"Садовники Солнца" - читать интересную книгу автора (Панасенко Леонид Николаевич)

ТОСТ В ПОЛЬЗУ РАЗМЫШЛЕНИЙ

 Они как раз вышли из тени Земли, но скорость вырастала так стремительно, что пока Илья приноравливался к иллюминатору, шарик планеты откатился уже довольно далеко – отсюда она казалась трогательно маленькой и беззащитной.

«Интересно, – Илья всё ещё не мог оторваться от иллюминатора, приходит ли исследователям мысль о беззащитности нашей планеты? Должна приходить. Ведь им, хоть и не часто, случается иметь дело со всяческой дрянью. Наверное, должна выработаться привычка, даже рефлекс, как у врачей-инфекционников – после окончания работы обязательная дезинфекция. Нужна именно привычка, а не обязанность, продиктованная инструкцией. Ведь первопроходцы и исследователи могут не только занести на Землю зло, но и привести его за собой. Указать адрес... Надо будет, кстати, выяснить...»

«Бруно» вздрогнул, принимая очередную порцию ускорения. Логическая цепочка оборвалась. И сразу же расхотелось куда-либо идти, заводить разговоры.

«Спрячу я пока свои врождённые и нажитые способности к общению и пойду спать, – решил Илья. – До Наковальни ещё четыре дня пути, успеется».

Он затопал по коридору, увязая ботинками в толстом ворсе ковра. Невесомость в обычных условиях Илье не нравилась – мало того, что бесполезна, так ещё и отвлекает, – и он включил поле гравитации скафандра.

Неподалёку, в спортзале, забухал мяч; отозвался свисток судьи. «Вот где на невесомость молятся», – отметил про себя Илья. Звездолётчики «Бруно» не без оснований считали себя первооткрывателями популярнейшего нынче пространственного футбола.

В следующий миг Илья увидел, что по коридору стремительно летит светловолосая девушка в спортивном трико, и отступил ровно настолько, сколько требовалось любительнице «экстренных способов передвижения в условиях невесомости», чтобы избежать столкновения. Пилотом незнакомка оказалась неважным. Разгорячённое тело со всего размаху ударилось о грудь Ильи, и он, покачнувшись, придержал девушку, чтобы незадачливого пилота не понесло кубарем.

– Это что – подарок судьбы? – смеясь, поинтересовался Илья.

– Простите, у меня плохо получаются виражи, – незнакомка осторожно, но решительно высвободилась.

– Хоть сто раз, – ответил Илья. – Я вообще гожусь для этого. Ефремов идеальная мишень. При желании можете обстреливать меня даже кварками.

– Это идея, – девушка глянула на Илью снизу вверх. В её зеленоватых, чуть удлинённых глазах он заметил явный вызов и удивился – дело, оказывается, не только в его шутливом тоне. – В малых дозах действует успокаивающе, – продолжала она. – Будто ионный душ. Снимает с синапсов избыток потенциалов. Бремя... особых полномочий тогда кажется не таким тягостным.

– Спасибо за совет, – уже серьёзно сказал Илья. – Но вы, милая, преувеличиваете роль ионного душа. Моя первая специальность – врач.

– Простите, – девушка зарделась. – Я не хотела вас обидеть.

Она отступила, наконец, в сторону, ухватилась за эластичный полукруг, выступающий из стены, и приготовилась оттолкнуться, чтобы опять взмыть в воздух. Дышала девушка всё ещё часто, и Илья невольно залюбовался её телосложением гимнастки, загорелым лицом с золотистым пушком над верхней губой.

– Погодите, – попросил Илья и легонько придержал незнакомку за руку. – Что вам так дались мои полномочия? Они вас тревожат? Почему?

– Не только меня, – на лицо девушки упала тень усталости. – Они тревожат двенадцать миллионов человек.

Она легонько оттолкнулась и медленно поплыла вдоль коридора. То ли ждала ответных слов, то ли подсознательно чувствовала, что ею любуются.

– Эй, послушайте, – окликнул её Илья. – Зовут-то вас хоть как?

– Спросите у своего Помощника. Пусть вычислит.

Девушка вдруг рассмеялась и точным сильным броском послала своё тело в боковое ответвление коридора.

«Ну и ну, – покачал головой Илья. – Какие они всё же благородно-слепые. До сих пор считают, что платить за познание человеческими жизнями обычное дело. А времена давно уже не те!»

