"Семья Спеллман расследует…" - читать интересную книгу автора (Лутц Лиза)

Рэй Спеллман

Моя сестричка родилась на шесть недель раньше срока и весила ровно четыре фунта, когда ее привезли домой. В отличие от других недоношенных, которые со временем догоняют сверстников, Рэй всегда будет выглядеть младше своего возраста.

Мне тогда исполнилось четырнадцать, и я твердо намеревалась не обращать внимания на младенца в нашем доме. Первый год называла ее «это», как новую вещь – лампу или будильник, и почти не говорила о ней, разве что: «Вынесите это на улицу. Я пытаюсь делать уроки» или «У этой штуки можно отключить звук?» Мои слова никого не смешили, даже меня саму. Когда у тебя на глазах растет очередное воплощение совершенства, как-то не до смеха. Правда, Рэй вскоре даст нам понять, что она не Дэвид. Зато очень необычный ребенок.

Рэй, 4 года

Я сообщила ей, что она родилась по ошибке. Дело было за ужином. Сестра уже двадцать минут кряду терроризировала меня вопросами о том, как прошел мой день. Я устала, может, даже болела с похмелья и вовсе не собиралась отвечать на вопросы четырехлетней козявки.

– Рэй, тебе известно, что ты – мамина ошибка?

Она хохотнула.

– Правда?

Сестра всегда смеялась, если чего-то не понимала.

Мама смерила меня ледяным взглядом и стала принимать меры борьбы со стихийными бедствиями. В частности, растолковала Рэй, что дети бывают запланированные и нет, и т. д. и т. п. Рэй, кажется, была больше изумлена тем, что ребенка вообще можно запланировать, и мамины подробные объяснения быстро ей наскучили.

Рэй, 6 лет

Она уже три дня просила, чтобы родители взяли ее с собой на слежку. Просила долго, упорно и безудержно. Мольбы со вставанием на колени и криками «Ну пожааааалуйста!» занимали почти все ее время. В конце концов родители сдались.

Ей было шесть лет. Шесть, повторяю. Когда мама с папой сообщили мне, что Рэй вместе с нами отправится на слежку за Питером Янгстромом, я предположила, что они «совсем сдурели». В ответ мама заорала: «А ты попробуй! Попробуй целый день слушать ее вопли! Пусть мне лучше медленно сдерут ноготь с пальца, чем снова эта пытка!» Отец добавил: «Два ногтя».

В тот вечер я показала Рэй, как пользоваться рацией. Отец не обновлял оборудование уже несколько лет. Оно, конечно, служило нам верой и правдой, но рация была размером с сестрину руку – вытянутую. Я воткнула устройство весом в пять фунтов в ее рюкзачок и замаскировала сверху фруктовыми леденцами, крекерами и парой номеров детского журнала «Хайлайтс». Прицепила микрофон к воротнику и показала, как регулировать громкость. Теперь Рэй оставалось только нажать кнопку на микрофоне и говорить.

Мы начали слежку у дома Янгстрома примерно в шесть утра. Рэй проснулась в пять, почистила зубы, умылась и оделась. С 5.15 до 5.45 она сидела под дверью и ждала, пока мы соберемся. Папа велел мне брать с нее пример. В фургоне я еще раз проверила все рации и напомнила Рэй: если она без ведома родителей перейдет дорогу, ее ждет жуткое наказание. Напоследок мама повторила с ней правила перехода улицы.

Я вкратце объяснила Рэй премудрости слежки. Можно написать целый учебник по ведению наблюдения, однако прирожденный детектив руководствуется собственным чутьем. Вообще Рэй – сообразительная девочка, но мы не ожидали, что она так быстро освоится в новом деле.

