"Немецкий детектив" - читать интересную книгу автора (Кирст Ханс Хельмут, Бозецкий Хорст, Тёльке...)

8. Комиссар Манхардт

Дело шло к вечеру, и людей Манхардта постепенно охватывало отчаяние. Им до сих пор не удалось найти среди знакомых и друзей Фойерхана человека по имени Томас Шварц. И притом фрау Фойерхан уверяла их, что этот Томас Шварц — один из ближайших приятелей сына.

Даже вахмистр Кох, всегда сиявший, как осчастливленное дитя под елкой, кисло жаловался:

— Черт побери, я побывал у всех его девиц — Гизелы, Анти, Клаудии и Барбары — и ни одна никогда не слышала ни о каком Томасе Шварце. Господи, ну и бабы, скажу я вам! Едва не оторвали мне все пуговки на брюках. Да, у Фойерхана есть вкус… И долги тоже!

— Еще что-нибудь выяснили? — зевая, спросил Манхардт.

— Ничего. Фойерхан, судя по всему, гуляка, но с добрым сердцем. Золотая душа, которой все прощается. Разыгрывает плейбоя, богему. Затхлое мещанское окружение его не устраивает, но, безусловно, он не принадлежит ни к какой оппозиции. Не курит, но изрядно пьет. В июне был в Сен-Тропезе, в июле, кажется, в Тунисе. Работа? То тут, то там, но нигде долго не задерживается. Анти утверждает, что время от времени он обслуживает и богатых вдов, чтобы поправить финансовое положение. Да, пока не забыл: Клаудия знала, что он собирался в Гермсдорф.— Кох замолчал и налил бокал лимонада.

Манхардт чертил карандашом в блокноте схему железнодорожных линий. «Нужно бы купить модель железной дороги»,— решил он и зажмурился. Профессия его — дерьмо. Просто невозможное. Когда не находили виновного, он злился на себя и на весь мир. Но когда ловили, ему становилось жаль беднягу, он начинал сомневаться в правоте общества и его законов. Ну как он мог выбрать такую стезю!… Он просто не решился противостоять отцовской воле. Хотел было поступить в большой электротехнический концерн, но там ему сказали: «Нам нужен человек целиком!» — и это вызвало в нем первобытный ужас.

Он ни за что не мог себе представить профессию, которой стоило бы посвятить всю жизнь без остатка. И в результате стал полицейским чиновником; ему казалось, что так он обеспечит себе и спокойную работу, и свободное время. Ведь у него хватало увлечений: шахматы и модели железных дорог, легкая атлетика и футбол, южноамериканские романы и живопись Миро. А теперь? Каждый день сверхурочная работа, и главным образом по ночам. И хотя вел он себя явно незаинтересованно, вяло и просто не слишком умно, из года в год поднимался все выше — до должности криминального комиссара. Разумеется, среди слепых и одноглазый король, а кто из гениев пойдет в полицию? Ну и вот… Оставалось ему только утешение, что, по крайней мере, заработка хватает, чтобы прокормить жену и детей. Но что с того, что Элка и Минни подрастают? Лет через десять-пятнадцать будут корпеть за письменными столами над столь же идиотской работой…

Отвратительный трезвон черного телефона вырвал его из задумчивости.

— Побудка! — воскликнул Кох.

Манхардт подтянул телефон, поднял трубку и устало отозвался.

— Это Маргарет Фойерхан. Простите, что беспокою, но… Я хотела поскорее сообщить вам, что приятеля моего сына зовут не Шварц, а Швандт, понимаете? Томас Швандт. Я только что нашла его открытку из Ниццы. Мне очень жаль, что…

— Мне тоже,— холодно буркнул Манхардт.— Надеюсь, ваш сын не заплатит за эту ошибку жизнью!

— Боже, герр комиссар! Нельзя же… Вы не можете…

— Сделаем все, что в наших силах, фрау Фойерхан,— сказал Манхардт. Потом с иронией добавил: — А если вам что еще придет в голову, звоните нам, ладно?

— Ну разумеется! Но и вы мне сразу позвоните, если…

— Непременно. До свидания, фрау Фойерхан.— Манхардт повесил трубку и покачал головой. Его люди работали даром свыше пяти часов… В приступе ярости он схватил дырокол и швырнул его в корзину.— Корова чертова! Парня зовут Швандт, а не Шварц. Томас Швандт!

— Посмотрим, повезет ли нам с ним больше…— Кох вышел, чтобы покопаться в картотеке.

Манхардт встал и несколько раз вздохнул поглубже. Невозможно! Вечно он выходит из себя и теряет контроль. И притом вечно утверждает, что история его не волнует. Но больше всего его раздражало то, что типов вроде Фойерхана он просто ненавидел. Недаром вырос в чиновничьей среде, где его двадцать лет приучали к определенным нормам. При мысли о Фойерхане у него словно что-то включалось в голове. Сексуальный маньяк, бабник, плейбой, жи-голо… Такой вот тип когда-то отбил у него невесту. А теперь ему предстоит почетная обязанность спасать его. Ну что же, герр Манхардт, такова жизнь!

— Послушай, есть! — ворвался сияющий Кох, размахивая листком из картотеки.

— Радость, прекрасная радость Господня…— промурлыкал Манхардт.

— Томас Швандт, родился второго октября 1938 года в Берлине, шофер по профессии, два ареста: угон автомобиля и ограбление бензоколонки. Живет… гм… Берлин — Бритц, Буковская набережная, кооператив «Золотой дождь». Ну что скажешь?