Он вошёл к себе и запер дверь. Над столом всё ещё плавали ромашки, которые принесла в порт Ольга. Илья поспешно включил в каюте гравитацию, налил в вазу воды... «Лишь бы с Ольгой всё было благополучно, – мелькнула тревожная мысль. – И Егор, наконец, успокоится. Он такой, что свои бы глаза ей отдал, да...»

Спать расхотелось. Илья высветил наружную стену каюты, и в проёме видеоокна заискрилась звёздная пыль. Что-то мешало ему, и он не сразу понял: мешает тяжёлая форма-скафандр, но снимать её не стал, потому что она ещё зачем-то была нужна, а зачем – непонятно.

«Задира, которую тревожат мои полномочия, – осенило вдруг Илью. – Она предлагала вычислить её. А что? Сейчас попробуем».

Он позвал Помощника, и тот немедленно откликнулся, словно был не логическим устройством, а запасным уголком мозга, его резервом. Помощника в своё время «законтачили» на слуховые центры, то есть ответы и вопросы его возникали в сознании Ильи, как тихий шёпот.

«Для определения личности методом исключения не хватает данных, отозвался Помощник. – Назовите ещё несколько деталей».

– Натура холеричная, экспрессивная... Глаза зелёные... – Илья задумался. – Да, имеет познания в медицине.

«Достаточно, – прошелестел бесстрастный голос. – Вашу новую знакомую зовут Полина Лоран. Тридцать два года. Отец – известный французский микробиолог, мать – русская, художник. По образованию Лоран – психиатр. Работает главным врачом исследовательской станции „Галактика“. Незамужняя...»

Помощник сделал паузу и осторожно добавил:

«Натура в самом деле холеричная. Острый склад ума, агрессивная ирония. По всем комплексным данным вашему идеалу не соответствует. Лоран, кстати, противник Службы Солнца. Право вето использовано ею шестнадцать лет назад».

– Ну, спасибо, дружище, – пробормотал Илья. – У тебя та же блажь, что и у Егора. Всем почему-то хочется меня женить.

...Решив, что пора, наконец, заняться делом, Илья достал коробочку личной библиотеки, набрал код-требование. Секунду спустя он уже крутил в пальцах иголку держателя, на конце которого посверкивал зеленоватый кристаллик. В нём содержались отчёты по Станции, а также все сведения и гипотезы относительно загадочной сущности Окна.

Илья воткнул держатель в «пуговицу» проектора. Пространство ярко освещённой каюты в нескольких шагах от него как бы свернулось, налилось чернотой, в которой появилось светлое пятнышко. Голос комментатора сообщил:

«Новая звезда и псевдотуманность зарегистрированы службой наблюдений 23 марта .... года в районе звезды Росс 248. Расстояние немногим более трёх парсеков...»

«Близко, – подумал Илья. – Чрезвычайно близко».

Пятнышко выросло, превратилось в сферическую желтоватую туманность. Ближе к её краю мерцала искорка звезды.

«Молодой пульсар, находящийся в псевдотуманности, – продолжил комментатор, – по основным параметрам является вращающейся нейтронной звездой. К числу аномалий пульсара следует отнести необъяснимую скупость как радиоизлучения, так и нейтринного, гравитационного. Магнитное поле очень мощное, порядка... Взаимосвязь этих явлений исследуется в гипотезе Всеволода Иванченко... Пульсар Скупая выбрасывает струю вещества с периодом в 14,2 земных суток...»

От звёздочки вдруг отделилась огненная нитка. Упёрлась в черноту, окружающую туманность, замерла, а потом и вовсе исчезла.

Илья вообразил колоссальную мощь этой так называемой «нитки» и невольно поёжился. Не так от грандиозности явления, как от мысли, насколько сложная и непонятная штука – геометрия пространства – времени вблизи звёздных объектов. Куда, например, уходят, куда деваются эти звёздные выбросы? Непостижимо!

Комментатор заговорил как раз о том, что волновало Илью. В объёме голографического изображения туманности появились разноцветные обозначения – рисунки, объясняющие текст:

«Физическая природа явлений. Обобщённая гипотеза Раньери-Туманова... Сам факт появления в области межзвёздной плазмы молодого пульсара без первичной звезды и без периода сверхновой...»

«Всё-таки в науке, наверное, невозможно не мудрствовать лукаво, улыбнулся про себя Илья. – Ну, почему бы не сказать человеческим языком, что в чистом космосе не может появиться из ничего даже самая захудалая звезда, не говоря уже о сверхновых и пульсарах?»

