"Корабль, который искал" - читать интересную книгу автора (Маккефри Энн, Лэки Мерседес)

Глава 5

— Должен тебе сказать, Тия, — добродушно говорил доктор Кенни, уютно устроившись перед ее главным экраном, — что беседовать с тобой лицом к пилону куда приятнее, чем обмениваться сообщениями с двойной задержкой. Все-таки четыре часа дожидаться ключевой фразы шутки — это немного чересчур.

Он сидел лицом к пилону, а не к экрану — тот же знак любезности, что обычно демонстрировал Алекс. Самого Алекса на борту не было — он отправился вниз, на базу, проматывать полученную премию, пока Тия болталась в ремонтных доках на орбите. Но поскольку до «Гордости Альбиона» было рукой подать, доктор Кенни не устоял и решил нанести визит своей самой преуспевающей пациентке.

Новую версию его инвалидной коляски наконец-то довели до ума, и доктор Кенни пользовался именно ею. Под платформой и сиденьем скрывался основной источник питания, ноги до пояса были упрятаны в блестящий экзоскелет, и Тия думала, что он похож на какого-то древнего царя-воителя, восседающего на троне.

— Большинство моих одноклассников шуток просто не понимают, — хихикнула Тия. — Похоже, у них плохо с чувством юмора. Вот и приходится делиться шутками с вами, мягкотелыми.

— Большинство твоих одноклассников — холодные и чопорные, как искусственные интеллекты, — ответил доктор. — Не волнуйся, лет через десять они станут более раскованными. По крайней мере, если верить Ларсу. Он говорит, что общение с обычными людьми заражает даже самых твердолобых капсульников. Ну, и как тебе жизнь с партнером? Насколько я помню, это был один из твоих главных страхов: что ты удвоишь свой долг, как Мойра, из-за того, что станешь разбрасываться пилотами.

— Знаете, Кенни, Алекс мне действительно нравится, — медленно ответила она. — Особенно после той истории с зомби. Мне неудобно в этом признаваться, но… Он нравится мне даже больше, чем вы, или Анна, или Ларс. Собственно, об этом я и хотела поговорить с вами, когда вы мне позвонили. Я… я действительно доверяю вашим суждениям.

Кенни кивнул с понимающим видом.

— И, поскольку я никаким боком не связан с программой подготовки «мозгов» и «тел», я не обязан буду докладывать о том, как сильно ты привязалась к своему пилоту.

Он ехидно подмигнул пилону.

Тия позволила себе немного расслабиться.

— Ну да, и это тоже, — призналась она. — Кенни, я просто не знаю, что думать! Он небрежный, забывчивый, немного импульсивный — а вкусы в одежде у него просто жуткие! — и тем не менее я предпочту иметь своим партнером скорее его, чем кого-то еще в целой Галактике. И разговаривать с ним мне приятнее, чем с одноклассниками, — а ведь для капсульника одноклассники должны быть самыми близкими людьми!

Должны быть — вот в чем дело, не так ли? В ее жизни почти все не так, как должно быть. Если бы все пошло так, как должно было пойти, она бы сейчас проходила практику в Институте археологии, а не работала на него. И была бы не капсульницей, а обычным человеком.

Но, с другой стороны, если бы ты всю жизнь думала только о том, как все должно быть, где бы ты была сейчас? Ты стала тем, что ты есть, пытаясь извлечь лучшее из того, что есть.

— Ну что ж, Тия: ты ведь провела первые семь лет своей жизни, наиболее важные для формирования личности, как обычный человек, — мягко напомнил Кенни. Следующие его слова перекликались с ее собственными мыслями: — Ты никогда даже не думала, что очутишься в капсуле, в то время как твои одноклассники никогда не знали ничего, кроме своих капсул и учителей. Это как с вылупившимся цыпленком: что он первое увидит — то и полюбит.

— Ну, я… я не говорила, что люблю его! — пролепетала Тия, внезапно встревожившись.

Кенни лишь невозмутимо взглянул на ее пилон с тем самым выражением лица, которое Тия так хорошо знала. Это выражение означало, что Тия говорит не всю правду и что Кенни это видит.

— Ну… разве что чуть-чуть, — призналась она тихо-тихо. — Но это не значит, что я такая же, как обычные люди…

— Друзей тоже любят, знаешь ли, — заметил Кенни. — Это признано много веков тому назад, и даже ваши узколобые Советники не станут с этим спорить. Вспомни тех же греческих философов — они различали три вида любви, и только один из них имел отношение к телу. «Эрос», «филия» и «агапэ».

— Сексуальная, братская и религиозная, — перевела Тия. Ей стало немного спокойнее. — Ну ладно. Значит, это филия.

— Ларс переводит это как «любовь, связанная с телом», «любовь, связанная с разумом» и «любовь, связанная с душой». В твоем случае это даже лучше подходит, — уточнил Кенни. — Тут может идти речь как о филии, так и об агапэ.

— Ну да, пожалуй, вы правы… — сказала она, смутившись.

— Тия, дорогая моя, — сказал Кенни чуточку снисходительно, — в том, чтобы признаться, что ты любишь своего пилота, ничего плохого нет. На случай, если ты забыла: первые слова, которые ты передала мне из своей новой капсулы, были: «Доктор Кенни, я вас люблю!» Откровенно говоря, мне куда приятнее услышать от тебя это, чем что-то «более уместное».

— Что, например? — с любопытством спросила Тия.

— Ну… Ну, например, — и он пронзительно заговорил чопорным тоном: — «Да, доктор Кеннет, я вполне довольна действиями моего „тела“ Александра. Полагаю, мы с ним сработаемся. Наше последнее задание было выполнено вполне приемлемо».

— Ой, вы говорите как Кари, ну точь-в-точь как Кари! — рассмеялась Тия. — Ну да, вы правы — но попробуйте представить, как бы я могла вести подобный разговор с одним из моих Советников!

Кенни скривился и воздел руки.

— О ужас! — возопил он с выражением лица, которое вполне соответствовало его негодующему тону. — Как вы могли? Да вы вообще не имеете права испытывать какие-либо чувства! АГ-1033, я буду вынужден доложить о том, что ваше психическое состояние нестабильно!

— Вот именно, — ответила она, посерьезнев. — Иногда мне кажется, что из нас хотят сделать просто искусственные интеллекты, разве что более совершенные. Наделенные самосознанием и способные к осмысленной деятельности, но при этом, перед тем как запихнуть тебя в капсулу, кто-то берет скальпель и отсекает ту часть твоей души, которая способна испытывать чувства.

— Видишь ли, дорогая, они ходят по лезвию ножа, — объяснил Кенни не менее серьезно. — Твоим одноклассникам не хватает того, что было у тебя: физического контакта с родителями. Они никогда ни до чего не дотрагивались; они никогда не знали ничего, кроме очень искусственной среды. Они на самом деле просто не понимают эмоций, потому что им никогда не позволяли испытывать их или наблюдать их вблизи. На самом деле не могу сказать, что я не представляю себе, каково им впервые очутиться в реальном мире, населенном нами, мягкотелыми. Они буквально попадают в иной мир, такой же чуждый и непонятный, как любая инопланетная культура. В определенном смысле было бы лучше, чтобы все они получали профессии, в которых им никогда не пришлось бы сталкиваться с людьми лицом к лицу.

— Но тогда почему… — Тия очень тщательно подбирала слова: — Почему в капсулы не помещают взрослых?

— Потому что взрослым — и даже детям сознательного возраста — зачастую невозможно привыкнуть к тому, что их тела больше не действуют и что они — как ты точно заметила сама — больше никогда не смогут ни к кому прикоснуться напрямую.

Он вздохнул.

— В свое время я повидал немало таких случаев. Ты — исключение, радость моя. Но ты всегда была не такой, как все. Невероятно гибкой, умеющей приспособиться к любой ситуации.

Он откинулся на спинку своего кресла и задумался; Тия не прерывала его.

— Знаешь, Тия, в программе подготовки капсульников есть вещи, с которыми я никак не могу согласиться. Но теперь твоя подготовка окончена, и ты живешь в реальном мире. Здесь даже Советники не такие, как в вашей школе, вот увидишь. Они часто бывают готовы принять все, что действует, а не только то, что есть в книгах правил.

Тия помедлила, прежде чем ответить.

