"Дрессировщик драконов" - читать интересную книгу автора (Одинец Илья)

Глава 14 Идеальное существо

Тэл’льяин нервничал. Пришло время связаться с правителем. К этому времени до Гланхейла, безусловно, дошли известия о методах, которыми пользовался отряд, посланный им на поиски полукровки. Как правитель отреагирует на… не совсем мирные действия своих поданных, было для эльфа большой загадкой. Гланхейл мог ограничиться предупреждением, а мог казнить Тэл’льяина за самоуправство. Конечно, у эльфа было множество оправданий, и раз он так легко сумел уговорить соотечественников атаковать, сможет оправдать свои поступки и перед правителем, да и полученные гарантии вкупе с тайной причиной, по которой он попросился возглавить отряд, внушали надежду на благополучный исход дела. Однако здесь были свои подводные камни. Магия маленького помощника, висевшего на серебряной цепочке на груди эльфа, на расстоянии не действует…

Тэл’льяин тщательно все обдумал, прежде чем выходить на связь с Гланхейлом.

С одной стороны, правитель, отправляя отряд на задание, знал, что найти Эл'льяонта с помощью магии невозможно. Эльфийской силы у полукровки не было или было крайне мало, а искать его как человека в толпе людей, не зная ни его внешность, ни особые приметы, то же самое, что искать муравья, плывущего на соломинке посреди океана. С другой стороны, прямого приказа убивать отпрысков хомо обыкновениус Тэл’льяин не получал. Также тяжести в чашу весов с надписью "казнить" добавляло самоуправство. Тэл’льяину следовало предупредить Гланхейла о крови прежде, чем идти на крайние меры. Однако эльф не мог ждать разрешения, ему предстояло начать действовать немедленно, ведь произошло все, что было предсказано.

Примерно полгода назад к Тэл’льяину пришел старик. С простым хомо обыкновениус эльф не стал бы и разговаривать, но пришелец обладал магией. Тэл’льяин почувствовал мощное магическое облако, окутывающее человека, как только тот прикоснулся к его руке.

— Я пришел с миром, — произнес незнакомец, — и принес тебе благую весть.

Эльф до сих пор с содроганием вспоминал то прикосновение, вкрадчивый голос и запах. От человека пахло диким зверем, хищным и очень опасным. Волком. Тэл’льяин не знал, почему он не ушел сразу, и остался, чтобы выслушать странное сумасшедшее существо, наделенное силой, которой наделены лишь эльфы и драконы. Его словно парализовало, хотя никакого воздействия магии он не ощутил.

— Твои мечты осуществятся, — пообещал старик. — Сбудется все, о чем ты молишь эльфийских богов, и даже больше. Тебе уготована великая судьба, Тэл’льяин.

От звуков собственного имени, вылетевших из безгубого сухого рта, по телу эльфа прошла дрожь.

— Тебе предстоит изменить историю своего народа, спасти его от уничтожения, или, как вы говорите, от выхолащивания.

Теперь Тэл’льяин не смог бы уйти, даже если бы имел возможность. О выхолащивании среди эльфов ходило множество легенд. Говорили, будто настанет время, когда старший народ перестанет смотреть на хомо обыкновениус свысока, породнится с людьми и потеряет магию. Эльфы исчезнут с лица земли, выродившись, как вид. Они произведут на свет потомство полукровок, которые в свою очередь, тоже родят детей, и с каждым поколением магии у старшего народа будет становиться все меньше и меньше, пока она не исчезнет совсем.

Доказательством правдоподобия теории выхолащивания служили сами выхолощенные. Даже у нормальных здоровых эльфов, не вступавших в межрасовый брак, изредка рождались дети, лишенные магии, и с каждым столетием их становилось все больше. Оптимисты считали это нормальным процессом, пессимисты прочили полное исчезновение волшебства. Прожив на свете почти семь столетий, Тэл’льяин полностью разделял опасения пессимистов, и переживал за свой народ. Эльфы — высшие существа, они в десять раз достойней вечной жизни и радости, чем драконы, и в сотни раз, чем люди, и, тем не менее, катятся к выхолащиванию. Природа несправедлива, судьба несправедлива! И если бы он мог чем-то помочь соотечественникам, сделал бы это, не раздумывая.

Именно поэтому слова незнакомца, пахнущего волком и магией, заставили Тэл’льяина выслушать его до конца.

— Ты тщеславен, — усмехнулся старик, — но тщеславие не грех, если опирается на столпы справедливости и желания помочь ближним. Скоро у тебя появится возможность сделать нечто великое. Ты не зря живешь так долго, не зря добился всеобщего уважения, тебе уготована особая судьба.