«...А также необычно чёткие для глобальных явлений границы псевдотуманности (толщина „слоя размыва“ 12-13 тысяч километров) и отдельные флуктуации времени... В предположение Раньери-Туманова о том, что данная туманность есть локальный разрыв геометрии пространства-времени нашей Вселенной, прекрасно вписывается и факт исчезновения (поглощения) вещества звёздных выбросов у границы туманности...»

Илья подошёл к изображению, вгляделся в желтоватую дымку.

«Иначе говоря, имеем прореху в мироздании, точнее – малюсенькую дырочку, – подумал он. – Вернее даже – прокол, в который „выпихнуло“ из параллельного мира пульсар. Рабочее название прорехи – Окно».

Древнейшая идея о том, что Вселенная – не что иное, как бесконечный ряд вложенных друг в друга миров, различающихся своими пространственно-временными масштабами, по всей вероятности, подтверждается. Эта мысль взволновала Илью. Он медленно ходил по каюте, припоминая нужные сведения по космологии... Анаксагор, Бруно, французские энциклопедисты, Лейбниц и, наконец, 1922 год, ленинградский физик А.А.Фридман. Его решения описывали многосвязную вселенную, состоящую из множества замкнутых трёхмерных миров, живущих в своём собственном ритме времени. Пути их, естественно, не могут ни пересечься, ни соприкоснуться... Нет, это не то... Дальше идут «чёрные дыры», то есть случаи неполного свёртывания пространства-времени. Их ещё называют «воротами», через которые полузамкнутый мир может быть связан с соседним... Это уже ближе к истине... Модель Черняка... Гипотеза Гордеева о промежуточной стадии коллапсирования – «робких чёрных дырах». Однако у этой туманности нет даже намёка на схлопывание звёзды... Короче, как ни крути, элементарная логика подсказывает: Окно – это прокол в мироздании. Факт, о котором уже почти не спорят. Спорят о природе факта, но это совсем другое дело. Для меня важен факт...

Илья, наконец, снял тяжёлый панцирь формы, прилёг.

...Он снова шёл коридором, снова навстречу ему летела светловолосая девушка. Он расставил руки, чтобы поймать её, но вместо «подарка судьбы» увидел вдруг перед собой какой-то огромный разлом, бездну, заполненную тяжёлым туманом. Он попробовал свернуть, потому что вспомнил о смертельной опасности, но было уже поздно... За спиной Ильи кто-то грустно шепнул: «Это – девятый, запомните, он будет девятым...» Жёлтый туман наступал, обволакивал, уносил в бездну...

Вечером следующего дня капитан пригласил Илью на традиционный кофе.

Они встретились в саду, на первом уровне общения. Столик был рассчитан на двоих, однако в саду отдыхало множество свободных от дежурств звездолётчиков, прогуливались или ужинали исследователи, и Илья понял, что разговор их интересен многим и что с этими людьми ухо надо держать востро.

Однако Драгнев начал разговор неожиданно искренне.

– Ради бога, вы хоть не обиделись? – поинтересовался он, набирая на клавиатуре синтезатора какой-то сложный заказ.

– Я не обидчивый, Калчо, – улыбнулся Илья. – Разумеется, вы имеете в виду некоторую помпезность встречи и ту долю настороженности, с какой братство звездолётчиков и исследователей отнеслось к моему визиту на Станцию.

– Какое хорошее слово – настороженность. – Драгнев покачал головой. Нас можно понять, брат, – употребив это обращение, он автоматически перешёл на «ты». – И ты, конечно, давно нас понял. И, конечно же, не обиделся, потому что обидчивых Садовников не бывает. А настороженность... Это, по-моему, всегда только производное. Производное от незнания или непонимания...

– Что же непонятно тебе, брат? Или твоим друзьям?

К их разговору явно прислушивались.

«Что ж, – подумал Илья, – на первом уровне общения секретов не бывает. Да и тон беседы не может быть другим. Только доверительный».

– Мы не понимаем, как можно судить поиск, не зная его результатов, – сказал Драгнев. – Ведь исследования только разворачиваются. Мы ещё слепые, будто щенки... И потом... Почему Окном и его проблемами занялась именно Служба Солнца, а не совет Мира?

– Ну, во-первых, я не собираюсь на Станции уподобляться Фемиде... с завязанными глазами. – Илья отхлебнул кофе. – Мы тоже исследователи. Только другого профиля. В данном случае, Калчо, я буду специалистом по установлению причинно-следственных связей между фактами, событиями, поступками людей.

