"Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона" - читать интересную книгу автора (Ротенберг Дэвид)
Глава десятая ИГРА В ПЛОТ Апрель 1893 года
Красные Шесты бандита Ту и он сам сидели вокруг большого круглого стола в частной столовой Цзян. Они разразились восторженными воплями, когда младшая дочь мадам, Инь Бао, скинула маленькую вышитую шелком туфельку и продемонстрировала крохотную, не больше трех дюймов длиной, ножку, свой «золотой лотос». Молодая куртизанка поставила туфельку в центр стола, а затем поместила в нее высокий и тонкий бокал с шампанским.
— Не хотят ли джентльмены сыграть в плот? — с очаровательной невинностью спросила она.
В ответ раздался хор одобрительных выкриков. Через несколько секунд бандиты уже скандировали:
— Плот! Плот! Плот!
Инь Бао присела, и ее обнаженная ножка исчезла под юбками. С улыбкой скромницы, она сунула руки под юбки и через несколько мгновений достала оттуда вторую туфельку. Держа ее за шелковые ленты, она принялась крутить туфельку над головой. Затем выпрямилась и поставила туфельку в большую стеклянную чашу, стоявшую рядом. По ее губам скользнула улыбка соблазнительницы.
— Значит, вы хотите поиграть в плот, верно? — вновь спросила она.
Мужчины не могли отвести глаз от ее босых ног. Инь Бао позволила им поглазеть несколько секунд, потом снова присела, скрыв предмет их вожделений под юбками. Та быстрота и легкость, с которой она перешла от образа смущенной девственницы, удивленной самим фактом того, что у нее есть «золотые лотосы», к образу опытной куртизанки, открыто бросающей мужчинам вызов, демонстрируя им свои чувственные ноги, была одной из причин той славы, которую она снискала себе в мире ночных бабочек Шанхая. Остальной частью своей славы младшая дочь Цзян была обязана удивительному искусству больших пальцев ног, которые творили чудеса, когда два ее «золотых лотоса» обхватывали «нефритовое копье» мужчины.
— Итак, мы готовы начать игру? — невинным тоном спросила она, поднявшись и вновь открыв жадным взглядам сидевших за столом свои крохотные ножки. Заметив, что мужчины затаили дыхание, Инь Бао испытала удовольствие.
«Власть всегда доставляет удовольствие», — подумала она, двинувшись маленькими шажками вокруг стола и держа в вытянутых руках большую стеклянную чашу со второй туфелькой.
Мужчины наклонялись, чтобы рассмотреть ее ноги. Возле двух самых могущественных из них она остановилась и положила ногу им на колени. Мужчины стали нежно поглаживать ее, а на лице девушки появилось выражение блаженства, которого на самом деле она не испытывала. Мужчины пожирали глазами ее босые ноги, а затем бросали семена лотоса в туфельку, что находилась в чаше. Если семечко не попадало в туфельку, Инь Бао под восторженные вопли сидевших за столом назначала промахнувшемуся наказание. Оно заключалось в том, чтобы выпить от одного до пяти бокалов шампанского — таких же, как тот, что стоял в другой туфельке.
Мужчины с удовольствием выпивали «штрафные» бокалы, поскольку это давало им возможность погладить шелковую туфельку и вдохнуть аромат надушенной ножки, который та все еще хранила.
Для большинства мужчин в Шанхае куртизанки были единственными женщинами, в компании которых они чувствовали себя достаточно комфортно для того, чтобы шутить и играть в различные пикантные игры. Только в присутствии куртизанки забывалось традиционное разделение мужчин и женщин. Мужчина расслаблялся и полностью отдавался очарованию и, главное, власти женщины.
Победителем в игре в плот, которую так любили бандиты, неизменно становился Ту Юэсэнь, Хозяин Гор клана тонгов из «Праведной руки». Но Инь Бао бандита Ту не интересовала. Его больше влекла к себе другая женщина из этой семьи. Юную куртизанку он отдал одному из своих Красных Шестов. Тот широко ухмыльнулся и увел Инь Бао из столовой в отдельную комнату, где ее изуродованные, деформированные ноги — «золотые лотосы» — должны были вознести его на вершину блаженства.
Игра в плот закончилась, и тут же в дверь столовой постучали. Вошел Резчик и показал Ту изготовленную им резную скульптуру — нефритовую фигуру воина на вздыбленном коне. Под взлетевшим в воздух левым копытом коня находилась змея, которая, приготовившись к броску, подняла голову и открыла пасть, обнажив ядовитые зубы. Всадник склонился, собираясь разрубить гадину пополам и спасти тем самым себя и благородного скакуна.
— Восхитительно! — заявил Ту, повертев фигурку в руках. — И все это из цельного камня?
— Как вы и просили, — ответил Резчик.