— Достаточно громких слов, — прервал незнакомца Тэл’льяин. — Кто ты и что тебе от меня нужно?

— Мое имя не имеет значения, — прошелестел старик. — Ты слышал его не раз и еще не раз услышишь, это неважно. Важна лишь судьба и предназначение. Я не знаю сроков, но знаю, что в скором времени вопрос выхолащивания встанет как никогда остро. Среди вас уже есть эльф, который займет место нынешнего правителя. Именно он приведет вас к гибели, в его грязных руках будущее старшего народа, и это будущее будет ужасным.

— О чем ты говоришь?

— Не перебивай пророка во время предсказания, — поднял сухую руку незнакомец. — Процесс выхолащивания можно не просто замедлить, но остановить, и именно ты сделаешь это. Ты спасешь свой народ и заслужишь вечную признательность эльфов. Твое имя войдет в историю не просто как имя одного из тех, кто прожил долгую жизнь, а как имя героя, спасшего целый народ. Ключевая фигура уже в игре, пришла пора вводить тяжелую артиллерию. Внимательно выслушай то, что я тебе расскажу, запомни каждое слово и действуй, когда придет время.

Старик говорил долго. Тэл’льяин слушал хомо обыкновениус, и сердце его то сжималось от тоски, то птицей воспаряло к небесам. Незнакомец поведал о вещей звезде, раз в столетие приоткрывающей каждому эльфу его судьбу, о полукровке, чье правление приведет Ил’лэрию к гибели, и роли Тэл’льяина в спасении старшего народа. Поначалу эльф сомневался в словах незнакомца, но старик говорил такие вещи, о которых хомо обыкновениус знать не могли. Например, о Diehaan.

— Почему ты рассказал мне все это? — спросил Тэл’льяин, когда незнакомец закончил.

— Потому что исчезновение магии не в моих интересах, — блеснул глазами старик. — Эльфы нужны этой земле так же, как трава и солнце. Без вас, ушастых уродцев, мир изменится к худшему.

Незнакомец достал из дорожной сумки монетку, висящую на серебряной цепочке, и протянул ее эльфу.

— Настанет время, когда тебе придется уговорить своих соотечественников совершить нечто противное эльфийской природе. Потри монетку, и этот маленький помощник, заряженный магией, придаст твоим словам вес и значимость.

Эльф принял подарок, хомо обыкновениус ушел, а через месяц Тэл’льяин получил первое подтверждение его правоты. Пророк оказался настоящим, а значит, его слова об остановке процесса выхолащивания и важной роли Тэл’льяина — правда. Поэтому он не удивился, когда правитель заговорил о своем преемнике-полукровке, и немедленно вызвался возглавить отряд, посланный на его поиски. Он знал, что нужно делать, и был готов смочить стрелы кровью хомо обыкновениус ради будущего своего народа. Полукровка должен быть уничтожен.

Тэл’льяин убедился в правдивости слов незнакомца, пахнущего диким зверем, и не сомневался в его гарантиях. Гланхейл выслушает своего поданного и поймет. Тэл’льяину это обещали.

Отряд остановился в лесу вдали от людских поселений Ви-Элле. Рильбест и трое его товарищей ушли на охоту, остальные расположились для отдыха. Тэл’льяин отошел к ручейку, пробивавшему себе путь между корней деревьев, и опустился на колени. Тэл’льяину нужно было сосредоточиться и поймать яркую, но трудноуловимую ниточку связи с Гланхейлом. Он опустил ладони в воду, закрыл глаза и открылся.

— Khallahaan Ghlanheiel! Malil hillah…[20]

Не успел Тэл’льяин закончить подготовительную формулу, как почувствовал, что связь установилась, тонкая энергетическая нить, тянущаяся от Гланхейла в информационное поле, впилась в эльфа мертвой хваткой. Это было странно. Обычно, чтобы связаться с правителем, требовалось много усилий и полное сосредоточение. В целях безопасности Гланхейл, почувствовав, что его вызывают, долго и тщательно проверял личность собеседника, а сегодня обошелся без проверки и сам потянулся к собеседнику.

— Geliah anenala… — начал Тэл’льяин, и осекся.

Правитель не стал тратить энергию и материализовывать свой образ целиком, он ограничился лицом, и это лицо выражало такую ярость, что сердце эльфа екнуло.

— Объяснись, если можешь, — сухим, не терпящим отказов и увиливаний голосом, произнес Гланхейл.

— Ради спасения старшего народа я делаю все, что в моих силах, — смиренно ответил Тэл’льяин. — Полукровка будет уничтожен.

— Я не просил уничтожать заодно всех детей хомо обыкновениус, — в голосе правителя отчетливо слышалась угроза.

