И благовещий зверь снизошел

Памятуя о том, что осмотрительность есть высшая форма храбрости, Шпунтик следовал за плененным неизвестными людьми хозяином скрытно. Ни на минуту не упуская их из вида, кот незаметно двигался через лес параллельным курсом: чуть в стороне и чуть позади. Нужно было правильно оценить обстановку, а потому Шпунтик отбросил посторонние мысли о всяких несущественных теперь материях вроде лягушек и всецело посвятил себя слежке.

По лесу шли довольно долго: Шпунтику уже изрядно надоело красться сквозь все эти ветки, завалы и буреломы. В какой-то момент скорбное однообразие происходящего заставило кота почувствовать себя крайне несчастным и брошенным — ведь он остался сирота-сиротой в раскинувшейся вокруг необозримой природе. Вот совсем рядом в кустах кто-то страшно захрустел ветками: явно крупный, больше Шпунтика в несколько раз — а вдруг выскочит и напрыгнет на одинокого кота? Природа была прелестна, когда хозяин рядом, но и опасна, когда тот далеко.

Шпунтик, высоко поднимая лапы, затрусил прочь от пугающих кустов. Тут же раздался подозрительный хруст слева, и кот на всякий случай взлетел по ближайшему дереву на пару метров вверх, замер, вцепившись в ствол когтями, и огляделся.

Никого не было видно. То есть — опасного, кто хрустел. Хозяин и другие люди по-прежнему шли в одном им известном направлении и совсем не обращали внимания на отсутствие кота. Шпунтик хотел было заорать от обиды, но тут ему прямо на голову нагадила какая-то дерзкая птица, и кот от изумления сполз на когтях вниз по стволу. Вот за что он всегда не любил птиц, в частности — голубей: они гадят, где попало и на кого попало, совершенно не заботясь о том, чтобы убрать за собой. Зарыть, например, в землю! Не говоря уже о том, чтобы чистоплотно вылизаться после похода в туалет.

Туалет! Шпунтик вспомнил об их с хозяином туалете с нежностью. Какой прекрасный, теплый и удобный был у них в квартире туалет! Как приятно и уютно было в нем греметь когтями о бортики пластмассовой кюветы, разгребая катсан! И как всегда хвалил его хозяин, когда Шпунтик, гордый собой, покидал туалет с чувством выполненного долга! Хозяин!

Кстати, где он?

Шпунтик увидел, что, увлекшись страхами и нахлынувшим одиночеством, он вовсе упустил хозяина из виду. А тот вместе с новыми знакомыми уже вышел из леса и теперь поднимается по пологому, лишенному растительности склону холма.

Шпунтик без труда последовал за ними, умело укрываясь в ложбинках и за чахлыми кустиками, и когда хозяин достиг вершины, кот тоже был практически рядом: скользнул ужом в пышные заросли и затаился в них, найдя хорошую точку для наблюдения.

— …Вставай, старший брат, — повторил Чижиков.

Разбойник Лян сфокусировал взгляд над склонившимся над ним Котей, потом в глазах его промелькнуло понимание, он схватил Чижикова за руку и рывком поднялся на ноги. Ляна заметно повело — все же нокаут есть нокаут, но Котя незаметно поддержал его, и разбойничий вожак устоял.

Его соратники взирали на них вопросительно.

— Его рука крепка так же, как его слово! — провозгласил Лян. — В битве он поверг наземь доблестного брата Куна! Все вы знаете, какова отвага нашего брата, сколь стремителен удар его! Секира брата Куна до сего дня не знала промаха!

Кругом согласно загудели: «Да, да, правда!» Кун со своей разящей секирой стоял в первом ряду и смотрел на Чижикова во все глаза, с восхищением.

— Он поверг наземь и меня! — продолжал Лян. — Меня! Ляна Большого! Того, кто кулаком валит насмерть дикого кабана, когда кабан несется на него со всех ног!

Толпа притихла.

— Он великий воин и благородный человек! — выкрикнул Лян, затем повернулся к Чижикову и взял его за другую руку.

