"Русский батальон: Война на окраине Империи" - читать интересную книгу автора (Фреза Роберт А.)

Понедельник (11)

За четырнадцать часов команда Берегового преодолела сорок километров. Санмартин увлекся наблюдением за стадом виткопов; остальные, даже если им не понравилось его занятие, виду не показывали. Верещагин требовал от своих военнослужащих, что-бы они знали страну лучше местных жителей, это было непререкаемое правило. Для Рауля такие наблюдения были чем-то большим.

Как и другие виды амфитилий, виткопы мало или совсем не боялись людей и редко показывались в населенных местах. Хотя бум в торговле их кожей прекратился и бизнес находился в упадке, жители при случае постреливали в амфитилий любых размеров просто из спортивного интереса. Виткопы, живущие стаями и в одиночку, травоядные, мстили, изредка устраивая редкие опустошительные набеги на маисовые поля.

На раннем этапе истории планеты один вид про-тоамфитилий отклонился от проложенного на Земле пути эволюции. Вместо того чтобы откладывать яйца, мать вынашивала детеныша до тех пор, пока молодой организм не завершал начальный этап развития и не мог самостоятельно передвигаться. Путем воспроизводства, больше не привязанный к водной среде с ее рыбовидными хищниками, этот вид разделился на множество родов. С точки зрения Санмартина, такая инновация представляла собой эволюционный тупик, по крайней мере для крупных видов, потому что местные двуногие были настолько жестоки, что стреляли по самкам, вынашивающим детей.

У виткопов крестовидная кость между передними конечностями, которая у большинства амфитилий проходила под позвоночным столбом, утолщена и отдалена от него, а сами эти лапы и шейная часть удлинены. Жирафоподобные амфитилий, уродливые и нескладные создания, были способны объедать зелень на высоте двух с половиной метров.

Санмартин успел записать еще несколько своих наблюдений, прежде чем громкое покашливание Берегового заставило ближайшего из виткопов, поглощенного обедом, поднять голову. Какие невероятные создания!

Поняв деликатный намек, Рауль кивнул, и они двинулись дальше.

Когда они вернулись, уже занимался рассвет. Несколько человек Гаврилова под окном Ханны Брувер забавлялись тем, что кидали ножами, вилками и ложками в цель. Правила они разработали до мелочей, а сама игра называлась «Часовой».

Санмартин поднялся по лестницам фермерского дома, снимая с себя на ходу снаряжение. Когда он устроился в кресле, Ханна поставила воду на нагреватель из вольфрамовой проволоки, который ей принес Рытов. Проволока раскалилась, вода вскипела, и она приготовила кофе.

Санмартин с удовольствием пил бодрящий напиток, а Брувер радовалась, что ему это приятно. В его части было принято чаепитие, от которого он без сожаления избавился бы. Когда Рауль служил на Яве в 11-м ударном батальоне, однажды в офицерской столовой он с детской безмятежностью заявил, что зеленый чай проигрывает во вкусе из-за того, что ощущается нехватка мышиного помета. Это ускорило его перевод с Земли.

— Что, еще патруль? — спросила Брувер.

— Мы с Береговым, — ответил он.

— Новая возможность открыть тайны здешних мест, — спокойно произнесла она.

Он кивнул.

Ханна подала ему стакан и села на край постели. Утренний ветерок шевелил светлые волосы на лбу. Она умела слушать куда лучше всех знакомых Рауля, включая Верещагина. Несмотря на свою стеснительность, Брувер обладала твердыми Принципами. Если буры избрали ее в качестве шпиона, они не ошиблись. Он давно не пил кофе; рука сама потянулась к чашке.

— Ты говорил мне, что в Академии жил в одной комнате с майором Реттальей. А мне он казался гораздо старше, — нарушила она молчание.

— Верно, почти на пять лет. Я попал туда в семнадцать. А Ретту дали такой шанс только через шесть лет.

Он с удовольствием чувствовал, как по телу разливается приятное тепло, и немного помолчал. Потом произнес:

— Мы с ним тогда притворялись большими психами, чем были на самом деле.

— Могу себе представить, — сказала Ханна, засмеявшись, а потом села поудобнее и задумалась о Рауле и его словах.

— Только подумай, как ты обязана «ЮСС»! Ведь компания заставила нас прилететь сюда, — сказал Санмартин, чтобы уколоть ее.

— Тех, кто не был связан с ними контрактами, они называли концессионерами и могли их выгнать в любой момент. Компания собиралась сделать из нас своих штатных работников.

— А ваши люди подрезали им крылья.

— В городе говорят, что вы прилетели сюда, чтобы выковать для нас новые цепи, — ровным голосом произнесла Ханна.