— Мой отряд поступает разумно. Мы не трогаем слишком маленьких или слишком взрослых детенышей.

— Ты понимаешь, к чему приводят твои действия?! — воскликнул Гланхейл. — Ради спасения одного народа, ты губишь другой и подвергаешь нас опасности войны!

По спине Тэл’льяина прошел холодок. Он думал, правитель будет в гневе, станет кричать и угрожать, но Гланхейл не злился, он был в отчаянии и печали. Сквозь маску ярости проглядывали грусть и разочарование.

— Старший народ справится с любой угрозой, — произнес Тэл’льяин и опустил голову.

— Не с любой, — заметил правитель. — Люди объединятся. Против нас выступят не только О-шо и Ви-Элле, но и Рахан, и, скорее всего, Миловия. Но речь даже не об этом! Почему ты так поступил, Тэл’льяин?

— Я хочу спасти наших детей.

— Ты их уничтожишь! Возвращайтесь. Это приказ.

— Но полукровка…

— Его найдет Ирлес Ландал, — отрезал Гланхейл. — Он связывался со мной декаду назад, крон напал на след.

— Но…

— Это не обсуждается.

Лицо правителя стало бледнеть, сквозь него проступили донные камни ручья и отражающееся в воде небо, но прежде чем исчезнуть, Гланхейл вздохнул:

— Ты меня разочаровал, Тэл’льяин. Если нам не удастся решить дело миром, тебя казнят.

Связь прервалась.

Эльф поднялся, стряхнул с ладоней влагу, и направился к отряду.

— Возвращайтесь, — коротко произнес он в ответ на молчаливый вопрос своих товарищей, — а мне нужно закончить начатое.

Тэл’льяин пошел вглубь леса. Пророк предупреждал, что с Гланхейлом могут быть трудности, но это не должно его остановить. Он доведет дело до конца, будет охотиться в одиночку, но найдет полукровку и избавит свой народ от печальной участи выхолащивания.

За время, прошедшее с ночи, когда Эл'льяонт получил предсказание вещей звезды, мальчик о многом успел подумать и сделать первый шаг к своему будущему. Он согласился помочь Фархату, хотя и подозревал, что помыслы сартрского правителя не так чисты, какими он хочет их изобразить. Впрочем, эльф был рад и такому союзнику. Фархат обещал предоставить Эл'льяонту карету и сопровождение, чтобы тот смог вернуться в Ил'лэрию и поговорить с Гланхейлом, и предоставил. Более того, король сам изъявил желание ехать в страну старшего народа.

— На нашей стороне большая сила, — уверил Фархат бывшего пленника. — Если Гланхейл откажется внимать голосу разума…

— Мы не возьмем армию, — парировал эльф. — Переговоры — мирное дело. Старший народ не привык решать проблемы с помощью силы.

— Хорошо, но мне нужна хорошая охрана. Миловийцы не упустят возможности напасть, если увидят слабость моего сопровождения. Иженек не может забыть последнюю войну и нападет, хотя я сам уже давно понял, что конфликт — не мой метод. Тысячи будет достаточно, чтобы обеспечить нам беспрепятственный проход через Миловию.

— Тысяча, это чересчур много.

— Ты не знаешь Иженека, друг мой.

Эл'льяонт согласился. В конце концов, если Фархат так боится за свою жизнь, пусть берет тысячу, эльф сумеет остановить солдат, если сартрский король задумает напасть на старший народ. Он полукровка, и пусть его магия не так сильна, как магия полноценных эльфов, он сумеет напугать Фархата и заставить его действовать мирно.

— Я рад, что теперь мы на одной стороне, — признался сартрский король за ужином. — Надеюсь, ты простил меня за тильдадильоновый ошейник. А в знак того, что ничего подобного больше не повторится, я предлагаю тебе руку моей дочери.

— Вы все еще не отказались от намерения поженить нас? — поднял брови Эл'льяонт. — Ваша дочь красива и умна, но я не люблю ее, и она не любит меня. Почему вы хотите сделать ее несчастной?

— Это твой гарант моей честности.

— Я бы предпочел обойтись без подобных жертв с ее стороны.

Сиянка, сидевшая по левую руку от отца, едва слышно вздохнула. Эл'льяонт не понял, разочарована девушка, или это выражение облегчения, поэтому поспешил пояснить:

— Большинство эльфов не имеют ничего против хомо… людей, но нам разрешено жениться только по достижении зрелости. К этому времени, при всем уважении, ваша уже дочь не будет ходить по этой земле.

— Ты сможешь изменить закон, когда взойдешь на престол.

