"Смертельные игры" - читать интересную книгу автора (Крейс Роберт)

Глава 7

На следующее утро я встал рано и снова вышел на террасу, хотя было еще довольно темно. Каньон внизу был холодным и зеленым, в легкой дымке, а высоко в небе парил ястреб, видимо высматривая добычу.

В качестве разминки я сделал несколько упражнений на растяжку, двенадцать «солнечных салютов» из хатха-йоги, затем перешел к тхэквондо. После этого занялся более сложными упражнениями, повторяя все движения на скорости, прикладывая силу. Мне нравится делать зарядку именно в таком порядке. Иногда, когда я тренируюсь по вечерам, два мальчугана из соседнего дома выходят, чтобы за мной понаблюдать, и мы обсуждаем вещи, которые их волнуют. Я уже давно понял: меня они тоже волнуют. Утром я всегда один. В последнее время я стал замечать, что работаю по утрам меньше, чем по вечерам. Может быть, с Питером Аланом Нельсеном происходит то же самое.

Я принял душ, побрился, поставил вариться два яйца и сделал тесто для сырников с черникой. Дожидаясь, пока нагреется сковорода, я позвонил к себе в офис проверить автоответчик. И обнаружил там сообщения от своих приятельниц из телефонной компании и «Банк оф Америка», а также от Лу Пойтраса. В «Бэнк оф Америка» оказалось, что никто по имени Карен Шипли или Карен Нельсен не является обладательницей кредитной карточки на территории Соединенных Штатов. Кроме того, эти имена не были зарегистрированы как девичьи. Моя подружка из телефонной компании сообщила примерно то же самое. Лу Пойтрас доложил мне, что Карен Шипли один раз получила штраф за парковку в красной зоне, но тут же его оплатила. Она указала адрес, по которому в тот момент жила с Питером Аланом Нельсеном. Лу добавил, что если я ее найду, то, скорее всего, она не будет вооружена и опасна, но на всякий случай мне следует прихватить с собой группу поддержки. Очень в стиле Лу. Ну не классный ли мужик?

Я сделал четыре сырника и покрошил сверху вареные яйца, налил себе большой стакан обезжиренного молока и отнес все это на стол. Кот ушел куда-то еще ночью. Иногда он завтракает вместе со мной, а иногда — нет. Когда не завтракает, я не знаю, что он ест. Возможно, маленьких собачек.

На имя Карен Нельсен или Карен Шипли не зарегистрирован никакой телефонный номер, но я предполагал, что так и будет. Прошло десять лет, и она вполне могла выйти замуж. А вот кредитные карточки — совсем другое дело. Если бы у нее были карточки на имя Карен Нельсен либо Карен Шипли или эти имена указывались как прежние, сведения об этом должны были сохраниться. Меня такой поворот событий несколько удивил, но объяснений могло быть множество. Возможно, она вступила в какую-нибудь секту и у нее больше нет имени. Возможно, отдала все земные блага и артефакты высшему существу, зовущемуся Клаату,[13] а он в ответ одарил ее вечным блаженством и укрыл от глаз чересчур любопытных частных детективов. Или, возможно, она просто не любит кредитные карты. Хмм.

Я перебрал все варианты и не нашел ничего стоящего. И сразу же почувствовал себя маленьким и беспомощным. Может быть, нужно искать в другом месте. Или попросить помощи у Клаату.

И тут зазвонил телефон.

— Мне кажется, я кое-что для вас нашел. Касательно Карен Шипли, — сказал Оскар Кертисс.

— Спасибо тебе, Клаату, — выдохнул я.

— Что?

— Я чихнул. Что у тебя?

— Я покопался в старых бумагах и нашел адрес. Бричвуд-Каньон, три тысячи четыреста восемьдесят четыре, квартира два. Карен жила там после развода.

— Хорошо. Спасибо.

— Я, можно сказать, задницу рвал, чтобы найти адрес. Господи, он оказался на складе в Глендейле, и я добирался туда два часа через все пробки. Расскажете об этом Питеру? Расскажете, через что мне пришлось пройти?

«Питер помахал в воздухе стаканом. Да пошел он!»