— Великолепно!
— Я рад, что вам нравится, Ту Юэсэнь.
— Да, очень нравится.
Резчик сделал вдох, а потом проговорил, словно что-то само собой разумеющееся:
— Для фань куэй я делаю работы гораздо худшего качества. Они не способны отличить хорошее от плохого и поэтому покупают все подряд.
— А ты, очевидно, обдираешь их как липку?
— Я беру с них втрое больше, чем взял бы с черноволосого, — подтвердил Резчик и равнодушным тоном добавил:
— А с Врассунов — вчетверо.
— Ты знаком с Врассунами? — спросил Ту, поставив фигурку на стол.
— Знаком? — ответил Резчик, как было предусмотрено планом Троих Избранных: — Нет, я веду с ними дела. — Потом словно невзначай спросил: — Хотите, я представлю вас им?
* * *
Ту отпустил Резчика, сделав вид, будто оскорблен самой мыслью о том, чтобы познакомиться с Врассунами, но потом стал размышлять над тем, какие возможности может открыть перед ним такое знакомство. Находясь во главе опийного бизнеса, который вели тонги из «Праведной руки», он понял одну вещь: тонгам в этом спектакле была отведена крохотная роль статистов. У них не было достаточно продукта, чтобы составить хоть какую-нибудь конкуренцию торговцам фань куэй. То, что он рассматривал в качестве входного пункта в сверхприбыльную торговлю опием, оказалось лишь дегустацией богатства, причем весьма кратковременной. Главной проблемой являлись поставки опия. Чандра, пригодный для курения опий, поступал только из Индии, британской Индии, и это стало темой разговора, состоявшегося в спальне Цзян.
— Не будет поставок опия — не будет торговли, дорогой, — сказала она.
На следующий день Ту принял решение и приступил к осуществлению своего плана, а затем стал ждать донесений. Ждать ему пришлось дольше, чем он привык.
Только в конце месяца трое очкастых ученых, которых он нанял по совету Цзян, предстали перед ним в конторе склада, держа в руках кипы бумаг и свитков. Они только что закончили излагать результаты исследований, которые Ту очень не понравились.
По гофрированной жестяной крыше старого здания барабанил дождь, а Ту пытался не выпустить наружу клокотавшее в груди бешенство. Когда-то это здание было складом Хордунов, одним из тех, которыми много лет назад заведовал Чэнь — торговец Хонг, работавший с ними. В докладе ученых обосновывались и перечислялись причины, по которым не только Ту, но и вообще ни один китаец не мог стать частью великой шанхайской торговли опием. Главной из них являлись поставки. Точнее, отсутствие доступа к ним.
— Индия, говорите? — отодвинув бумаги в сторону, прорычал Ту.
За большим окном, смотревшим на Сучжоухэ, полыхнула молния.
Трое мужчин, стоявших перед бандитом Ту, одновременно закивали, словно марионетки, привязанные к одной нитке.
— Почему опий нельзя выращивать здесь, в дельте?
Голос Ту угрожающе нарастал, как ветер, швырявший в оконные стекла пригоршни крупных капель осеннего дождя. Старший из ученых вытащил из рукава свиток, исписанный буквами удивительной красоты, и положил его перед Ту. Бандит отшвырнул свиток в сторону и вскочил на ноги.
— Бумага, бумаги, одни только бумаги! Просто расскажите мне, что там написано!
— В принципе, опийный мак можно выращивать и здесь, но для создания инфраструктуры, необходимой для производства опия, потребуется несколько лет.
— Несколько лет?!
— На созревание растениям понадобится три года, — быстро затараторил ученый, от страха путаясь в мыслях. — Многие угодья, предназначенные в настоящее время для выращивания риса и сои, придется отдать под опийный мак. Это непременно вызовет недостаток продуктов питания и, следовательно, натолкнется на сопротивление властей города. Кроме того, опий необходимо высушивать, а наша влажная и жаркая погода этому не способствует.
Ученый хотел развить тезис о том, какое ожесточенное сопротивление встретит отъем земельных угодий, дающих людям пищу, ради выращивания на них растений, которые могут дать только наркотические грезы. Однако, увидев, что лицо бандита Ту налилось кровью от ярости, передумал.
— Выходит, после всех ваших исследований, всех ваших изучений, всех этих бумаг, которые вы состряпали, после уймы потраченного времени вы заявляете, что мы не можем выращивать наш собственный мак?
— Или производить…
— Я понял.
Ту подошел к окну кабинета и посмотрел туда, где располагались доки. Там разгружались и брали на борт грузы корабли, принадлежащие разным нациям. Хотя Ту не мог видеть набитых опием ящиков из мангового дерева, он знал: они — там. Он также знал, что, если бы там не было опия, там не было бы ни кораблей, ни торговцев. Все здесь, включая сам город, плыло по реке опия, а деньги, которые она приносила, делали белых людей в высоких башнях, стоящих вдоль Бунда, богатыми и могущественными.
