"Русская фантастика 2011" - читать интересную книгу автора (Мельник Василий)

Александр Мун Шанс

Ветер дул справа, ровный и сильный. Он взвивал кирпично-красную пыль, которая причудливо стелилась, огибая вездеход, от чего тот катился будто в эфемерном тоннеле. Где-то наверху угадывалось рыжее небо.

Полвека назад принято было считать, что как только атмосфера достаточно прогреется, а под поверхностью вскроются карманы с водой, цвет неба изменится. Влага притянет пыль из воздуха, превратив ее в грязь, а потом, когда примутся растения, — в почву. Увы, краснолицый бог оказался не согласен с оптимистами. А может, просто не обратил на них внимания.

Пыль. Главное проклятие Марса — мелкая, словно тертый мел, невероятно летучая, пыль проникала в любую щель, выводила из строя механизмы машин, а в самом начале, говорят, даже забивала сочленения скафандров. Она висела в воздухе круглые сутки, окрашивая полуденное небо оранжевым, а восходы и заката — оттенками голубого. Это было невероятно красиво и так же невероятно чуждо. Пятнадцать лет назад Поллак на своей шкуре ощутил эту чуждость и впервые задумался, правильно ли поступил, переселившись сюда. В конце концов, планетологам хватало работы и на Земле, данные приходили регулярно… Но он был молод, он с четырнадцати лет твердо знал, что его место на Марсе, и терпеливо шел к этому. Сначала пришлось уехать из родных мест, потом покинуть родную планету. Отступать было поздно и стыдно.

За последние двадцать лет вскрылось восемь карманов. Парниковые газы в атмосфере и тысячи обогревающих термоядерных станций медленно, но верно делали свое дело. Миллиарды тонн воды, веками томившиеся под панцирем смерзшихся пород, теперь искали выход. Уступая бешеному напору, истончившаяся мерзлота вскрывалась, и над поверхностью, расшвыривая громадные глыбы льда и камня, мгновенно вспухал циклопический пузырь супергейзера. Вновь наполнялись древние русла, образовывались новые… Знаменитые каналы, добрых полсотни лет служившие предметом споров для наблюдателей с Земли, кипели бешеным течением. Потом карман иссякал, вода скапливалась в кратерах и впадинах, создавая стоячие моря и озера. Именно поэтому в проект станции «Эллада» в последний момент была добавлена плавучая подушка-фундамент. Весьма своевременно, как оказалось, — достраивать пришлось уже на воде. Прошло больше двадцати лет, четырехкилометровая платформа бороздит просторы Элладийского моря, занявшего место одноименной впадины, а пыль продолжает висеть в воздухе.

Нет, по берегам грязи и впрямь хватало. Вот только вода против ожиданий оказалась мертвой. В ней не удалось обнаружить даже бактерий, и с каждым новым вскрытым карманом надежд оставалось все меньше. Хуже того, что-то не то в грунте, не то в самой воде упорно убивало все экспериментальные посевы. Не помогали ни разнообразные удобрения, ни генетические изменения семян. В любой момент можно было начинать монтаж установок для насыщения атмосферы кислородом, однако без растений это не имело смысла.

Поллак помнил, как Алиса еще месяц назад, трогательно переваливаясь, спешила по утрам в лабораторию. Ей очень хотелось на берег — увидеть посевы своими глазами, может быть даже разглядеть то, что не давало растениям выжить. Но врачи в один голос заявили: на девятом месяце ни о каких выходах со станции и речи быть не может. А потом…

Поллак почувствовал, как все внутри сжимается, и стиснул штурвал крепче. Хотелось с силой бросить его вправо, ставя вездеход мордой навстречу ветру, взрывая невесомую пыль широченными резиновыми катками и утяжелителем на брюхе. Чтобы собственной задницей прочувствовать каждую кочку, вмазаться головой в низкий потолок кабины, прикусить язык…

Он хорошо помнил тот день, когда его, изнемогшего от бессонницы и кошмарного ожидания, впустили к жене. Лицо ее страшно осунулась, на скулах натянулась кожа; это от лекарств, сказал кто-то. Поллак так и не решился коснуться безвольно лежащей поверх простыни руки с присоской капельницы на предплечье. А потом Алиса с усилием повернула голову и открыла глаза.

Секунду они смотрели друг на друга, и вдруг это стало невыносимо. Почти физическая дурнота выворачивала наизнанку: жгучий стыд, смешанный с острым ощущением бессилия и ненавистью к себе самому. Поллак закрыл лицо руками и, пошатнувшись, попятился к дверям, оттолкнул спиной сиделку и побежал, побежал, не разбирая дороги…

То есть ничего такого он не сделал, конечно, — наоборот… они даже сказали друг другу несколько полагающихся фраз. Но это ничего не меняло.

Алису выписали через неделю, назначив еще месяц постельного режима и приходящую сестру. Поллак начал избегать своей квартиры. Он искал маршруты подальше, надолго улетал с «Эллады», в одиночку колесил до «Причала» и обратно, отговариваясь необходимостью лично принять груз. Если вариантов не было, сидел в баре, опрокидывая стопки одну за другой. Потом шел сдаваться патрулю, чтобы переночевать в камере. Однажды растерянные охранники скрутили его около шлюза на «Причале» при попытке выйти наружу без кислородной маски. Хуже всего было — Поллак никому об этом не говорил, — что на самом деле он был тогда не так уж и пьян…

Все чаще его останавливали в коридорах — главу экспедиторской службы знала, без преувеличения, вся планета, — тревожно заглядывали в глаза, задавали осторожные вопросы; он отмалчивался или бессильно злился, не в силах облечь в слова те чувства, которые до сих пор будил в нем взгляд жены.