— Кенни, а что мне делать, если… Если эти чувства начнут перерастать в эрос? Ну, в смысле, я не собираюсь вскрывать пилон или делать еще что-нибудь в этом духе, но…

— Хельва, — лаконично ответил Кенни. — Вспомни о Хельве. У нее с ее пилотом была любовь, о которой и до сих пор помнят во всем обитаемом космосе. Если такое случится, Тия, — значит, так тому и быть. Ну а если не случится — не переживай. Радуйся тому, что твой напарник — твой лучший друг. В конце концов, так ведь оно и задумывалось изначально. Я верю в твое благоразумие и интуицию — я всегда в них верил. С тобой все будет в порядке.

Он слегка кашлянул.

— Тем более что я, быть может, понимаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Мы с Анной тоже вроде как сошлись…

— Да ну? В самом деле? — Тия даже не попыталась скрыть ликование, звучавшее в ее голосе. — Давно пора! А что она сделала: опрокинула вашу коляску, чтобы помешать вам смыться, и соблазнила вас, пользуясь вашим беспомощным состоянием?

— Это буквально слово в слово то же самое, что сказал Ларс! — воскликнул Кенни, отчаянно покраснев. — Только он добавил еще кое-какие ехидные замечания.

— Могу себе представить! — хихикнула Тия. Ларсу перевалило за двести, и он немало повидал за эти годы. Любые разновидности драм, которые разыгрываются между разумными существами. Ведь он контролировал одну из крупнейших медицинских станций Центральных Миров. А уж где есть место всему, от трагедии до комедии, так это на медицинской станции — об этом прекрасно осведомлены создатели мыльных опер по всей Галактике. И Ларс был свидетелем — а иногда и непосредственным участником — всех этих событий, от мелких неурядиц до глобальных катастроф.

Он управлял станцией «Гордость Альбиона» с тех пор, как она была построена, — собственно, он был встроен в нее. Уйти он оттуда не мог, да и никогда этого не хотел. Циничный, остроумный — и неожиданно добрый. Хороший человек Ларс…

Он действительно умел быть добрейшим из людей, будь то обычные люди или капсульники. Но при этом никогда не упускал случая поддеть своих мягкотелых коллег.

— Но, Кенни… — Тия замялась: ее снедало любопытство, но при этом она не знала, имеет ли право любопытствовать. — Кенни, можно ли мне расспрашивать про вас с Анной?

— Тия, я про тебя знаю все, что можно: от твоей нормальной частоты пульса до точного состава биохимических компонентов в твоей крови, когда ты испытываешь стресс. И мой доктор знал обо мне то же самое. Мы оба привыкли к тому, чтобы нас все время обмеривали и просвечивали, и… — он запнулся, — и ты, мой друг, ты мне очень дорога. Так что если тебе действительно очень хочется что-то узнать — валяй, спрашивай. Но не рассчитывай, что я стану рассказывать тебе о тычинках и пестиках! — и его глаза лукаво сверкнули.

— Вы… когда мы впервые встретились, вы назвали себя «медиком в полукапсуле». Вы наполовину машина. Как… как Анна к этому относится?

Если бы Тия могла, она бы покраснела — настолько бесцеремонной она себя чувствовала.

Однако Кенни, похоже, не счел ее вопрос бесцеремонным.

— Хм… Хороший вопрос. Однако ответ, моя дорогая, боюсь, тебе не подойдет. «Наполовину машина» я только тогда, когда нахожусь в коляске. А выбравшись из нее, я становлюсь пусть неполноценным, но все же человеком.

Он улыбнулся.

— Значит, это все равно что сравнивать камни с конфетами… — на это Тия не рассчитывала. — Или воду с листовым железом…

— Хорошие сравнения. Кстати, ты не первая, кто меня об этом спрашивает. Так что не думай, что ты одна такая любопытная.

Он потянулся и усмехнулся.

— Мы с Анной часто даем советы по части… хм… личных отношений моим другим пациентам-инвалидам.

— Ага, значит, это не выглядит так, как будто я за вами подглядываю! — Тии было приятно это знать.

— Да, но тем не менее ты была и остаешься в принципиально иной ситуации, чем прочие мои пациенты, — предупредил Кенни. — Многое из того, что подходит им, для тебя не подходит.

Он покачал головой:

— Я скажу тебе это прямо, не пытаясь ничего смягчить и сгладить. У тебя не осталось действующих нервных окончаний, будь то чувствительные или двигательные, ниже уровня шеи. И, насколько я видел, в вегетативной нервной системе тоже успели произойти кое-какие нарушения до того, как твое состояние стабилизировалось. Из-за этого и еще тех изменений, которые произвели в твоем организме, помещая тебя в капсулу, ты теперь целиком и полностью зависишь от своей системы жизнеобеспечения. Не думаю, что ты можешь выжить вне своей капсулы… Ну вот, я знал, что тебя это не обрадует.

— Да нет, ничего, все нормально.

Она была разочарована — но в то же время испытывала облегчение. Облегчение оттого, что стало меньше одним из факторов, которые ей придется учитывать в процессе будущего партнерства. А разочарование было не таким уж сильным. На самом деле она никогда и не думала, что сможет вернуться назад по тому пути, который привел ее в пилон.

— Я принес с собой кое-какие материалы по приспособлениям, над которыми мы работаем, — приспособлениям, которые должны помочь некоторым из наших инвалидов. Я подумал, что тебе будет интересно — с чисто академической точки зрения.

Кенни сунул чип с данными в ее считывающее устройство, и Тия вывела информацию на свой центральный экран.

— Эта барышня была профессиональной балериной — и пострадала во время землетрясения: на нее обрушилось несколько тонн бетонных плит. К тому времени, как до нее добрались врачи, ногу спасти было уже никак нельзя — наступили необратимые изменения на клеточном уровне.

На видео была показана миловидная девушка в спортивном костюме, разминавшая ногу, — на вид это была вполне нормальная нога, только двигалась она слишком скованно.

— Проблема с искусственными конечностями, которыми мы снабжаем людей, переживших ампутацию, состоит в том, что, хотя нам удалось решить большую часть проблем с весом и равновесием, они по-прежнему остаются бесполезными для таких людей, как танцоры, которые привыкли ориентироваться на свои физические ощущения, чтобы определить, в правильном ли положении находится нога.

Кенни тепло улыбнулся, глядя на девушку на экране.

— Вот, это Лила, ей всего несколько минут назад поставили новую ногу. Кстати, нога ампутирована по самое бедро. Следующий ролик снят три недели спустя, а следующий за ним — через три месяца.

Экран мигнул и вспыхнул вновь. Тия обнаружила, что ее внимание целиком приковано к девушке. Теперь она явно выполняла какие-то балетные па, и выполняла очень неплохо — насколько могла судить Тия. Потом экран мигнул снова…

Теперь девушка была на сцене, она танцевала в каком-то классическом балете. И если бы Тия не знала, что ее левая нога — электронный протез, она ни за что бы об этом не догадалась.

— А вот музыкант, который потерял руку, — продолжал Кенни, но уже повернувшись к пилону. — Нам вместе с компанией «Мото-простетикс» удалось решить проблему физических ощущений, Тия! — гордо сообщил он. — Лила говорит, что она нарочно изменила рисунок танца таким образом, чтобы выполнять некоторые сложные па на левой, а не на правой ноге. На левой ноге нельзя натереть мозоли или сломать кости, нельзя порвать связки, перетрудить колено, подвернуть щиколотку. Пока что единственная разница между этой ногой и нормальной — это что протез чуть-чуть тяжелее, но не настолько, чтобы это мешало, при условии, что она будет это учитывать. И еще он значительно прочнее.

На экране появилось еще несколько пациентов доктора Кенни, но Тия и доктор уже не обращали на них внимания.

— Нет, какие-то проблемы должны быть, — сказала наконец Тия. — Ничто не совершенно.

— Да, воспроизвести весь комплекс физических ощущений нам пока не удалось. В случае Лилы мы обращали особое внимание на стопу, щиколотку и коленный сустав, а в тех частях ноги, что находятся между суставами, мы позволили себе многим поступиться. Еще одна проблема — это вес. Чем большее количество нервных окончаний мы воспроизводим, тем тяжелее получается протез. Десятикилограммовая рука способна доставить человеку массу проблем.