За последние годы Ту сумел сохранить за собой почетное место в преступном мире Китая, ему удалось совершить несколько удачных набегов на источники подлинного богатства, что окружало его. Недавно он «убедил» французскую администрацию в том, что она должна передать ему заботы по «охране» борделей. Эту идею подбросила ему Цзян. Но Ту знал: потеря денег от крышевания шлюх не станет для фань куэй сколько-нибудь ощутимой потерей.
Он окинул взглядом гавань, и в его мозгу родилась мысль. Или… ее подсказала Цзян? Он уже не помнил точно.
— Значит, мы не можем производить собственный опий? — наконец спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Нет, по крайней мере, не для…
— Но опий есть в Индии. И опий есть на борту всех этих замечательных кораблей, которые стоят в нашей гавани.
— Да, но…
— Кто-нибудь когда-нибудь грабил корабли Британской восточно-индийской компании?
Ученые переглянулись. Корабли этой компании были самыми большими в мире океанскими судами, они находились под защитой британских морских пехотинцев и многочисленных собственных пушек. Они грузились в безопасных портах Индии под охраной британских и сикхских полков и делали короткие остановки лишь для того, чтобы пополнить запасы пресной воды. По прибытии в Шанхай они вновь оказывались под защитой солдат ее величества. Обворовывать китайцев — было одно, обворовывать фань куэй, и в особенности корабли Британской восточно-индийской компании, — совсем другое.
— Позовите моих Красных Шестов. И всех моих десятерых старшин. — Ту посмотрел на троих ученых. — В ваших услугах я больше не нуждаюсь. Для перемен нужны действия, а не отчеты.
Он смел бумаги со стола, и они полетели на пол. Ту отвернулся от мужчин и подошел к окнам. Раздвоенная, словно змеиный язык, молния очертила силуэт Хозяина Гор на фоне оконного проема. Ученые быстро, как только могли, выбрались из конторы. Двое из них приняли мудрое решение и по совету Цзян покинули Шанхай в ту же ночь. Больше их в Городе-у-Излучины-Реки никогда не видели. Тело третьего нашли ближе к утру, когда ярость грозы истощилась. Оно закупорило трубу в недавно уложенной секции городской канализации, сбрасывавшей нечистоты в Сучжоухэ.
* * *
Рано утром следующего дня Цзян выбралась из сплетенных на ней рук и ног Ту.
«Он, кажется, весь состоит из конечностей», — подумала она и посмотрелась в зеркало.
Накануне, выслушав рассказ Ту о невозможности выращивать собственный опий, Цзян вновь намекнула ему на то, что в гавани Шанхая опия хоть отбавляй. Позже вечером она заметила, что любовник ее стал тихим и задумчивым.
«Хорошо, — подумала Цзян, — брошенное мной семя дало всходы».
Ночью Ту несколько раз выбирался из кровати, и женщина слышала, как он шепотом обсуждает что-то со своими Красными Шестами, дежурившими за дверью. Около трех часов утра до ее слуха донесся топот множества бегущих ног, и она поняла: Ту готов перейти к активным действиям.
Закончив одеваться и прихорашиваться, она вышла из спальни, но, прежде чем закрыть дверь, обернулась и посмотрела на лежащего на кровати бандита. Он спал, сунув в рот большой палец.
Выйдя из комнаты, Цзян прошла мимо четырех телохранителей Ту. В прихожей находились еще около пятидесяти Красных Шестов.
Цзян велела мальчику-посыльному найти ей рикшу. Когда она вышла на улицу, то увидела в подворотне на противоположной стороне улицы темную фигуру в плаще с капюшоном и едва заметно кивнула. Человек даже не пошевелился, хотя капюшон кобры на его спине раздулся от крови, а рукоятка ножа, зажатая в руке, словно раскалилась.
Подбежал мальчик-рикша. Он протянул Цзян руку, чтобы помочь забраться в тележку, но она сама легко прыгнула на сиденье и, коротко назвав мальчишке нужный ей адрес, стала любоваться восходом.
«Самое благодатное время для шлюхи», — подумалось ей. Она любила эти ранние утренние часы.
Они миновали собор Святого Игнатия. Китайские женщины уже терли его ступени соломенными щетками и тряпками. Цзян надеялась, что черносутанники достойно оплачивают их тяжелый труд, хотя сомневалась в том, могут ли на эти деньги бедные женщины позволить себе даже яйцо в пяти специях.
— Здесь! — крикнула Цзян. — Сверни налево.