Она мало говорила теперь. Чаще просто смотрела. И от этого опять хотелось убежать подальше в пустыню и перерезать кислородный шланг.

Поллак криво усмехнулся. Да уж, выбрали не самого подходящего переговорщика. Сам он никогда не отправил бы человека в таком раздрае. Вот только старик уже успел послать по спутниковой к чертям всех, включая официального представителя IMCA, и вариантов у Сандерса, видимо, не оставалось…

Шлюз в вездеходе был тесный. Рослый Поллак привычно скорчился, упершись подбородком в грудь, а макушкой в один из верхних углов. Потом нащупал локтем кнопку — никаких сенсоров и другой излишней электроники в поверхностный транспорт отродясь не ставили, рассудив, что архаичный рубильник проще отремонтировать, случись поломка посреди промерзшей пустыни. За спиной с легким шипением задвинулась панель, он опустил на глаза пылезащитные очки и пошарил на груди, ища повисшую на ремешках кислородную маску.

Снаружи мело уже не так сильно — громада купола заслоняла вездеход от ветра, и пыль крутилась ленивыми смерчиками на уровне колен. Поллак пристегнул баллон к поясу и несколько раз высоко подпрыгнул, широко взмахивая руками, чтобы размять затекшие мышцы. Собственно, до купола можно было добежать и без маски, просто задержав дыхание; плотность атмосферы давно уже практически равнялась земной. Преобладала углекислота — кислорода, вытопленного из полярных шапок планеты, все еще недоставало, а в Поясе куда чаще попадались астероиды, состоящие из аммиачного льда или кристаллов двуокиси углерода. Поисковики запускали глыбы к Фобосу, где их ловили и аккуратно сбрасывали по ходу вращения планеты на экватор. Сорок лет подряд. Сейчас это уже прекратили, и в Пояс ходят только рудные поисковики…

Эта станция была когда-то единственной на Марсе и называлась «Нова». Самая маленькая, тесная, почти аскетичная, построенная сеттлер-десантом. Простой, как лом, механизм: с орбиты опускается автономный модуль с двумя сотнями строителей, сотней единиц монтажной техники и разделенной оболочкой будущего купола. Работяги живут в модуле, продовольствие им сбрасывают с орбиты. Оболочку нужно закрепить на поверхности и поддуть воздухом из баллонов. Потом в дело идет «сухой лед», челнок привозит еще несколько партий кислорода, воду, земную почву, и в получившейся атмосфере на громадных клумбах высаживаются трава и деревья — самая надежная система регенерации.

Все это было еще до рождения Поллака, он знал историю «Новы» по снимкам и записям. И хорошо помнил, кто командовал первопроходцами американского модуля «Поль Баньян».

Кастор Цвиллинг. Бессменный смотритель и главный техник первой марсианской станции вот уже четыре с половиной десятка земных лет. Живая легенда. Проклятый упрямый старикашка. Впрочем, в год высадки ему еще и тридцати не было…

Поллак широко зашагал к куполу. Налетел порыв ветра, все опять заволокло ржавой дымкой. Он нырнул под козырек у входа и приложил к считывателю личный ключ. Допуск главы экспедиторов позволял свободно войти в пределы любой из четырех станций. Однако на этот раз индикатор остался тусклым.

Это было неожиданно. Еще пару секунд он продолжал прижимать ключ к панели. Наконец, поняв, в чем дело, убрал карту, тщательно застегнул карман и поднял глаза, ища объектив укрытой в прозрачной сфере камеры. И практически сразу пискнул в ухе динамик рации. Поллак, прижав горошину пальцем, переключился на прием.

— Уходите, — металлически-гнусаво прозвучало из наушника. Не дожидаясь ответа, собеседник разорвал связь.

Поллак подождал немного, гипнотизируя камеру взглядом. Потом демонстративно развел руками и зашагал к вездеходу. Через минуту он вновь появился у люка, держа наперевес обшарпанный отбойный молоток. Шевельнул переключателем, извергнув короткий рев, и начал примериваться жалом к стыку пластин под считывателем.

В ухе снова пискнуло.

— Кончайте балаган, — произнес голос.

— Вот еще, — отозвался Поллак жизнерадостно. — Я только начал!

— Андраш, не ведите себя как ребенок. Погубите купол! — лязгнуло в наушнике. Поллак с удовлетворением уловил раздраженные нотки. Хорошо, подумал он, пускай лучше злится.

— Это еще вопрос, кто тут ребенок, — он опустил молоток. — А насчет купола и вовсе помолчали бы. Откройте шлюз, Кастор. Не съем я вас, в самом деле.

Собеседник долго молчал, в наушнике потрескивали помехи. Потом люк медленно уполз вверх, открывая внутренности шлюзовой камеры. Поллак вошел, прислонил молоток в углу и с наслаждением содрал маску с очками, подставляя бока подвижным вакуумным соплам.

Отсюда шел короткий изогнутый коридор, заканчивающийся еще одним люком, ведущим непосредственно в купол. Странно было в полном одиночестве шагать по узким дорожкам между клумбами, в которых неподвижно застыли приземистые деревья. Он знал, что население эвакуировано, но подсознание упорно твердило: станция должна быть людным местом, тем более такая небольшая. Если бы не кроны деревьев, прямо отсюда был бы виден противоположный край купола.