— Могу ли я звать тебя старшим братом, неизвестный воин? — спросил Лян, кланяясь. — Примешь ли ты мои жизнь и дружбу после того, как я и мои люди по глупости причинили столь много вреда тебе и твоим благородным спутникам?

И Лян опустился перед Котей на одно колено.

Разбойники замерли в ожидании.

Чижиков догадывался, что даже с его невеликими знаниями о том, как дерутся в двадцать первом веке, он запросто может прослыть в древнем Китае величайшим воином всех времен и народов, но все же произведенный эффект был велик и внезапен. Дальше Котя действовал, полагаясь на интуицию. И на многочисленные гонконгские боевики, к которым питал известную слабость.

— Брат Лян, — сказал он проникновенно. — Мне не по чину звать тебя младшим. Ты и старше, и опытней, и благороднее меня. Ты дрался с честью и не твоя вина, что ты оказался побежден. Мне не нужна твоя жизнь, но дорога дружба, которую ты предлагаешь. Поднимись скорее на ноги и зови меня младшим братом, старший брат Лян!

Вокруг возник легкий шепот, по лицу Ляна пробежала чуть заметная тень облегчения, и разбойник поднялся.

— Как мне называть тебя, мой благородный младший брат? — спросил разбойничий вожак. — И каковы драгоценные имена твоих спутников?

— Зови меня Килэки, — представился Чижиков. — И не удивляйся моему имени, а также и именам моих друзей, потому что мы пришли с далекого севера. Мы чужестранцы здесь, а имена и обычаи в нашей стране отличаются от ваших. Это мой верный спутник Сыпокэ, мудрец и предсказатель, — представил Чижиков Сумкина, которого, равно как и прочих, освободили от веревок. Сумкин хотел было что-то сказать, но вовремя сдержался. — Это сестра моя Кэсы, а это — наш проводник и верный спутник Лю и его помощник Сунь Девятый.

— Мы счастливы приветствовать столь высоких гостей в нашем захолустном становище! — ответил с легким поклоном Лян Большой. Он быстро оправился от нокаута и снова обрел неторопливое достоинство разбойничьего лидера. — Дозвольте же нам немного о вас позаботиться и накормить простою и грубою пищей!

— С удовольствием! — вклинился Сумкин. — И если ты, благородный брат Лян, как истинный поборник справедливости, велишь своим людям вернуть нам наше жалкое имущество, то мы будем безмерно благодарны.

Имущество тут же оказалось у ног Федора — хвала Будде, разбойники не спешили на месте поживиться награбленным: несли добычу в лагерь, в общий котел, и донесли в целости и сохранности. А то всякое могло случиться, если бы они увидели наручные часы или, скажем, мобильник, или же российский заграничный паспорт!

К великому восторгу Сумкина очки оказались совершенно целы, только весьма заляпаны нечистыми древнекитайскими пальцами. Протерев очки краем рубахи и умудрившись не стряхнуть с дужек засохший слой грязи, Сумкин тут же нацепил их на нос.

— Это чудесное изобретение из далеких краев, помогающее моим слабым глазам оставаться достаточно зоркими, — пояснил он, указывая на очки.

Разбойники глубокомысленно закивали, хотя было видно, что ничего не поняли.

— Мой благородный брат Килэки… — Лян явно хотел о чем- то попросить, но не решался.

— Говори смелее, старший брат, — подбодрил его Чижиков, чувствуя настоятельную потребность присесть: от пережитого начали мелко дрожать ноги.

— После того, как мы немного отдохнем и попируем, не мог бы ты показать нам еще немножко своего волшебного боевого искусства?

— Ну, если только немножко… — смущенно буркнул Котя.

— Ха! — вскричал Лян Большой и воздел мускулистые руки к синему небу. — Так давайте пировать! Пировать! — провозгласил он под одобрительный рев членов своей банды, широкими шагами направляясь к костру. — Эй, братья, живо несите наилучшую посуду и чаши! Тащите отборное вино! Мы будем пить в честь наших новых братьев!