Рикша остановился, чуть попятился и быстро свернул в переулок. В двух сотнях шагов от этого места находилась неприметная красная дверь лилуна. Когда рикша поравнялся с ней, Цзян велела ему остановиться и щедро расплатилась. Однако вместо благодарности мальчишка кинул на нее злобный взгляд. Протянув руку к его все еще раскрытой ладони, она проворно забрала половину денег.
— Какого…
— Это научит тебя уважать пассажиров.
Ты… — начал было мальчишка, но проглотил остаток фразы и уже гораздо миролюбивее спросил: — Хотите, чтобы я вас подождал, мадам?
— Нет. Проваливай.
Дождавшись, когда рикша уберется из переулка, Цзян легонько постучала в дверь. Ей открыл белый красавец, безупречно одетый и с безукоризненной прической. Он посмотрел на Цзян, но не отодвинулся, чтобы пропустить ее. Из глубины комнаты послышался женский голос:
Анаис Коломб, единственная внучка Сюзанны, подошла к двери и положила руку на плечо красавцу.
— Еще очень рано, Цзян, — сказала она.
— Это час, когда шлюхи отдыхают.
— Так говорила моя бабушка, — негромко засмеялась Анаис.
— И моя — тоже.
— Хочешь кофе, Цзян?
Та колебалась. Она не осмеливалась оглянуться, хотя не сомневалась, что Ту проследил за ней.
Усевшись за стол и взяв чашку с горячим кофе, Цзян рассказала Анаис о том, что французская администрация больше не хочет обеспечивать ее заведениям защиту и теперь ее будет «крышевать» бандит Ту.
— Ты наверняка знаешь, что мне об этом уже известно, — понимающе кивнула Анаис Коломб.
— Да, но ты пока не знаешь другого: причиной этого являюсь я.
Глаза Анаис округлились от удивления, но, прежде чем она успела хоть что-то сказать, Цзян протянула ей долговое обязательство, в котором гарантировала возмещение всех потерь, которые Анаис может понести, перейдя под защиту бандита.
Француженка посмотрела на документ, а потом подняла глаза на Цзян.
— Неужели молодой бандит-любовник так дорог тебе, что ты готова заплатить целое состояние, только чтобы потрафить ему? — спросила она.
Цзян улыбнулась. Она знала: Анаис никогда не поверит, будто молодой любовник стоит хотя бы части той огромной суммы, которую она обязалась уплатить семейству Коломб.
— Ну так как? — спросила она.
— Иногда для того, чтобы получить, нужно сначала отдать.
Цзян должна была доказать Ту: ее миру можно доверять, а ее советам стоит следовать. Она обещала ему контроль над бизнесом всех борделей Французской концессии, и он получил его. Теперь он должен был воспользоваться более важным советом любовницы и напасть на корабли Врассунов. Это были круги внутри кругов, схемы внутри схем, и все они вели к одному — выполнению ее обязательств по отношению к Договору Бивня. Если Ту Юэсэнь и есть тот самый Человек с Книгой, который может способствовать наступлению Эпохи Семидесяти Пагод, Трое Избранных должны подобраться к нему как можно ближе. Цзян использовала «постельный» метод воздействия, но этого было недостаточно. Она хотела, чтобы Лоа Вэй Фэнь вошел в круг приближенных Ту Юэсэня. Иначе ей не выполнить свой долг в отношении Пророчества Первого императора.
Внезапно Цзян поймала цепкий взгляд Анаис, устремленный на нее. Неужели она размышляла вслух?
— Что? — выпалила она.
— Ты выпила кофе, Цзян. А ведь ты не пьешь кофе.
* * *
— Хорошо. — Ту отошел от края черепичной крыши и кивнул заместителю, главному среди Красных Шестов: — Пусть шлюхи обсуждают новые порядки в своем бизнесе.
Теперь, когда французская администрация отказалась защищать их, Цзян будет убеждать французскую потаскуху, что они должны перейти под мою защиту.
— Как тебе…
— Удалось добиться этого? — проговорил Ту с улыбкой. — Я выяснил, что французы больше всего на свете боятся острых предметов и особенно ножей. Несколько умело сделанных несмертельных разрезов — и они готовы буквально на все.
И все же Ту сам не до конца верил своим словам. Слишком уж легко, практически без всякого сопротивления французы отказались от больших доходов — точь-в-точь так, как предсказывала Цзян.
— Значит, женщины будут платить нам? — спросил главный Красный Шест.
— Не сомневаюсь. Сейчас их больше волнует, как сохранить лицо.
— Отлично! Значит, дело сделано?
— Сделано, — откликнулся Ту, хотя его мысли были где-то далеко.
— Поздравляю вас, господин.
Ту кивнул. Он втянул носом воздух и, как ему показалось, ощутил запах озона. Запах перемен.
