"Небо начинается с земли. Страницы жизни" - читать интересную книгу автора (Водопьянов Михаил Васильевич)Проклятое прошлоеОдним ноябрьским днем 1917 года поехали мы к престольному празднику в Студенские выселки, на хутора к родным. Каждый год мы туда ездили. Но этот праздник мне особенно памятен. Возвращаемся домой. Я сижу – правлю лошадью, мать сидит в телеге на соломе, отец идет рядом, опираясь на палку вместо трости. Мать неожиданно для меня говорит: – Ну, Миша, мы с отцом решили женить тебя. Года твои вышли. Надо посадить тебя дома, а то ты по театрам стал часто ходить… И помощница нужна в доме… – Ты, наверное, скажешь, что и невесту мне нашли? – А как же – есть и невеста. – На ком же это вы думаете женить меня? – Да на Дашке Мешковой, – она у нас как своя. – Не женюсь я на Дашке! – Что ты его уговариваешь, как красную девку? – говорит отец. – Женим на Дашке – тому и быть. По соседству с нами жила вдова Василина Мешкова. У нее два сына и дочь – Даша. Сыновья оба на войне. Сыновья женаты были, остались семьи, а пахать некому. У них лошадь была, у нас тоже. Тогда отец сговорился обрабатывать землю вместе с ними. Их три женщины, я – один мужчина. Я пахал, косил, они пололи, жали, вязали снопы и помогали возить. Тут-то и показала Даша себя как хорошая работница. Наши давно решили женить меня на ней. Но я не дружил с Дашей. Как-то осенью сижу я дома, заходит Даша. – Мама велела поехать тебе со мной на мельницу… Мешки тяжелые, я не донесу. – Что я вам, работник, что ли? Попроси кого-нибудь, – сгрузят. – Ну и черт с тобой! Поеду домой, скажу, что не хочешь ехать. И верно – повернула домой. Через неделю после разговора о женитьбе отец мне заявляет: – В воскресенье едем благословлять, помолвку гулять будем. Я уже сговорился с Васильевной: она согласна отдать Дашу. – Она-то согласна, да я не согласен… – Ах, так ты еще разговаривать! – И влетело мне за это как следует. Как ни уговаривал, как ни колотил меня отец, но все-таки я настоял на своем. Пошел отец к Васильевне, отсрочили помолвку. Скверно стало жить мне в семье. Сядешь обедать, тут и начинается. Мать плачет, подает ложку – как собаке кидает. Часто я вставал из-за стола голодный. На рождество я собрался пойти погулять. Отец сидел за столом, выпивал с приятелем Андреем Никаноровичем. Никанорович выпил, крякнул, закусил и говорит мне: – Нехорошо, Миша, не слушать родителей, грех-то какой. – Дедушка, ты-то хоть бы молчал, и так каждый день слышу одно и то же… Тут отец встает: «Ты такие слова говоришь старику?» Да так дал мне, что кровь брызнула изо рта. Я упал, он хотел еще ударить, но я между ног проскочил – да в дверь. Он за мной долго бежал, но я резв был – не догнал. Оглянулся – стоит, грозит кулаком. Тут я ему крикнул: – Все равно не женюсь, хоть убей! В конце концов я дал согласие жениться, но при условии, что только не на Дашке. Начали перебирать по пальцам, за кого бы это посватать: та нехороша – каждое лето хворает; другая девка хороша – но не отдадут, дом у нас плохой. Был бы новый или большой – отдали бы. Посватали у Костюхи Жаворонкова Катю. – Малый-то у вас хороший, слов нет, – сказал сватам Костюха, – да куда же моя Катюха поставит свой сундук на колесах? Живут-то они в гнилушке, горницы – и то нет. – Да они ж скоро построят новый дом. – Ну, когда построят, тогда и поговорим. После каждого сватовства отец опять за старое – за Дашку. Приезжаю домой обедать. В этот день возил камни на завод. Дома была одна сестренка, – сидит и поет у окна. Не отпрягая лошадь, захожу, спрашиваю: – Таня, а где же мама? – Они с папашкой на базар ушли, закупать все, в воскресенье помолвка. – Врешь! – Будет притворяться – сам знаешь, а говоришь… …И забилось у меня сердце. Что делать? Когда же они отстанут от меня? Решил скрыться из дому. Выпряг лошадь; плача, простился с сестренкой, которая тоже зарыдала. Пошел сначала к писарю, просить удостоверение, чтобы получить в волости паспорт. Писарь не дал: «Молод еще сам брать паспорта, пусть придет отец». Тогда я пошел к дедушке. Прихожу, плачу, бабушка, глядя на меня, тоже в слезы. А дед говорит: «Прячься скорее, отец приехал – убьет». Я через двор – на гумно. Снег глубокий, бегу, падаю, стараюсь добраться до соседнего сада… Отец уехал, гроза миновала. Прожил я на полатях у деда два дня. Бабушка говорит: – Иди, Миша, к отцу крестному, поживи там, а то отец узнает, что ты у нас, и нам влетит от него. Пошел к крестному. Нужно Федору Рыжкову за сеном съездить за реку. У нас зимой возили сено по праздникам, помогая друг другу. Пошел Рыжков к моему отцу. – Лошадь дам, Федор Григорьевич, – отвечает отец, – да