Кенни немного изменил позу.

— Тем не менее все это основано на тех исследованиях, которые проводятся в Институте экспериментальной медицины, Тия! И большая часть взята из разработок, связанных с мозговыми кораблями, — сенсорные датчики, встроенные в эти искусственные конечности, те же самые, с помощью которых ты получаешь информацию о работе систем своего корабля.

— Потрясающе! — воскликнула Тия. Она была очень рада за него. — Вы великий человек, доктор Зорг!

— Ну что ты, нам еще столько предстоит сделать! — скромно возразил он. — По крайней мере, я не слышал, чтобы кто-то из коллег Лилы потребовал удалить ему ноги и поставить вместо них эти новые протезы. У Лилы есть свои проблемы, порой весьма болезненные, несмотря на то что она прошла полный курс лечения и считается здоровой. В каком-то смысле оказалось удачным, что наш экспериментальный протез достался балерине, потому что Лила привыкла к боли — все профессиональные танцоры к этому приучены. Кроме того, он жутко дорогой — Лиле просто повезло, потому что ее страховая компания высчитала, что дешевле будет оплатить протез, чем выплачивать ей компенсацию за погубленную карьеру. Хотя — если принять во внимание сроки жизни капсульников и сравнить их с продолжительностью жизни у нас, тех, кто по-прежнему пребывает в хрупких оболочках, созданных природой, — могу предвидеть, что в один прекрасный день все наши мозги станут пересаживать в мини-капсулы после того, как старая оболочка придет в негодность, и вместо того, чтобы решать, во что одеться, мы будем выбирать, какое тело носить.

— Нет, не думаю, что до этого дойдет, — решительно сказала Тия. — Хотя бы потому, что, если всего одна конечность стоит так дорого, стоимость целого тела будет вообще астрономическая.

— Ну да, это, конечно, проблема, — согласился Кенни. — Но, по правде говоря, других технических проблем, помимо расходов, практически не осталось. Мы уже способны хоть сегодня собрать полностью функционирующее тело. На самом деле это проще, чем одна конечность. Да, кстати — говоря о теле, я имею в виду тело с полным набором физических ощущений.

Дальше он ничего говорить не стал, только подмигнул и лукаво усмехнулся.

— А под «полным набором физических ощущений» я имею в виду именно то, о чем ты подумала, маленькая негодница!

— Я? — отозвалась Тия, старательно имитируя негодование. — Понятия не имею, о чем вы говорите! Я так же невинна, как… как…

— Как я, — закончил Кенни. — Между прочим, это ты первая спросила у меня про Анну.

Тия ничего не ответила, делая вид, что дуется. Но Кенни продолжал ухмыляться как ни в чем не бывало, и Тия поняла, что обмануть его ей не удалось.

— Ну, как бы то ни было, основная проблема в том, чтобы создать систему жизнеобеспечения для отделенного от тела мозга.

Кенни пожал плечами:

— С этим как раз имеются сложности — пока что единственный способ исправить такую травму, как твоя, это поместить все тело в капсулу, снабженную системой жизнеобеспечения. А такую капсулу в тело размером с человеческое уже не запихнешь.

— Ну, тогда можно изготовить нам огромные тела и создать новую расу гигантов! — пошутила Тия. — Судя по тому, что вы рассказываете, это будет куда проще.

Кенни закатил глаза, слегка удивив ее этой внезапной вспышкой раздражения.

— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но нашелся человек, который хочет устроить что-то в этом духе, для голофильмов. Он хочет создать гигантские тела, полностью чувствительные — динозавров, чудовищ и так далее, — нанять актера-капсульника и использовать их в своих блокбастерах.

— Не может быть! — воскликнула Тия.

— Я тебе клянусь, — сказал Кенни, положив руку на сердце. — Это правда, все до последнего слова. И хочешь — верь, хочешь — не верь, но у него есть на это деньги. Кинозвезды зарабатывают больше тебя, дорогая моя. Думаю, что в следующий раз, когда какой-нибудь «мозг» решит уйти со службы, оплатив свой контракт, этот мужик будет ждать его у трапа, чтобы попытаться уговорить его сниматься в фильмах.

— Изумительно. Я мысленно качаю головой.

Тия немного поразмыслила.

— А не проще будет создать тело нормальных размеров с чем-то вроде прямой связи с капсулой?

— Вроде радио? — переспросил Кенни. — Хм. Хороший вопрос. Но тут другая проблема: эти нервы передают слишком большой объем информации. Разумеется, для каждого нерва потребуется отдельный канал, но дело даже не в этом, а в том, что радиус действия такого тела будет слишком коротким, в противном случае сигнал может нарушиться. Собственно, именно так происходит и с моей коляской, — закончил он, кивнув на свои ноги, закованные в экзоскелет. — Я должен находиться в одной комнате с ней, иначе мне приходится играть в греческую статую.

Тия рассмеялась.

— В любом случае все это оборудование будет стоить как мозговой корабль, так что это не очень практично, — заключил Кенни. — Даже для меня — а ведь я зарабатываю довольно много.

«Ну, и для меня тоже», — подумала Тия и отмахнулась от этой идеи. Для мозгового корабля практичнее всего — выплатить свой долг. В конце концов, если она хочет иметь возможность поступить в Институт на правах исследователя и отправиться разыскивать эскайцев, для начала надо обрести свободу.

— Кстати, деньги — это второе, о чем я хотела с вами поговорить.

— И вновь поднимает свою страшную голову запрет, наложенный программой подготовки капсульников! — торжественно произнес он и усмехнулся. — Думаю, со временем они тебя возненавидят. Ты такая же, как и все остальные по-настоящему толковые ребята. Ты мечтаешь погасить свой долг, верно?

— Не думаю, что среди мозговых кораблей много таких, кто не мечтает сделать это рано или поздно, — возразила она. — Мы ведь все-таки люди, а не машины с искусственным интеллектом. Нам хочется самим решать, что делать и куда летать. Не можете ли вы что-нибудь мне посоветовать насчет того, как заработать побольше денег? Рынок поиска новых перспективных мест для раскопок более или менее монополизировала Мойра.

— Так ведь ты же ей это и посоветовала, верно? — Кенни погрозил Тии пальцем. — Разве ты не знаешь, что никогда не следует делиться идеями с потенциальными конкурентами?

— Тогда-то она не была потенциальной конкуренткой, — возразила Тия.

— Ну вот, ты получила скромную премию за спасение пострадавших от вируса зомби, верно? — сказал Кенни, задумчиво почесывая бровь. — Как насчет того, чтобы вложить эти деньги в дело?

— В какое? — спросила Тия. — Я ничего не смыслю в инвестициях.

— Исходя из моего собственного скромного успеха во вложении средств в «Мото-простетикс» — и притом не в бумаги, а в долю в самой компании, — могу сказать, что, если ты будешь вкладывать средства в то, в чем ты разбираешься, результаты могут быть существенные.

Он побарабанил пальцами по ручке кресла.

— Нет, я не веду речь об инсайдерской торговле, как ты могла подумать. Но тем не менее на твоем месте я вложил бы деньги в то, чем ты интересуешься и в чем можешь считать себя специалистом.

— Снова качаю головой, — ответила Тия. — Понятия не имею, к чему вы клоните. В чем я, по-вашему, разбираюсь?

— Ну, смотри, — сказал Кенни. Он подался вперед, глаза у него загорелись. — В чем археологи всегда разбираются, так это в долговременных перспективах. Они привыкли мыслить столетиями. А для большинства бизнесменов как раз основная проблема в том и состоит, что они не способны мыслить в долговременной перспективе. Подумай о том, что один мой приятель называет «катастрофами, которые не могут не случиться», и вложи средства в те компании, которым придется участвовать в ликвидации последствий этих катастроф.

— Ну, в теории это звучит неплохо, — с сомнением сказала Тия, — но вот что насчет практики? Как это я буду подыскивать подобные ситуации? В конце концов, я одна, и у меня уже есть работа.

— Тия, в твоем распоряжении вычислительные возможности целого мозгового корабля! — твердо сказал ей Кенни. — Кроме того, ты имеешь доступ ко всем институтским архивам, связанным со всеми планетами, где велись и ведутся какие-то раскопки. Воспользуйся тем и другим. Выясни, с какими проблемами приходилось сталкиваться древним, и просчитай, не могут ли они повториться в современных колониях.