— Интересная мысль, — вполголоса заметил Сумкин. — Ты, старик, кстати, где так драться научился? Раз-раз, и мужик уже лежит.

— По фильмам с Джеки Чаном, — ответил Котя.

— Не ожидал от тебя, не ожидал…

Договорить Федор не успел — сильно толкнув его, к Чижикову бросилась Ника и повисла на шее, уткнувшись лицом в плечо.

— Э-э-э… Сестра Кэсы, — позвал ее Котя, машинально обняв девушку и почувствовав, что это приятно. — Ты это… Ну того…

— Действительно, — шепнул Сумкин. — На нас уже оглядываются. Варвары-то варвары, а тут все же иные нравы.

Ника разжала руки, отстранилась. Расцвела счастливой улыбкой. Глаза ее сияли. Чижиков вдруг покраснел, сам не понимая отчего.

— Мой господин, вы целы? — спросил очень вовремя приблизившийся Лю Бан. — Этот лихой человек не нанес вам увечий?

— Спасибо за заботу, почтенный господин Лю, — скупо улыбнулся ему Чижиков. — Я в порядке.

В этот момент между низкими домами родилось движение — расталкивая разбойников, вперед выбежал какой-то человек и с криком: «Брат! Брат!» — устремился к Лю Бану.

Для того чтобы ничего не упустить из происходящего, Шпунтику пришлось скрытно, кустами обогнуть почти всю площадку на вершине холма и потом взобраться на крышу одного из стоявших полукругом домов. Спрятаться на крыше было негде, а потому кот положился на судьбу.

Судьба в этот день была к Шпунтику благосклонна: никто из собравшихся на вершине холма не обращал на него внимания, все были увлечены тем, что происходило там, внизу, неподалеку от костра. Шпунтик глянул и обомлел: его хозяин, тихий и мирный, вступил в отчаянную драку с одним из тех вонючих типов, что напали на путешественников неподалеку от лягушки. Кот впал в мистический ужас, потому что вонючий размахивал палкой с приделанной к ней острой железякой, а у хозяина никакой железяки не было и в помине, и Шпунтик приготовился к худшему.

Спрашивается, как быть коту — после того, как его хозяина порубят железякой и он, хозяин, неизбежно сдохнет? К кому обратить нехитрые чаяния, к кому устремить робкие надежды? Нет, это вовсе не кошачий рай, решил Шпунтик, это больше похоже на кошачий ад, где ты неприкаян, одинок и — ни малейшей еды буквально нигде.

И Шпунтик изготовился было внести посильный вклад в исход безнадежной битвы: подобрался, забил хвостом, отклячил зад, чтобы прыгнуть прямо на голову типа с палкой, да разодрать ему всю наглую физиономию, а уж там хозяин, должно быть, и сам не подкачает, — как хозяин не подкачал самостоятельно.

Два раза ронял на землю волосатого типа! Два раза возил его в пыли!

Кот передумал прыгать, но тут же увидел, что рано обрадовался: на хозяина попер какой-то мускулистый тип с лысой башкой. Хозяин испугался: бросил отнятую у волосатого палку. Лысый не унимался: тоже кинул свою палку и замахал кулаками, а каждый кулак с голову младенца! Очень здоровый и страшный противник… Прощай, рыба пикша!

Кот снова подобрался: лысую голову разодрать не в пример проще, в волосах когтями не запутаешься, но хозяин опять справился и так отоварил лысого, что тот вмиг с копыт перекинулся. Упал, лежит, скучает. И правильно: знал бы лысый заранее, как хозяин с веником управляется, вообще бы против него не вышел никогда!

Шпунтик вытянул шею: внизу установилась тишина, никто больше на хозяина не нападал, а он — и это вместо того, чтобы ухватить какую-нибудь палку побольше, да и надавать всем злодеям, пока не опомнились! — подошел к лысому и помог ему подняться. Потом стали кричать, и лысый громче всех. Кот понял, что больше к хозяину никто не пристает и на всякий случай распластался на крыше, попытавшись стать как можно незаметнее. Мало ли что.