Во время обеденных пробок на дороге я потеряла Янгстрома. Я была от него в десяти футах, когда он внезапно развернулся и побежал в обратном направлении. Задев мое плечо, он пробормотал тихое «извините» и был таков. Конечно, теперь я не могла за ним идти. Рэй шагала в нескольких ярдах от меня, еще дальше шли родители. Сестрица чудом успела нырнуть за строительные леса и остаться незамеченной. Папа и мама, не отрывавшие глаз от своей шестилетней дочки, увидели Янгстрома, только когда он был у них почти под носом. Рэй сразу же поняла, что надо делать.

– Можно я? – взмолилась она по рации, глядя, как объект медленно скрывается из виду.

Мама, вздохнув, ответила:

– Да.

Сестра побежала, чтобы не отставать от мужчины, который был почти на три фута выше ее и шагал очень быстро. Когда объект свернул налево, а Рэй вслед за ним, я услышала панику в мамином голосе.

– Рэй, ты где?

– Жду, когда загорится зеленый, – ответила та.

– Ты его видишь? – спросила я, убедившись, что сестра в безопасности.

– Он заходит в какое-то здание.

– Рэй, не переходи улицу. Подожди нас с папой, – велела мама.

– Он уйдет!..

– Стой на месте, – приказал папа.

– Как выглядит это здание?

– Большое, много окон.

– Адрес видишь, Рэй? – спросила я, а потом задала вопрос иначе: – Какие-нибудь цифры?

– Я еще далеко.

– Даже не думай туда идти, – повторила мама.

– Там есть вывеска. Голубая.

– Что на ней написано?

– М-С-И, – медленно проговорила Рэй. Наконец-то до меня дошел весь абсурд ситуации: сестра еще не умеет читать, зато уже шпионит за людьми.

– Рэй, мамочка сейчас подойдет. Стой на месте. Иззи, встретимся у входа в Музей современного искусства.

И мы впервые отправились в музей всей семьей.

С тех пор Рэй так полюбилась работа детектива, что ради очередной слежки она нередко пренебрегала школой или сном.

Рэй, 8 лет

Между Рэй и Дэвидом была разница в шестнадцать лет. Когда ей было два года, старший брат уже уехал из дома, поэтому она не привыкла к его постоянному присутствию. Зато Дэвид дарил ей самые лучшие подарки на день рождения и Рождество и был единственным Спеллманом, который не пытался ею командовать. Однажды во время семейного ужина – а они в нашей семье случались редко – Рэй задала вопрос, давно вертевшийся у нее на языке:

– Дэвид, почему ты не работаешь с мамочкой и папочкой?

– Потому что я хочу от жизни другого.

– Почему?

– Ну, мне интересны законы.

– А законы – это весело?

– Весело – не совсем то слово. Я бы сказал – здорово.

– А разве не лучше делать то, что весело?

Дэвид не мог прямо объяснить сестре, почему он бросил семейный бизнес – это обидело бы родителей. Он сменил тактику.

– Рэй, ты знаешь, сколько я зарабатываю?

– Нет, – безучастно ответила сестра.

– Триста долларов в час.

Рэй смутилась и задала вполне логичный вопрос:

– Кто ж тебе столько платит?

– Многие.

– Кто? – настаивала Рэй. Видно, ей захотелось промышлять тем же.

– Такие сведения считаются конфиденциальными, – ответил Дэвид.

Сестра переварила новую информацию и осторожно спросила:

– И что ты делаешь?

Дэвид немного помедлил.

– Я… договариваюсь с людьми. – На лице Рэй по-прежнему царило недоумение. – Ты знаешь, что это такое?

– Нет.

– Мы все каждый день с кем-нибудь договариваемся. Некоторые переговоры подразумеваются сами собой. Например, когда ты приходишь в магазин и даешь продавцу доллар, чтобы купить шоколадку, обе стороны соглашаются на этот обмен. Но ты всегда можешь сказать: «Я заплачу за нее пятьдесят центов», а продавец всегда может ответить «да» или «нет». Это называется переговоры, процесс поиска соглашения. Понимаешь?

– Кажется.

– Давай договоримся о чем-нибудь?

– Давай.

Дэвид подумал над темой переговоров.