Так сразу на ум ничего не приходило, но, если подумать… Да, пожалуй, Кенни прав.

Он взглянул на свои наручные часы.

— Мой шаттл должен был отправить тебе вызов примерно в…

— Уже отправил, — закончила Тия. — Он вот-вот пристыкуется — четвертый шлюз от меня направо. Спасибо, что зашли, Кенни.

Он направил свою коляску к лифту.

— И тебе спасибо за гостеприимство, Тия. С тобой всегда приятно пообщаться.

Подъехав к лифту, он оглянулся через плечо и с усмешкой сказал:

— Кстати, чтобы тебе не приходилось рыться в моих медицинских данных: у меня все работает, Анна пока не жаловалась.

Все-таки хорошо, что она не умеет краснеть!

Пока Алекс гулял на базе со своими бывшими однокурсниками — видимо, стараясь оправдать девиз их класса: «Вечеринка никогда не кончается», — Тия с головой погрузилась в институтские архивы. Институт давал ей свободный, бесплатный доступ ко всему, что она хотела, — то ли считали ее чем-то вроде внештатного исследователя, то ли из благодарности за роль, которую она сыграла в истории с зомби, то ли просто потому, что в их системе защиты не было предусмотрено возможности доступа с мозгового корабля. Обычно они заставляли платить за каждую скачанную единицу хранения. Но Тию все это не касалось: архив был полностью в ее распоряжении.

Но сперва — ее собственные личные поиски. Тия довольно быстро освоила все, что имело отношение к старым исследованиям по эскайцам. С существующих раскопок новых сведений почти не поступало, так что она мимоходом проверила, как идут дела у Поты с Брэддоном, а потом принялась просматривать последние эскайские находки.

И тут она чисто случайно наткнулась на кое-что любопытное.

На самом деле это было скорее забавно. Это был доклад с раскопок класса B, из группы, работающей над местом, которое изначально привело в восторг нашедших его исследователей. Исследователи доложили, что обнаружили поселение эскайцев — первое поселение эскайцев на планете, не принадлежащей к марсианскому типу. Разумеется, туда немедленно вылетела команда специалистов.

Оказалось, что это было ложной идентификацией — это были вовсе не эскайцы, а мегальт-тресепты, практически не представлявшие интереса для Института. О мегальтах было известно практически все: они научились строить корабли со сверхсветовыми двигателями еще в далеком прошлом, и некоторые из основанных ими колоний существовали до сих пор. Некоторые из их артефактов действительно походили на изделия эскайцев, и, если не знать, что в этих местах обитали мегальты, легко было ошибиться.

Планета, на которой велись раскопки, удивительно напоминала Землю — тем ценнее оказалось бы найденное поселение эскайцев, если бы это действительно были они.

Хотя к эскайцам это поселение никакого отношения не имело, Тия, однако, продолжила читать отчет из чистого любопытства. Ларго Дракона была очень странная планетка, с необычным расположением орбиты, из-за которого примерно десять лет в каждом столетии там были очень неблагоприятными. В остальном же планета была вполне пригодной для жизни, и даже более: два урожая ежегодно! Согласно отчету, современные поселения как раз готовились к неблагоприятному десятилетию — но и мегальты тоже к нему готовились.

И тем не менее их поселения были оставлены, внезапно и необъяснимо. Не самое типичное поведение для логичной, уравновешенной расы.

Поселения мегальтов на планете (а их нашли два) были заброшены в течение первого года этого злосчастного десятилетия. И не потому, что там закончилась пища, как подумала было Тия. Припасов хватило бы на все десять лет с избытком, даже если бы урожаев не было совсем.

Нет, не потому, что у поселенцев не хватало еды, — а потому, что еды стало не хватать местным грызунам!

Исследователи обнаружили архивы поселения, в которых рассказывалась вся история их краха. Архивы были записаны на тонких металлических листах, которые мегальты обычно использовали для долговременного хранения информации. Поселения были оставлены так быстро, что даже архивы никто не потрудился захватить с собой.

Исследователям повезло, что мегальты записывали информацию на металле — никакой другой материал не пережил бы того, что произошло с поселением. На оба поселения напали грызуны, весьма похожие на земных крыс. Сперва они просачивались тонкой струйкой и лишь немного досаждали поселенцам. Но потом, откуда ни возьмись, появились огромные стаи — настоящий поток, цунами, затопившее обе колонии. Защитные электрические изгороди были сметены в мгновение ока, и зверюшки буквально прогрызли себе путь в здания. Ничто было не в силах их остановить. Их убивали тысячами, но это ничего не дало. Грызуны сжирали трупы и все прибывали и прибывали.

Судя по всему, пищеварительная система этих животных на время неблагоприятного периода претерпевала изменения, позволяющие им переваривать любую органику, вплоть до целлюлозы и пластика.

В конце отчета присутствовала заметка, касающаяся нынешних властей Ларго Дракона. Это было, собственно, личное письмо, которым сопровождался отчет.

«Фред, я просто счастлив, что мы скоро уберемся отсюда. Мы предупредили губернатора колонии, но он и ухом не ведет. Они полагают, что раз я археолог, я настолько погружен в прошлое, что в настоящем ничего не смыслю. В офисе губернатора мне сказали, что их защитные поля достаточно мощные, чтобы остановить каких-то там крыс. Но рассчитывать на это не стоит. Это звери, обезумевшие от голода, мохнатая саранча, и защитных полей они просто не заметят. Я тебе говорю, Фред, не пройдет и года, как у этих людей будут большие проблемы. Мегальты и те сдались, а между тем они были совсем не такие отсталые, как кажется губернатору. Быть может, эти его чудо-поля и смогут остановить тварей, но я так не думаю. И мне совсем не хочется, чтобы они убедились в своей неправоте, проснувшись под ковром из крыс. Мегальтов крысы не ели — но они сожрали у них всю одежду. Мне совсем не улыбается садиться в шаттл, сверкая голой задницей на легком утреннем ветерке — который, по расчетам, к тому времени будет достигать скорости пятьдесят километров в час, — и при температуре минус двадцать по Цельсию. Так что, возможно, я все-таки постараюсь, чтобы этому моему докладу дали ход. Готовь к моему приезду холодное пиво и жаркий камин».

Хм. Похоже, это именно то, о чем говорил доктор Кенни.

Тия, чисто для верности, просмотрела еще несколько источников — не затем, чтобы убедиться, что «крысы» действительно опасны, а затем, чтобы выяснить, насколько колония готова встретить «крыс» и ухудшившуюся погоду.

Все, что она нашла, сходилось с тем, что неведомый автор писал «Фреду». Генераторы защитного поля были самые что ни на есть стандартные, не рассчитанные на критические условия. Склады имели металлические двери — но обшиты были зачастую пластиком либо деревом. Дома были построены из местного камня и хорошо утеплены для борьбы с холодом — но при этом имели пластиковые либо деревянные двери. Да, пищи было запасено с избытком, но что станут делать колонисты, когда «крысы» прогрызут стенки складов и доберутся до их запасов? Последние двадцать лет колония целиком зависела от пищи, выращиваемой на месте. Местный космопорт не был приспособлен для ввоза провизии, и синтезаторов промышленного масштаба на планете не было. Были протеиновые фермы — но что, если «крысы» проникнут туда и сожрут культуры заодно со всем прочим? И даже если людям удастся отстоять свою еду — что они станут делать, если, как предполагал автор записки, «крысы» прогрызут двери домов и примутся лакомиться одеждой, одеялами, мебелью?

И что толку от этих официальных отчетов? Есть ли на планете хоть кто-нибудь, кто способен остановить надвигающуюся катастрофу?

Ей пришлось целый день рыться в деловых поисковиках, прежде чем она нашла ответ. На планете имелся производитель специализированного защитного снаряжения, включая мощные генераторы защитных полей. Этот завод вполне мог обеспечить колонистов всем необходимым, как только губернатор признает, что опасность действительно существует. Конечно, правительственных фондов могло не хватить на оплату всех средств защиты, но более восьмидесяти процентов населения имели страховку от несчастных случаев и катаклизмов, и страховые компании оплатят защиту своих клиентов.

Половина ответа есть. А как насчет второй половины?