— Маленькая победа расчищает путь к большой, — сказал он наконец. Ту откусил бородавку на большом пальце и почувствовал вкус крови. — Ты расставил людей по местам?
— Да, они ожидают твоих приказаний, — ответил командир Красных Шестов, заранее предвкушая удовольствие от того, что должно было вскоре случиться.
Ту колебался. Одно дело — крышевать проституток, и совсем другое — напасть на корабли Врассунов с опием на борту. Он вспомнил отрывок из «Ицзин», который прочитал ночью, и скомандовал: — В порт!
* * *
Крепко вцепившись в водосточную трубу, Лоа Вэй Фэнь висел под крышей, всего в нескольких дюймах от того места, где стоял бандит Ту. Ослабив хватку, он скользнул вниз и спрыгнул на тротуар. В следующее мгновение в его руке, словно по волшебству, оказался нож. Он был готов доказать Ту Юэсэню, Хозяину тонгов и Хозяину Гор из «Праведной руки», что нужен ему, и сделать это предстояло именно сейчас, когда бандит собрался совершить набег на корабль компании Врассунов.
* * *
Гавань Шанхая считалась одной из самых безопасных во всей Азии. Прежде в ней случались и мятежи, и пожары, но ограбления — никогда. По крайней мере, до этого дня, 11 апреля 1893 года.
Капитан принадлежащего Врассунам судна закурил первую за это утро сигарету. Он только вчера ночью привел корабль в гавань после изнурительного морского перехода, длившегося три месяца. Команде не терпелось сойти на берег, но он отпустил в увольнительную только треть матросов, поскольку корабль был под завязку набит грузом. Трюмы ломились от сундуков с лучшим индийским опием чандра.
Капитан окинул взглядом залив. Сотни лодок всех форм и размеров сновали между большими кораблями и зданиями складов. Капитан положил сигарету на поручень. Он был опытным мореходом и умел читать ветра и течения с такой же легкостью, с какой обычный человек читает утреннюю газету. А еще у него было некое шестое чувство. Капитан нутром ощущал приближение опасности. И именно оно возникло у него в груди, когда он увидел россыпь маленьких джонок, приближавшихся к его кораблю. Это произошло буквально за мгновение до того, как нож, брошенный умелой рукой, вонзился в его шею с левой стороны и кровь из перерезанной сонной артерии фонтаном хлынула на ботинки, начищенные до блеска.
Захват торгового корабля компании Врассуна проходил, не привлекая внимания других судов, стоявших на якоре в оживленной гавани Шанхая. Никто не заметил ничего необычного. Китайцы всего лишь переносили ящики из мангового дерева с корабля на джонки — вот и все. Только потом кто-то с палубы соседнего корабля обратил внимание на то, что, приняв груз, маленькие джонки направились не к причалам Бунда и не в доки Сучжоухэ. Они устремились в сторону Пудуна.
Бандит Ту наблюдал за тем, как осуществляется разработанный им план. Его джонки уже подходили к Пудуну, а палубу корабля устилали тела европейских матросов и морских пехотинцев — мертвых и умирающих.
— Корабль полностью взят под контроль, — уверенным голосом сообщил командир Красных Шестов. — Теперь вы можете делать с ним все, что пожелаете, господин.
Ту удовлетворенно кивнул. В эту минуту к кораблю подошла вторая группа джонок, чтобы забрать с него оставшиеся ящики с опием.
День обещал быть прохладным, но ясным. Бандит Ту сделал глубокий вдох, прошел по палубе и остановился над мертвым телом капитана фань куэй, жизнь которого забрал его нож. В мозгу у него вновь прозвучали слова его бабушки.
— Это началось, бабушка, — тихонько прошептал он. — Сегодня началось твое отмщение.
Он толкнул тело мертвого капитана ногой, и оно перекатилось. Это был первый фань куэй, которого убил Ту, и ему понравилось испытанное при этом чувство. Бандит словно ощутил во рту какой-то новый, приятный вкус.
Услышав крик откуда-то сверху, Ту вовремя посторонился. На то место, где он только что стоял, грохнулось тело матроса фань куэй. Уже мертвый, он продолжал сжимать в правой руке кремневый пистолет.
Ту посмотрел вверх и с удивлением увидел, как из вороньего гнезда на мачте по фалу с необычайной ловкостью спускается какой-то человек. Рука Ту метнулась к ножу, и он уже был готов нанести смертельный удар, когда на палубу перед ним бесшумно, словно кошка, спрыгнул молодой китаец.
— Ты кто? — спросил Ту.
— Да так, никто, — ответил юноша, держа руки на виду, — Просто хочу забрать свой нож.
Ту заметил тугие, как канаты, мышцы на руках незнакомца, жесткий блеск в его глазах, а затем перевел взгляд на рукоятку ножа, торчавшего из тела мертвого матроса.