– Это сложно, – сказал Драгнев.

– А кто говорит – просто? – вздохнул Илья. – Судить я могу только очевидное... А «результаты» у поиска уже, кстати, есть. Разве восемь жизней не есть результат, достойный печали всех Обитаемых миров?

Тяжёлое молчание разлилось по саду, ещё несколько минут назад такому оживлённому.

– Я не считаю, что гибель товарищей – повод для немедленного сворачивания всех работ, – спокойно продолжал Илья. – Мы – в пути. А при любом движении возможны потери... Не знаю, может, вся беда в методике исследований, не знаю...

Звездолётчик поднял на собеседника грустные глаза:

– Это хорошо, что ты сначала исследователь, а уж потом – судья. Но ты не ответил на второй вопрос: почему нами занялась именно Служба Солнца?

– Теперь уж ты не обижайся, – Илья упрямо наклонил голову. – Ваше братство, то есть исследователи и звездолётчики, узко специализировано раз. Вы находитесь на острие научно-технического прогресса и сами же создаёте его движение – два. Вы наиболее разбросаны во Вселенной, то есть, вы дети малых коллективов – три. Не так ли?

– Логично, – согласился Драгнев. Его крупная голова чуть склонилась, как бы подтверждая аргументы собеседника.

– Я сейчас чуток отклонюсь от темы, – сказал Илья. – Чтобы всё связать... Ты знаешь, что научно-технический прогресс вообще всегда опережал мировоззренческое, духовное, наконец, этическое развитие общества. Пока... – Илья сделал паузу. – Пока для этого существовала объективная историческая необходимость. Пока для человечества были главными проблемы энерговооружённости и пищи, материального производства и быта. Пока существовали борьба идеологий, угроза войны и страстная необходимость объединения всего человечества на коммунистических началах. Наконец, ценой огромных усилий все эти проблемы были решены. Потом... Извини, брат, за лекцию, но нам надо дойти до полной ясности... Потом был переходной период. Мы долго и трудно оттаивали душой. Страх, ненависть, агрессивность, подлость, равнодушие... Их не надо мерить глыбами. Даже в объёме песчинки они убивают личность, разрушают гармонию... Наконец, оттаяли. Не совсем, не полностью, есть ещё рудименты, есть регрессивные явления. Но грубая, грубейшая очистка совершилась. Она продолжается и сейчас: диалектически видоизменившись, в более сложных и тонких формах. Так вот. Этим сейчас живут все Обитаемые миры. И если в прогрессе разума и души нет ещё равновесия, то хоть тенденция к этому появилась. Властная тенденция. Эдакая духовная акселерация...

– Это мне знакомо, – улыбнулся Драгнев. – Ты хорошо нарисовал ситуацию. Чётко и убедительно. Если не считать эмоций.

– Вот-вот, – подхватил Илья. – А их надо считать. Пришло время считать... Итак, ещё раз о вашем братстве создателей научно-технического прогресса. Мне кажется, что в силу трёх причин, которые я уже называл, вы... немножко отстали от «властной тенденции». Согласись, Калчо, вам, открывателям и учёным, всегда было недосуг думать о реализации своих открытий и находок, контроле над их рациональным использованием. Раньше этим занимались аппараты государственного управления, политики...

– Разделение труда, – хитрые морщинки легли у глаз звездолётчика. Только не напоминай, пожалуйста, историю создания атомной бомбы. Время-то другое.

– Уговорил, – согласился Илья и все вокруг заулыбались. – Хотел я, правда, рассказать, как мы мучились с «изобретением века» – поливитом, как я дров наломал, ну да ладно. История эта сугубо личная. Уговорил! Но так или иначе, будь я не прав, согласись, не было б настороженности. И ты бы, Калчо, не спрашивал, почему именно Служба Солнца занялась Окном.

– И всё же – почему? – взгляд Драгнева был испытывают, и непреклонен.

– Это наша работа; Калчо, – объяснил Илья. – На Станцию, конечно, мог полететь и кто-нибудь из депутатов совета Мира. Но это – наша работа... Ты, кстати, знаешь, как возникла Служба Солнца?

– При совете Мира, – удивился звездолётчик. – Это даже мои сыновья-малолетки знают.

– Все мы при Совете... – Илья пожал плечами. – Это сейчас при Совете. А началось всё чуть ли не с игры. Группа студентов организовала общество «добрых волшебников». Всё было очень романтично и... немножко анархично... Обязательное условие – тайна доброго деяния... Нас ещё долго потом «ангелами-хранителями» в шутку величали...