Еще одна фирма, торгующая своей продукцией на многих планетах, у которой имеется запас самых простых, устаревших синтезаторов на расстоянии нескольких дней полета от Ларго Дракона. Эти синтезаторы не отличались разнообразием ассортимента, зато сырьем для них могло служить что угодно: углеводы синтезировались из угля либо нефти, протеин — из отходов, волокна — из любого растительного сырья, и таким образом можно было получить хотя бы элементарные продукты, которыми можно питаться, которые можно носить, из которых можно делать мебель…

Тия принялась воплощать свои планы в жизнь. Но не через Бету, своего инспектора, а через Ларса и его инспектора.

До возвращения Алекса она успела предпринять все необходимые действия. Она направила в обе избранные ею компании тщательно составленные письма, присовокупив все документы, имевшиеся в публичном доступе. Она преследовала цель убедить их в серьезности ситуации, не произведя при этом впечатления истерички.

Разумеется, тот факт, что она вкладывает деньги в их фирмы, должен был убедить их хотя бы в том, что если она и истеричка, то истеричка небедная…

Если у них достаточно мозгов, они сумеют сами понять, что к чему, на основании присланных ею документов, и тогда они ей поверят. Есть надежда, что к нужному моменту они будут готовы действовать.

Последнее сообщение она отправила в тот момент, когда Алекс уже подходил к шлюзу.

— Разрешите подняться на борт, мэм? — весело окликнул он. Тия распахнула шлюз. Он взлетел наверх, прыгая через две ступеньки. Когда он ворвался в центральную рубку, Тия сказала себе, что авось мода скоро переменится: Алекс был одет в желтую куртку с алой отделкой и алые штаны с желтой отделкой. И то и другое было достаточно ярким, чтобы слепить глаза и смахивать на светофор. Тия порадовалась, что может убавить яркость своих зрительных датчиков.

— Ну, как прошло воссоединение? — спросила она, когда снова смогла смотреть на него.

— Да там не все были, человек шесть всего, — сказал ей Алекс, пересекая рубку и направляясь к своей каюте. Он бросил сумки на койку и добавил: — Мы чуть-чуть разминулись с Хрией. Но все равно было весело!

— Я думала, ты вернешься в жутком похмелье.

Алекс удивленно расширил глаза.

— Да что ты, как можно! Я ведь наш официальный шофер — по крайней мере, в мои обязанности входит проследить, чтобы никто не ошибся шаттлом. Сам я никогда не пью — ну, почти никогда. Это портит реакцию.

Тии почему-то приятно было это слышать.

— Ну что, ты по мне скучала? Я по тебе скучал. Тебе было чем заняться?

Он плюхнулся в свое кресло и задрал ноги на приборную панель.

— Надеюсь, ты не все это время читала институтские доклады?

— Нет, — небрежно отозвалась Тия, — я нашла себе кое-какие другие занятия…

Включилась связь. Алекс вел себя паинькой и одет был в свежую, разве что чуть-чуть помявшуюся форму. Он смирно сидел в кресле — просто образец уравновешенного выпускника Академии и добросовестного пилота Курьерской службы.

Тия порадовалась, что уговорила его облачиться в форму. На связи были профессор Бартон Глазов-Верона-Грас, глава Института археологии, и седовласый мужчина в темном костюме, которого профессор представил как администратора сектора Центральных Миров Джошуа Эллиота Синьора. Очень, очень высокопоставленное лицо. И сейчас это лицо было чем-то чрезвычайно озабочено, хотя тщательно это скрывало. Увидев его на экране, Алекс сразу выпрямился, демонстрируя, что он весь внимание.

— Александр, Гипатия, мы сейчас отправим вам большое сообщение со снимками и голограммами, — начал профессор Бартон. — Но пока что нашу проблему будет представлять предмет, который вы видите у меня на столе.

«Предмет» был не чем иным, как красивой вазочкой. Изящной и стильной: асимметричной, с чувственно-резкими очертаниями, как будто автору вздумалось смешать арт-нуво с Сальвадором Дали. Казалось — насколько Тия могла судить на основании того, что видела на экране, — вазочка изготовлена из многослойного полупрозрачного стекла или керамики.

При этом она была покрыта налетом, который приобретают только вещи, много веков пролежавшие в земле.

«Или специально обработанные для того, чтобы искусственно состарить предмет». Но разве стал бы профессор лично связываться с ними из-за каких-то подделок? Вряд ли.

Единственная проблема с этой вазой — если она была подлинным артефактом — состояла в том, что ее стиль не походил ни на что из того, что имелось в базах данных Тии.

— Как вам известно, контрабандисты, грабители и «черные археологи» всегда представляли для нас серьезную проблему, — продолжал профессор Бартон. — Очень неприятно прибыть на место раскопок и обнаружить, что все уже разграблено. Но в данном случае ситуация неприятная вдвойне. Потому что — как уже, по-видимому, догадалась Гипатия — стиль этой вещи не соответствует ни одной из известных цивилизаций.

— Несколько недель тому назад, — мягко вставил Синьор, — черный рынок оказался наводнен сотнями подобных артефактов. Анализ показал, что они весьма древние — вот эта вазочка, к примеру, была изготовлена в те времена, когда в Египте правил Рамзес Второй.

Профессор не то чтобы ломал руки, но заметно было, что он в отчаянии.

— И таких предметов — сотни! — воскликнул он. — Все, что угодно: от чаш до жертвенных сосудов, от украшений до статуй! А нам не только неизвестно, откуда они взялись, — мы даже не знаем ничего о том, какой народ их изготовил!

— Разумеется, большинство предметов сохранилось не настолько хорошо, как этот, — продолжал Синьор, восседавший в кресле с той немыслимой неподвижностью, которая доступна только профессиональным политикам или актерам. — Но, помимо того, что они невероятно ценные и, таким образом, торговля ими приносит немалые доходы преступным сообществам, эти артефакты отличаются еще одним неприятным свойством.

Тия поняла, что он имеет в виду, сразу, как только он заговорил об этом. Снова какая-то зараза!

— Они распространяют заразу, — сурово сказал Синьор. — Пока что от этой болезни никто не погиб — по крайней мере, из тех, кто приобрел эти безделушки. Очевидно, у них у всех имеются личные врачи и домашние медицинские лаборатории.

«Высшие Семьи! — подумала Тия. — В этом замешаны Высшие Семьи».

— На самом деле эти предметы неопасны, после того как они пройдут соответствующую санобработку! — торопливо добавил профессор. — Но те, кто их выкапывает, не заботятся даже о том, чтобы обработать артефакты ультрафиолетовым излучением. Их просто очищают…

Тия про себя поморщилась — и увидела, как поморщился Алекс. Сказать археологу, что какой-то контрабандист «очистил» найденный артефакт, — это все равно что сказать нумизмату, что его малолетний племянник взял стальную щетку и отполировал его коллекцию.

— …Очищают, складывают в ящики и продают.

Профессор Бартон вздохнул.

— Понятия не имею, почему они сами не заражаются этой болезнью. Быть может, у них иммунитет. Как бы то ни было, у тех, кто покупает эти вещи, иммунитета нет, они болеют, их это не радует, и они требуют что-то предпринять.

Выражение его лица сказало Тии куда больше, чем его слова. Высшие Семьи накупили заведомо контрабандных и, возможно, краденых артефактов, и кое-кто из членов избранного круга заболел. А поскольку официальной организацией, ответственной за всяческие артефакты, был Институт археологии, то они рассчитывали, что Институт отыщет контрабандистов и разберется с ними.

«Это не значит, что они соизволят нам сообщить, как и где они достали эти сокровища. Они ни за что не признаются, что купили их на сером, если не на черном рынке. И что, если бы они не покупали контрабанды, они бы не заболели».

Но, разумеется, Высших Семей подобные соображения не касаются. Они слишком богаты и могущественны, чтобы подчиняться обычным причинно-следственным связям.

«Хм. За исключением тех редких случаев, когда причинно-следственные связи внезапно начинают мстить».

— Несмотря на то что эти вещицы могут оказаться опасными, спрос на них по-прежнему велик, — продолжал Синьор.