— Твой? — спросил он парня.
— Я только заберу нож, — кивнул Лоа Вэй Фэнь, — и не буду мешать вам делать ваши дела.
— Кто ты такой? — Выставив вперед нож, Ту шагнул к незнакомцу.
Лоа Вэй Фэнь выдернул свой нож из трупа и слегка склонил голову:
— Всего лишь человек, которому ты обязан жизнью, Ту Юэсэнь. — Потом, кивнув на мертвого матроса, добавил: — Если ты заберешься в воронье гнездо, то увидишь: у него там было достаточно оружия, чтобы сорвать ваши планы, а высота и угол позволяли без труда подстрелить тебя на том месте, где ты находился. А поскольку этот матрос, как я полагаю, был опытным стрелком, то вряд ли бы промахнулся. Он и еще четверо других, которых я убил там наверху.
Ту задрал голову кверху, увидел несколько рук, безжизненно торчавших из вороньего гнезда, и снова посмотрел на Лоа Вэй Фэня.
— В последний раз спрашиваю: кто ты такой?
— Умелый воин, который ищет работу и хочет показать, на что способен.
— Вот как? — фыркнул Ту.
Командир Красных Шестов, который только что докладывал Ту о том, что корабль полностью находится под его контролем, шагнул вперед и приставил нож к горлу Лоа Вэй Фэня.
— Не доверяйте ему, хозяин, — процедил он.
Ту ничего не ответил. Красный Шест, выпучив глаза, еще крепче прижал лезвие ножа к шее Лоа Вэй Фэня, и по ней потекла струйка крови.
— Убей его, — с улыбкой проговорил Ту.
Лоа Вэй Фэнь ощущал на шее поверхностный надрез, сделанный ножом бандита. Хотя он не видел лезвия, но знал: оно — не обоюдоострое. Наверняка на его тупой стороне имеются безобразные зазубрины. Этот нож был плохо приспособлен для убийства. Поэтому Лоа Вэй Фэнь понимал: пучеглазый Красный Шест либо полоснет его по горлу, чтобы перерезать трахею, либо нанесет роковой удар, перерубив артерию. А потом он почувствовал кое-что еще — нерешительность противника, и начал действовать. С быстротой молнии он изогнулся назад и ухватил зубами лезвие ножа, которое только что было прижато к его горлу. Остальное для тренированного Убийцы было детской игрой. Через секунду он уже держал командира Красных Шестов за волосы.
— Убить его? — развернув командира лицом к Ту, спросил Лоа Вэй Фэнь.
— Нет, — улыбнулся Ту Юэсэнь. — Но ты можешь занять его место. — Затем он хлестнул Красного Шеста ладонью по лицу. Пощечина означала разжалование и вечный позор. — Отпусти его, — велел он Лоа Вэй Фэню.
Лоа Вэй Фэнь отпустил мужчину и смотрел, как тот уходит прочь. Ему было понятно: только что он обрел смертельного врага, которого придется убить, прежде чем он убьет его самого.
— Иди за мной, — приказал Ту. — Тебе придется поработать.
Работа заключалась в том, что Лоа Вэй Фэнь на глазах Ту зарезал нескольких остававшихся в живых членов судовой команды, а потом помог поджечь огромный корабль.
Поздно ночью, после того как завершился обряд посвящения Лоа Вэй Фэня, Ту отправил Резчику записку.
Содержание ее было простым: «Я полностью готов к встрече с фань куэй Врассуном. Организуй ее по-быстрому».
Но это было не единственное послание, отправленное той ночью. Лоа Вэй Фэнь нацарапал еще одну записку, только адресованную Цзян и более короткую.
Она состояла всего из трех слов: «Я на месте».
* * *
После непростых переговоров, которые велись через многочисленных посредников, договоренность о встрече была наконец достигнута. Ту отказался прийти в контору Врассуна и настаивал на том, чтобы тот пришел к нему. Возник тупик, выход из которого был найден благодаря компромиссному предложению: устроить две встречи. Первая, на которой высоким договаривающимся сторонам предстояло всего лишь познакомиться друг с другом, должна была состояться в конторе Врассуна, а вторая, в ходе которой начинались полноценные переговоры, — в конторе Ту, на берегу Сучжоухэ.
Последовала серия дополнительных обсуждений, посвященных различным протокольным тонкостям, и первая встреча была назначена на вторую половину следующего четверга.
Семейный бизнес Врассунов вел Мейер, младший из сыновей патриарха. Много лет он возглавлял парижский филиал их компании. Хотя Мейер и не был близок со своим престарелым отцом, он в полной мере обладал деловой хваткой старика и разделял его религиозные убеждения. Это был красивый мужчина с резкими чертами лица, смуглой кожей и вспыльчивым характером. Его личная жизнь оставалась наглухо закрытой для всех остальных. Очень немногие видели его жену, которая, выходя за пределы семейного поместья, неизменно надевала густую вуаль. Известно же про нее было только то, что она невероятно толста и, конечно же, носит парик.