Он миновал пару жилых пятиэтажек, круглый пруд в центре, а потом в легкой оторопи остановился перед небольшим домиком с матовыми окнами и табличкой «Центр управления» рядом с входом.

Кажется, здесь собрались все мобильные роботы внутреннего обслуживания. Угрожающе топорщились секаторы садовников; кабельщики, похожие на больших серебристых жуков, сплошным ковром облепили дверь; с периферии матово поблескивали боками неповоротливые тумбы уборщиков. Воинство было неподвижно, и это нагоняло жуть.

О том, чтобы пройти здесь, не могло быть и речи.

Поллак опустился на край клумбы и привалился спиной к стволу огромного тополя. Оживил рацию и спросил, не сомневаясь, что на другом конце слушают:

— Это мне за отбойный молоток?

Собеседник отозвался с некоторой задержкой.

— Это чтоб вы не дали старому человеку по голове и не поволокли спасать.

— Да уж, вы изобретательный самоубийца, — протянул Поллак. — Но я же один пришел. Может, как-то… менее театрально?

На этот раз пауза была гораздо длиннее. Поллак ждал. Боится. Все эти фортели с радио и роботами мог выкинуть только сильно напутанный человек. И не просто боится, а боится выглядеть глупо. Неудобно ему, неловко от задуманного. Пожалуй, старик и сам не рад происходящему…

— Ладно, — неожиданно сказал голос в наушнике, и задумавшийся Поллак едва не подпрыгнул. — Я отведу роботов, и вы зайдете. Но учтите, общаться мы будем через стекло. И у меня будет оружие.

Поллак решил промолчать. Мало ли что.

Револьвер был черный, громоздкий, с уродливо торчащим шестигранным барабаном. То, как старик держал чудовище, наводило на мысли, что рукоять не отличается удобством.

Эта комната громко именовалась «залом машинного тестирования». Неизвестно, что именно здесь предполагалось тестировать, но толстое армированное стекло, делившее помещение пополам, явно способно было выдерживать серьезные удары. Из мебели имелся только пыльный пластиковый стул. Впрочем, Поллака больше занимал револьвер.

— Слушайте, Кастор, — произнес он почти восхищенно, — а зачем вам эта… штука? И откуда она у вас вообще?

Цвиллинг растерянно моргнул набрякшими веками. Он явно уже очень давно не спал.

— Роботы могут сделать очень многое, если знать, как этого добиться, — сказал он, осторожно массируя висок пальцами свободной руки. — Порох тоже не проблема: селитра из удобрений, уголь, сера. А зачем… Если честно, сам не знаю. Это все утомление. Оставили бы вы меня в покое, Андраш. Все равно ничего у вас не выйдет.

Его голос шел из динамика на стене. Поллак подтянул носком сапога стул и уселся верхом.

— Давайте хотя бы просто поговорим, — как мог мягко сказал он. — Я ведь приехал поговорить.

— Не о чем нам с вами говорить. Я уже сказал все, что хотел и кому хотел.

— О да, — Поллак хохотнул. — Я слышал. Кстати, я еще и видел, как вытянулась физиономия Сандерса во время вашей краткой, но эмоциональной беседы.

Старик глянул на него затравленно.

— И все-таки, — резко посерьезнев, продолжил Поллак, — главного вы ему так и не сказали. Чем вам так насолила эта станция, что вы решили ее уничтожить?

— Станцию уничтожит Марс.

— Ну, это все слова. Под «Новой» вскрывается карман, и если купол не свернуть, то его в труху перемелет. Я это знаю, вы это знаете. Бездействие тоже может быть активным…

— Вы для этого приехали? Читать морали и оглашать банальности?

Поллак осекся, сбитый с толку неожиданно злым и резким тоном собеседника, но решил не упускать инициативу.

— Я приехал спасти восемьсот тонн ценного оборудования и одну человеческую жизнь.

Он сказал и тут же понял, что ошибся. Сощуренные выцветшие глаза смотрели на него холодно, как на таракана.

— Восемьсот тонн оборудования. — Цвиллинг произнес это со странной интонацией, будто цитируя неведомый текст. — Сорок шесть лет работы. Одна никчемная жизнь. Чувствуете, как снижается уровень ценности?

— Вы напрасно…

— Помолчите, Андраш. Странное дело: ни Администратор Сандерс, ни Земля не удосужились спросить, зачем я это делаю. Удивительно. Может, они попросту знали причину? Знали, отчего у этого маразматика Кастора Цвиллинга случился срыв? Почему старый пердун сидит на ледяном супергейзере и не желает слезать? Может, потому, что старый Кастор Цвиллинг слишком старый? Он износился, бедный лысый марсианин, и ему пора на свалку истории, к боевым треножникам! К черту Кастора Цвиллинга! Давайте спасем хотя бы ценное оборудование, которого восемьсот тонн! И поэтому к экстремисту отправляют лучшего друга всей планеты, Андраша Поллака, чтобы уговорить его уладить дело миром!..

— Хватит! — заорал Поллак, теряя контроль. — Я не понимаю, что вы несете!

— Прекрасно понимаете, Андраш, просто не хотите осознавать! Карман вскрывается очень вовремя, Сандерс давно уже точит на меня зуб! Вы разберете станцию, а потом ее построит кто-то другой — помоложе, поглупее, посговорчивее! И все кончится! Это!.. Это…

Он вдруг с задушенным всхлипом потянул воздух и, выронив револьвер, неловко полез за пазуху. Поллак бросился вперед, совершенно не представляя, что делать.

