"Птица над городом. Оборотни города Москвы" - читать интересную книгу автора (Елена Клещенко)Глава 4Среди журналистской братии наших достаточно много. Побольше, чем среди тех… в погонах. Профессия со свободным графиком, допускает как незаметность, так и некоторую эксцентричность поведения, приветствует оперативность и умение проникать куда не велено, начальство зачастую смотрит сквозь пальцы на мелкие правонарушения и конфликты с общественным мнением — где еще оборотню найти такое прикрытие? Гиены пера, одно слово. Каким бы ни был врожденный Облик, усвоить два-три других обычно бывает не слишком сложно. (Некоторым, правда, дополнительные Облики, хоть убей, не даются, но это скорее исключение из правила.) Кошка, собака, какая-нибудь птица — и шуруй куда хочешь. Одна моя хорошая приятельница наработала себе целую коллекцию собачьих Обликов: там у нее и левретка, и чихуахуа, и всякие прочие мелкие недоразумения искусственного отбора. Нечто глазастое, абрикосового цвета, мохнатое (или, наоборот, почти голенькое), фейс-контроль проходит всегда, если не метаться и не слишком привлекать внимание персонала. Оборачиваться в человека не обязательно, достаточно забраться под стол либо за кресло и слушать: с собачьими ушами и профессиональной репортерской памятью ни микрофон, ни диктофон не надобны. Нет такой тусовки «без прессы», куда бы Ирка не промылилась. Скандальный репортаж — это Иркино всё. И в лицо ее, что немаловажно, до сих пор не знают. А то бы, пожалуй, убили давно… Шеф на нее молится, доброжелательные конкуренты и жертвы Иркиной наблюдательности исходят версиями, как она это делает, с кем спит да на кого работает. Но никто (кроме наших, естественно) и близко не догадывается, в чем секрет. Хотя многие с досады попадают в яблочко: Ирка — сука. В самом что ни на есть положительном смысле. А вот одна такая дамочка из желтой многотиражки, она еще откликается на имя Прасковья, действует по-другому. Оборачивается крысой — и в канализационный люк либо по вентиляции. Летом, говорит, еще и ужом бывает. У нее тоже уйма Обликов наработана, на все случаи жизни и ремесла. Но от природы она гиена. И в прямом смысле, и в переносном. Так к чему я это все? К тому, что у нас, журналистов-оборотней, двойная профессиональная солидарность. Свои отношения, свои обязательства, взаимовыручка в острых ситуациях, невзирая на различия в моральных кодексах, политических взглядах и размере гонорара. Я сама, например, кое-чем обязана одному… ворону, в смысле, мужчине-вороне — штатному сотруднику «Утра России». В человеческих Обликах единственно возможная между нами форма общения — демонстративно не поздороваться и потихоньку плюнуть вслед. Терпеть не могу эту братию (то есть не ворон, а левых). И если бы этот тип просто работал на левых-нормалов, но он еще пишет в Интернете всякие вещи для левых-оборотней! Например, что специализированные учебные заведения вроде нашей спортивной гимназии — зло, что элитарность калечит детские души, и что нам давно пора бы перестать противопоставлять себя нормалам и научиться жить их интересами, а также сотрудничеству и взаимопониманию… Убила бы. Нормальская школа — для маленького оборотня кошмар, я уже говорила. Он, кстати, тоже учился в советское время, он не моложе меня, а отчего такой придурок — не знаю. А вот так получилось, что я ему должна… Ладно. При случае верну долг. Возвращаясь к теме — есть у нас, помимо профессиональной солидарности, очень специальная база данных. Туда мы складываем все, что касается оборотней и может интересовать журналистов. Причем не только как тема для статьи, но и по разнообразным личным поводам. Словами выразить не могу, насколько разнообразным. Нет, я не уверена, что этой базой не пользуется никто, кроме журналистов. Несмотря на всяческие пароли и защиты — скорее всего, те, кому положено, бдят и там. После двадцати лет непрерывных сенсационных разоблачений странно было бы думать иначе. Наверное, смотрят с пристрастием, и кто что кладет, и кто что берет… Ну а где не смотрят? Мой повод для визита в базу был