Внизу драчуны, похоже, договорились, даже противного Сумкина отпустили. Кот ничего не понимал, но лежал смирно. На всякий случай.

— …Брат! Брат!!

Лю Кан сжал младшего брата в объятиях.

— Как! Ты разве здесь, Лю Кан?!

— Так это брат твой? — удивленно спросил подошедший Лян Большой. — Друг Лю Кан, говорил же ты, будто брат твой — чиновник из уездных…

— Так и есть, — печально кивнул Лю Бан. Посмотрел на Лю Кана и уточнил. — Так и было.

— Коли пожаловал ты к нам с чистым сердцем, то в лагере поборников справедливости тебе всегда рады, — сказал Лян. — Старший брат твой, Лю Кан, удалец отчаянной храбрости, не раз и не два сразившийся за обездоленных.

Лю Кан покраснел.

— Зачем ты смущаешь меня, старший брат Лян? Заслуги мои ничтожны, отвага еле тлеет.

— Ну! Ну же, брат Лю! Полно! — хлопнул его по плечу предводитель разбойников. — Не ты ли в одиночку сразил того свирепого кабана, что уже изжарился у нашего очага? Пожалуйте на пир! И вы, гости дорогие!

Лян широким жестом пригласил всех к очагу, где стараниями разбойников были расстелены циновки. На иные из них поставили широкие бронзовые блюда, где зеленели овощи, золотилась жареная рыба, радовала глаз прочая мелкая снедь и шипело, исходя жиром, горячее кабанье мясо, которое огромным ножом нарезал крупными ломтями прямо с туши, не снимая ее с вертела, Кун Разящая Секира.

— А где наше вино? Выпьем же за славную встречу! — воскликнул Лян.

Четверо приволокли вино в огромном глиняном жбане. Сумкин поморщился.

Наконец, после долгих церемоний уступания друг другу места все расселись на свободных циновках: во главе — Лян Большой, на правах всеобщего старшего брата и предводителя, по левую руку Лян усадил Чижикова, рядом плюхнулся Сумкин, около него Ника. Котя рухнул на свое место совершенно обессиленный. Его хватило только на то, чтобы не показать охватившей его слабости.

Справа от Ляна восседал Кун, ковыряя пальцем в невидимом из-за волос ухе, около него сели Лю Бан с Лю Каном и еще один разбойник — видимо, из числа ближайшего окружения предводителя; его представили как Дуна Сокрушителя, выдающегося храбреца и ярого защитника справедливости. Окинув взглядом щуплую фигуру воителя, Чижиков не усмотрел в нем ничего устрашающего. Быть может, Дун сокрушал отнюдь не силой.

Остальные члены разбойного сообщества расселись кто куда. По рядам заходили наполняемые из жбана кувшины и глиняные чаши с брагой, понеслись острые, специфические запахи.

— Мясо можешь есть смело, оно термически обработано, — шепнул Сумкин, подцепив ближайший ломоть.

Котя последовал его примеру. Есть хотелось очень.

Лян Большой сунул ему в руки глиняную чашу. В чаше плескалась мутная жидкость, пахнувшая кислятиной.

— Я обрел сегодня нового младшего брата! — провозгласил он под одобрительные выкрики собравшихся. — Мой брат Килэки! Клянусь, что узы нашего братства, скрепленного честным поединком, будут нерушимы!

И Лян в один присест выхлебал содержимое своей чаши, после чего громогласно рыгнул, утерся кулаком и вопросительно взглянул на Чижикова.

— Мой старший брат Лян! — заговорил тот. — Сегодня ты явил настоящую мудрость и благородство. И я счастлив, что теперь у меня есть такой старший брат! Но, молю тебя, не гневайся: вера моя такова, что мне неуместно пить хмельные напитки, ибо тогда лишусь я покровительства тех духов, что хранят меня в долгом пути.