Мишки-то нет дома – сбежал. Вечером мне передали про этот разговор. В три часа утра прихожу к Рыжкову. – Дядя, я съезжу тебе за сеном, но ты скажи, что обойдешься и без Мишки. Я съезжу и опять скроюсь. – Хорошо, сделаю, как ты говоришь. Сижу, жду. Слышу скрип саней, а через минуту голос отца. Ну, думаю, пропал. Входит отец. – Здорово, пропащий. Ты что это вздумал фортики выкидывать? – И буду выкидывать, пока не отстанете с Дашкой. На этот раз обошлось без боя. Как-то вечером собралось у нас много родных. Дед настаивал, чтобы женили меня на дочери Ивана Никитича Левшина. – У них и мед свой есть, и девка хорошая. Дедушке давно хотелось породниться с богатыми Левшиными. – Ну, ты согласен взять ее? – спрашивают меня. А мне уж все равно, только бы не Дашку. Пошел дед к Левшиным, назначили на завтра поглядушки. Собралось нас человек двенадцать родных глядеть. С хуторов был дядя Гриша – мамин брат. Приходим – ждут уже. Лавки вымыты, на столе скатерть белая, на стене полотенца чистые; и свежей соломой застлан пол. Садимся каждый на свое место по старшинству: во главе стола сел дедушка, за ним отец, мать, а потом – кто роднее и старше. Я сажусь позади, со мной рядом товарищ. Церемония происходит так. Невеста нарядилась в лучший наряд. Суют ей в руку тарелку, на тарелку ставят рюмку, наливают самогону. За переборкой у печки стоят ее родные, они-то и наполняют рюмку. Невеста должна подойти вначале к дедушке, поклониться ему, – он возьмет рюмку, выпьет, поставит обратно, а она опять идет за переборку наполнять рюмку, и так подряд, по очереди, ко всем. А когда она подходит – в это время смотри, какова она: не хромает ли, не кособокая ли. Ко мне невеста подходит к последнему, но я не должен брать рюмку и пить, а должен встать, и мы одновременно кланяемся друг другу. Потом женихова сторона должна выйти во двор посоветоваться, а невестина остается в избе и тоже советуется. Потом снова собираются в избе. Жениха уж тут не пускают. Если понравилась, начинают сговариваться, а если нет, то отказывают. – Ну, сколько же укладка? – спросил отец. – Пятьдесят рублей. – Э, да это ты дорого, Иван Никитич, вот хотите – двадцать пять рублей. Сошлись на тридцати рублях, в приданое два полушубка, один новый, другой старый, но перешитый, полусапожки с галошами, валенок две пары и много другого добра. Идем домой с дядей Гришей; покуривая, он говорит: – Зря ты ее берешь, уж очень она паршивая бабенка: маленькая и худая. Разве у нас в роду Плешаковых были такие? На другой день пошли отказываться от невесты, а там говорят – мы еще один полушубок добавим, если мало. Все-таки отказались. Отец настаивал на своем, мама каждый день слезы проливала и приговаривала: «Сукин ты сын, и в кого же ты уродился?» Дед тоже не стал меня больше защищать. Его обидело, что я отказался от рекомендованной им невесты. Не раз поглядывал я на железную дорогу. Уехать, что ли, куда-нибудь да устроиться рабочим? Но не было документов. – Возьми мне паспорт, – просил я отца, – я устроюсь на заводе. – Нет, – говорит, – у нас и дома, что твой завод, только работай, а завод и без тебя обойдется. Вот женить тебя надо на Даше, а то ее уже сватают. – Ну и пусть сватают! Опять скандал, побои. Тогда я решил применить последний способ – пойти и сказать Даше, что, мол, если ты пойдешь за меня замуж, буду каждый день тебя колотить, – может быть, она и откажется. И вот прохожу я мимо дома Мешковых, смотрю, в дверях стоит Даша. Подхожу к ней. В руках у меня была палка. Подошел и не знаю, что говорить. – Даша, – выдавливаю из себя наконец, – ты так и решила пойти за меня? – Мама отдает, а я не против. – Не ходи, Даша, за меня, какая у нас с тобой жизнь будет? Ты ведь знаешь – я злой, колотить буду каждый день. – Ну что ж, колоти; поколотишь-поколотишь – надоест. – Ах, так! – замахнулся палкой, а сам медлю ударить, выжидаю, пока она скроется за дверью, чтоб эффекту было больше. Даша скрылась. Я сильно ударил в дверь и сказал: – Спасибо – убежала, а то бы убил. Слышу из-за двери ее голос: – Нос не дорос – бить, губастый черт! За обедом мать с отцом опять за свое. – Вот что, – говорю я, – а если потом с ней жить не буду, тогда что? – Ты только согласись, а там как хочешь. – Ну, – говорю, – смотрите. Я согласен. Сразу у всех настроение изменилось. – Давно бы так! – говорит отец. Мать и обедать не стала, побежала к Мешковым. Через неделю сыграли свадьбу. Прожили мы с Дашей недолго и развелись. Старые обычаи исковеркали и мою юность и Дашину. Проклятое прошлое! Как счастлива молодежь, не знающая всех этих унижений и трагедий, этого страшного быта старой деревни… |
||
|