вполне невинным. Тем более что я и не нашла ничего. Ни про Матвеевых, ни про Жарову. Равно как и про Шарову. Ну, значит, не повезло. После работы я еще мотнулась в парикмахерскую. Я уже говорила, что оборотни много времени уделяют прическам? Не все, конечно, но многие. Кто ударяется в бешеный креатив, такой, что на улицах оборачиваются, кто делает простую, но оч-чень недешевую стрижечку с укладкой. А причина проста: волосы нас выдают. Нет, не то чтобы они совсем похожи на перья или шерсть. Они у нас просто… от природы странные. Не как у людей. У меня, например, то черные, то графитово-серые, в зависимости от освещения. Наталкины черные пряди отливают зеленой радугой, как сорочий хвост. У хищных зверей фактура такая… своеобразная. Мягкие, очень ровные, или, наоборот, клочковатые — шерсть, а не волосы. Так уж лучше скрыть эту роскошь стойкой краской или, по крайней мере, соорудить прическу, тогда любая странность сойдет за ухищрения стилиста… Когда у меня присутственный день в редакции, Машку забирает няня, Таисия Павловна, она же водит чадо на рисование и английский. Большая удача — найти няню из наших. Причем такую, которая действительно умеет обращаться и с детьми, и с другими животными. Это должна быть скорее Мэри Поппинс, чем Арина Родионовна. Хотя «выпьем с горя, где же кружка?» припоминается рано или поздно всем родителям и воспитателям малолетних оборотней… Помню их первое знакомство: как она подошла к совсем мизерной, только научившейся ходить Машке и протянула ей руку. Ага, подумала я, так мы и пойдем со страшной незнакомой тетей, оставив маму позади!.. Машка взяла няню за палец и преспокойно с ней удалилась. А я весь час, что они первый раз гуляли без меня, металась туда-сюда, как муха в пустом чайнике, вместо того чтобы работать. Совершенно напрасно, как потом выяснилось. Нет, конечно, не в первый раз и не в третий, но настал момент, когда Машке что-то не понравилось, и она попробовала с тетей Тасей поскандалить. Сначала «не хочу», потом «не пойду», потом повалилась на землю и застучала пятками, потом обернулась и рванула на дерево… Это был первый случай, когда мне в окно постучала клювом большая неясыть. С сиамским котенком в когтях — разумеется, непоцарапанным и даже почти не помятым, зато очень, очень тихим. Я несколько опешила от такого педагогического садизма: а если бы чокнутая бабка, то есть уважаемая няня, уронила моего ребенка?! Но пришлось признать, что Таисия Павловна кругом права. Спускаться с дерева котенок не умеет, взрослая кошка — тоже не очень, а что-то предпринимать было надо. Не дворника же звать, когда ребенок может в любую минуту обернуться обратно! В пределах квартиры Таисия Павловна решает проблемы более мягко. Оборачивается кошкой — крупным зверем вроде невской маскарадной — придавливает непослушное дите лапой, слегка погрызает, не всерьез, а для воспитания, а потом берет за шиворот и несет в заточение — в кошачий дом-переноску. Любой котенок устроен так, что будучи правильно взят за шкирку, он повисает как игрушечный и не мешает транспортировке. А взятый таким манером оборотень, по крайней мере маленький, — не может оборачиваться. Отнесет ее няня, значит, потом обернется обратно — пожилой темноглазой дамой с гладко зачесанными сединами — и молнию на домике закроет. Машка пыталась оборачиваться ежом. Прыгала на месте, фыркала няне в нос. Ну и чего добилась? Только того, что в домик ее не отнесли, а откатили. Сегодня, однако, все прошло благостно. Наверное. Общая особенность всех кошек, и больших, и мелких, — они не любят выносить сор из избы. Няня ушла, мы поужинали, потом я села за компьютер, а Машка удалилась к себе… — Мам! А что такое «околеть»? — Умереть, применительно к животному, про человека так говорить грубо, — отвечаю машинально, потом соображаю, от кого исходит вопрос. — Эй, ты что там читаешь?! — Стихи. Однако… Вы знаете хоть какое-нибудь стихотворение, а тем более детское, в котором встречалось бы слово «околеть»? В своей комнате Машка самостоятельно проживает лет с трех. Сказать, что в этой комнате всегда