Он оглядел комнату. Она ухитрилась обжить ее, создать атмосферу, по которой сразу чувствовалось, что жилец — женщина. Стены выкрашены в голубой цвет, на низком столике на видном месте стоит раскрашенная керамическая ваза в греческом стиле. Ее изгибы гармонично сочетались с формой небольшой чаши с изящными резными ручками. Казалось, она собирается остаться здесь до конца дней.

— Тебе не будут снимать другого жилья? — спросил Санмартин.

— Есть пара мест, но я решила остаться, — ответила Ханна. Она взмахнула руками, потом уронила их. — Люди достойные просто не хотят неприятностей. Другие говорят гадости. Нет уж, — сказала она, как бы читая его мысли, — тут ничего не поделаешь. Вас... вас они боятся. С вами они вежливые. Со мной — совсем другое дело.

Санмартин понимающе кивнул.

— А твоя семья, — спросил он, — не может помочь? Или с ними тоже... проблемы?

— Мой дед, отец моей матери, никогда не станет осуждать меня.

— Он стар, помочь не может. Ханна кивнула.

— Не может. Он всегда жил так же одиноко, как я. Думаю, он мог бы быть влиятельной личностью, если бы захотел, но он не хочет. Он сказал им, что они подвинулись мозгами. Как это сказать... Свихнулись. Мачеха? — Ханна покачала головой. — Когда она пришла ко мне и сказала, как она счастлива, что я буду работать у вас, для меня словно гром с ясного неба грянул. Она очень, очень напугана, должно быть. С тех пор я с ней не говорила. С ее детьми тоже.

— А друзья?

— Знакомые, скорее всего, похожи на мачеху — не захотят связываться.

— А почему ты так рано встала и уже хлопочешь? — поинтересовался он, меняя тему.

— Сейчас самое красивое время суток. Я думала об этом вашем Хансе, вчера он целый день звал меня Эттарре.

Санмартин улыбнулся. На мгновение горькие мысли об отвратительной дыре, Йоханнесбурге, вылетели из головы.

— Это из одной его любимой книги, «Мужчины, любившие Элисон». Эту неделю я буду Хорвендай-лом или еще каким-нибудь персонажем романа.

Ханна усмехнулась.

— Он говорит, что все стоящее написано в период между тысяча восемьсот тридцатым и тысяча девятьсот тридцатым. Время от времени он кажется чокнутым на этой почве. Когда Руди однажды убил повстанца из^ автомата, Ханс чуть ли Не месяц звал его Дробящей Рукой, а меня — Виннету. Руди помирал со смеху.

— Ой... — произнесла Ханна, обдумывая сказанное им. — О, я вспомнила одну вещь!

Она достала из ящика стола пистолет Санмартина и торжественно отдала ему.

— Спасибо, — с утрированной любезностью произнес он, но все же обследовал магазин и ствол. Удовлетворившись осмотром, направил оружие в пол и нажал на спусковой крючок. Раздался громкий щелчок.

— Он не выстрелил! — воскликнула Ханна.

— Для этого его сначала нужно зарядить, — пояснил Санмартин, убирая оружие.

— Так он не был заряжен?

— У меня нет патронов к нему. Полковник Линч распорядился только, чтобы у меня был пистолет.

— И ты знал, что он не заряжен?

— Я боялся, что ты нечаянно причинишь себе неприятности, — ответил Санмартин.

После этого он вскочил и торопливо вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Ему вдруг захотелось немедленно посоветоваться с кем-нибудь.

К своему несчастью, он встретил Кольдеве, который в столовой услаждал слух Каши.

— Доброе утро, Ханс. Как дела? — осторожно спросил он.

В ответ Каша постучала пальцем себе по виску.

— Ах, это ты, де Рок. Входи, входи! — произнес Кольдеве и сделал приглашающий жест рукой. — Устал смертельно я, де Рок! Устал, говорю тебе! — повторил он. — Неверные притихли, в стране — мир торжествует.

— Я тут говорил с Ханной...

— А, с прекрасной Эттарре! И как она?

— Получил обратно свой пистолет.

— Все понимаю и радуюсь с тобой! Беги спасай драгоценную жизнь!

Санмартин закатил глаза и подвинул себе стул.

— Что за Эттарре? Опять читаешь американца, который написал смешной рассказ о турнире лягушек?

— Ах, Гуирон, роковое влечение к заслуженно обожествляемому Клеменсу! Но нет, это славный Кэбелл, к трудам которого я снова обратился.

— Ты хоть выбери, де Рок я или Гуирон! Значит, Кэбелл?

— Гуирон, ты все тот же. Да, Кэбелл. Величайший из фантастов! Стрекоза в янтаре! Его творения обозначили последний подъем культуры славного Юга перед его полным упадком! Мой благословенный собрат, ты разочаровываешь меня своей неосведомленностью.

— А что случилось с Хорвендайлом?