«Потому что кто-то из Высших Семей распространил слух о том, что купленные предметы первым делом следует подвергать обеззараживанию, и тогда ты сможешь владеть безделушкой безнаказанно». И тем не менее что-то в этой истории было не так. Что-то не сходилось. И Тия никак не могла понять, что именно.

А беседа тем временем шла своим чередом.

— Тем не менее, думаю, никому из вас не нужно объяснять, насколько опасно, когда эти вещи находятся в свободном обращении, — добавил профессор Бартон. — Совершенно очевидно, что контрабандисты не предпринимают даже элементарных мер предосторожности. Каждый раз, как на рынок выбрасывается очередной дорогостоящий артефакт, появляется все большая вероятность, что его кто-то похитит или обнаружит источник, откуда берутся эти вещи, и они, так или иначе, окажутся в неблагоприятной среде…

«То есть в трущобах, не так ли, профессор?» Интересно, почему он так на это напирает?

Тия решила показать, что они с ее пилотом слушают очень внимательно.

— Да, джентльмены, я понимаю, что может произойти в этом случае, — сказала она. — В подобной среде заболевания действительно распространяются с чудовищной быстротой, а болезнь, которая для человека обеспеченного была не столь опасна, может погубить десятки бедняков.

«И тогда нам придется иметь дело с полномасштабной эпидемией и с паникой в придачу». Однако он должен понимать, как относится к таким вещам Тия. Он-то знает, кто она такая! Гипатий на свете не так уж много, а он был непосредственным начальником шефа Поты и Брэддона. Он наверняка знает ее историю — и, по всей вероятности, рассчитывает как-то сыграть на этом…

— Вот именно, Гипатия, — сказал Синьор, как будто отвечая на ее мысли.

— Надеюсь, вы не собираетесь использовать нас в качестве охотников на контрабандистов? — медленно отозвался Алекс. — На члена Высшей Семьи я не похож даже отдаленно, так что притвориться покупателем у меня не выйдет. Оружие же нам не положено, а связываться с контрабандистами, не имея полных трюмов дальнобойной артиллерии, мне совершенно не хочется!

«Иными словами, джентльмены, поищите себе других идиотов». И тем не менее все это выглядело как-то уж чересчур очевидным, как будто напрашивалось само собой. Если Синьор сейчас скажет, что их никто не собирается посылать на охоту за самими контрабандистами…

— Нет-нет! — сказал Синьор успокаивающе — и как-то чересчур поспешно. — Нет, что вы, и тем и другим занимаются отряды охраны порядка. Однако весьма вероятно, что источником этих артефактов является человек — или несколько людей, работающих в исследовательской или оценочной группе. Поскольку впервые артефакты появились именно в нашем секторе, можно предположить, что отсюда они и исходят.

«Слишком все гладко. Нам подсовывают ложную версию. Но зачем?»

— И вы, значит, хотите, чтобы мы смотрели в оба, доставляя грузы? — уточнил Алекс.

— Вы оба идеально подходите для этой задачи, — сказал профессор Бартон. — Оба вы не новички в археологии. Гипатия, вы на личном опыте знаете, как ведутся раскопки. Зная, как идентифицировать эти артефакты, вы сможете на основании любого малейшего признака: черепка, осколка, бусины — определить, что это такое и откуда они взялись.

— Пожалуй, да, — осторожно ответила Тия. — Думаю, мы действительно можем немного пошпионить, не вызывая никаких подозрений.

— Вот и замечательно! Больше нам от вас ничего не требуется, — с облегчением сказал профессор Бартон. — Полагаю, само собой разумеется, что оба вы получите за это премию.

— Ну да, пожалуй, премия нам лишней не будет! — жизнерадостно отозвался Алекс.

Важные персоны закончили сеанс связи, и Алекс тут же обернулся к Тии.

— Слушай, тебе это тоже показалось такой же лабудой, как и мне? — осведомился он.

— Ну, предметы, которые они ищут, выглядят вполне подлинными, — ответила Тия, еще раз просматривая запись беседы и анализируя каждое слово. — Другой вопрос — действительно ли речь идет о простых контрабандистах. За этим явно стоит нечто большее, чем они намерены нам рассказать.

Алекс откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.

— Что, деньги от продажи этих вещиц идут на поддержку каких-то шпионов или экстремистов? — предположил он. — На приобретение оружия и все такое?

Тия остановила запись. В артефакте было что-то, что ей не нравилось. Она увеличила изображение и вывела его на экран.

— Что не так с этой вазочкой? — осведомилась она. Алекс подался вперед, вглядываясь в экран.

— Похоже, там дырка просверлена в основании, нет? — сказал он. — Просверлена, а потом заделана.

— Возможно.

Она снова увеличила изображение.

— Тебе не кажется, что основание какое-то чересчур массивное?

— Может быть, — ответил Алекс. — Ты знаешь… Это ведь только они нам сказали, что это типа инопланетные артефакты. А что, если это вовсе не артефакты?

— Ну, тогда бы они не представляли особой ценности… если только…

Ответ нашелся неожиданно и весь сразу.

— Знаю! — воскликнула Тия и тут же подключилась к институтской библиотеке, чтобы найти там одну старую новостную программу.

Программу эту Тия запомнила, еще со времен своего детства, по двум причинам: во-первых, потому, что там описывался необычайно остроумный способ контрабанды, а во-вторых, потому, что, когда она это смотрела, вошла Пота, разобралась, о чем идет речь, и выключила новости. Но суть дела Тия все-таки уловить успела.

Один из институтских археологов вступил в сговор с крупным торговцем наркотиками, который искал способ доставлять свой товар в Центральные Миры. Во втором случае археолог, работавший на небольших раскопках на недавно колонизированных планетах, сам пристрастился к стимулятору под названием «Парадиз», что дало возможность его шантажировать.

Шантажировал его сам поставщик наркотиков. Там, на периферии, его товар ничего не стоило спрятать в партиях обычной сельскохозяйственной продукции. Однако чем ближе к цивилизации, тем сложнее становилось с этим делом. Общедоступный транспорт исключался.

Однако были и другие грузы, направляющиеся в самое сердце цивилизации. Грузы столь невинные и столь хрупкие, что они никогда не подвергались таможенному досмотру. Например… например, археологические находки.

И торговец наркотиками стал маскировать свое зелье под обычные черепки. Один археолог заботился о том, чтобы их упаковывали вместе с прочими артефактами и отправляли в Институт — хотя, разумеется, в списках находок они не значились. А как только груз прибывал в Институт, другой археолог, работавший в отделе получения, откладывал ящики, помеченные особыми знаками, в сторону, и оставлял их на ночь на грузовой палубе. К утру ящики, разумеется, испарялись, но, поскольку в списках они отсутствовали, никто их ни разу не хватился.

Преступники были пойманы единственно потому, что некий дотошный аспирант внес-таки в списки ящики с фальшивыми черепками. В Институте заметили пропажу, и в дело вмешалась полиция.

Тия прокрутила этот новостной сюжет Алексу.

— Ну, и что ты думаешь? — спросила она, когда сюжет закончился.

— Я думаю, что наш приятель в унылом полосатом костюме выглядел чересчур подтянутым. Что-то подсказывает вашему покорному слуге, что этот тип на самом деле из полиции. Думаю, ты права. Думаю, кто-то снова мухлюет с артефактами, только на этот раз они имеют дело с черным рынком.

Тия быстренько подключилась к Сети и стала искать политика по имени Синьор. Такой действительно нашелся — но он не имел ничего общего с человеком, которого она только что видела.

— Вся штука, вероятно, в том, что, если кто-то увидит ящик, полный контрабандных артефактов, о наркотиках он уже не подумает.

Тия была чрезвычайно довольна своей догадкой и тем, что ей удалось опознать в Синьоре переодетого полицейского. Разумеется, проверить это было невозможно, и тем не менее.

— Худшее, что может случиться с контрабандистом, — это что его оштрафуют и погрозят пальчиком. К этому никто всерьез не относится, несмотря на то что в этом бизнесе крутятся серьезные деньги и что ради них контрабандисты готовы пойти даже на убийство.

— Это если предположить, что таможня вообще обнаружит эти артефакты. Ну ладно, а мы тогда тут при чем? — Алекс почесал в затылке. — Они что думают, мы действительно сумеем найти этих контрабандистов?