— И я тоже, — тут же вставил Сумкин. — И она, — указал он на Нику.

Ника кивнула.

— Что же, — Лян Большой дернул себя за ухо. — Хоть я и не слышал о подобной вере, но пусть духи хранят тебя, а мы будем веселиться! И выпьем и за себя, и за вас! — воскликнул он, радуясь столь просто найденному выходу. — Эй, где там вино!

Лю Бан, которого не защищали духи-трезвенники, с удовольствием к своей чаше приложился. Лю Кан не отставал от брата.

Разбойничий стан наполнился звуками раскованной трапезы.

— Однако, — продолжил развалившийся на циновках Лян, пожирая мясо, — скажите мне, братья мои, и ты, сестра Кэсы, куда вы держите путь и чем мы, поборники справедливости, можем вам помочь?

— Мы направляемся в столицу, — сообщил ему Сумкин, по примеру предводителя разбойников дернув себя за ухо. Съеденное мясо повлияло на великого китаеведа самым положительным образом, и он совершенно пришел в себя. — Путь туда труден и долог, оттого мы и попросили смотрителя Лю помочь нам.

— Смотрителя Лю? — удивился Лян Большой. — Ах да, ты, брат Сыпокэ, ведешь речь о старшем брате Лю Кана, нашего верного друга и великого воина! Как же вышло, что ты, брат Лю Бан, покинул службу?

— Такова моя судьба, — твердо ответил Лю Бан. Голос его был исполнен решимости. — Сегодня ночью, когда я, как обычно, исполнял свой долг, в наш уездный город прибыли посланцы императора, и я понял, что больше не могу нести службу. Смотреть на страдания народа, на то, как день за днем пьют его кровь и едят его плоть, оказалось выше моих сил!

— Сколь верны твои слова, сколь справедливы! — подхватил Кун Разящая Секира. — Все мы — и я, и старший брат Лян, и брат Дун, и другие, — сошлись тут не потому, что стремились к грабежам разбойным. Я был простым воином, вкусил жестокой несправедливости и бежал, обманув стражу. Теперь у меня нет дома, нет семьи! Вся моя родня здесь, в этих лесах!

— Когда-то и я служил наставником ратного дела, — заговорил Лян. — Но меня оболгали коварные недруги, зарившиеся на мое место. А что сделали власти?! Судья, сговорившись с завистниками, вынес приговор не по справедливости, а по воле своего алчного сердца! Взял мзду немалую! Меня клеймили и выслали на строительство великой стены, но я перебил охрану и обрел свободу! Совершил ли бы я что-либо подобное, если бы в Поднебесной правила справедливость, а сердце властителя заботили нужды его подданных?!

— Увы! — горестно вздохнул Лю Бан. — Я делал для народа все, что было в моих малых силах, но когда ночью из столицы прибыл сам советник Гао, понял, что и мне не сносить головы. И вот я здесь.

— Брат, — Лю Кан смотрел на Лю Бана со слезами, — могли ли мы подумать, что жизнь обернется таким вот образом? Ты был чиновник, а теперь, как и я, сидишь в диком лесу, вдалеке от родного очага.

— Оттого мы и ушли в леса, — Лян Большой поднял чашу над головой, — чтобы вершить ту справедливость, которая нам по силам. Мы перехватываем идущие в столицу караваны, что везут последние крохи, отобранные у простых людей. Мы возвращаем имущество несчастным, у которых не осталось больше надежды. Брат Лю! Знай, что подобных нам много, и с каждым днем становится все больше. Слышал ли ты о великом воителе Чэн Шэне, что собирает под свои знамена целую армию, дабы противостоять тирану? Мы с братьями подумываем присоединиться к нему. Пойдешь ли ты с нами?

— Всем сердцем я хотел бы пойти с тобой, благородный брат Лян! — ответил Лю Бан, — но сейчас само Небо указывает на то, что я должен идти в столицу с чужестранными гостями, — он почтительно кивнул в сторону Чижикова.

Котя сделал непроницаемое лицо.

