"Утро. Ветер. Дороги" - читать интересную книгу автора (Мухина-Петринская Валентина Михайловна)


Глава третья ОДИН АПРЕЛЬСКИЙ ВЕЧЕР

Однажды вечером мы всем классом собрались в нашем скверике. Немного поговорили и решили идти гулять.

Как раз подошел Даниил Добин, бронзовый от загара, в матросской форме. Он учился в Ленинградском морском училище на судоводительском факультете. Приехал в отпуск. Мы ему очень обрадовались. Ребята, что называется, пожирали глазами его форму. Дан держал себя естественно и просто, как всегда.

Гуляли мы допоздна. Никогда не забуду этот ясный апрельский вечер. Кто-то предложил отправиться на Ленинские горы. В метро мы встретили Геленку. Она шла не торопясь в светло-сером пальто и белой вязаной шапочке. В руках портфель с нотами. Мы и ее захватили с собой.

Ей было только пятнадцать с чем-то лет, совсем девчушка, но… девчушка талантливая, умная, целеустремленная. Она уже училась в консерватории.

Дан, который шел с красивой Ладой Мельниковой, сразу же ее оставил и, взяв у Геленки ноты, пошел рядом с ней.

Вместо того чтобы гулять в парке, почему-то мы очутились на территории Московского университета.

Присмиревшие, мы то подходили к главному учебному корпусу, — о, как замечательно сияли окна его тридцати двух этажей! — то бродили по площади, то шли к Астрономическому институту, то возвращались, останавливаясь у памятника Ломоносову, то выходили на Воробьевское шоссе.

Нам было очень хорошо, тревожно и радостно, мы были полны трепетного ожидания счастья.

Мы кружили по возвышенности, и Москва поворачивалась к нам то огнями телецентра и высотных домов, то сияющими очертаниями двухъярусного моста, то вдруг открывалась гладь Москвы-реки с сверкающей лунной дорожкой. Пробежать бы по ней, как Фрези Гранд, бегущая по волнам, и чтобы там, в конце лунной дорожки, ждала какая-нибудь необыкновенная Радость.

Все стали просить Даниила почитать стихи…

— Я прочту вам Павла Антокольского «Гамлет», — сказал он.

Даниил очень хорошо читал стихи. Лучше всех в школе. Это не я одна — все так считают. Но в этот вечер он читал их потрясающе. Он как будто читал просто, но так проникновенно и страстно, что мы забыли обо всем на свете.

Ум человека чист, глубок И в суть вещей проник.

Луна светила прямо в лицо Даниилу — бледное, мужественное, прекрасное в своей трагической выразительности лицо.

Была жестка его постель. Ночь одинока и надменна.

Он уже не был Даниилом Добиным, который решил стать моряком, потому что моряком был его любимый отец. Совсем другой человек…

Мосты скрипят, как смерть…

О, этот Эльсинор с его изменой, преступлениями, страхами, шпионами, закованной в латы стражей.

Рви окна, подлая метель! Спи, если можешь спать, измена.

Гамлет мыслящий, негодующий, нетерпимый к злу и — добрый, какой же он добрый. Как ему тяжело жить в Эльсиноре.

Быть шумом гордого обвала, Жить ненавидя и любя.

Мы долго молчали, не в силах даже хвалить или восхищаться. А потом сразу пошли по домам…

Вчетвером — Даниил, Геленка, Наташа и я — мы стояли у подъезда дома, где живет Геленка, когда рядом с нами неожиданно возникли из мрака Зинка Рябинина со своими хулиганами.

— Владя, посторонись! — крикнула Зинка. — Я хочу кое-кому проломить башку.

Осколки кирпичей запрыгали вокруг нас, подтверждая угрозу.

— Шурка, уйми ее! — сказал Даниил.

— Лучше расходитесь по домам, — лениво посоветовал Шурка Герасимов.

Я подошла к Зинке.

— Перестань, Зина. Долго ты ее будешь преследовать? — проговорила я по возможности убедительно.

— Когда-нибудь я доберусь до нее, — мрачно сказала Зинка, наблюдая, как Геленка торопливо прощалась с Даном и Наташей.

— Владя, пошли, — позвал меня Дан.

— Идите, я сама дойду, — ответила я, надеясь успокоить Зинку.

Она дрожала от злобы. Загорелое лицо ее с чуть выдающейся вперед челюстью и сверкающими, потемневшими глазами напомнило мне в этот момент разъяренную обезьяну, — а вообще Зинка была довольно хорошенькая.

К полночи похолодало, а на Зинке были лишь старый разношенный свитер и короткая клетчатая юбчонка.

Мы немного поговорили, потом они проводили меня домой. Дана уже не было. Да и зачем он стал бы меня ждать?

И вот, лежа в постели и перебирая в уме события вечера, я пыталась понять ускользающее. Что-то произошло очень важное, чего мы не заметили… Зинка? Это общая боль и вина. Моя тоже, конечно. Но в этот раз дело было не в Зинке…