– О'кей, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты постриглась.

Поскольку Рэй больше года не была в парикмахерской, это предложение поступало уже не раз. Сестрица неизменно отвечала, что пострижется сама. В результате нам мозолили глаза ее секущиеся кончики и кривая челка. Для Дэвида – прирожденного денди – такое зрелище было просто оскорбительно.

Рэй порядком надоели его настойчивые просьбы, и она резко ответила:

– Мне. Не. Нужна. Стрижка!

– А если я дам тебе доллар?

– Я дам тебе два, чтобы ты заткнулся.

– Пять.

– Нет.

– Десять.

– Нет.

– Дэвид, по-моему, это неправильно, – вмешалась мама.

Но Дэвид не мог остановиться:

– Пятнадцать.

На этот раз перед тем, как Рэй сказала «нет», возникла недолгая тишина.

Дэвид, почуяв, что она сдается, нанес решающий удар:

– Двадцать. И можешь не менять прическу, просто подровняйся.

Рэй, сообразительная не по годам, спросила:

– Кто платит за стрижку? Это как минимум пятнадцать долларов.

Дэвид посмотрел на маму.

– Договаривайся сам, – сказала та.

– Хорошо. Двадцать долларов тебе и пятнадцать за стрижку. Решено? – Дэвид протянул сестре руку.

Рэй требовалось мое одобрение.

– А как же чаевые? – спросила я.

Она отдернула руку.

– Чаевые?

– Ну да. Для парикмахера.

– А… Точно. Как же чаевые?

Дэвид бросил на меня раздраженный взгляд и из старшего брата превратился в безжалостного юриста.

– Сорок баксов. Забирай, или предложение снято.

Рэй опять посмотрела на меня. Терпение Дэвида подходило к концу, поэтому я уступила:

– Бери, а то откажется.

Они пожали друг другу руки, и Рэй перевернула свою ладошкой вверх. Дэвид с довольным видом протянул ей сорок баксов: он сумел объяснить сестренке, в чем состоит его работа.

Урок о переговорах запомнился Рэй. Ой как запомнился. Она поняла, что даже простое соблюдение гигиены может приносить ей деньги. Примерно полгода она чистила зубы, мыла голову или принимала душ только тогда, когда доллары покидали наши руки и попадали в ее. Однажды после короткого семейного разговора мы с родителями решили, что пора положить этому конец. Через три недели Рэй наконец осознала, что на мытье собственной головы карьеры не сделаешь.

Рэй, 12 лет

Зимой, когда сестра училась в седьмом классе, у нее завелся враг. Его звали Брэндон Уиллер. О начале их войны мало что известно: Рэй ценит свою личную жизнь не меньше меня. Брэндон перевелся в их школу осенью того же года и уже через пару недель стал чуть ли не самым популярным мальчиком в классе. У него была чистая кожа, он успевал по всем предметам и занимался спортом.

Рэй не имела ничего против новичка до тех пор, пока на уроке литературы Джереми Шуман не прочитал вслух отрывок из «Гекльберри Финна». Брэндон тут же блестяще спародировал его заикание. Класс просто ревел от смеха, а Брэндон добавил пародию на Шумана в свой излюбленный список воспроизведения. Прежде Рэй не особо жалела его жертв (рыжего шепелявого мальчика, хромую девочку в очках с роговой оправой и косоглазую учительницу). Да и с Шуманом она не дружила. Но по какой-то неясной причине эта выходка задела ее за живое, и Рэй решила покончить с уиллеровскими издевательствами.

Сперва она атаковала его анонимно. Брэндон получил записку, в которой говорилось следующее: «Отстань от Джереми или очень, очень пожалеешь». На следующий день Рэй увидела, как Уиллер подкарауливает Шумана за углом, видимо, подумав, что тот сам ему написал. Тогда моя сестра призналась, что аноним – она. Уиллер разболтал всей школе, будто Рэй и Джереми – парочка. И хотя это взбесило Рэй, она держала себя в руках и продумывала месть. Бог весть откуда ей стало известно, что Брэндону не двенадцать лет, а четырнадцать и он второгодник. Как только парнишку в очередной раз прилюдно похвалили за отличную учебу, Рэй распространила по классу слух, что его «пятерки» – дело практики, а вовсе не ума или таланта.