«Смотри, это там не Шпунтик притаился? — шепнул Сумкин, указывая глазами на крышу одного из домов. — Точно, он!»

— В самое логово тирана… — задумчиво сказал Лян Большой. — Как же Небо указало тебе, брат Лю, что ты должен идти на верную смерть?

— Небо отвернулось от властителя Цинь, — сказал Лю Бан. — Даже в нашем незначительном уезде вчера с неба в озеро снизошел дракон! Дракон был гневен, брат Лян, очень гневен! Виданное ли дело, чтобы повелитель водной стихии нисходил в огне!

— Что ты говоришь, брат!

— Да, да! Многие это видели. Среди бела дня дракон в пламени и дыму прочертил небо и скрылся в озерных водах! Великое, великое нестроение охватило Поднебесную, на глазах она погружается в хаос и смуту! А вчера вечером Небо послало знак лично мне: в мой дом явился благовещий зверь мао!

— О-о-о… — выпучил глаза от изумления Лян, а Кун Разящая Секира и Дун Сокрушительный даже с места вскочили от такого известия. — И как же, брат мой, выглядит благовещий зверь? Какова его сила?

— Мне сила благовещего зверя неведома, — ответил Лю Бан, — но только, брат Лян, именно эти чужестранцы сопровождают зверя мао в его странствиях, — бывший уездный чиновник указал на Чижикова, Сумкина и Нику. — Они верные стражи благовещего животного. Брат Лян, посуди сам: мог ли я отказаться помочь сим необычайным чужестранцам отыскать путь в столицу, когда Небо прямо указывает, что в этом моя судьба и то великое дело, которое я должен совершить?

Предводитель разбойников перевел полный изумления взгляд с Чижикова на Сумкина, затем с Сумкина на Нику.

— Так вы могущественные маги?! — наконец вымолвил Лян.

— Да! Их защищают духи! — неожиданно вмешался в разговор старших откуда-то взявшийся рядом Сунь Девятый. — Я сам, сам видел!

— Какие духи? Ты их видел, маленький брат?!

— Да, я видел! Видел! — кивнул мальчик. — Духи пришли на рассвете, когда мы ночевали в лесу. На нас напали, в нас стреляли. Много, много стрел! И тут появились духи! Они отразили все стрелы! Они набросились на злодеев и те в страхе бежали! Духи были такие… такие… — Сунь Девятый в возбуждении не мог отыскать нужные слова. — Они были такие… как колышущийся туман, но я видел, ясно видел!

— Это правда, — степенно подтвердил Лю Бан. — Мальчик никогда не лжет.

— Вы все-таки могучие маги! — Лян Большой глубоко поклонился Чижикову, Сумкину и Нике, а за ним принялись кланяться и другие разбойники. — Простите нас, простите! Мы не ведали, на кого поднимаем руку!

— Вовсе нет, — помотал головой Сумкин. — Мы просто сопровождаем благовещего зверя в его путешествии, как верно сказал брат Лю Бан. Не надо оказывать нам никаких почестей. Мы самые простые люди.

— Да, но… — предводитель был обескуражен. — А где же… где же благовещий зверь? Можно ли созерцать благовещего зверя?

— Дело в том… — Сумкин чуть помедлил, пощипал бородку в раздумье, — что благовещий зверь не обладает никаким могуществом, кроме того, что является миру, дабы указать на волю Неба. Благовещий зверь сам нуждается в защите, но горе тому, кто покусится на зверя мао!

— Да мы и не думали… Нам бы только… посозерцать… — просительно поклонился Сумкину Лян Большой. — Посозерцать.

— Посозерцать? Это можно! — кивнул Федор и локтем толкнул Чижикова в бок.

— Благовещий зверь! — позвал Котя, помахав засевшему на крыше Шпунтику. Кот заинтересованно вытянул шею. — Снизойди до нас, пожалуйста! Сделай милость! — попросил он с нажимом, видя, что кот заметил его жесты, но все еще не решается спрыгнуть вниз.

И благовещий зверь снизошел.