— Слишком красиво, чтобы быть правдой! И ни одна из приятельниц Фойерхана не знала о Томасе Швандте?

— Но я их спрашивал про Тома Шварца. Попробовать еще раз? — У Коха загорелись глаза.

— Тебя только пошли! Поедем лучше посмотрим на герра Швандта. Звони в гараж, я пошел вниз.

Через пару минут они уже сидели в машине и пробирались сквозь путаницу узких улочек. В эти часы город был миролюбив и идилличен. Парочки, тесно обнимаясь или держась за руки, направлялись в парк, сентиментальные вдовушки прогуливались с собачками, на балконах сидели солидные супружеские пары, в открытых окнах светились экраны телевизоров, в кафе у буфетных стоек собирались первые жаждущие клиенты.

— Ветряная мельница,— показал Кох.— Мы почти на месте.

Машина притормозила и через минуту остановилась перед садоводческим кооперативом «Золотой дождь». Потянуло сыростью — всюду работали поливальные машины. Пахло свежескошенной травой, мокрой землей, садовым варом, краской и почему-то — подгоревшим ужином. Перед многочисленными беседками покачивались пестрые фонари. Откуда-то донесся звонкий смех, звяканье бокалов, музыка из транзисторов.

— Пивная напротив,— заметил Манхардт, когда они шли по пыльной дорожке.— Спросим у бармена, где домик Швандта.

— Так лучше всего,— согласился Кох.

Они перешли бетонную танцевальную площадку и оказались у черного хода приземистой деревянной постройки. Узкие двери были открыты настежь, и через них они заметили бармена, восседавшего далеко в глубине за стойкой.

— Привет, шеф! — окликнул его Манхардт.— Не могли бы вы подсказать, где найти герра Швандта?

— Разумеется!

— Так где же?

— Сидит у меня в саду! — Неуклюжий толстяк бармен крикнул в распахнутые парадные двери: — Томи, иди сюда, с тобой хотят поговорить!

— Спасибо,— поблагодарил Манхардт.

Он уже хотел идти навстречу Швандту, когда в дверях появился молодой человек атлетического сложения. У него были очень длинные волосы, светлые джинсы и ярко-красная махровая рубашка. Лицо его напоминало — по крайней мере при таком освещении — череп: сильно выступавшие лицевые кости и впалые щеки.

По жестикуляции дежурного, который явно хотел представить им гостя, следователи решили, что перед ними Швандт.

Но едва их завидев, Швандт метнулся в сторону, смахнул несколько садовых стульев и исчез во тьме.

Манхардт с Кохом пустились за ним. Поведению Швандта было только одно объяснение: это их человек! Но у них была неважная стартовая позиция, поскольку прежде следовало миновать длинный зал пивной.

В свете неоновой рекламы они видели, как Швандт одним прыжком перемахнул дощатую изгородь и пустился наутек через густой сад, явно собираясь выбраться на Буковую набережную. Видимо, там он оставил машину.

— Криминальная полиция! Стоять! Стой, стрелять буду! — взревел Манхардт.

В этот момент Кох вскрикнул и растянулся. Споткнувшись о косилку, он вывихнул левую лодыжку.

Манхардт мчался дальше. Все происходящее казалось ему просто смешным. Взрослые мужики играют в казаков-разбойников. Почему этот идиот не останавливается? С неохотой вытащил он свое служебное оружие и сделал два предупредительных выстрела.

Швандт их игнорировал.

— А, чтоб тебя!…— буркнул Манхардт, огибая кусты шиповника, которые разглядел в последнюю минуту.

Повсюду изгороди, колючие кусты роз, перекопанная земля, бассейны, деревья, шезлонги и лежаки. Женщины и дети с криками разбегались, мужчины орали: «Держи его!»

Успев разорвать правую штанину и истекая кровью из многочисленных порезов и ссадин по всему лицу, он решил наконец прекратить погоню. Несмотря на все его усилия, Швандт отрывался от него все больше и больше. Тот явно знал тут все тропы.

Откуда-то донесся голос Коха:

— Я позвонил в центральную, они оцепят весь район.

— К тому времени он бог весть где будет,— буркнул Манхардт. Потом обратился к молодой женщине с ребенком.— Скажите, где, собственно, живет Швандт?

— Здесь, в красном домике с шиферной крышей, прямо рядом с нами.

Манхардт продрался через густые кусты крыжовника, перелез через кучу компоста, потом перепрыгнул низкую проволочную изгородь. Какой-то садовод отсоединил колпак фонаря и светил теперь на домик Швандта.

— Справа на столбе выключатель! — крикнул кто-то.

Под карнизом Манхардт нащупал выключатель. Загорелась голая лампочка.

Двери не были заперты, потому он без колебаний распахнул их и сразу же отскочил в сторону, держа оружие наготове.

Ничего.

Войдя внутрь, Манхардт с первого же взгляда убедился, что там никого не прячут. И вряд ли Швандт мог закопать там труп.

Манхардт спрятал пистолет и ощутил какое-то странное злорадное облегчение, с которым не мог справиться. Он желал Фойерхану как следует помучиться… Если тот еще жив. Он ненавидел похищенного, хотя с ним никогда не встречался. И ненавидел не потому, что не переносил подобных типов, но — как прекрасно понимал — из зависти. Завидовал исключительной удаче Фойерхана: его имя появилось в заголовках всех газет, его судьбой интересовались миллионы…

Понурив голову, злой на самого себя, шагал он к выходу, чтобы найти Коха. Весь был как побитый, и это ему не нравилось.