Старик неверным движением извлек трубочку с мелкими двухцветными капсулами и принялся откупоривать ее над трясущейся ладонью.

— Ничего, ничего… Сейчас пройдет…

Закинув наконец таблетки в рот, он прошаркал к стене и, тяжело привалившись плечом, в два приема сполз на пол. Казалось, морщины на длинном бледном лице стали глубже, состарив его еще сильнее, и тускло отсвечивала огромная восковая лысина, покрытая крупными бисеринами пота. Повисла тишина.

— Кастор, — тихим, дрожащим от напряжения голосом позвал Поллак, навалившись на стекло. — Впустите меня.

— Это не нужно. Просто дайте мне пару минут…

Донеслось негромкое деловитое жужжание. Из бокового коридора за спиной Цвиллинга выкатился передвижной медицинский модуль, похожий на старомодное инвалидное кресло. Старик вытянул руку, и суставчатый манипулятор змеиным движением ужалил его под локоть.

— Не думал, что они могут покидать медицинскую зону, — пробормотал Поллак.

Цвиллинг бросил в его сторону насмешливый взгляд.

— Это моя станция, — отозвался он вновь окрепшим голосом, с отчетливой ноткой гордости. — И это мои роботы.

Он посидел на полу еще немного, а потом, держась за стену, перебрался в кресло. Там старик запрокинул голову и замер. Только правая рука рассеянно, как собачий загривок, оглаживала подлокотник. Поллак поднял упавший стул и снова оседлал его.

— Вас хотят отправить на Землю? — спросил он.

— Даже не знаю, — отозвался Цвиллинг, не открывая глаз. — С одной стороны, это слишком дорого. С другой, останься я здесь, последствия могут оказаться неприятными… для определенных лиц. На месте Сандерса идеальным вариантом было бы дать мне закончить. Но ему нужна станция.

— Какие еще неприятные последствия? Для кого?!

— Андраш… Бросьте притворяться слабоумным. Это вам не идет. Взгляните сами: Марс, станции, Пояс. Неужели никогда не представляли, чем все это кончится?

Поллак честно задумался.

— Ну, как же… — начал он осторожно. — В конце концов экологи найдут способ высадить растительность, запустят полноценный цикл. Почва, озера. Города. Все то, что в дефиците на старой Земле. Часть тамошнего населения отправится сюда. Здесь будет жизнь, уже не загнанная под купола — настоящая. Марсианская.

Сухие тонкие губы старика сложились в сардонической усмешке.

— Вы забываете, что такое власть. Даже выйдя в космос, дотянувшись с грехом пополам до соседней планеты, государства Земли так и не нашли общего языка. До сих пор, как и сто лет назад, каждое держит фигу в кармане против остальных. И наш Сандерс в общем-то не лучше. Конечно, он бывший астронавт, но за сорок лет человек меняется… Когда здесь вырастут города, вряд ли Администратору будет нужна гиря на ноге в виде третьего камня от Солнца. И это, будьте уверены, не понравится Земле. Я точно знаю, что случится. Отсюда слишком дорого возить ресурсы. Даже буксировка астероидов из Пояса обойдется чуть ли не дороже их собственной стоимости. Часть населения, говорите? У старой Земли только один выход — всеобщее переселение. А мы тем временем уже начинаем потихоньку плодиться, Андраш. Нам тесно в куполах. Не думаю, что Марс сразу станет райским уголком, но как только на поверхности можно будет выращивать злаки и свободно ходить без масок, население подскочит в десятки раз. Известно, в экстремальных условиях человек размножается особенно активно. Не удивлюсь, если за три-четыре поколения мы основательно заселим планету. Но это будет потом, если вообще будет. А гораздо раньше начнется первая в истории человечества межпланетная война. Война загнившей метрополии с зазнавшимися колонистами. Не в первый раз и, поверьте, далеко не в последний.

Поллак выбил на спинке стула замысловатую дробь и с силой потер ладонью подбородок. Все-таки плохой я переговорщик, подумал он, изо всех сил стараясь сохранить бесстрастное лицо.

— Вы… далеко заглядываете. Оставим пока в стороне мое отношение к вашим выкладкам. Но мне все равно непонятно, почему за эти высказывания вас должны высылать с планеты или желать вам смерти. Всего лишь версия, и вполне промарсианская, кстати…

— Не всего лишь версия, а крайне вероятный сценарий развития событий! И вы неверно оценили мою точку зрения. Во-первых, я очень надеюсь не дожить до начала войны. А во-вторых, мне равно противны обе стороны. Лично я хотел бы одного — увидеть, как моя станция сбросит купол и начнет спокойно превращаться в город. Спокойно! Направлять, оберегать, вовремя отступать и строить прозорливо, учитывая все возможные ошибки. Я создал этот купол. Я прожил в нем жизнь, и у меня нет никого и ничего кроме. Это моя территория. И я полагал, что могу говорить здесь все, что хочу, не оглядываясь. Но Сандерс счел мои речи несвоевременными. Что ж, он знает мой ответ. Лучше пусть будет Марс без «Новы». И — да, я эгоист. В мои годы это можно себе позволить… Вы меня слушаете?

— Да, конечно, — как ни в чем не бывало отозвался Поллак.