— Зачем? — Эл'льяонт подозрительно посмотрел на Фархата. — Может быть, это вы хотите гарантий от меня? Каких? Зачем? Что я не забуду того, кто помог в трудную минуту? Не забуду. Эльфы умеют быть благодарными. Не настаивайте, Фархат.

— Хорошо, — уступил сартрский правитель, — не буду.

Тот разговор за ужином Эл'льяонт запомнил слово в слово и анализировал вечерами, пытаясь понять, где именно его обманули. Сердце подсказывало эльфу, что король не так прост, как пытается казаться. Увы, ничего такого, с чем Эл'льяонт не смог бы справиться, мальчик не нашел. Тысяча не сумеет покорить ни Ил'лэрию, ни Миловию, ни граничащие с землями старшего народа королевства. Вероятно, сартрский правитель действительно хочет просто обезопасить себя.

Когда пришло время отъезда, Сиянка вышла проводить отца, и глаза ее были влажными от слез. Она обняла короля и крепко поцеловала.

— Может быть, вы отложите свой поход? — спросила девушка. — У меня плохие предчувствия.

— Мы просто поговорим с Гланхейлом, — уверил дочь сартрский правитель. — Не переживай.

— Возвращайся скорее.

Сиянка ушла, но у ворот обернулась и посмотрела на Эл'льяонта. Эльф вздрогнул. Во взгляде девушки было столько тоски и печали, что, казалось, ее сердце до краев наполнено страданиями. Увы, мальчик ничем не мог ей помочь. Он прикусил губу, сел в карету и постарался не думать о несостоявшейся невесте. Однако ее взгляд снился ему еще несколько ночей, добавляя к и так тревожным внутренним ощущениям новые волнения.

Путешествие началось.

Эл'льяонт сидел с Фархатом в одной карете, мысленно подгоняя лошадей, и надеялся, что слухи, доходившие до них, только слухи. До конца он так и не поверил, что старший народ убивает человеческих детей. Гланхейл не мог дать добро на подобные действия, разве что сошел с ума, или кто-то из эльфов лишился рассудка и пошел против воли правителя. Да и причин для убийства мальчик не видел — ни разумных, ни неразумных. Хомо обыкновениус не имеют ничего, что могло бы заинтересовать старший народ; эльфы не мстительны, да если бы и решили расквитаться с людьми за что-то, выбрали бы более мирный способ, например, прекратили торговлю магическими артефактами.

— Наверное, — поделился Эл'льяонт своим беспокойством с королем, — это недоразумение. Погибли дети, возможно, кто-то видел неподалеку эльфа, или кого-то, кого приняли за эльфа…

— Не обманывай себя, — нахмурился Фархат, — лучше подумай о том, что скажешь правителю.

Эл'льяонт кивнул. Это беспокоило его, но разумный всегда найдет общий язык с разумным. Гланхейл выслушает своего поданного, даже если тот всего лишь полукровка. Но сначала до него нужно доехать.

Путь казался мальчику бесконечным. Дело было не только во все нарастающем беспокойстве за свой народ, но и в однообразных пейзажах. Чтобы сократить дорогу, карета и сопровождение двигались не по торговому тракту, ведущему через ряд крупных городов и поселков Сартра, а напрямик, через степи, ориентируясь на указания Вильковеста.

Старик, пахнущий мертвым волком, действительно оказался дрессировщиком и настоящим магом. Эл'льяонт старался не общаться с новым министром Фархата и пореже встречаться с ним глазами. Вильковест был не совсем человеком. Он выглядел, как хомо обыкновениус, так же говорил и двигался, но действовал иначе, а значит, иначе и мыслил. И мысли эти вряд ли были добрыми.

Белый дракон, которого колдун сумел подчинить себе, казался Эл'льяонту гораздо опаснее Эргхарга. Он не шел на контакт ни с кем, кроме Вильковеста, не разрешая приближаться к себе ближе, чем на десять тереллов, и дышал огнем. Своему луноликому, между тем, он позволял многое, например, гладить себя по носу и, что уж совсем невероятно, садиться на спину. Эльф часто наблюдал за белой точкой в небе, описывающей огромные круги над идущим по степи войском. Вильковест обозревал окрестности и окрашивал облака в красный, чтобы указать нужное направление.

Ни о чем подобном эльф никогда не слышал, хомо обыкновениус мог сесть на истинно свободного только в воображении. Не так давно Эл'льяонт нарисовал Янека верхом на Эргхарге, но это было просто предчувствие, фантазия, никак не связанная с реальностью. Порой ему и самому хотелось взглянуть на землю с высоты драконьего полета, но мечты имеют свойства жить независимо от возможности воплощения.