— Твои манеры схожи, как тени силуэт... Лесков поет арии из «Бориса Годунова», когда он в душе; не могу сказать, что мне это не нравится... Ты свой досуг тратишь на жучков-паучков...

Санмартин покачал головой и попробовал переменить ход разговора.

— Ханс, если ты действительно устал от всего, почему бы не сходить на занятия по разведке? Узнаешь массу интересного...

— Как же, Симадзу учит премудрости двух слушателей. Равнобедренный треугольник — самая неустойчивая фигура, — твердо заявил Кольдеве. — А с неукротимым гневом Эттарре тебе придется столкнуться одному...

— Ну, такого психа я еще не встречал! Слушай, когда мы тебя взяли, ты был нормальным, — не выдержал Санмартин.

— Мой друг, я распустился, как цветок! Поистине, Небо водило рукой Варяга, когда наши судьбы соединились, — ответил Кольдеве. А потом задумчиво добавил: — Вот в чем соль...

— Ах вот ты где! — раздался голос Ханны Брувер.

— Тебя нашли, — объявил Ханс.

— Так ты знал, что оно не заряжено! — воскликнула Ханна.

Каша снова постучала пальцем по виску. Томи, другая повариха, кивнула в знак полного согласия.

В богато украшенном помещении было бы тихо и скучно, если бы Андрасси, со всем пылом неофита, не вещал целых двадцать минут вместо ожидавшегося короткого выступления. Он подробно изложил преступления Ньюкома. Он тактично избегал называть другие имена, Облегчив остальным задачу. После его речи соратники-шакалы обгложут свеженький труп.

Зажатый в угол, Ньюком выглядел растерянным, каким-то взъерошенным. Хансли поджал толстые губы. Последние три месяца жизнь не улыбалась «президенту».

Кёрк Хансли почти пожалел, что орудием последнего, решающего удара избрал Андрасси, но бывший протеже Ньюкома слишком уж каялся и выкручивался. Теперь с помощью Андрасси Ньюком будет лишен и президентства, и места в Совете.

В минуты досуга он признавался себе, что Ньюкома легко можно было сковырнуть еще месяц назад. Хотя Хансли потребовалось время для укрепления позиций, он не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать, как мечется Ньюком.

Однако все хорошее должно уступить лучшему. Хансли как следует поработал, чтобы убрать все, что раздражало бы адмирала Ли, который вовсе не собирался громить тех, кто льет воду на его мельницу, а тут еще директор Туг пошел на щедрую раздачу кредитов. Когда конфискованную собственность Ньюкома выставят на продажу, то Хансли сможет в условиях низкого спроса на рынке немного заработать на этом. Опираясь на молчаливое согласие адмирала, он вполне может позволить себе использовать место в Совете для собственной выгоды. А если еще и Джанина Джоу на чем-нибудь споткнется, то президент в один прекрасный день окажется не только номинальной фигурой...

На мгновение Хансли стало почти жалко Ньюкома. Ведь бедняга так старался. К несчастью для него, Ли предпочел более действенный инструмент.

Он поймал взгляд Ньюкома и мило улыбнулся ему. Каким бы дураком он ни был, не мог же неудачливый глава «братства» не понимать, кто дергает за нитки! Да, он все знал, это было прямо-таки написано у него на лице.

И тут Ньюком сделал то, чего Хансли никогда от него не ждал. Он встал со своего места, подошел к сопернику. Тот подался вперед, словно желая получше услышать, что ему сейчас скажет Ньюком. Вместо этого он достал свой старинный пистолет и шесть раз в упор выстрелил Хансли в грудь. Словно молот обрушился на ребра.

Хансли медленно сполз со стула, мир перед глазами расплылся, стал меркнуть. Ему показалось, что пол поднимается... Уже падая, он заметил, что белая рубашка вся покрыта багровыми пятнами крови.

— Испорчена! — громко произнес он перед смертью.

Дежурный хирург Солчава закрыла лицо Хансли простыней.

Потом вновь сосредоточилась на поврежденном колене Реммара. Не удовлетворившись первоначальным обследованием, она изменила угол наклона и провела разрез, ища на зонд-экране красные пятна, обозначавшие разрыв тканей. Соединение порванных и поврежденных нервов было тонкой операцией, исход которой предугадать невозможно.

Хотя лично ей еще не довелось успешно провести ее, Солчава обладала превосходными навыками хирурга и целеустремленностью; очевидно, эти качества дополняли друг друга. Подумав об Антоне, она твердо решила, что Михаил Реммар будет ходить.

Реммар сознавал, что попал в надежные руки. Если Солчава сказала, что он будет ходить, он будет ходить. Особенно потому, что ротный сержант Леонов, второе «я» Полярника, не принимал никаких отговорок.

Когда Солчава получила результаты анализа и начала аккуратно складывать инструменты, явился рассыльный с приказом собирать вещи.