Только что он заметил, что в местах соединения массивного стекла со стеной выступают едва заметные губки из плотного полимера. Динамическая герметизация. А это могло означать, что стекло на самом деле — дрерь, способная при необходимости убираться в стену или потолок. И поэтому… Он не дал себе додумать, понимая, что молчание может оказаться подозрительным.

— Я понял, что вы эгоист. Но вы еще и ценный эгоист, Кастор. Вы не допускаете мысль, что все может оказаться не так плохо? Такой специалист, как вы, может пригодиться, пусть и не в качестве смотрителя станции…

Не важно, что говорить, — пусть просто слушает, думал Поллак. Главное, чтобы он не заблокировал аварийное обращение к системе. Наверняка закрыты средства управления внешними шлюзами, да и не удалось бы отдать команду снаружи — компьютер воспринимает только сигналы с территории станции. Да, но я-то уже внутри… Десять лет назад был изменен распорядок действий в чрезвычайных ситуациях. Теперь в случае нарушения целостности купола здания больше не герметизируются, как это было в самом начале. Вместо этого автоматика должна открыть все внутренние люки, а населению предписывается получить дыхательные маски в аварийных хранилищах, расположенных у входов. За оболочкой купола следят датчики, однако на случай их отказа поднять тревогу может лицо руководящего ранга. Например — начальник экспедиторской службы, со своего личного терминала.

— Для вас Марс — это противник, хитрый, упорный, слабо поддающийся пониманию, — говорил тем временем Цвиллинг, выпрямившись в кресле. — Он строит каверзы, вы их преодолеваете. Это противостояние длится уже почти полвека. А для меня эта планета давно стала живым существом. Я первый ступил на ее поверхность. Я люблю ее больше, чем можно любить женщину. Я построил первый купол. И вот теперь я должен наблюдать, как все валится в тартарары. Мне стыдно, Андраш. Я думал, что подарю Марсу жизнь, которой у него не было, может быть, никогда. А станция оказалась первым метастазом, предвестником крови, горя и смерти. Как я могу теперь ходить по этой планете?..

Интересно, может ли старик управлять станцией или для этого нужно быть у главного пульта? И что, если это все-таки не дверь? Придется рискнуть. Поллак привстал, словно пытаясь устроиться на стуле удобнее, и незаметно снял с пояса терминал. Старик еще продолжал говорить, что-то совсем уже невыносимо возвышенное, когда Поллак, набрав ощупью код тревоги, утопил клавишу. Он ждал, чувствуя, как на лбу выступает испарина, а потом коротко мигнул свет, с потолка раздался механический голос, и стекло, с натугой дернувшись, поползло вверх, обнажая выступы нижней кромки.

Поллак вскочил, отшвырнув стул. Медленно росла щель над полом. Вот она стала с ладонь, с две ладони… Он прыгнул, выставив руки, как ныряльщик. Прокатился на животе по полу, сильно ударился плечами, но продрался на другую сторону, чувствуя, как расползается ткань на плечах. Оскальзываясь, вскочил. Старик еще ничего не успел понять — прошло всего несколько секунд, — и Поллак с размаху впечатал ему в шею присоску мини-инъектора, спрятанного на запястье.

Какую-то долю секунды они молча смотрели друг другу в глаза. Наконец Цвиллинг потрясенно и очень отчетливо произнес: «Schweinehund!», и глаза его закатились.

В отсеке малого конвертоплана было тесно. Видимо, предполагалось, что в полете пассажиру положено сидеть, а после посадки организованно, мелкими шажками, двигаться на выход. Сейчас, впрочем, пассажир был всего один. И усидеть на месте он был просто не в состоянии.

«Почему так долго?» — вновь всплыла раздраженная и донельзя глупая мысль. Сандерс понимал: ожидание, возможно, только началось. Неизвестно, о чем сейчас говорят эти двое, и узнать нет никакой возможности. Он сам, опасаясь датчиков станции, велел Поллаку не брать ничего, кроме штатной рации.

На Земле Администратор весил бы сейчас не меньше полутора центнеров. Некогда стройное тело астронавта за тридцать лет на поверхности превратилось в обрюзгший цеппелин. Он усилием воли заставил себя остановиться и медленно повернулся в проходе, перебирая руками по спинкам кресел.

Кастор и Поллак. Оба они были очень дороги ему. И оба ухитрились пойти вразнос одновременно.

Сандерс вдруг вспомнил давнюю, сорокалетней давности ссору. Они собачились тогда из-за поставок оборудования. Кастор сыпал непроизносимыми немецкими ругательствами, казалось, готов был расколотить экран… и вдруг замолчал, а потом сказал очень тихо: «Тут небо на закате голубое… Как дома». И к вечеру Сандерс лично забрался в модуль и отправился на поверхность с грузом, наплевав на расход горючего. И они стояли вдвоем у пропыленного борта «Поля Баньяна», ловя взглядами голубую полоску над горизонтом, в которой медленно тонуло такое непривычно маленькое солнце. И уже перед самым его отлетом Кастор сказал: «Нам всем предстоит еще очень многое принять». Эти слова Сандерс запомнил.

Отсюда нет пути назад. Слишком дорого отправлять кого-то на Землю, да и не на чем — редкие транспорты ходят только в одну сторону, а потом переходят на баланс колонии. Все об этом знают, и официально никто не жалеет. Вот только официальность на Марсе значит немного. Очень трудно осознавать, что голубая полоска на горизонте утром и вечером — это все, что напоминает о Земле. Трем тысячам марсиан необходимо безостановочно повторять, каким важным делом они заняты. И никакие радио- и телевизионные трансляции здесь не помогут. Нужно уметь говорить с людьми. Как Кастор.