Тем не менее, вот он, дрессировщик, летящий высоко в небе, взирающий на бредущих по земле людей, словно на букашек, наслаждающийся ледяным ветром, долетающим с гор, подчинивший себе истинно свободного. Он уже не просто дрессировщик, но особенное существо, соединившее свою душу с драконом, поделившееся с ним частичкой своей силы и получившее от него долголетие и возможность творить магию.

Эл'льяонт задернул штору и сложил руки на груди. Может, он и хотел летать под облаками, но у каждого своя судьба. Его судьба — стать правителем Ил’лэрии, изменить судьбу всего народа, сделать несчастными сотни эльфов и людей, но осчастливить в тысячи раз больше. Так сказала Diehaan, и так будет.

— Приближаемся к Берсер-Логу, — предупредил Фархат. — Нужно пересесть в другую карету.

— Зачем?

— Жди мира, но готовься к войне, — усмехнулся король. — Все всегда меряют других по себе, считают, если сам готов перегрызть горло соседу из-за небольшого клочка земли, значит, и сосед подставит ножку в любой подходящий момент. Иженек ждет от меня подлости, а я, в свою очередь, жду предательства от него. Мои гвардалы получили позволение пройти по территории Миловии, но, уверен, как только мы войдем в ворота, нас встретят ружейные выстрелы. Нужно пересесть. Пусть думают, будто я в этой карете.

Эл'льяонт согласно кивнул, и они пересели в ничем не примечательную крытую повозку. Люди действительно судят всех по себе, мальчик убедился в этом на примере Дагара, который в каждом встречном подозревал обманщика, готового запустить руку в его карман. Сам дрессировщик не стал бы воровать, но обман был его профессией. Да и как, если не воровством, назвать демонстрацию собственной якобы силы и ловкости в укрощении страшного и опасного хищника, если на самом деле заключил с драконом вполне мирный договор? Вымогательство? Так это хуже воровства.

Эл'льяонт задумался. Может быть, Фархат тоже судит других по себе? Может быть это он считает Иженека монстром, хотя на самом деле сам является предателем и злодеем? Ведь если вспомнить последнюю миловийскую войну, именно сартрский правитель напал на владения Иженека.

Повозка остановилась, и Эл'льяонт выглянул наружу. Они находились примерно в середине королевского сопровождения, затесавшись между другими повозками с водой и продовольствием. Далеко впереди высилась сторожевая башня Берсер-Лога и каменная стена с башнями поменьше.

— Ворота закрыты! — обернулся эльф к королю.

— Таков порядок, — успокоил мальчика Фархат. — Сначала трубы, потом ворота.

И действительно, со стороны Берсер-Лога послышались звуки труб. Тяжелые деревянные ворота медленно открылись, приглашая гостей посетить один из пяти крупнейших приграничных городов Миловии, открывая путь к внутренним территориям и проход к другим странам.

— Двинулись! — крикнул возница, и Фархат потянул Эл'льяонта за рукав.

— Советую лечь, — произнес король. — Если будут стрелять, то по золотой карете, но случайно могут и в нас попасть. Лучше не рисковать.

Мальчик пожал плечами и лег. В темноте и тесноте, прижимаясь плечом к плечу сартрского правителя, он думал о несовершенстве людей. Старший народ принимал парламентеров, как гостей, как родных; законы гостеприимства были выше предрассудков или личных интересов. Люди же, даже договорившись о мире, ожидают войны.

Эл'льяонт прислушивался к звукам. Миловийцы встречали гостей молча, да и сартрцы молчали. Было слышно лишь бряцанье оружия и топот конских ног. Повозка медленно приближалась к воротам.

Вдруг тишину разорвал выстрел. Эл'льяонт вздрогнул.

— Нападение! — закричали со всех сторон. — Нападение!

И на выстрел тут же ответил десяток новых.

Фархат привстал и ударил кулаком по матерчатому навесу кибитки, целясь в спину кучера.

— Гони! — крикнул он. — Гони, пока ворота не закрылись!

Эльф зажмурился. Кибитка неслась в неизвестность, подпрыгивая на неровной дороге, со всех сторон грохотали ружья, Эл'льяонту было страшно. Он не управлял ситуацией, находился, казалось, в самом центре сражения, и ничего не видел. На очередном ухабе его подбросило, мальчик перевернулся на живот, подполз к краю и приоткрыл полог.

Кибитка благополучно миновала ворота, выехав на дорогу к городу, но основная часть войска осталась у сторожевой башни. Сартрские солдаты стреляли, на них со стен, кроме пуль, летели камни, лилось кипящее масло, люди кричали, а над всем этим ужасом кружил белый, словно сахар, дракон. На его спине виднелся силуэт Вильковеста, держащего истинно свободного за усы. Колдун направил дракона к башне, и Эл'льяонт закрыл ладонью рот. Он понял, что сейчас произойдет.