— Конечно, Оскар. Обязательно расскажу.

— Ну надо же! — вскричал Оскар в восторге от открывающихся перед ним возможностей.

— Эй, Оскар, спасибо, я ценю твою помощь, — проговорил я.

— Угу, но спасибом сыт не будешь, — рассмеялся Оскар Кертисс. — Просто скажите Питеру! Идет? В этом городе если попадешь в одну команду с Питером, то считай, что ты в шоколаде.

— Точно, Оскар. В шоколаде.

«Да пошел он!»

Я повесил трубку.

Без четверти десять я спустился по Малхолланд, выбрался на Кахуэнга, доехал до Франклин-авеню и через Северный Голливуд попал в Бичвуд-Каньон. Он начинается высоко, прямо под знаком «Голливуд», и, извиваясь, спускается вниз к Франклину у подножия Голливудских холмов. Там расположены школа, заправочная станция и куча жилых домов, которые когда-то были маленькими, но, превратившись в большие, лучше не стали. Городской район.

Между большими домами устроились крошечные бунгало, очень аккуратные и славные и все же похожие на гаражи. Чем выше в горы, тем больше таких домишек и тем меньше строителей.

Дом под номером 3484, узкий, на четыре квартиры, поднимался вверх по склону холма, словно детская пирамидка. Вдоль левой стены шли цементные ступени, потрескавшиеся и выщербленные в тех местах, где в них вгрызались корни древних юкк. Перед первой квартирой имелось маленькое крылечко с деревянными колокольчиками и кучей кактусов в старых глиняных горшках, раскрашенных в традиционном индейском стиле. Правда, краска на них облупилась и осыпалась. На улице перед входом росли четыре агавы в окружении серебристых сорняков, всегда соседствующих с агавами. Вокруг было довольно чисто и ухожено, но только на первый взгляд, словно тот, кто это делал, не мог добраться до углов, вымести весь мусор и выполоть сорняки. Ни подъездной дорожки, ни гаража. Машины здесь было принято оставлять прямо на улице.

Я проехал мимо, развернулся и припарковал свой «корвет» на противоположной стороне улицы, а затем направился к крыльцу. Я даже не успел постучать, как дверь открылась — но лишь на ширину цепочки — и наружу выглянула женщина лет семидесяти в пестром халате.

— Чем вам помочь? — спросила она.

Голос у нее был пронзительный и суровый. Хозяйка недвусмысленно намекала на то, что, если ей не понравится мой ответ, она поможет мне оказаться в полицейском участке.

Я показал свою лицензию.

— Лет десять назад здесь жила женщина по имени Карен Шипли. У нее еще ребенок был. Я пытаюсь ее найти. Вы можете уделить мне несколько минут?

Она посмотрела на лицензию, потом на меня.

— А откуда мне знать, что это именно вы?

Я достал права, чтобы она взглянула на фотографию. По улице прошли очень высокий белый мужчина и коротышка латиноамериканец. Высокий был лысым, в пятнистой рубашке в африканском стиле вроде тех, что считались писком моды в 1969 году. У латиноамериканца волосы были гладко зачесаны назад. Проходя мимо моего «корвета», он провел по нему рукой. Женщина бросила подозрительный взгляд на мужчин, затем снова посмотрела на меня и спросила:

— Ваша машина?

Я ответил, что моя. Она понимающе кивнула:

— Не спускайте с нее глаз. Этот мелкий сукин сын обязательно ее угонит.

Я заверил ее, что буду присматривать за своей машиной.

Она вытянула шею, продолжая следить за парочкой, пока та не скрылась из вида, затем закрыла дверь и, сняв цепочку, снова ее открыла.

— Меня зовут Мириам Дичестер. Можете войти, но, думаю, нам стоит оставить дверь открытой.

— Конечно.

В маленькой гостиной пахло плесенью, на окнах были серые кружевные занавески, на тумбочке стоял допотопный черно-белый телевизор «Ар-си-эй», а у стены — большой бордовый диван с вышитыми подушечками на ручках. Когда-то подушечки были белыми. Судя по всему, занавески тоже. По обе стороны дивана высились аккуратные стопки старых журналов, посвященных кино, а над телевизором висели фотографии в рамках — Кларк Гейбл, Уолтер Бреннан и Уорд Бонд. На снимке Бонда имелся автограф. Повсюду, точно грибы, торчали пепельницы, а на кофейном столике лежала открытая пачка «Кента». Кроме плесени, воздух в комнате пропитался сигаретным дымом, потом и кремом «Ноксема».