– А почему не совет Науки? – настойчиво спросил Драгнев. – Или там тоже отстают от «властной тенденции»?

Синтезатор, наконец, подал заказ – нечто дымящееся, остро пахнущее восточными специями, и Илья подумал, что традиционный капитанский кофе неплохая вещь.

– Почему именно мы? – как бы переспросил он. – Времена «ангелов» кончились сорок лет назад. Сейчас у нас тридцать два сектора. Главную задачу Службы, дело, которое общество никак не могло пустить на самотёк, ты знаешь – это всестороннее и гармоничное воспитание личности. А отсюда десятки других задач. В том числе и обеспечение безопасности человечества и каждого человека в отдельности. Охрана его от глобальных и локальных бед, различных агрессивных факторов природы, – Илья помедлил, раздумывая. – Охрана также от людской самоуверенности, безрассудства, наконец, глупости. От неосторожности и беспечности – тоже... Кроме того, меня просил Янин – побывать и разобраться.

Драгнев, словно его заворожил перечень Ильи, кивал головой.

– Да-а-а, – задумчиво протянул он, покусывая нижнюю губу. – Это тебе не наскок на планету, где за три дня успеваешь построить для исследователей отличную Базу и даже подготовить для них теплицы со свежими овощами... Будь я помоложе...

– Великолепный финал, – рассмеялся Илья. – Оказывается, и в наш век просвещение продолжает приносить плоды.

Он хитро прищурился, будто невзначай поинтересовался:

– Надеюсь, запись этой пресс-конференции попадёт на Станцию?

– Сегодня же, – улыбнулся Драгнев. – Немедленно. Наверное, уже передали.

Он плеснул в бокалы шампанского, поднял свой.

– Предлагаю тост в пользу таких размышлений... Кстати, мы шли с двойным ускорением и сократили путь. Ночью, в четыре часа по корабельному времени, выходим на Наковальню. Если интересуешься, могу разбудить.

– Спасибо, – ответил Илья. – Спасибо, Калчо.

Сознание включилось мгновенно, будто по сигналу. Будто и не спал вовсе. Илья потому и отказался от предложения капитана, что знал: сработают биологические часы. Какая-то крупица подсознания, которую природа научила обращаться со временем.

Как ни привычны были Илье всевозможные чудеса техники, однако святая святых звездолётчиков – Наковальня – вызывала у него, кроме уважения, ещё целый ряд чувств. Была здесь добрая доля восхищения, толика страха и чуть-чуть удивления смелостью людей, которые, как уже не раз бывало, не разобравшись до конца в сущности подпространства, тем не менее хозяйничали в нём, как хотели. Что касается страха, то это было чувство, вовсе непохожее на прежнее, которое отравляло души предков. Это было опасение собственной силы, собственного роста, потому как человек, научившись прокалывать кривизну пространства, стал такой огромной фигурой, что даже среди звёздных миров шагать теперь приходилось очень осторожно – не дай бог наступишь на чей-то дом, то бишь мир...

Наковальня представляла собой уголок космоса за орбитой Нептуна, где мощный ускоритель «вколачивал» звёздные корабли в пространственно-временной континуум.

Илья высветлил видеоокно.

За цепочкой алых угольков – маяков, обозначающих границы опасной зоны, тысячами огней сияло кольцо ускорителя, утыканное вспомогательными конструкциями. К нему медленно подплывала искорка какого-то корабля. Вот он замешкался, искорка потеряла блеск. В следующий миг вечную темень пространства расколола ослепительная вспышка, и корабля не стало.

Вспышки шли одна за другой, так как Обитаемые миры множились, и звёздный флот рос не по дням, а буквально по часам.

Илья вспомнил слова Егора, которые он говорил четыре года назад, впервые увидев Наковальню в действии. «Тот, кто назвал эту штуковину Наковальней, – заметил Егор, – не лишён воображения. Гляди, даже искры после силового удара...» И ещё пошутил: «Если бы „ковали“ поритмичнее, то издали и за пульсар можно принять».

За воспоминаниями Илья прозевал момент, когда пришла очередь их корабля. Видеоокно вдруг помутнело, будто на него плеснули молоком. «Бруно» вздрогнул и как бы остановился.

В каюту теперь заглядывали новые созвездия. Среди них лимонно сияла загадочная псевдотуманность.