— Гха! — выдохнул дракон, и верх башни утонул в шквале огня. — Гха!

Миловийцы закричали и стали стрелять уже не в сартрских солдат, а в белую летающую тварь. Истинно свободному это не понравилось, и он взмыл в небеса.

— Прикажите ему прекратить! — крикнул Эл'льяонт Фархату. — Он же их убьет!

Король не отозвался, а эльф не посмел обернуться к королю, чтобы ничего не упустить.

Дракон развернулся и ринулся к земле. Он летел со скоростью стрелы, выпущенной из эльфийского лука. Миловийцы ничего не успели сделать, даже убежать.

— Гха!

Желто-красная смерть струей прошлась по крепостной стене, превращая защитников Берсер-Лога в головешки.

Мальчик сложил пальцы в знак и, не целясь, послал в небо яркую зеленую вспышку. Потом еще одну, и еще…

— Что ты делаешь?! — закричал Фархат.

— То, что должны были сделать вы! Останавливаю убийства!

Эл'льяонт сосредоточился и выстрелил в небо последним ярким зеленым лучом. Небо вспыхнуло, и среди облаков появилась надпись "Pheierielellah".

— Замрите! — истово крикнул мальчик и закрыл глаза.

Выстрелы смолкли. Все, кто посмотрел в небо и увидел надпись, замерли, дракон безвольной тушей рухнул на землю, раздавив один из сартрских обозов.

Кибитка, в которой сидели эльф и король, продолжала движение, видимо, кучер не заинтересовался природой происхождения зеленого небесного света, и свернула влево. Сторожевая башня осталась в стороне, и мальчик потерял ее из вида.

— Нам объявят войну, — констатировал Фархат. — А мы объявим войну им. Нас встретили огнем. Мы будем отстаивать свою честь! Достаточно Иженек держал меня взаперти!

Эл'льяонт не слушал. Фархат разглагольствовал еще долго, потрясал кулаками, плевался и изрыгал проклятья, а эльфа волновали только погибшие люди. Войну следовало остановить, но сначала… сначала он должен остановить своих соотечественников.

— Мы продолжим движение, — твердо произнес эльф. — Мы едем не воевать, я должен поговорить с Гланхейлом об убийствах.

— Конечно, — кивнул сартрский правитель. — А когда разберемся с вашим народом, наведем порядок и в нашем. Достаточно воин. Хватит разрозненности. Аспергером должен управлять один король. Пришло время объединения!

Эл'льяонт отвернулся. Сейчас ему нужно думать не о проблемах хомо обыкновениус, а о старшем народе и собственной судьбе. Если ему суждено править Ил’лэрией, он станет правителем, а если ко всему этому прилагается весь мир…

Путешествие никак не хотело заканчиваться. Цель, которая раньше казалась Янеку огромной, словно небо, и важной, как воздух, сейчас не значила ничего. Они нашли Элиота, догнали сартрскую королевскую армию, выяснили, что маленького эльфа никто не держит, и он по доброй воле следует за Фархатом. Так чего же еще? Что дальше? Куда? Зачем?

Позади остался горящий Берсер-Лог, впереди — долгая дорога к ил’лэрийской границе. Сколько займет путь? Еще месяц? Или два? А что потом? Нужно ли им следовать за Элиотом, если он сам хочет ехать туда, куда едет? Он возвращается домой. А они?

Судя по тому, что Янек и Дагар услышали от солдат сартрского войска, целью короля являются мирные переговоры, правда, среди вояк ходят слухи о грядущем наступлении, потому что гвардалы держат их в полной боевой готовности. В последнее Янек не верил, ведь жалкая тысяча не победит не то что эльфов, но даже приграничное королевство Ви-Элле, которым правит слабый и больной король. На переговорах же дрессировщик и его ученик ничем не помогут. Так стоит ли ехать дальше?

У Янека не было желания брести по степям и лесам, даром теряя время. Он не желал тратить ни минуты драгоценной материи, так скудно отпущенной человеку, на бесполезное шатание по Миловии. Здесь он все видел, и не хотел возвращаться в Трир, а тем более Пестяки. Не хотел лишних напоминаний о том, каким он был раньше: глупым, слабым, безвольным. Простым человеком.

Они следовали за сартрским правителем и его сопровождением на расстоянии пятисот тереллов, не стараясь догонять обозы, но и не скрываясь.

— Что будете делать дальше? — спросил Янек дрессировщика, когда кибитка остановилась на ночлег. Сартрцы уже разожгли костры, а значит, продолжать движение не собирались.