— Наверное, они подозревают, что организатор всей этой контрабанды снова сотрудничает с людьми, работающими на мелких раскопках. Кстати, насчет Синьора ты был прав. Точнее, тот Синьор, с которым мы сейчас разговаривали, — ненастоящий.

Тут ей в голову пришла другая мысль.

— Ты знаешь, а ведь вполне возможно, что они рассказывали нам правду! Украшения занимают не так много места, чтобы в них можно было прятать наркотики. Те, кто этим занимается, действительно могли начать с мелкой контрабанды артефактов на свой страх и риск, а потом связаться с каким-нибудь преступным синдикатом, и теперь они вынуждены наряду с подлинными артефактами торговать и поддельными, в которых спрятаны наркотики.

— Разумно! — воскликнул Алекс. — Теперь действительно все сходится! Ну что, мы согласимся в этом участвовать?

— Ну… да, — осторожно сказала Тия. — Но только до строго определенного предела. Блюстителей закона из нас не готовили, и оружия у нас нет. Если мы что-то обнаружим — мы об этом доложим, а остальное — не наше дело.

— Хорошо сказано, леди! — согласился Алекс. — Я, конечно, не трус — но я и не дурак. И не для того я учился в Академии, чтобы во мне наделал дырок какой-то ублюдок из подворотни. Если бы мне хотелось именно этого, мне достаточно было бы прогуляться по окрестностям родительского дома и пошуршать деньжатами. Тия, а зачем они пудрили нам мозги этой эпидемией?

— Думаю, отчасти ради того, чтобы нас зацепило, — ответила она, поразмыслив. — Они ведь знают, что именно нам пришлось иметь дело с вирусом зомби и что для нас эпидемия — это катастрофа. Ну а отчасти затем, чтобы мы сами не прикасались к этим предметам. Если мы не будем иметь с ними дела напрямую, мы ничего не узнаем о наркотиках.

Алекс возмущенно фыркнул.

— А ведь могли бы рассказать всю правду! Честно говоря, я испытываю искушение рассказать об этом во всеуслышание — именно потому, что они так стараются все замалчивать. Нет-нет, я не стану этого делать, — поспешно добавил он, — но очень хочется!

Он принялся проверять системы корабля, готовясь к отлету. Тия тем временем установила связь с диспетчером — но, пока она получала разрешение на взлет, она про себя продолжала гадать, нет ли тут еще чего-то, о чем она не догадывается.

Алекса что-то тревожило, и все время, пока они готовились к полету, он пытался понять, что именно. Но только после того, как пилот заново прокрутил запись беседы с профессором Бартоном и поддельным Синьором, он догадался, в чем дело.

Тия знала, что профессор Бартон — настоящий, она не стала этого проверять. А судя по некоторым репликам Бартона, он тоже знал, кто такая Тия.

Алекс на самом деле никогда не задавался вопросом, кто такая Тия. Он всегда предполагал, что она — такая же, как и все прочие капсульники, которых он знал; что ее с рождения упаковали в капсулу из-за каких-то неизлечимых проблем со здоровьем и что ее родители предпочли позабыть о том, что у них вообще когда-то была дочка. Что они были только довольны тем, что это теперь не их проблемы.

Но профессор сказал что-то такое… Ах, вот оно: «Оба вы не новички в археологии. Гипатия, вы наличном опыте знаете, как ведутся раскопки».

Судя по тому, что говорил ему Джон Чернов, программа обучения капсульников настолько интенсивна, что ни на какие хобби просто не остается времени. Обзавестись собственным хобби капсульник мог только после того, как покидал стены школы и у него наконец появлялось свободное время. Даже всяческие развлечения и игры были расписаны по часам и минутам и преподавались точно так же, как уроки. Для «интереса» к археологии не было ни времени, ни места. А в стандартную программу это не входило.

Ну а узнать «на личном опыте», как ведутся раскопки, можно только работая на раскопках.

Или будучи ребенком археологов, которые повсюду таскают тебя за собой.

Тут-то ему и вспомнилось кое-что из того, что говорила Тия. «Кейды познакомились на курорте, где они лечились от хореи Хендерсона». Это не та информация, которая известна любому, кто интересуется археологией. Подробности личной жизни археологов известны только тем, кто знает их лично.

Делая вид, что ищет сведения о раскопках поселений эскайцев, Алекс принялся собирать информацию о тех, кто участвовал в этих раскопках, включая последнее поселение эскайцев, где работали Кейды.

Да, вот оно. С-121. Рабочая группа: Брэддон Мартенс-Кейд, Пота Андрополус-Кейд. Иждивенец: Гипатия Кейд, семи лет.

Гипатия Кейд, которую срочно вывез на медицинскую станцию «Гордость Альбиона» медицинский катер, управляемый искусственным интеллектом. Жертва неизвестной науке болезни. Брэддона с Потой долго держали в изоляции, а про Гипатию больше никто никогда не слышал. Возможно, она умерла — но это вряд ли.

В Галактике не так уж много девочек по имени Гипатия. Шансы на то, что две из них одновременно оказались на одной и той же медицинской станции, ничтожно малы; а шансы на то, что лучший друг его Тии, доктор Кеннет Ухуа-Зорг, глава отделения неврологии и нейрохирургии, окажется тем самым доктором, который лечил ту, другую Тию, и вовсе равняются нулю.

Он закрыл файл и отключился от базы данных, чувствуя себя так, словно его огрели мешком по голове.

«О духи космоса! Когда она выбрала меня своим пилотом, я еще сказал: „Пусть наше сотрудничество будет столь же долгим и плодотворным, как у Кейдов“. Это ж надо было такое ляпнуть! Удивляюсь, как она меня сразу не выкинула в люк…»

— Тия, — осторожно произнес он, обращаясь к пустой рубке, — я… Хм… Я хотел бы извиниться…

— Что, выследил меня, да? — к его удивлению и глубокому облегчению, голос корабля звучал так, словно Тия усмехалась. — Ну да, я — Гипатия Кейд. Я давно подумывала о том, чтобы сказать тебе это, но тогда я опасалась, что ты ужасно расстроишься из-за своего промаха. Ты ведь понимаешь, что ты не можешь заглянуть ни в одну базу данных так, чтобы я этого не знала?

— О черт! Да, и в самом деле. А я-то думал, что я ужас как хитер, — Алексу удалось слабо улыбнуться. — Я думал, я так хорошо замел следы, что ты нипочем не догадаешься, что я ищу. Я… хм… мне очень жаль, если я тебя расстроил.

— Ну, Алекс, с твоей стороны это было бы нехорошо — более того, неразумно, — если бы ты сделал это нарочно!

Тия рассмеялась. Алексу нравился ее смех, раскатистый и звонкий. Он часто рассказывал ей анекдоты только затем, чтобы послушать, как она смеется.

— Но ты меня вовсе не расстроил. Узнал так узнал. Я так понимаю, теперь тебе интересны подробности. Так что ты хотел бы обо мне узнать?

— Все! — выпалил Алекс, но тут же покраснел от смущения. — Хотя, возможно, тебе не хочется об этом говорить…

— Да что ты, Алекс, я совсем не против! На самом деле у меня было очень счастливое детство — и, по правде говоря, мне приятно иметь возможность говорить о маме с папой — или с самими мамой и папой, — не скрывая этого от тебя.

На этот раз она не рассмеялась, а хихикнула.

— Иногда у меня было такое чувство, будто я пытаюсь утаить от родителей своего любовника, только наоборот!

— Так ты до сих пор поддерживаешь связь с родителями?

Алексу стало ужасно любопытно: это противоречило всему, что он до сих пор знал о капсульниках, всему, чему его учили в Академии и что рассказывал ему Джон Чернов. У капсульников не бывает семьи; их семьи — это наставники, инспектора и однокашники.

— Ну разумеется, поддерживаю! Я их главная поклонница. Если у археологов бывают поклонники.

Тия включила свой главный экран; на нем появились Пота и Брэддон, горделиво демонстрирующие замысловато украшенную деталь доспеха.

— Вот, это из их последнего сообщения; они только что обнаружили целую оружейную, и от того, что они там нашли, весь ученый мир на уши встанет. Видишь, это доспех бронзового века, но при этом он отделан железными пластинами.

