"Телефон звонит по ночам" - читать интересную книгу автора (Гофф Инна Анатольевна)

Глава одиннадцатая

За окном смеркалось. В поселке кое-где зажглись огни. Отчетливо темнели в полосе багряного заката холмы за балкой. Там, на холмах, стояли деревья. Кажется, тополя. Их было четыре, и они были хорошо видны, каждое в отдельности, и казались очень высокими.

Ольга привычно поглядывала в окно. Ей был виден кусок дороги, ведущей на гидрошахту. Дорога проходила позади поселка и там, где сворачивала к домам, была скрыта от глаз. Но Ольге всегда удавалось узнать Сергея издали, даже в неясном свете сумерек. Он любил ходить пешком; Утром и среди дня это не удавалось. Но после работы он всегда отпускал шофера. У него была особенная походка – легкая, быстрая. Он не умел смирять ее и вскоре изматывал спутников, а еще скорей спутниц.

Мая Реутова часто жаловалась, что за Сергеем не угнаться. Единственный, кто выдерживал темп Бородина, был Стах Угаров. Может быть, поэтому они часто возвращались с шахты вместе.

Так было и сейчас. Увидев их, Ольга включила плитку, чтобы разогреть обед. «Интересно, затащит Сергей Стаха к нам или нет», – думала Ольга. Сергей любит Стаха. Он говорит, что Стах человек, на которого можно надеяться. А Сергей редко ошибается в людях.

Сергей был чуть повыше Стаха и шире в плечах. Они оба размахивали руками – так легче было идти. Вот они скрылись за домами, чтобы затем показаться уже вблизи, у самого крыльца. Так и есть: Сергей зовет Стаха зайти. Стах колеблется. Похлестывает веточкой полыни по сапогу. Потом смотрит на часы. Столовая уже закрыта.

– Вы долго там будете совещаться? – говорит Ольга, выглянув в окно. – Суп остынет…

– Какой у тебя суп? – спросил Сергей.

– А вот какой дам, такой и будете есть.

Она сказала это с притворной строгостью. Забота была ее потребностью и почти стала ее профессией. Ей уже не хватало заботы о муже и детях, особенно теперь, когда сын был в лагере, а дочь целыми днями пропадала у подруг. Ей надо было заботиться обо всех этих нелепых людях, которые не сумели наладить свою жизнь как следует и жили как бы махнув на себя рукой – как придется…

Таким был Стах. И отчасти Майка, – ей легче, все же она женщина. И в какой-то степени Павлик. Впрочем, о Павлике достаточно заботились в тресте., и в комбинате, и даже в совнархозе. Павлик часто говорил, что ему повезло, – у всего начальства были дочки-невесты. Он также говорил, что не хочет спешить в этом деле и готов ждать, пока подрастет Маринка Бородина – «дочь непосредственного начальника», – говорил он.

Сегодня Сергей и Стах задержались позже обычного. Приезжал управляющий трестом. Привез кого-то из совнархоза. Неужели Сергей опять поил их? Как в тот раз. И что это за дурацкое правило. Приезжает какой-нибудь туз, слазит в шахту на часок, а поднимается и заявляет, смеясь: «Мы обед честно заработали». Подавай банкет. И все за счет государства. Выписывать кому-то премиальные, ловчить. В прошлый раз Сергей собрал деньги у своих инженеров. Что-то вроде складчины. И Ольга кричала тогда: «Я вас презираю. Новое поколение! Интеллигенция! Позор!» А Сергей сказал: «Все. Хватит банкетов. Будем с этим кончать…»

– Вообще-то мы сыты, – говорит Сергей. – Разве чайку попьем…

Ольга разглядывает Сергея придирчиво. Ей кажется, что его лицо красней, чем всегда. И глаза блестят.

– Вижу, что сыты, – говорит она, – небось опять закатили банкет? А ну дохни!..

– Я же сказал: с банкетами кончено, – говорит Сергей.

– Значит, не приезжали? – Ольга подозрительно смотрит на Стаха.

– Приезжали, – говорит Стах. – И в шахту лазили. И на банкет намекали. Ну, Сергей и привел их в столовую. Обычное меню. Борщ, каша, котлеты… Познакомьтесь, говорит, что наши шахтеры кушают. Какой себе в шахте зарабатывают обед.

– Ну и как?

– Сначала, правда, вид у них стал слегка ошалелый. А потом ничего. Покушали. Даже борщ похвалили. Достали кошельки и расплатились. Все честь по чести.

Сергей и Стах разгуливали по кухне, потирая руки. У них был вид как у мальчишек.

