполголоса спросил он взволнованно.

— Нет, господин смотритель, — успокоил его Сумкин. — Благовещий зверь мао считает твое угощение достаточным.

Шпунтик, выслушав все эти речи с удовлетворением, перевел взгляд на Чижикова, и Котя скорчил ему рожу: ешь уже, благовещее животное!

— Не будет ли для тебя обременительным, наш добрый хозяин, предложить благовещему зверю еду на отдельном блюде на полу? — попросил тем временем Сумкин. Шпунтик впервые взглянул на него с благодарностью.

Лю Бан закивал, вскочил, бросился в темный угол.

— Чего это тебя перекосило? — воспользовавшись моментом, быстро спросил Чижиков. — Что он там такое выдающееся на дощечке написал, раз ты ему кланяться начал?

— Да ничего особенного, — Сумкин сиял. — И пишет он, признаться, отвратительно, как курица лапой. Просто это, судя по всему, Лю Бан.

— Это мы и так знаем, — сказала Ника. — Он сам нам сказал.

— Нет, вы не поняли. Если я прав, то это не просто Лю Бан, а Лю Бан, который основал династию Хань. По крайней мере, написание имени и место службы во всем совпадают.

И Сумкин хозяйственно прибрал за пазуху дощечку с автографом первого ханьского императора.