Последовало несколько коротких перебранок между сестрой и четырнадцатилетним семиклассником. Брэндон вскоре понял, что словесно Рэй не одолеть, и прибегнул к единственному оружию, которое знал. Сестренка всегда больше смахивала на маму, чем на папу: тогда, в двенадцать, в ней не было и пяти футов роста. Она умела быстро бегать, однако порой, сами понимаете, далеко не убежишь. Увидев на ее руке след от «крапивы», я предложила помощь. Рэй отказалась. А на следующий день пришла домой с фингалом – «играли в вышибалы». Я снова предложила свои услуги. Сестренка заверила меня, что все в порядке. Но у меня возникло чувство, что постоянные издевательства в школе скоро ее сломают.

Однажды мы с Петрой собирались в кино – я заехала за ней, – как вдруг зазвонил мой мобильник. Трубку взяла Петра.

– Алло. Нет, Рэй, это не Иззи. Она рядом сидит. Что-что с твоим велосипедом? Да, мы недалеко. Конечно, приедем. Пока… Надо забрать ее из школы.

– А что с великом?

– Сломался, говорит.

Рэй сидела на траве, а перед ней лежал разломанный на части велосипед – горный, за пятьсот баксов, подарок Дэвида. В стороне стояла группа мальчишек, все смеялись. Рэй попросила открыть багажник, и Петра загрузила внутрь обломки. Потом сестренка села на заднее сиденье и достала учебник, притворяясь, что читает. Невероятно: у нее были мокрые глаза. Последний раз Рэй плакала в восемь лет, когда разодрала руку о забор с колючей проволокой – кровищи было столько, что я боялась даже смотреть на рану.

– Рэй, пожалуйста. Давай я с ними поговорю, – предложила я. Мне не терпелось проучить этих негодяев. Мы немного посидели в тишине, потом она подняла голову и увидела, как из толпы мальчишек ей весело машет Брэндон. Тут Рэй не выдержала.

– Хорошо, – прошептала она.

Я выскочила из машины.

Раздумывая, насколько все серьезно, я с самодовольной улыбкой двинулась к стайке хулиганов. У меня есть дар – выглядеть угрожающе (по крайней мере для женщины), поэтому я шла медленно и решительно, в глубине души надеясь, что часть толпы разбежится. Трое мальчишек вняли моим мольбам и скрылись. На площадке остались четверо. Я была ростом пять футов восемь дюймов, то есть как минимум на три дюйма выше Брэндона, самого высокого из четырех, и на пятнадцать фунтов тяжелее. Уж ему-то я надеру задницу. Но если на меня накинутся сразу все… несложно предугадать исход такой драки. Петра прочла мои мысли и тоже вышла из машины. Опершись на дверь, она достала из кармана нож и стала чистить им ногти. Лезвие сверкнуло на солнце, и, прежде чем я подошла к Брэндону, остальные парни уже решили, что им пора домой. Так решил и Брэндон.

– А ну стой! – сказала я, указав пальцем на свою жертву.

Брэндон развернулся и выдавил из себя жалкую ухмылку.

– Убери эту тупую улыбку с лица, – прошипела я.

Улыбаться он перестал, но отношение ко мне не изменил.

– И что ты сделаешь? Побьешь меня?

– Вот именно. Я больше тебя, сильнее, злее и дерусь в сто раз грязнее. Плюс у меня есть подруга. А у тебя нет. Кто, по-твоему, победит?

– Да что ты завелась? Мы просто пошутили, – сказал Брэндон. Было видно, что ему не по себе.