Мириам Дичестер достала из кармана халата сигарету, зажигалку «Крикет» и закурила. Я сел на диван. Она — на старинный стул работы Морриса. Я не видел таких уже много лет.

— Отсюда мне все видно, — сообщила она. — В наше время нужно держать ухо востро. Вот почему я живу в квартире, выходящей прямо на улицу. Мне видно всех, кто подходит к дому. — Она махнула сигаретой в сторону узкой разбитой дорожки, поднимавшейся наверх вдоль здания. — Я сразу замечу любого подозрительного типа. У меня есть чем его встретить.

Я показал ей фотографию восемь на десять.

— Это Карен Шипли. Ее сына зовут Тоби.

— Я знаю, о ком вы говорите.

Я убрал снимок.

— А вы знаете, как я могу с ней связаться?

— Нет, не знаю. — Она сделала очередную затяжку и посмотрела на меня. — Я своих не забываю. Да, не забываю. Даже когда они здесь не живут.

— Я не причиню ей зла, Мириам, — сказал я. — Бывший муж не видел Карен и мальчика с тех пор, как они развелись, и очень по этому поводу переживает. Он хочет познакомиться и подружиться с сыном.

Она докурила сигарету и затушила ее. Три затяжки, и сигарете конец.

— Мне это не нравится, — заявила она. — Сукин сын бросил несчастную женщину, и вдруг ему взбрело в голову вернуться и помешать похлебку в старом котелке. И, клянусь богом, знаю, каким местом он собирается ее мешать.

— Они взрослые люди, Мириам, — ответил я, пожав плечами. — Полагаю, они и сами прекрасно разберутся в своих отношениях. А вот мальчик совсем другое дело. Сейчас ему около двенадцати, и он никогда не видел отца.

Она поджала сморщенные губы, и я заметил, что она надела только верхний протез. Нижний лежал в стакане около телефона. Наконец она взяла очередную сигарету и прикурила. Видимо, смирилась с неизбежным.

— Она жила со мной почти год. Во второй квартире, сразу за моей.

— Хорошо.

— Хотела стать актрисой. Многие из тех, кто сюда приезжают, хотят, — заметила она, бросив взгляд на фотографию Уорда Бонда, и глубоко затянулась.

— Только ничего такого не происходит.

— Карен, по крайней мере, попыталась. Она просила меня посидеть с малышом, когда ходила на пробы, и я сидела. А когда она работала официанткой в придорожном ресторане, я тоже сидела с Тоби. Она была мне благодарна. Никогда меня не обижала.

Мириам наклонилась вперед и выглянула в открытую дверь. Короткая вспышка, точно птица пролетела: мимо проехала машина.

— И сколько это продолжалось?

— Два месяца. Может, три. — Она снова откинулась на спинку стула, словно решила, что на улице все спокойно. — Однажды я услышала, как она плачет, и пошла проверить. Она сказала, что больше не может так жить. Что у нее ребенок. Что должна устроить свою жизнь и настроена очень решительно. Она сказала, что собирается учиться дальше.

Я подумал про Карен Шипли, какой видел ее на пленке.

«Хи-хи. О, Питер, я, что ли, взаправду должна? Хи-хи-хи».

— Она действительно пошла учиться?

Мириам Дичестер покачала головой и докурила следующую сигарету.

— У нее не было денег. Да и куда бы она дела ребенка?

— У нее были друзья? Может быть, ухажеры?

Как только одна сигарета заканчивалась, Мириам Дичестер тот час же закуривала следующую.

— Нет. Карен была совсем одна. Она и ребенок. Не было даже родных, к которым она могла бы уехать. А потом она вообще перестала выходить из квартиры. Просто сидела, и все. Можете себе представить? Такая симпатичная молодая женщина! А потом она уехала.

— А она не сказала вам куда?