беспорядок, значит промолчать. Здесь бессильны и мама, и няня, Натальины конфискаты отдыхают. Мятные леденцы в целлофановых обертках перемешаны с кошачьими хрустяшками, шариковые ручки (четыре штуки), усеянные серебряными блестками и увенчанные разноцветными плюмажиками из лебяжьего пуха, — с игровыми бархатными мышками. На столе раскрытые книжки, секретные тетради с замочками и ключиками, пять карандашниц с карандашами и фломастерами. То, что не влезло в карандашницы, лежит рядом просто так. К шторам прицеплены заколки для волос, на абажуре настольной лампы размягчается в блюдечке кусок пластилина (для удобства лепления). Почетное место в середине стола занимает коробка с коллекцией ластиков, на сегодня насчитывающей 74 экземпляра. Убирать все это барахло нельзя никому, кроме Машки. А она не испытывает потребности. Обычная картина: письменный стол завален крупными и мелкими предметами, а под столом, спустив туда лампу, лежит на пузе Машка и делает домашнюю работу по русскому. Яблочко от яблони… — Вот, — Машка показала мне толстую книжечку в самодельном переплете. Это мой папа сам переплел для любимой внучки наши с сестрой детские книжки, из тех, что выходили громадными тиражами в бумажных обложках. (Почему, спрашивается, тогдашние детские художники рисовали пером и акварелью такие клевые картинки, что их и взрослые с удовольствием рассматривали, а нынешние — лепят на компьютерах такую халтуру, что… Хорошо, хорошо, не все нынешние. Некоторые.) — «Гусыня и Осел». А, теперь ясно. Шварцвальдские сказки, со всем их жестоким волшебством, очарованием и ехидством, переложенные на русский язык известным советским сказочником. И насчет «околеть» понятно: есть такое слово в этих буквах. — Почитать тебе? Машка любит читать вслух и делиться впечатлениями. Почитать, а как же. Читает Машка хорошо, с выражением, как их учат. Я стараюсь не ухмыляться. Дочь моя Мария: две косы, окончательно растрепавшиеся к вечеру, зеленые штаны в розовых цветочках, в детском саду исполнявшие роль леггинсов, а теперь назначенные бриджами, и камуфляжная майка — мы любим радикальное смешение стилей. Надо же, мне казалось, что я совсем забыла эту сказку, а вот сейчас сразу все вспомнила: и звонкие детские рифмы, и ярко-розовые цветы шиповника над серой мордой осла. История сердечной дружбы двух таких разных существ, очень даже уместная в доме оборотней! Интересно, родители эту книжку читали, прежде чем дарить нам? Не помню, чтобы мы задавали им вопросы по поводу прочитанного. А жаль. Глядишь, теперь знала бы, что отвечать… Дальше понятно. Влюбленные решили сделать друг дружке сюрприз, отправились поодиночке к гному, хозяину леса, чтобы превратиться в существо иного Облика, достойное любимого… а тот возьми и выполни их просьбы. Превратил обоих, и его, и ее. Мораль: владение магией делает людей (и гномов) вредными. Еще мораль: радовать любимых сюрпризами — занятие рискованное. Машка хохочет. — Супер, да, мама? Конечно, супер, еще бы не супер… — Я так понимаю, — важно сказала она, — что это стихи про оборотней? Еще один непростой момент нашей жизни. Как научить маленького оборотня скрывать свою сущность от нормальных людей? Причем не только не оборачиваться в их присутствии, но делать вид, что ты ничего об этом не знаешь? Не говорить об этом никогда ни с приятелями, ни со взрослыми знакомыми, ни с педагогами из нормальных? Что ж делать, учимся потихоньку… Впрочем, пока мы маленькие, любую промашку можно списать на ребячьи фантазии. Или почти любую. — Не совсем, — дипломатично ответила я, забирая Машку на колени и катаясь вместе с ней на многострадальном компьютерном кресле. — Это скорее в переносном смысле. «С тех пор среди людей живут гусыни и ослы» — имеется в виду, что многие люди по характеру похожи на гусей и ослов. Например, такие же упрямые. Помнишь, как в баснях Крылова? — А-а! Когда человек упрямый, это значит, что его можно называть ослом. Даже если у него Облик на самом деле другой, да? — Ну… — Мама, а вообще оборотни оборачиваются людьми, когда они любят друг друга, а Облики