И как Поллак. Мальчишка с горящими глазами, по уши влюбленный в Марс. Такое встречается нечасто. Помнится, потребовался год, чтобы уговорить его бросить планетологию и заняться распределением грузов, не выдав при этом настоящей причины…

Не то чтобы Сандерс всерьез верил, что жизнь в колонии держится на этих двоих. Просто они были единственными настоящими друзьями, до конца понимавшими его мысли, его страсть. И, может быть, поэтому ему стало так не по себе, когда, вынырнув из очередного периода отчетности, он обнаружил, что Поллак после выкидыша у жены провалился в глубокую депрессию, а Кастор третий месяц не показывается на людях, запершись в своем центре управления и не отвечая на вызовы. Несколько дней Администратор и сам находился в некотором помутнении, не зная, что делать, а потом Марс подкинул еще один сюрприз — сейсмологи объявили, что под «Новой» готов вскрыться водяной карман. Сначала Сандерс даже обрадовался — это был повод наконец поговорить с Кастором. Но достучавшись до станции по экстренной спутниковой, он совершенно неожиданно для себя обнаружил вместо старого друга полусумасшедшего параноика. Это было так страшно, что он непростительно потерял голову. Только этим и объяснялась отчаянная попытка устранить одну проблему с помощью другой.

Теперь оставалось только ждать.

Лязгнула дверца. Он медленно поднял глаза и тяжело уставился на просунувшего голову в отсек пилота.

— Пыль на три часа, сэр, — сообщил тот. — Думаю, это они.

Сандерс поморщился. Почему-то официальное «сэр» его раздражало. Казалось бы, бывший астронавт, еще раньше — военный летчик, а поди ж ты…

— Вызови Поллака.

— Не получается, — качнул головой пилот. — У него что-то с рацией.

— Ладно, подождем…

Пилот скрылся.

Они. Мальчишка уверен, что Поллак привезет Кастора. Жаль, нельзя одолжить хотя бы часть этой уверенности.

Он пробрался к иллюминатору и откинул металлическую заслонку. За толстым стеклом тускло светилась красная равнина, закиданная громадными причудливыми глыбами. Сандерс прилип щекой к окошку и разглядел на горизонте медленно ползущий столб пыли. Они… Вряд ли кто-то еще в здравом уме будет раскатывать по сейсмически опасной территории, рискуя неожиданно оказаться на дне новорожденной реки. А значит, пилот прав, это вездеход Поллака.

Снова навалилось глухое раздражение. Нет ничего хуже последних минут ожидания. Ему вдруг остро, впервые за пятнадцать лет, захотелось сигарету. В куполах табак был запрещен, но особенно ярые курильщики все равно протащили семена, и делянки время от времени обнаруживались в укромных уголках клумб. Сам Сандерс бросил курить еще в академии, но здесь, перестав подниматься на орбиту, тайком начал снова. Об этом знали немногие: личный секретарь да Кастор. Поллак не знал — второй раз Администратор бросил еще до его прилета…

— Это все нервы, — сказал он вслух и принялся втискиваться в кресло.

Теперь он мог, чуть склонив голову, наблюдать за пыльным хвостом. Потом взгляд упал на кусочек поверхности перед самым окошком. Здесь бродили маленькие смерчики: сталкивались, развеивались и воскресали вновь, уже в других местах. Он так и просидел, поглощенный бесконечным движением, впав в странное оцепенение, а когда прямо на место танцев пыльных столбиков вкатился вездеход, даже слегка расстроился. Надо взять себя в руки, отстраненно подумал он, и тут из вездехода вывалился Поллак.

Куртка на нем висела лохмотьями, маски на лице не было. Он выволок, уцепив под мышки, изможденное тело и торопливо потащил к борту конвертоплана. Сандерс рванулся. Кресло жалобно скрипнуло, выпуская его из своих объятий.

Перед шлюзом уже топтался пилот. У мальчишки были дикие глаза, и он все тыкал одеревенелым пальцем в клавиши, пытаясь набрать несуществующий код. Сандерс молча отшвырнул его в сторону и ударом кулака своротил тумблер экстренного выхода, раскрошив пломбу. Крышки шлюзовых люков разбежались в стороны, волосы шевельнуло воздухом, потекшим наружу. Сандерс, глубоко вдохнув, шагнул вниз по трапу. На зубах заскрипела невидимая пыль. Подбежавший Пол\ак забросил безвольное тело Кастора ему на руки и сам тут же начал слепо заваливаться вперед. Толстяк подхватил его за шиворот изодранной куртки и, надрывно замычав сквозь сцепленные зубы, втащил обоих в шлюз.

— Почему без маски? — звенящим от ярости голосом спросил Сандерс.

— Потому что маска была на нем, — с бледной усмешкой отозвался Поллак. — Свою я раздавил, когда лез к нему с инъектором, запасная в вездеходе только одна, а со станции их все позабирали во время эвакуации.

Сандерс поднялся и сердито зашагал в проходе, цепляясь жирными боками за тесно стоящие сиденья.

— Вы бы видели, как мы грузились, — вновь подал голос Поллак. — Здоровенный кислородный баллон на тележке и два шланга с намордниками. Жалко, пришлось бросить — в вездеход такое богатство никак бы не поместилось.

— Ты мог просто вызвать меня и попросить выйти!

— Да чего ждать? Два шага же… И рацию я тоже угробил.