— Когда выехала, ничего не сказала. Собралась и исчезла. Осталась должна мне за три месяца.

Мириам снова наклонилась, чтобы выглянуть в дверь. Я тоже посмотрел. Судя по всему, это заразно.

— Похоже, она вам нравилась, — заметил я.

— Да.

— И это несмотря на то, что осталась вам должна?

Мириам Дичестер помахала в воздухе сигаретой.

— Карен отдала мне деньги. Пару лет спустя я получила письмо. В нем был почтовый перевод на всю сумму плюс проценты. Как думаете, многие так поступили бы?

— Пару таких людей я знаю.

— Ну ладно. Карен вложила в конверт записку, в которой извинялась и просила меня не думать о ней плохо за то, что она сделала, и объясняла, что у нее не было другого выхода.

— Похоже, она действительно вам нравится.

Мириам Дичестер снова кивнула. Взяла новую сигарету.

— А вы сохранили письмо?

— Господи, у меня здесь столько всего накидано, — проговорила она.

— Может, поищете.

Она прищурилась и взглянула мимо окна на улицу.

— Если я уйду в заднюю часть дома, я не смогу следить за дверью.

— Послежу за вас.

— Поверьте мне на слово, этот мелкий сукин сын только и мечтает о том, чтобы что-нибудь украсть. Они возвращаются.

— Я присмотрю за ними. У меня это неплохо получается.

Я постучал пальцем по щеке под правым глазом. Я внимательный и наблюдательный.

Мириам кивнула и помчалась к маленькому секретеру, стоящему у стены там, где гостиная переходила в столовую. В верхней части секретера имелись три маленьких ящика. Она стала их по очереди открывать, перебирая содержимое: карандаши, ручки, записки, карточки, маленькие конверты и фотографии, сухой цветок, газетные вырезки, некрологи и всякие мелочи, которым было лет сорок, не меньше. Драгоценные вещицы. Мириам некоторое время копалась в ящиках, разговаривая со мной, хотя на самом деле обращалась к себе самой.

Она говорила, что должна навести в доме порядок, что даже начала на прошлой неделе, но тут позвонила какая-то Эдна и ее уборка на этом закончилась. И почему никто не звонит, пока ты ничего не делаешь? Наконец она нашла маленький белый конверт, разорванный по всей длине сверху. Он так долго пролежал в ящичке, что неровные края стали плоскими и гладкими, а бумага потемнела. Мириам достала сложенный желтый листок, прочитала и протянула мне. Все было именно так, как она сказала. Карен извинялась за то, что уехала, не заплатив, писала, что надеется, Мириам не испытала материальных затруднений в связи с этим, что она вкладывает чек на всю сумму плюс шесть с половиной процентов. Что она очень ценит ее дружбу и доброту, которую Мириам проявила к ней и сыну, когда они жили в ее доме. Ни обратного адреса, ни фирменного знака отеля не было. Карен не сообщила, где она находится или куда собирается. На марке значилось: «Челам, Коннектикут».

— Ну, есть что-нибудь полезное? — поинтересовалась Мириам.

— Больше, чем у меня было, — кивнул я.

— Эй, если вы их найдете, то постарайтесь не обидеть, — попросила она.

— Я и не собираюсь.

— Знаете, что про это говорят?

— Нет, а что говорят?

— Благими намерениями вымощена дорога в ад.

Когда мы подошли к двери, я увидел, что высокий белый мужчина и коротышка латиноамериканец направились в противоположную сторону.

— Вот видите? — возмутилась Мириам Дичестер. — Я же говорила, что они вернутся.

— Может, они живут под холмом и просто вышли прогуляться.

— Поцелуйте меня в зад! — «Да, милая старушенция!» — Зуб даю, этот мелкий сукин сын задумал что-нибудь стянуть.

Я поблагодарил ее, дал свою карточку на случай, если она что-нибудь вспомнит, и зашагал к «корвету». Примерно в ста ярдах ниже по улице белый мужчина и коротышка латиноамериканец открывали дверцу «тойоты супра» 1991 года с помощью двухфутовой металлической отмычки.

Я заорал и помчался за ними, но не догнал.