Мейеру нравилась жизнь в Париже, и со временем он преисполнился неким завистливым уважением к французам и их культуре. Он любил французскую оперу, но здесь, в Срединном царстве, подобного удовольствия не сыскать было днем с огнем. Мейер быстро научился ненавидеть Восток: его запахи, его облик и его народ. Это, однако, не мешало ему восхищаться восточной мебелью, и особенно коврами из Мосула, которыми теперь была устлана большая часть полов в его конторе.
Встреча Врассуна и Ту не задалась с самого начала. Даже примирительные жесты быстро стали восприниматься как враждебные и оскорбительные. Тот факт, что молодой Врассун не говорил ни на одном из местных диалектов, не облегчал общение. Обе стороны привели с собой переводчиков, которые постоянно препирались друг с другом, не соглашаясь с тем, кто, что и кому сказал и, главное, с каким намерением. Очень скоро переговорщики разозлились и начали говорить в адрес друг друга непристойности и оскорбления. Наконец в воздухе повисло тяжелое, угрожающее молчание. Взмахом руки Ту отпустил своих толмачей.
Молчание угнетающе действовало на присутствующих, но хуже всех чувствовал себя переводчик Врассуна. Он стоял по стойке «смирно» и надеялся получить хоть какой-нибудь намек, как вести себя дальше. Оба — и фань куэй, и бандит — ужасно бранились, а его работа заключалась в том, чтобы честно переводить. Но ему было страшно, поэтому, переводя ругательства, он старался максимально смягчить их. Но ни один из говорящих не был дураком, и они быстро сообразили, что их слова искажают.
— Скажи этому глупому круглоглазому, что меня не обдурить! — вскочив на ноги, заорал на переводчика бандит Ту. — Я человек, которого нужно уважать!
Прежде чем несчастный переводчик успел раскрыть рот, молодой глава семейства Врассунов грохнул кулаком по столу из красного дерева и прорычал:
— Скажи этому ушастому косоглазому, что семья Врассунов не нуждается ни в нем, ни в его друзьях-бандитах.
Переводчик повернулся к бандиту Ту и, несколько раз откашлявшись, сказал:
— Глупый круглоглазый говорит, что у него существуют определенные предубеждения против совместного ведения дел с человеком, не отягощенным представлениями о чести, то есть с вами. — Потом повернулся к Врассуну и продолжил: — Этот недоразвитый китаец, похоже, не понимает, сколь высокое положение вы занимаете в Иностранном сеттльменте.
Мужчины обдумали услышанное, после чего отказались от услуг переводчика и предприняли попытку общаться напрямую, используя пиджин — странный язык, который, базируясь на нескольких разных языках, за много лет сформировался в Шанхае. Однако крайне ограниченный словарный запас пиджина не был предназначен для обсуждения сколько-нибудь сложных проблем. С его помощью можно было отдавать и понимать приказы, но не более. К примеру, в нем существовало одно-единственное наречие — «чоп-чоп», которое звучало часто и переводилось как «быстро-быстро».
Он сунул руку под стол и нажал на кнопку. В ту же секунду в стене за его спиной раздвинулись панели, и из потайной комнаты в кабинет ворвались четверо смуглых мужчин с оружием. Двое из них были сикхами.
Ту не отступил ни на шаг. Он заложил в рот два пальца и издал пронзительный свист. Несколько секунд ничего не происходило, а потом все двадцать огромных — от пола до потолка — окон кабинета вылетели внутрь, и в комнату вломились люди бандита Ту во главе с Лоа Вэй Фэнем. Все они были вооружены и готовы действовать.
— Как вы смеете! — вскричал Врассун.
Это восклицание толмач перевел слово в слово.
— Я осмеливаюсь потому, что я Ту Юэсэнь, Хозяин Гор клана тонгов из «Праведной руки», и я не позволю, чтобы меня оскорблял глупый и уродливый круглоглазый!
Толмач аккуратно перевел и эту фразу, опустив только ее окончание. Выражение «круглоглазый» он заменил «заморским дьяволом», которое почему-то показалось ему не столь обидным.
Ту выкрикнул приказ. Двери открылись нараспашку, и подручные бандита вкатили в кабинет две большие тележки, нагруженные ящиками из мангового дерева с опием.
— Что это должно означать? — потребовал объяснений Врассун.
— Взгляни на маркировку на ящиках, глупец. — Ту указал на штемпели, красовавшиеся на сопроводительных бумагах, прикрепленных к каждому из ящиков. Там был указан собственник груза — Британская восточно-индийская компания.