– Ах вы пошутили? Как интересно! Значит, ломать чужие вещи – смешно? Фингал под глазом – смешно? Запугивать девчонку, которая в два раза тебя меньше, – смешно? Ну, тогда сейчас мы здорово повеселимся. – Я схватила Брэндона за ворот рубашки и с силой прижала к забору.

– Извините, – испуганно прошептал он.

– Что-что?

– Извините.

– Слушай меня внимательно, – прошептала я в ответ. – Если ты хоть пальцем тронешь мою сестру или ее вещи, или даже посмотришь на нее неправильно – я тебя вздрючу. Понял?

Брэндон кивнул.

– Скажи: «Понял».

– Понял.

Он убежал.

В машине Петра предложила отдубасить нескольких подонков, столпившихся за углом школы. Я посмотрела на Рэй в зеркало заднего вида.

– Ты как?

Глаза у нее были сухие. Как ни в чем не бывало она предложила:

– Давай купим мороженое?

Мне бы очень хотелось, чтобы история с издевательствами на этом закончилась, но не тут-то было. Брэндон прибежал домой в слезах и пожаловался отцу, а тот, в свою очередь, позвонил моим родителям. Позже он подал на меня в суд. Когда мы с Рэй пришли домой, мирно облизывая мороженое, мама с папой уже получили первый звонок с угрозами от мистера Уиллера. Их огорченные лица напомнили мне о проступках юности. Они наверняка спрашивали себя, не вернулась ли прежняя Изабелл. Отец вызвал меня на пару слов, велев Рэй смотреть телевизор.

Та, конечно, никакой телевизор смотреть не стала, а притаилась у двери (которую родители заперли) и подслушала нашу беседу.

– Изабелл, о чем ты только думала?

– Поверьте, вы бы на моем месте сделали то же самое.

– Ты угрожала убить двенадцатилетнего мальчика!

– Во-первых, ему четырнадцать…

– Он ребенок!

– Во-вторых, я не говорила, что убью его. Только сказала, что вздрючу…

– Ты совсем спятила?! – кричит мама.

– Как это безответственно и глупо с твоей стороны! – орет папа.

Рэй ломится в дверь и визжит во все горло:

– Отстаньте от нее!

– Рэй, смотри телевизор!

Сестра снова бьется о запертую дверь: грохот такой, словно она кидается на нее всем телом.

– Нет! Отстаньте от Изабелл! Откройте!

Отец со вздохом пускает Рэй в комнату. Та принимается меня защищать, а я из принципа молчу. Папе приходится смягчить упреки до «Впредь никогда так не делай, Иззи. Мы сами разберемся».

Надо сказать, на свете нет практически ничего, на что моя мама не пошла бы ради своего чада. Даже если это весьма сомнительный с моральной точки зрения поступок. Обычно всеми обвинениями в адрес семьи занимается она, потому что обладает почти рентгеновским зрением и в считанные минуты находит у недовольных ахиллесову пяту. Наверное, именно это качество я унаследовала от нее без каких-либо изменений.

Оливия наводит справки о мистере Уиллере; выясняется, что на него несколько раз подавали в суд за сексуальные домогательства. Этот факт подстегивает мамино любопытство, и она начинает за ним шпионить. Застав его с любовницей, она делает несколько фотографий и подкарауливает Уиллера у входа в кафе. Предлагает ему снять все обвинения. Тот отказывается. Тогда мама показывает снимки и повторяет свою просьбу, добавив, что через неделю у нас во дворе должен стоять новый велосипед. Уиллер обзывает ее стервой, но уже к полудню обвинения в мой адрес сняты, а в пятницу нам привозят велик.

Рэй не забыла, что я сделала для нее в тот день. Однако привязанность моей сестренки носит крайне необычный характер. Она вполне может признаться, что любит меня, но дурацкой открытки с сердечками от нее не дождешься. Обычно Рэй просто ставит людей перед фактом, а уж что они будут с ним делать, ее не касается. Были времена, когда она хотела порадовать родителей и даже меня примерным поведением. Увы, это лишь усыпляло нашу бдительность. Интерес Рэй к хорошим поступкам иссякал, стоило ей разработать новый план действий. Тем не менее иногда она выполняла наши просьбы с готовностью дрессированной собаки.