у них разные? И они бы не могли друг друга любить, если бы не оборачивались? Ага, вот и приплыли. Откуда берутся дети и почему они бывают похожи на пап, хотя рожают их мамы, мы еще раньше в общих чертах разобрали. Машка поняла, что наука эти факты заметила и объяснила, и всякими мелкими несущественными деталями интересоваться не стала. В XIX веке детям рассказывали про пестики и тычинки, в XXI-м — про гены и хромосомы, эффект один и тот же: временное падение интереса. Все это замечательно, ну а если сейчас начнутся расспросы про меня и про Машкиного папу? Или того лучше — про меня и Летчика Ли? Ой… — Это сложный вопрос, Машка. Почему оборотни оборачиваются и почему вообще одни люди или животные могут это делать, а другие нет, — этого никто толком не знает. Может быть, это и с любовью связано, я не знаю. Насчет гномов — не думаю, что это они создали оборотней. Никогда ни одного гнома не видела. — Я, например, и без гнома могу оборачиваться, — гордо сообщила моя дочь. — Ну конечно, можешь. Про гнома — это просто сказка. А как оно на самом деле, не знает никто. — Наука еще не открыла? — уточнила Машка. — Не открыла. Иди собери портфель, и спать… Не «у-у-у», а спать! «У-у-у» будет утром! Да. Научные подходы к исследованию оборотневого дара — это вообще отдельная песня. До Катерининого файла я добралась только после того, как Машка уснула. Перед сном она принимает Облик — ей-котенку легче засыпается. Детские психологи из наших это осуждают, дескать, спать лучше в человечьем Облике, иначе в будущем возможны проблемы, мало ли как жизнь сложится… Ну, не знаю. Зато, по крайней мере, у нас с Машкой не было таких кошмарных баталий на тему «не-хочу-спать-никогда», про какие рассказывают другие родители. Кошачья дрема — удобнейшая вещь, приходит легко и незаметно. У самой грани сна можно шепнуть на ушко: «Машка, обернись» и укрыть вытянувшиеся ножки одеялом, всего-то и хлопот. «Оборотные средства» — так Катерина назвала свое творчество. Банально, но остро, за это нужно будет ее похвалить. Хотя Матвеич все равно заменит название, если вообще примет к печати студенческую работу. Начиналось с цитаты из объявления. Насчет этого надо будет Катерину предупредить, подумала я. Мы, конечно, издание как бы некоммерческое, но у нас не принято давать понять читателю, что мы гоняемся за бесплатным. Это нереспектабельно. Вот что получается, когда механически перенимаешь приемы у наставника. Ретроспективы наших старших собкоров выглядят естественно и читать их занятно, потому как относятся они к веселым 60-м. А вот Катьке писать мемуары рановато, ей другие ходы искать надо. Последняя в ее жизни елка, вы подумайте… Хоть бы иронии добавила, под иронию бы сошло. «Всех» и «все» многовато. Не надо торопиться, когда пишешь. Ага, а вот этому барышня научилась. Наш фирменный стиль: никогда не допускать оценочных высказываний в адрес невинного человека, то есть не совсем очевидной сволочи и не злостного должника, задержавшего деньги за два рекламных материала, — но и не допускать, чтобы пространство очерка уподобилось ясному небу, в котором парят сплошные ангелы и Супермены. Мы не скажем «спившийся старпер-неудачник». Мы скажем «мужчина в костюмных брюках и кроссовках», а выводы просвещенный читатель пускай делает сам. Ни фига себе, и за эту ахинею кто-то платит деньги? Еще и генетический код приплела. Нет, он действительно один и тот же у всех, не придерешься. Буквы одинаковые, тексты разные. И при чем здесь вообще генетический код? Катька — молодец. Уж не знаю, выдумала она это или нет, про черепаху, но ход неплохой. Серые, значит, нитки… Пряный запах, и на смех пробивает. Не забыть спросить нашу хорошую девочку: знает ли она, как пахнет банальная конопля? Или она на это и намекает? Тогда поотчетливее надо. Да нет, вряд ли это действительно конопля. Слишком тупо было бы. И опять же, оздоровительный центр не стал бы связываться… хотя — смотря какая арендная плата. М-да. Бессмысленно, но забавно. Надо будет это дело добавить к нашей базе. Никогда не знаешь, что кому пригодится. |
||
|