— Так это ты… — выдохнул Врассун.
Ту посмотрел на переводчика, который постарался не только перевести, но и закончить мысль Врассуна, причем так, чтобы перевод не прозвучал обидно для бандита.
— Да, это я! — буквально выплюнув, рассмеялся Ту. — Я напал на твой корабль в гавани и могу делать это снова и снова. И ни ты, ни твои друзья-англичане ничего не сможете поделать. А теперь говори: ты хочешь получить назад свою собственность?
Переводчик изложил все это на безупречном, вежливом английском.
Дальнейшие действия Врассуна удивили всех. Он откинулся на спинку кресла, жестом велев своим людям удалиться, и стал ждать. Они повиновались и вышли. Единственным звуком, раздававшимся в эти секунды, был хруст битого стекла под их ногами.
Ту улыбнулся, кивнул Лоа Вэй Фэню, и тот также отдал войску приказ к отступлению. Наконец в кабинете остались лишь Врассун, бандит Ту и, разумеется, холодный зимний ветер, который врывался в разбитые окна и шевелил тяжелые гардины, как паруса с перерезанными снастями.
Мужчины оставили в стороне оскорбления и занялись делом, в котором оба разбирались лучше всего, — стали торговаться. Это был бизнес в чистом виде. Козырем в руках Ту являлась угроза немедленной расправы, козырем Врассуна — угроза со стороны британского военного флота, а посередине находилась возможность установить совместный контроль над шанхайским рынком торговли опием, который выскользнул из рук Врассунов в конце семидесятых годов. После смерти Врассуна-патриарха его наследники консолидировали семейные капиталы, и теперь их больше интересовала недвижимость и строительство крупных универмагов, которые со временем назовут супермаркетами. Но ни одно из предприятий не могло гарантировать столь значимые и постоянные прибыли, как старая добрая торговля опием.
Что касается Ту, то ему был нужен сторонник. Влиятельный сторонник, который помог бы бандиту подняться на ступень выше и от воровства перейти к торговле опием. Это была необходимая промежуточная ступень на пути к конечной цели — выполнить обещание, данное бабушке, и отомстить ненавистным фань куэй.
Врассун понимал: чтобы вновь вернуться в игру опиумного бизнеса в качестве ведущего игрока, ему необходим союзник с крепкими мускулами. С тех пор как семья Врассунов утратила монополию на прямую торговлю между Англией и Китаем, ее доля в торговле опием сократилась многократно. Может быть, для того, чтобы отвоевать утраченные позиции на рынке продажи чандры, этот китайский уголовник и есть тот, кто ему нужен?
Дело у переговорщиков пошло на лад, их позиции стали сближаться, и вдруг Врассун неожиданно умолк. Он поглядел на фотографию отца, стоявшую на столе. На столе его отца. У Врассунов никогда не было партнеров из числа китайцев, и после смерти патриарха строгий запрет, наложенный им на ведение совместного бизнеса с «иноверцами», нисколько не ослабел.
«Для нас они потребители, а не партнеры, — сказал отец, уже лежа на смертном одре. — Религия делает их слабыми, поэтому они подпадают под чары наркотика. Они предназначены для того, чтобы таскать, грузить и накуриваться до умопомрачения. Помни об этом, сын».
— Что-то не так? — спросил Ту, и переводчик перевел его вопрос.
Врассун снова прокрутил в мозгу предсмертное напутствие отца, а затем резко встал. Ту был шокирован столь невежливым поведением.
— Передай этому косоглазому, — повернувшись к переводчику, сказал Врассун, — я даю ему тридцать секунд на то, чтобы убраться из моего дома. Кроме того, он должен возместить ущерб за разбитые окна и полностью возвратить собственность, принадлежащую Британской восточно-индийской компании. — С этими словами хозяин кабинета развернулся на каблуках и вышел.
— Что сказал этот глупый, зловонный человек? — осведомился Ту.
Переводчик стал что-то невразумительно мямлить на обоих языках.
— Ладно, — сказал Ту. — Если тебе дорога твоя жизнь, а также жизнь твоей идиотки жены и твоих крысят, переведи мне дословно все, что сказал сейчас фань куэй.
Переводчик повиновался и пересказал все слово в слово.
— Найди его и скажи то, что сейчас услышишь, и тоже дословно, — заявил Ту, когда его перестало трясти от ярости. — Он никогда не получит свой опий. Я никогда не возмещу ему расходы на ремонт его жалкого дома, и если он хочет дышать воздухом Шанхая, то пусть лучше не выходит за порог без десятка охранников.
Закончив свою речь, Ту повернулся и направился к выходу, но, остановившись на полпути, расстегнул штаны и выпустил струю мочи, которая быстро впиталась в бесценный мосульский ковер.