Когда Наташа вошла в кабинет Мур, на лице отражались все ее чувства, хотя она и старалась принять бесстрастный вид.

— Подполковник Мур, я хирург... Будьте любезны объяснить мне, почему я направлена в батальон? — сказала она.

— Девуку провел у Верещагина тридцать месяцев. Его нужно сменить, — ответила Мур. Прежде чем он забудет, с какого конца берутся за скальпель, подумала она про себя. И добавила: — Если Магомет не идет к горе, сама гора отправится к Магомету.

— Значит, подполковник Верещагин потребовал этой замены? — резко спросила Солчава.

— Наташа, Варяг даже не узнает, что Девуку сменили, пока ты не выйдешь из самолета.

— Мне трудно поверить, что вы задумали эту перестановку по причине, которую сейчас назвали.

— Конечно. Ты права, Наташа. Что ты думаешь об Антоне?

Стройная женщина запнулась, обезоруженная ее словами.

— Не знаю... Я видела его всего дважды — когда мы танцевали «казачок» в моей палате и еще когда вы страшно смутили его.

В ее словах сквозило осуждение. «И это уже не в первый раз». Лицо Мур на мгновение осветила радость. «Ведь верно — он тогда сморщился, как от боли». Ее голос внезапно смягчился, сделался почти робким:

— Пожалуйста, Наташенька, расскажи! Солчава на мгновение задумалась:

— Он показался мне очень хорошим человеком. Казался застенчивым, очень тихим, очень русским. Хорошо танцует.

Мур хмыкнула:

— Люди не часто называют Антона «хорошим человеком». А его мать была карело-финкой. Если напоить как следует, он начнет цитировать «Кале-валу».

— А «казачок»? — спросила Солчава.

— Батальонная традиция. Если хочешь увидеть Антона с лучшей стороны, подари ему семьсот красных роз на Первое мая. И ты поймешь.

Она улыбнулась своим мыслям.

— А ты когда-нибудь видела Хигути в кильте и пледе? Удивительное зрелище — японский пехотный офицер, командир батальона гуркхов, одетый как шотландский горец!

Солчава не ответила. Мур нашла нужным развить свою мысль.

— Наташенька, ты должна кое-что понять, если собираешься остаться. У каждого батальона есть свое лицо. Посмотри на подразделение Кимуры: они зимой снег не найдут! А ребятам Антона, с тех пор как я знаю их, всегда сопутствовал успех — а я их знаю очень, очень давно.

Она, сама того не замечая, теребила волосы.

— Ты знаешь, что он поддерживал Новую Сибирь во время беспорядков? Я полагаю, нет.

— Нет, я не знала этого.

— Один из тщательно хранимых секретов Его Императорского Величества. Глупо было посылать его туда. И только глупец мог предположить, что он будет повиноваться приказам. У Антона много грехов, но зря жертвовать людьми он не станет. — Она опустила подбородок на пальцы, сплетенные мостиком. — Конечно, он не долго терпел это безобразие. Исид-зу назначил к ним штабного офицера. Через четыре часа у этого офицера произошел несчастный случай с пистолетом. Заместитель Антона явился в кабинет Исидзу, закрыл дверь и сказал, что в батальоне больше пистолетных патронов, чем людей в его штабе.

Батальон Верещагина выказывал не очень-то много преданности всяким ассамблеям и адмиралам. Люди сражались потому, что им приказал Верещагин. Интересно, подумала Мур, что скажет Линч, если Антон в один прекрасный день прикажет своим прекратить огонь? Она уронила руки на стол и рассмеялась, словно услышала нечто невероятно остроумное. Она хохотала до слез.

Почувствовав слабинку, Солчава вновь перешла в атаку.

— Подполковник Мур... — начала она так осторожно, словно боялась сорвать голос.

Мур выпрямилась, расправила плечи. Глаза ее уже были сухими. Она приняла торжественный вид, словно собираясь посвятить Наташу в некую тайну.

— Тебе нужно быть на виду, Солчава. Кроме того, мне нравится Антон. Кстати, ты тоже. Это один из моих многочисленных грехов. И учти, мы пробудем здесь долго. Очень долго.

Солчава начала было что-то говорить. Подполковник перебила ее.

— Я говорила Антону то же самое, — продолжала Мур ровным тоном. — У Девуку хорошее оборудование, все, что потребуется от тебя, — работать. Возьми у Молли копию приказа и сегодня же отправляйся. И еще одно устное распоряжение: запомни все, что скажет Антон, когда обнаружит, что ты сменила Девуку. Я дорого заплатила бы, чтобы увидеть, как он вытаращит глаза.

Она замолчала и плотно стиснула губы.

— В этом батальоне у меня пятьдесят дочерей, и ты — единственная, кого я могу пристроить до того, как все развалится. Боюсь, этого не миновать.