– А я рада, – сказала Ольга. – Я очень рада. Вы же новое поколение инженеров и должны работать по-новому. И строить новые отношения между людьми. На другой основе… Все начинается с мелочей.

– Погоди радоваться, – сказал Сергей. – Савва этого мне никогда не простит. Именно потому, что все начинается с мелочей. Верно, Стах?

– Потому что мелочи ближе к нашей собственной шкуре, – сказал Стах. – А большое, великое – это всегда вдали. Почти абстракция. Вот почему в отношениях между людьми мелочи играют большую роль. Сегодня мы нарушили традицию. Ритуал. И мы еще помянем этот день…

– Все равно я рада, – сказала Ольга. Сергей снял телефонную трубку.

– Фабрику дайте, – сказал он. – Реутову… Ну, что у вас? Как дела? Сушите? Сколько отгрузили? Ну, молодцы. Молодцы, говорю. Старайтесь…

Он говорил негромко, не повышая голоса, тем ледяным тоном, который действовал хуже крика и который вгонял в краску самых неуязвимых.

– Что там опять? – спросил Стах.

– Зашламовали трубу. «Колено» забилось, и полдня его очищали. В общем, они не виноваты. Виновата техника… Придется объявить ей выговор в приказе.

– Технике? – спросил Стах. – Или Реутовой?..

«Все же ему жаль Майку, – подумала Ольга. – Он не любит, когда ей достается. Пытается ее защитить. И во всяком случае никогда не говорит о ней плохо».

Мая легко обижается. Особенно обижает ее такой ледяной тон. Ей ничего не стоит заплакать. Может быть, она и плачет сейчас, отвернувшись, чтобы никто не видел, и размазывая по лицу угольную пыль.

– Зря ты ее, – сказал Стах. – Техника штука капризная, сам знаешь…

– Я знаю, что в этом месяце нам увеличили план. А в следующем увеличат еще. И так будет теперь из месяца в месяц, пока не осилим проектную мощность. Спрашиваю – дадим план? Отвечают – дадим. Если техника не подведет. Так принято считать, что подвела техника. А чаще человек подводит технику. Какой-нибудь ротозей, вроде диспетчера Попутного, забутит пульповод, затопит камеру с углесосами, и будем стоять три дня…

Сергей был что-то слишком разговорчив. Так бывало с ним, когда он чувствовал себя виноватым. Майка не тот человек, с кем надо так разговаривать.

– Позвони ей, – сказал он Ольге. – Скажи, чтобы зашла к нам, когда освободится.

Ольга позвонила на фабрику. Ей сказали, что Мая Викторовна где-то на погрузке. Ей передадут, чтобы она позвонила на квартиру Бородину.

Пили чай. Потом Сергей полулежал на диване, просматривая газеты. Глаза его начинали слипаться, стоило ему положить голову на подушку или просто прислониться к чему-нибудь. Стах и Ольга смотрели телевизор. Передавали концерт из Москвы. Ольга гадала, о чем он думает сейчас, глядя на экран телевизора.

Вспоминает Москву или переживает за Майку?

Они были хорошей парой, Стах и Томка. И они любили друг друга. Но жизнь развела их. У Стаха погиб отец в автомобильной катастрофе тяжело заболела мать. Ему пришлось бросить институт и уехать к ней. В Сибирь. Потом смерть матери, армия, контузия при взрыве мины… Он перестал писать Томке, а она вышла за другого.

Вчера она получила письмо от Томки и сразу ответила ей. Письмо получилось длинное и сумбурное. Теперь она жалела, что отправила его. Трудно писать после долгой разлуки. Пожалуй, Тамаре будет скучно его читать. И уж во всяком случае не следовало приглашать Томку в Донбасс. Впрочем, мало ли что пишут люди в письмах.

Тамара прочтет это, сядет в поезд и поедет… в Закарпатье.

«А ведь могло быть так, – подумала Ольга, – что в этой комнате нас было бы четверо».

– Сережа, проснись. Послушай, какая песня хорошая.

– Я не сплю, – говорит он. И опять засыпает.

«Устает он. Мне мало остается. И я злюсь на него. Но кто бы мог его заменить? Говорят, с годами любовь проходит. Остается привычка. Наверно, любовь боится будней. Но у нас их нет и никогда не будет. Тревожная наша жизнь. Тревога спасает от скуки, от пресыщения. Где-то на юге есть скала „Пронеси, господи“. Она нависла над дорогой и, кажется, вот-вот упадет. Иногда мне кажется, что мой дом стоит под этой скалой. Когда ночью раздается телефонный звонок. Или когда Сергея долго нет и телефонистка Верочка говорит: „Он в шахте. Там что-то случилось на западе. Ушел подэтаж, что ли…“»

Зазвонил телефон, и она невольно вздрогнула.