— Не знаю, — буркнул Дагар.

Мастер никогда не отличался особенной разговорчивостью, а после того, как Янек обнаружил в себе магическую силу, и вовсе проглотил язык.

— Узнайте, — посоветовал бывший плотник. — Нужно решить, что делать дальше.

— Ты изменился, — мужчина угрюмо посмотрел на ученика. — Стал…

— Умнее, — хакончил Янек за мужчину. — Решайте, Дагар, мы у цели.

Они молча поужинали и легли спать. Дрессировщик, раньше всегда ночевавший на улице, предпочел укрыться в кибитке, а Янек лег под открытым небом. Спать не хотелось. Он смотрел на высыпающие звезды и лениво следил за черным силуэтом Эргхарга.

"Мне нужна и-ши", — произнес дракон и послал молодому человеку образ радуги.

Сердце бывшего плотника забилось, он привстал и прищурился.

"Спускайся. Я не стану будить Дагара. Мы сделаем это сами".

"Я ждал этого".

Эргхарг бесшумно опустился неподалеку от потухшего костра и лег.

"Иди ко мне, мой луноликий".

Янек медленно поднялся, и, пошатываясь, направился к лежащему зверю. Его сердце билось чаще, чем у пойманного лисой кролика, колени подгибались, но душа пела, предвкушая чудо.

"Больно не будет, — пообещал дракон. — Расслабься".

Молодой человек опустился на землю и сел, прислонившись спиной к чешуйчатой груди великана.

"Закрой глаза, дай мне дорогу".

Янек повиновался. Смежил веки и постарался убрать из мыслей все постороннее. Он ощущал себя новобрачным, пришедшим к невесте, причем у него совсем не было опыта, в отличие от суженой. От суженого.

"Интересная ассоциация, — одобрил истинно свободный. — И верная. Тебе будет приятно. В сотню раз слабее, чем мне, но приятно. Дыши глубже".

Янек вдохнул прохладный воздух и открыл сознание.

Истинно свободный немедленно оказался рядом, так близко, что молодой человек растерялся. Ему показалось, что он исчез. Бывшего плотника больше не существовало, его сознание и тело занял некто посторонний, большой, сильный и мудрый. Спокойствие и уверенность наполнили все существо Янека, сердце затрепетало в сладкой истоме, тело растаяло в невероятной радости, сладости и покое. Он превратился в море, по зеркальной поверхности которого плыла белоснежная лодка с голубыми парусами, и одновременно в эту самую лодку, скользящую по прохладным волнам, ласкающим каждый член его тела.

Волны удовольствия обволакивали молодого человека, будто он погрузился в пучину счастья, словно стал средоточием наслаждения. Через его тело проходили мощные, невероятно сильные, но нежные токи.

— О-о-о! — простонал Янек, не в силах сдержаться. — Это…

Это чудесно.

"Теперь понимаю, откуда у тебя такая зависимость от и-ши!"

Ученик дрессировщика не ожидал ничего подобного. Наблюдая за моментами единения дракона и Дагара, за бесстрастным лицом мастера, Янек думал, что процедура неприятна или неощутима, но теперь, почувствовав единение с Эргхаргом, понял, что такое быть луноликим.

"Я люблю тебя, — произнес человек".

"Я люблю тебя, — откликнулся дракон. — Будь моим".

— Буду, — вслух ответил Янек.

Удовольствие постепенно сходило на нет, стихало, успокаивалось, словно водная гладь, в которую минуту назад бросили камень. Однако не успел ученик дрессировщика открыть глаза, как почувствовал, что его крепко, но бережно, схватили за рубаху и подняли в воздух.

"Держись за шею", — посоветовал Эргхарг.

Молодой человек обхватил гибкую мускулистую шею животного и почувствовал резкий толчок. Эргхарг взмахнул крыльями и оторвался от земли.

От неожиданности Янек всем телом прижался к истинно свободному. Его голова закружилась, желудок дернулся к горлу, а сердце едва не взорвалось от восторга.

"Эргхарг!"

"Держись крепче".

Дракон поднялся над землей и устремился к звездам.

Янек улыбался и без страха смотрел на прибитые к небосклону серебряные гвоздики.

"Можно мне одну?"

"Глупый, — улыбнулся дракон. — Они очень далеко".

"Так далеко, что не достанешь даже ты?"

"Еще дальше".

Истинно свободный плавно повернул к земле и стал спускаться. Янек ничего не видел, только далекие огоньки костров сартрской армии, но не успел он об этом подумать, как Эргхарг что-то сделал, какое-то неуловимое мысленное движение, и мир вспыхнул, расцветился сотней сине-фиолетовых оттенков. Янек увидел мир глазами дракона.