— Ага…

Алекс смотрел на экран как завороженный, и не только на доспех. Он смотрел, как Пота и Брэддон улыбаются и машут руками, как и любые другие родители, отправляющие послание своей дочери. Пота указала на какой-то элемент доспеха, губы Брэддона в это время шевелились — он что-то объяснял. Тия отключила звук, а изображение не было достаточно четким, чтобы Алекс мог читать по губам.

— Но я на самом деле интересуюсь не этим, — продолжала Тия. — Я тогда сказала тебе правду. Я ищу родную планету эскайцев. В первую очередь потому, что я хочу разобраться с тем вирусом, который сделал меня инвалидом.

Включились два боковых экрана. Это были более старые записи.

— Можешь не спрашивать, дорогой, я тебе и так скажу: вот она я. То, что справа, — это мой день рождения, когда мне исполнилось семь лет, а то, что слева, — это, как видишь, я с медведем Теодором и Томасом, «телом» Мойры. Тедди — это подарок от них обоих.

Она немного помолчала.

— Я просто проверяла… Да, это последнее приличное изображение. Все остальное — это съемки из больницы, и их не стоит показывать никому, кроме специалистов, — ими только людей пугать.

Алекс пристально разглядывал оба изображения. На обоих была ясноглазая девочка, похожая на маленького эльфа, с узким, изящным личиком, на котором постоянно играла улыбка.

— Но как же тебя взяли в программу подготовки капсульников? — спросил он. — Я думал, туда вообще не принимают детей старше одного года!

— До меня действительно не принимали, — сказала Тия. — Это все заслуга доктора Кенни и Ларса, системного менеджера госпиталя. Они были убеждены, что я достаточно гибкая, чтобы стать капсульницей, потому что я была достаточно умна, чтобы понять, что со мной произошло и что мне светит. А светило мне, — добавила она, — провести всю жизнь подключенной к системам жизнеобеспечения. Полная неподвижность.

Алекс содрогнулся.

— Ну да, понимаю, почему ты не хочешь, чтобы такое случилось с кем-нибудь еще.

— Вот именно.

Она выключила экраны прежде, чем он успел получше разглядеть изображения.

— После того как у меня все так хорошо получилось, Институт экспериментальной медицины решил обращать внимание на детей постарше, оказавшихся в аналогичной ситуации. Пока что взяли троих, вышедших из младенческого возраста, но все они были моложе меня.

— Ну что ж, госпожа моя, — судя по тому, насколько вы необычны теперь, вы, должно быть, и в детстве были необычным ребенком, — сказал Алекс совершенно искрение.

— Ты мне льстишь! — сказала Тия, но было слышно, что она довольна.

— Нет, я серьезно! — возразил Алекс. — Знаешь, я проходил собеседование с двумя другими кораблями. Ни один из них не был столь яркой личностью, как ты. Я искал кого-то похожего на Джона Чернова, а они были словно искусственные интеллекты.

— Ты и раньше упоминал об этом Джоне, — сказала озадаченная Тия. — Но какое отношение он имеет к нам?

— А я тебе что, не говорил? — удивился Алекс и тут же хлопнул себя по лбу. — Ну да, чтоб мне лопнуть! Действительно, не говорил. Джон тоже капсульник; он был диспетчером и системным менеджером исследовательской станции, где работали мои родители.

— А-а! — воскликнула Тия. — Так вот почему…

— Что — почему?

— Почему ты так со мной обращаешься: разговариваешь, стоя лицом к пилону, спрашиваешь разрешения подняться на борт, спрашиваешь, какую музыку запустить в центральной рубке…

— Ну, еще бы! — ухмыльнулся Алекс. — Джон хорошенько позаботился о том, чтобы научить меня правильно обращаться с капсульниками, прежде чем отпустить меня в Академию. Он бы меня живьем съел — словесно, разумеется, — если бы я хоть на миг позволил себе забыть, что ты всегда присутствуешь на корабле и не можешь уйти в свою каюту, чтобы побыть одна.

— Расскажи мне про него! — потребовала Тия.

Алекс далеко не сразу сумел вспомнить, как он впервые познакомился с Джоном.

— По-моему, я впервые осознал его присутствие, когда мне было года три, а может, и два. Мои предки — лаборанты на одной из лили-байеровских исследовательских станций. В те времена на станции было не так уж много детей, потому что станция была новая и большинство работников были холостые. Никаких детских учреждений там не было, и, думаю, Джон просто согласился вроде как посидеть со мной, пока родители на работе. Это было не так сложно — от него всего-то и требовалось, что держать дверь в мою комнату закрытой и время от времени присылать роботов, которые должны были меня кормить и так далее. Но он, подозреваю, вроде как заинтересовался мной и принялся разговаривать со мной, рассказывать мне всякие истории, а потом стал играть со мной с помощью роботов.

Алекс рассмеялся.

— Поначалу предки думали, что я просто фантазирую про «невидимого друга». Потом забеспокоились: время шло, а я все никак не перерастал эти свои фантазии. Они уже собирались отправить меня на промывку мозгов, но тут Джон вмешался — как раз в тот момент, когда они уже записывались на прием, — и объяснил, что он и есть тот самый «невидимый друг».

Тия вздохнула.

— Ну, а ты уже знаешь, что мы с Мойрой тоже знакомы давным-давно: она была курьерским кораблем, который обслуживая раскопки, где работали мои предки. Так мы, собственно, и познакомились.

— Ну да, так что ты тоже привыкла иметь друга, которого нельзя увидеть, но с которым можно разговаривать, — согласился Алекс. — Так вот, когда я пошел в начальную школу, Джон на время утратил ко мне интерес, пока я не стал учиться играть в шахматы. Он сам прекрасный шахматист, и когда он увидел, что я регулярно обыгрываю компьютер, он меня вспомнил и вмешался в самый разгар игры. Я уже выигрывал, и выиграл бы, если бы он не влез! — добавил Алекс. Его явно до сих пор это слегка огорчало.

— Ну, что я могу сказать? — риторически вопросила Тия.

— Ну да, наверно, жаловаться мне не на что. Джон стал моим лучшим другом. Именно он поощрял мой интерес к археологии, а когда стало ясно, что мои родители не могут себе позволить дать мне соответствующее образование, помог мне поступить в Академию. Ты знаешь, что рекомендация капсульника имеет вдвое больший вес, чем рекомендация любого обычного человека, кроме разве что какой-нибудь большой шишки.

— Нет, я этого не знала! — В голосе Тии звучали удивление и усмешка. — Очевидно, они очень доверяют нашему мнению!

— Ну, его сообщения ты слышала. Он, наверно, очень доволен тем, кем я стал теперь. — Алекс развел руками. — Вот и все, что стоит знать обо мне!

— Это вряд ли, — сухо возразила Тия. — Однако это многое объясняет.

В тот вечер, плюхнувшись на койку, Алекс обнаружил, что не может заснуть. Он всегда относился к Тии как к человеку — но теперь он знал этого человека в лицо.

Джон Чернов как-то раз показал ему, как выглядел бы он, Джон, если бы продолжал жить вне капсулы. Алекс знал, что это будет ужасно, и сумел не содрогнуться и не отвернуться, однако это потребовало от него значительного усилия воли. После такого было проще не думать о том, что это лицо принадлежит тому же человеку, что и знакомый с детства голос. Алекс не раз видел лица инопланетян, которые выглядели куда более человеческими, чем лицо бедного Джона.

Но Тия была совершенно очаровательной малышкой! И с возрастом обещала превратиться в сногсшибательную красавицу… «Черт побери, возможно, там, внутри этой капсулы, она действительно сногсшибательная красавица. Сногсшибательная — и неживая. Как марионетка с оборванными нитками; как андроид для секса, не подключенный к источнику питания…» Нет, Алекса совсем не тянуло взламывать ее пилон — он не из тех людей, кого может тянуть к чему-то безжизненному. От виденного когда-то порнофильма подобного рода у него мурашки по спине ползали, а испробованный когда-то в ранней юности секс с андроидом оставил у него неприятное ощущение чего-то нечистого.

Однако тем мучительнее воспринимал он случившуюся с Тией трагедию. Физические недостатки Джона были настолько ужасны, что для всех и в самом деле было лучше, что он находится в капсуле. Но Тия…

Однако она ведь счастлива! Не менее счастлива, чем любой из его однокашников из Академии. Где же тут трагедия? Только в его воображении.

Только в воображении…