– Ты меня искала? – спросила Мая. – Не знаю. Вряд ли. Что-то устала я. Кто у вас?

«Кто у вас». У нас тот, кто тебе нужен. Но ты никогда не спросишь об этом прямо. Почему? Разве можно что-нибудь скрыть на этом острове? И зачем скрывать? Что мешает вам быть вместе всегда? Нелепые люди.

– Она не придет, – сказал Стах. – Я ее знаю.

Да, ты ее знаешь. А вот любишь ли? Наверно, тебе казалось, что любишь. Мы забываем, как выглядит любовь, пока не посмотрим ей в лицо. Ты был в Москве, и ты посмотрел ей в лицо. И теперь ты очень несчастен.

Вернулась с улицы Маринка. Схватила со стола кусок хлеба и села смотреть телевизор. Загорела как цыганка. Карманы полны семечек.

– Дядя Стах, хотите подсолнухов?

Они смотрят телевизор и грызут семечки.

– Дядя Стах, вам в Москве понравилось?

Стах долго молчит. Потом говорит:

– Понравилось.

– Вы в парке имени Горького были?

– Был.

– Кривые зеркала видели?

– Не пришлось.

– Эх вы, – говорит Маринка и одергивает платье в горошину. – Я была в Москве. Когда была маленькой. Так мне больше всего понравились кривые зеркала. Такая смехота, просто ужас.

Она пыжится, надувает щеки, – хочет изобразить, какой была в одном из зеркал.

– Дядя Стах, вам нравится мое платье?

– Нравится.

– Вы бы хотели, чтобы такое платье было у тети Май?

– Ступай ты, красавица, спать, – говорит Ольга. – А ты просыпайся, – она садится на диван и тормошит Сергея. – Просыпайся, имей совесть!..

– Я, пожалуй, пойду, – говорит Стах. – Нельзя принимать цивилизацию в таких больших дозах, – он кивает на телевизор. – Особенно без привычки. Она на меня действует.

– Посиди, куда ты? – говорит Сергей.

Он умеет стряхивать с себя сон. Только глаза красные и губы припухшие, мягкие, как у ребенка. Он протягивает руку к телефону.

– Дежурного по шахте, – говорит он. – Павлик, ты? А кто это? Рябинин? Разве ты сегодня дежуришь? Ну ладно. Разберемся. Что там слышно на подэтажах? Работают? Дозвонись на восток, узнай, сколько прошли. И позвони мне.

– Опять Рябинин дежурит? – спросила Ольга. – Он дежурил позавчера.

– Он подменяет Павлика, – сказал Сергей.

– Тогда он тоже подменял кого-то. Это просто свинство. Эксплуатируете мальчика, потому что он только что кончил институт и не умеет за себя постоять.

– Что ты шумишь? – спросил Сергей. – Меня он не подменял. И Стаха тоже.

– Это у Павлика от скромности, – сказал Стах. – Он считает, что незаменимых людей нет. И всегда просит, чтобы его заменили.

– Я с ним завтра поговорю, – сказал Сергей. – На планерке, при всех.

Он был зол. Но он знал себя. Он знал, что до завтра злость пройдет. Как давно прошла она на Майку. Он не любил напоминать друзьям юности, что он их начальник А когда приходилось напоминать, он долго потом чувствовал себя виноватым. Когда-то он думал, что с друзьями легче работать. Теперь он все чаще думал иначе.

Ольга выглянула в распахнутое окно. За окном была чернота, какая бывает только на юге. Там, где кончались огни, она была еще гуще. Вспыхнула дальняя зарница, не поколебав густого мрака.

Стах появился на крыльце, постоял, спрятав руки в карманы своего военного кителя, и зашагал по пустынной улице к своему дому.

Долго и четко звучали в ночной тишине его шаги.

«А что, если Томка вправду прикатит?» – мелькнуло в голове. И Ольга почти испугалась этой мысли, потому что любила Маю и желала ей счастья.

Одиноко уходил Стах.

Темнота шевелилась вокруг. В ней притаились запахи ночных трав, шепот и поцелуи влюбленных, стук их сердец. Темнота была такая, будто кто-то вдохнул всей грудью и задержал дыхание.

Трудно тому, кто посмотрел в лицо любви.