Под брюхом Янека проплывали ультрамариновые холмы, васильковые леса, далеко на юге виднелись горы цвета индиго. Ничего из этого своим зрением человек увидеть бы не смог, да и ночное небо истинно свободные видели иначе — более глубоким, ярким и с мириадами звезд.

"Красота!" — восхищенно подумал бывший плотник.

"Это лишь малая часть того, что я могу тебе показать", — улыбнулся дракон.

"Я хочу увидеть все!"

"Увидишь. Если останешься со мной".

"Даже не сомневайся!"

Янек счастливо засмеялся. Он уже не понимал, сам ли летит в ночном небе, или крылья, с силой взрезывающие темноту, все-таки принадлежат Эргхаргу. Его ли мысли населяют голову, да и его ли это голова? Ученик дрессировщика парил во тьме, наслаждаясь каждым мгновением, каждым движением мускулов, каждым порывом ветра, охлаждающим разгоряченное тело.

"Это крепче любого вина и восхитительней любви, — подумал Янек. — Хомо обыкновениус просто калеки. Уродцы, лишенные возможности летать, видеть и чувствовать".

"И мыслить", — добавил Эргхарг.

"Да. И мыслить".

В голове бывшего плотника царил порядок, сердце больше не трепыхалось, а билось ровно и размеренно. Он полностью контролировал себя и знал, что сможет подчинить своей воле почти все: людей, животных, небо и землю. Вне досягаемости оставались лишь звезды.

"У любого существа должна быть мечта, — откликнулся Эргхарг на размышления Янека. — Мечта драконов — звезды. Когда-нибудь мы найдем способ долететь до них".

Мир качнулся, и земля стала приближаться.

"Пожалуйста! — взмолился Янек. — Еще!"

"У нас впереди сотни лет, — ответил Эргхарг. — Не все сразу".

Янек улыбнулся. Он понимал дракона так, как не понимал никто и никогда. У них впереди сотни лет. Это правда.

Когда лапы коснулись земли, Янек спрыгнул со спины друга. Он все еще находился на связи с истинно разумным, и чувствовал себя превосходно.

"Мы любим ночь", — улыбнулся дракон.

Янек не ответил. Он знал, что Эргхарг чувствует то, что чувствует он, и не нуждается в словах. Отныне ночь станет его любимым временем суток. День принадлежит свету, ночь — драконам.

— Доброй охоты, Эргхарг.

"Сладких снов".

Истинно свободный взмахнул крыльями и взмыл к звездам. Там он сделал небольшой круг и выдохнул струю ярко-желтого пламени.

"Я тоже тебя люблю! — мысленно крикнул Янек.

Он сложил ладони, словно собирался зачерпнуть воду из реки, и подбросил невидимые капли к небу. Энергия повела себя правильно. Магия родилась, взмыв вверх сотней крохотных алых искр.

"Я всегда буду с тобой!"

Дракон слился с тьмой, и Янек вернулся к своему спальному месту.

Да. Со времени его побега из Пестяков многое изменилось. Побывав в голове истинно свободного, бывший плотник многое узнал. Например то, что луноликие привязываются к своим драконам и со временем настолько сливаются с ними душой и разумом, что не могут обойтись без истинно свободного. Драконы же попадают в настоящую зависимость от и-ши человека, и этот тандем разорвать практически невозможно, только если найти преемника. Для дракона "смена партнера" произойдет безболезненно, а дрессировщик будет страдать. Лишившись силы истинно свободного, он быстро состарится и умрет.

Что бы ни решил Дагар, он не сможет изменить случившегося. Сегодня ночью произошла та самая смена партнера, о которой так мечтал мастер. Он больше не властен над Эргхаргом. И над Янеком. Если он устал жить и захотел умереть, путь свободен. Теперь у них разные дороги, у Дагара — одна, у луноликого и истинно свободного — другая. Некоторое время они еще проведут вместе, но потом обязательно разойдутся. Как говорит Эргхарг, непараллельные прямые пересекаются лишь однажды, и обязательно разбегаются в разные стороны.

Разве не этого хотел мастер? Разве не этого хотел Янек? Этого. Но на сердце почему-то тревожно. Радостно, но тревожно. Немного. Возможно оттого, что Янек больше — не Янек. И даже не человек. Теперь он наполовину дракон, луноликий, половина чего-то важного, большого и сильного. А вместе с драконом они — идеальное существо. Хорошо это или плохо? Пока бывший плотник не понял, но знал, как бы ни повернулась жизнь, он ни о чем не пожалеет. Ни о плохом, ни о хорошем.

"Удачной охоты, Эргхарг! Возвращайся скорее!"