1

Стол, за которым сидели Хенрих, Плохиш и я, стоял неподалеку от сцены. Это означало, что мы пребывали в ночном клубе Быка в ранге чрезвычайно важных персон и все было сделано для того, чтобы мы могли беспрепятственно насладиться концертом. Стоило мне назвать свое имя на входе, как взмыленный администратор в черном смокинге опрометью бросился за нами ухаживать.

В российской провинции в рестораны ходят не для того, чтобы есть и разговаривать, а для того, чтобы пить и танцевать. Поэтому кухне здесь не придается никакого значения: на всю русскую глубинку не найти и одного приличного шеф-повара. Шик заведения определяется интерьером и громкостью звучания музыки.

Клуб, который, кстати, назывался «Фантом», был декорирован в лучших московских традициях: помпезно и с роскошью. Пол в зале, где мы находились, был из черного мрамора с разноцветной подсветкой. Вдоль стен были сделаны ниши, образуя для сидящих там людей уголки интима. Высокие потолки были из матового стекла, почти зеркальные, тоже с подсветкой. Короче, архитекторы и дизайнеры могли гордиться своей работой.

Порученный моим заботам голландец оказался розовощеким добродушным малым лет тридцати пяти, светлоглазым, с редкими белесыми волосами и носом картошкой. По-русски он говорил почти без акцента, но на вопросы отвечал как-то слишком серьезно и надолго задумывался. Видимо, к природной неспешности, свойственной северным европейцам, добавлялось еще и тяжелое похмелье.

Мы появились, когда концерт уже начался. В двух шагах от нас Шуфутинский хриплым голосом исполнял столь любимый в России блатной репертуар, а позади него раскачивался в медленном танце полураздетый кордебалет из трех эффектных девушек. Резких движений девушки не совершали, чтобы не поскользнуться на пестрой стеклянной сцене.

В полумраке я не очень хорошо видел публику. За соседним столом я заметил Силкина с молодой женой, и мы приветственно помахали друг другу. Чуть подальше трогательно держалась за руки чета Собакиных. Что, впрочем, совсем не помешало жене оторваться от мужа и окинуть нас троих своим призывно-вызывающим взглядом.

Плохиш, чудом избежавший неминуемой жестокой расправы, пребывал в приподнятом настроении и с удовольствием болтал с иностранцем.

— Слышь, Хенрик, — утолял он природную любознательность. — А ты откуда русский так хорошо знаешь?

— В университете выучил, — отвечал Хенрих не спеша. — И еще в армии. Немного.

— Значит, шпионом был, — решил Плохиш. — Диверсантом, что ли?

— Я не был диверсантом, — серьезно возражал Хенрих. — Совсем напротив.

— Напротив чего? — наседал Плохиш. — Напротив тюрьмы, что ли? Короче, не хочешь сознаваться?! Ладно! Попробуем по-другому! Кем сейчас работаешь? Опять поезда под откос пускаешь?

— Я сейчас не работаю, — объяснял Хенрих. — Я сейчас уволился. Хочу немного размышлять.

— А че тебе размышлять? — удивился Плохиш. — Зачем? Ты больной, что ли?

— Я не больной, — качал головой Хенрих. — Я хочу размышлять о смысле своей жизни.

— Андрюх, ты вкуриваешь что-нибудь? — Плохиш не мог прийти в себя от изумления. — А говорит, не больной! Че тут думать-то! И так все ясно!

— Мне не так все ясно, — отвечал Хенрих печально.

— Эх ты, а еще шпион! — резвился Плохиш, поражаясь тупости своего собеседника. — Есть бабки, есть смысл. А нету их, и жизни нету. Правильно говорю?

Хенрих не спорил, но и не соглашался. Только неопределенно улыбался в ответ. Он считал, что Плохиш его разыгрывает.

Откуда-то из глубины зала к нам неслышно подошел Бык.

— Ну как, нравится? — спросил он самодовольно. Мы с Плохишом выразили одобрение его заведению.

— Я и в Москве таких не видал! — сообщил Плохиш. — Представляю, сколько сюда капусты угрохали!

— Коммерсанты говорят, такие только в Америке есть, — кивнул Бык, польщенный. — Пошли, я вам еще кое-что покажу.

Мы вышли через служебную дверь и по мягким красным коврам прошли через казино с залами для рулетки, новенькими покерными столами с зеленым сукном и переливающимися огнями игровыми автоматами. Кругом все сверкало и блестело золотом. Сегодня, в день открытия, залы еще пустовали, и местная публика не портила интерьер своим неряшливым видом.

Признаться, я и Римом-то предпочел бы любоваться без римлян, что же касается соотечественников, то они способны обезобразить любой пейзаж, даже столь убогий, как в нашей губернии, главной архитектурной примечательностью которой, кажется, отныне являлся ночной клуб «Фантом».

Обслуга, впрочем, тут наличествовала. Тут и там шныряли официанты, и возле столов уже стояли крупье, в большинстве своем — женщины в одинаковых темно-зеленых жилетах с бабочками. На Быка они взирали с подобострастием и дежурно улыбались нам.

— Слышь, ты че-то больно растолстела! — походя, с хозяйской небрежностью бросил Бык одной из девушек, сидевшей на высоком стуле. Та опрометью скатилась со стула и, выпрямившись, втянула живот. — На соленое не тянет?

— Нет! — испуганно пробормотала она, моргая глазами. — Я больше мороженое люблю!

— А то я думаю, может, ты у нас того, беременная, а? — подозрительно сверля ее глазами, продолжал Бык свой допрос. — Лучше сразу признавайся. Потом поздняк будет метаться!

Девушка в ужасе закрыла рот ладошкой. У нее было пухлое простодушное веснушчатое лицо и курносый нос.