— И личный терминал? — вкрадчиво поинтересовался Сандерс, пристально вглядываясь ему в глаза. Поллак потупился.

Повисла тишина, нарушаемая только легким посвистыванием выставленной на максимум системы регенерации и приглушенным лязганьем металла — это пилот загонял вездеход в грузовой отсек.

— Меня окружают психи и самоубийцы, — в сердцах сказал Сандерс и прошел к ряду задних сидений со сложенными подлокотниками.

Здесь лежал Кастор, освобожденный от кислородной маски и раздетый до пояса. На впалой груди раскинулся, запустив лапки под кожу, антрацитово-черный паук наномедик. Черт его знает, чем аппарат сейчас занимался, но бледность уходила со старческого лица прямо на глазах. Стоимость устройства была близка к стоимости среднего звездолета — учитывая затраты на пересылку с Земли. Таких роботов на планете было всего два, и этого Сандерс лично выкрал утром из госпиталя на «Олимпе». Именно благодаря ему Администратор в свои восемьдесят еще не превратился в развалину окончательно.

— Как все прошло? — угрюмо спросил Сандерс, опускаясь рядом с Кастором.

— Ужасно. Как в Диснейленде. Мрачный замок черного властелина и сонмы слуг его…

— Давай без фиглярства.

Поллак вздохнул, помолчал и начал рассказывать, стараясь не смотреть на мрачнеющего все больше Сандерса. Заглянул пилот, сообщил, что можно взлетать. Был он мокрый и взъерошенный. Сандерс неопределенно махнул рукой, пилот помялся, но решил не переспрашивать и скрылся в кабине.

— Так это правда? — спросил Поллак. — Будет война?

— Андраш… — Сандерс не глядел на него. — Когда ты последний раз интересовался событиями на Земле?

Поллак неопределенно дернул плечом. Снаружи глухо взвыли двигатели, раскручивая плоскости винтов. Машина оторвалась от поверхности и начала набирать высоту.

— А зря. Тогда бы ты знал, что Земле мы сейчас почти не интересны. Конечно, есть IMCA, большая международная организация, на нужды которой тратится несколько миллиардов евро в год. Но помимо этого существует много других вещей, на которые уходит куда больше. Население Земли снизилось за полвека на полмиллиарда человек — институт брака практически изжит, женщины не рожают, предпочитая карьерный рост и развлечения. Америка продолжает бороться с организованным терроризмом, и обе стороны получают огромное удовольствие. Волна преступности захлестнула Европу, там благополучные граждане в ужасе прячутся по домам и покупают пистолеты. Россия тщится не растерять территории и ведет переговоры с Японией о поставках ресурсов. В Китае раскручивается маховик бархатной революции. Продолжить? Средний землянин и не помнит о каких-то жалких трех тысячах марсиан под четырьмя куполами. Правительства играют в свои игры, как и многие века до того. Всю эту массу почти невозможно покачнуть. Война? Переселение? На чем?! Земля до сих пор не располагает технологиями для переброски больших масс пассажиров оттуда — сюда и, более того, не желает их разрабатывать. Им не нужны наши ресурсы. Им не нужна эта, на их взгляд, гиблая планета. Там свои проблемы, и даже космос не в силах отвлечь людей.

Поллак рассеянно смотрел куда-то в угол, теребя застежку привязного ремня на животе.

— Мы слишком заняты, чтобы интересоваться новостями с родины, — с кривой усмешкой произнес Сандерс. — Да и какое нам до них дело? Я не могу вспомнить ни одного колониста, у которого на Земле остались бы родственники. Сюда уходят навсегда, сжигая все мосты. Так легко прижилось наше самоназвание… Мы уже настоящие марсиане. Строим свой мир, точно зная, что нам предстоит в нем жить. Наживаем психозы, понимая, что не увидим плодов своего труда. Женимся и рожаем детей без надежды показать им земное небо. Я не знаю, что будет со старой Землей дальше. Может быть, именно нам суждено стать последним осколком человечества. Доказательством того, что оно бессмертно и неистребимо.

Сандерс пошарил в кармане на спинке впереди стоящего кресла и, достав бутылку с газировкой, принялся скручивать крышку. Рокот двигателей неуловимо изменился, и на миг они провалились в невесомость свободного падения. Переведя винты в горизонталь, конвертоплан легко клюнул носом, а потом упруго рванулся с места, выравниваясь в движении. Их вдавило в спинки кресел. Встревоженный паук замигал разноцветными огоньками, и Сандерс заботливо придержал голову Кастора.

— Когда он очнется, я попробую объяснить ему. Может быть, он еще поймет меня. Старики вообще понимают друг друга лучше молодых. Они знают, что еще один шанс есть всегда. Вот только сил уже может не хватить…

Он еще раз посмотрел на Поллака. Тот молчал.

Вездеход Сандерс не отдал. Собственно, имел полное право — это был его вездеход. Кроме того, Администратор, кажется, боялся, что после его отлета Поллак развернется и упылит куда-нибудь в пустыню.

Винты взревели, и конвертоплан, мелькнув на фоне восходящего Фобоса, унесся на запад, к «Олимпу». Поллак задумчиво покачался с пятки на носок, борясь с совершенно мальчишеским негодованием. Вот возьму сейчас и пешком уйду. Тоже мне — Администратор…

Он усмехнулся и тряхнул головой. Вышло донельзя фальшиво. Ему очень не хотелось на «Элладу». Правда, до платформы надо было еще добраться по воде; эта отсрочка несколько спасала ситуацию.