— Да вы что! — горячо воскликнула она. — У нас даже в мыслях таких глупостей нету!

— Смотри у меня! — погрозил ей Бык пальцем и проследовал дальше.

Когда мы отошли на приличное расстояние, он удовлетворенно хмыкнул.

— Дисциплину нужно поддерживать! — нравоучительно пояснил он нам. — А то совсем распустятся. Надо будет потом ей загнуть залазки, — добавил он деловито. — Люблю таких, деревенских.

— Всех уже перепробовал? — завистливо спросил Плохиш.

— Даже не начинал! — отмахнулся Бык. — А куда спешить? Только народ сразу распугаешь. — Он говорил со знанием дела. — Надо их сперва прикормить маленько. Потом сами в очередь выстроятся.

— Много народу тут работает? — деловито поинтересовался Плохиш.

— А я их считал? — беспечно отозвался Бык. — Человек, может, сто. Или больше. Мы тут еще хотим один бар открыть. Типа со стриптизом. В другом крыле. Ну, и чтобы шкуры, само собой, тусовались. Короче, чтобы все как у людей было. Шкур-то навалом! Хоть на столе готовы давать. В натуре! А стриптизерш путных найти не можем! Прям хоть из Москвы выписывай! Танцевать никто не умеет!

— А у вас эта вся бодяга окупится? — продолжал свои расспросы Плохиш.

— Тут вообще-то, это, наших личных бабок не больно много, — ухмыльнулся Бык. — Мы коммерсантов наших напрягли. В долю, конечно, взяли. Но я так понимаю, что если подумать, то должно окупиться! Ща полгорода сюда загоним, остальные сами придут! Ты погоди, к нам еще из Уральска народ повалит! — хвастливо пообещал он. — У вас же там приличным пацанам даже посидеть культурно негде!

Мы спустились по лестнице и оказались в подвальном коридоре с закрытыми комнатами по обе стороны.

— Тут у нас номера, — рассказывал Бык с гордостью. — Для своих. Если кто захочет с телками остаться.

Он условным стуком постучал в одну из дверей. Она открылась. Мы шагнули в большое помещение без окон, и я сразу закашлялся от едкого запаха марихуаны. Сумрачная картина, открывшаяся перед нами, никак не соответствовала праздничной атмосфере, царившей наверху.

Комната утопала в клубах дыма. Здесь было человек двадцать. Судя по внешности, все бандиты. Двое парней сидели за столом, друг напротив друга, и, насыпав на снятое со стены зеркало кокаиновую дорожку, вдыхали ее ноздрями через скрученные долларовые купюры. Рядом с одним из них лежал пистолет. На нас никто не обернулся.

Я видел, как у Хенриха от ужаса расширились глаза. Впрочем, от неуместных вопросов он воздержался. То ли из страха, то ли из деликатности.

Бык сделал кому-то знак, и нам тут же принесли два косяка с анашой, которые мы и пустили по кругу. Бык и Плохиш курили по-особому, затягиваясь вместе с воздухом.

— Это кто с вами? — понизив голос, спросил Бык, кивая на Хенриха.

— Голландец, — ответил я.

— То-то я смотрю, морда лоховская. Не сдаст? — И, не дожидаясь ответа, он повернулся к Хенриху и принялся кричать ему прямо в ухо, при этом бурно жестикулируя. Так часто делают русские, в разговоре с глухими или с иностранцами, когда уверены, что те их не понимают. — Слышь, ты это! Не подумай че плохого! Просто, пацаны отдыхают! Кури спокойно, тут все свои! Если че еще надо, мне скажи!

Хенрих совсем оробел и закивал ему снизу вверх. Покончив с косяками, мы вернулись в зал, пообещав Быку наведаться в комнату отдыха еще раз попозже.

— Это что, мафия? — спросил Хенрих с легким содроганием.

— Откуда у нас мафия, — отмахнулся Плохиш. — Тут приличное место. Видал, вон мэр города сидит. Это у вас там мафия. — Плохиша, кажется, начало «накрывать», он нес всякую чушь. — Вон, в Амстердаме в прошлом году одному пацану уши отрезали! — вдруг сообщил он. — Я в газете читал.

То, что Плохиш читает газеты, было для меня новостью.

— Я не читал, — ответил Хенрих после долгой паузы. Его, похоже, тоже забирало.

— Да вам все равно правды не скажут, — возразил Плохиш. — У вас страна дикая. Все — шпионы.

— Может, это русские сделали? — предположил Хенрих.

— Нет! — не согласился Плохиш. — Это, наоборот, русский пацан был. Кстати, из Уральска. Я так чувствую. Нормально вообще вы поступаете! — Он укоризненно посмотрел на Хенриха. — Не успел к вам русский пацан приехать, как вы ему сразу уши режете. Вот тебе, к примеру, уши отрезать, тебе понравится?

Хенриху явно не нравилось без ушей. Он поспешно втянул голову в плечи. Плохиш налил себе и Хенриху и, выпив, перескочил на другое.

— Слышь, Хенрих, а давай с тобой бизнес замутим. Тебе же все равно сейчас делать нечего.

— Какой бизнес? — спросил Хенрих, без особого, впрочем, интереса. Он все еще находился под впечатлением.

— А по телкам. У вас же там публичных домов полно. Целый квартал. Красные фонари, что ли?

— И еще есть, — ответил Хенрих не без гордости за родину.

— Давай, я тебе телок отсюда буду гнать. — Плохиш загорелся. — По дешевке. А ты там их пристраивать будешь. Поработали чуток, и назад.

Хенрих не успел ничего ответить на это заманчивое предложение, потому что нас окликнули. Возле нашего столика стоял сын губернатора.