Фобос поднялся уже на ладонь. С востока ему навстречу высунулся крохотный Деймос. Вокруг каждой из лун едва заметно светился красноватый туманный ореол. Когда Поллак только прилетел, он каждый вечер старался выкроить момент полюбоваться на невероятное для землянина зрелище. Ему было прекрасно известно, что причина в излишней торопливости Фобоса, чей период обращения вокруг планеты составлял всего восемь без малого часов. Но наяву видеть встречающиеся в ночном небе луны…

Когда-нибудь Фобос упадет на Марс. Точнее — упал бы, оставайся все как раньше, однако теперь в дело вмешался человек.

До морского терминала было рукой подать. Он подошел к воротам, и створки медленно разъехались перед ним, пропуская в гигантский шлюз для грузовиков. Из будки навстречу уже шел дежурный.

— Вы Поллак? — спросил он с сильным непривычным акцентом.

— Ай-ай! — дурашливо рявкнул Поллак на американский манер и расхохотался, заглянув в оторопевшие глаза за стеклами защитных очков.

Они прошли в ангар.

— Нам сообщили, вас надо доставить на «Элладу», — сообщил дежурный, неуверенно косясь на Поллака.

Без маски стало видно, что ему от силы лет двадцать пять.

— Правильно, — серьезно кивнул Поллак., — Прямые приказы Администратора Роберта Сандерса не обсуждаются. Андраша Поллака, главного экспедитора Марсианской колонии, препроводить в супружеское гнездо, не слушая никаких отговорок. При сопротивлении применять силу! Верно я говорю?

— Н-нет, — парень выглядел совсем сбитым с толку. — Просто доставить. Катер уже готовят… сэр.

Поллак запрокинул голову и с хрустом расправил плечи.

— Ладно, — произнес он устало, таращась во тьму под запредельно высоким потолком. — Согласен на транспортировку, чинить препятствий не намерен… Да успокойся, в самом деле. Здесь тебе не армия.

Они пошли вдоль фасадов складских ячеек и гаражей.

— Когда с Земли? — спросил Поллак.

— На прошлой неделе, борт Y46/53t-m, — отрапортовал дежурный, а потом вдруг добавил с чувством: — Четыре месяца летели, думал — подохну там от скуки. На весь транспорт десять пассажиров и экипаж.

— Пятьдесят третий… — протянул Поллак задумчиво. — Так это же я вас встречал.

— Не помню, — признался дежурный. — Я последние дни, как на орбиту начали заходить, будто вареный был. Невесомость проклятая…

— А теперь?

— Честно? Странно. Но здорово — луны эти, пустыня, море. Я сам из Красноярска, вообще столько воды никогда не видел.

— Так ты русский? — Поллак взглянул на спутника по-новому. До сих пор на Марс прибывали только европейцы и американцы.

— Ну да, — смущенно подтвердил дежурный.

Впереди раздался протяжный металлический стон.

— Это, наверное, катер ваш спустили.

Они вышли на причал. Приземистый кран складывал телескопическую стрелу, а у стенки и правда покачивался, поблескивая колпаком кабины, пассажирский катер.

— А у вас почему имя такое? — спросил вдруг русский, снова мучительно застеснявшись. — Вы венгр? Как это… мадьяр?

— Марсианин, — усмехнулся Поллак и, хлопнув его по плечу, быстро зашагал к воде.

Катер плавно поднимался и опускался на встречных волнах. Машину к станции вел автопилот, и сейчас это было очень кстати. Хотелось одиночества.

Что я ей скажу? Что вообще можно сказать после всего, что произошло?..

Береговые огни потерялись где-то позади, и в небе, перечеркнутом извилистой полосой Млечного Пути, ярко горели созвездия. Те же, знакомые с детства. Слишком мало для Галактики расстояние между двумя пылинками, на которых теперь обитает человек — самодовольный, уверенный в собственном превосходстве… Но что же я ей скажу?

Медленно надвинулся и поглотил половину неба купол станции, усеянный по основанию габаритными огнями. Катер снизил скорость, а потом нырнул в открывшийся шлюз.

После заброшенной «Новы» казалось, что на «Элладе» слишком людно. Поллак миновал порт, в зоне клумб забрался в одноместную транспортную кабинку и устало откинулся на сиденье. Пятнадцать минут до жилой зоны. И совершенная пустота в голове. Внизу проплывали ярко освещенные дорожки, скамейки, темные макушки деревьев. Там гуляли, отдыхали после смены, тайком целовались в тени. Как когда-то они с Алисой.

Клумбы закончились, потянулись жилые корпуса.

Наконец кабинка опустилась и откинула люк, но Поллак еще долго сидел, не решаясь выйти. Потом на панели тревожно замигала лампочка, призывающая не быть эгоистом и освободить транспортное средство. Тяжело вздохнув, он полез наружу.

Окна в их квартире не горели. Перед дверью Поллак остановился. Ключ, зажатый в окостеневших пальцах, никак не хотел попадать в скважину, и тут дверь открылась ему навстречу.

Алиса стояла в проеме, близоруко щурясь на свет. Она только что легла и сама, кажется, не понимала, что заставило ее встать, завернуться в халат и пойти к двери.

— Ты вернулся? — спросила она неуверенно, и тогда Поллак, переламывая тягучее чувство беспомощности, ставшее таким противоестественно привычным в последние недели, шагнул ей навстречу, протягивая руки.

Кажется, он плакал.