Когда Рэй было тринадцать, местные газеты и телеканалы трубили о похищении детей с регулярностью прогноза погоды. Согласно статистике, количество таких преступлений по сравнению с прошлыми годами на самом деле снизилось, но паникерская тактика СМИ привела к настоящей паранойе у большинства родителей. Клюнули даже мои мама с папой.

Однажды по вечерним новостям передавали интервью со специальным агентом Чарльзом Маннингом. Он рассказал, какие меры нужно предпринять, чтобы обезопасить своего ребенка. Родители добросовестно записали его слова и решили применить единственную технику (все остальные уже были испробованы): изменить дочкин распорядок дня. Рэй велели избавиться от привычек и не соблюдать режим – чтобы стать, как говорится, мишенью движущейся.

Для сравнения опишу вам ее обычное утро: в восемь утра она выползает из кровати, чистит зубы, на выходе из дома съедает сладкий «поп-тарт» и едет на велосипеде в школу. Ровно в 8.30 она в классе. По выходным спит до десяти утра и сжирает огромный завтрак, состоящий исключительно из сладкого.

Итак, вечером в воскресенье родители поручили ей полностью изменить режим.

Рэй встает в шесть утра, отправляется на пробежку, после чего принимает душ. (Вообще-то Рэй никогда не бегала по утрам, да и душ не принимала, если честно.) Выпивает стакан апельсинового сока с кальцием и съедает тарелку кукурузных хлопьев. Пешком тащится в школу и приходит на тридцать пять минут раньше.

Рэй ставит будильник на 7.30, потом дремлет еще сорок пять минут. Выползает из постели в 8.15, шатаясь, бредет на кухню и начинает готовить себе шоколадные блинчики.

Хоть на моем чердаке и есть кухня, обычно по утрам я иду вниз, чтобы выпить родительского кофе и почитать их газету. Сегодня я с интересом наблюдаю за сестрой и понимаю, что она никуда не торопится.

– Рэй, почти половина девятого.

– Вижу.

– Разве ты не должна через пять минут быть в школе?

– Я сегодня опоздаю, – как ни в чем не бывало говорит Рэй, размазывая масло по сковородке.

Я спускаюсь на кухню в 8.10. Рэй наливает мне кофе и дает газету.

– Читай быстро, – говорит. – Сегодня в школу повезешь меня ты.

– А ты не перегибаешь палку?

– Нет, – отвечает Рэй, надкусывая яблоко.

Последний раз сестра ела яблоки, когда ей давали их в виде пюре из баночки с детским питанием. Вообще овощи и фрукты никогда не были частью рациона Рэй, который состоит в основном из мороженого, конфет, сырных чипсов и иногда вяленой говядины. Наконец-то она ест что-то, что упало с дерева! От радости я даже не протестую, когда Рэй хватает рюкзак и идет ждать меня в машину – «бьюик-скайларк» 95-го года.

В 7.45 отец кричит из кухни:

– Рэй, ты в школу собираешься?

– Ага! – раздается ее голос откуда-то сверху.

– Тогда живо вниз!

Рэй мчится к лестнице и съезжает по перилам. Папа говорит:

– Я просил тебя больше так не делать.

– Но ты же сказал: «живо вниз».

Альберт дает ей «поп-тарт», и они садятся в машину.

Я захожу на кухню в 8.05. Рэй сидит за столом, пьет молоко (еще одно новшество) и ест бутерброд с арахисовым маслом.

– Как ты сегодня добираешься до школы? – спрашиваю я, моля Бога, чтобы мне не пришлось ее отвозить.

– Дэвид подбросит.

– Неужели ты его уломала?

– Мы договорились.

Больше никаких вопросов. Я наливаю себе кофе и сажусь за стол.

– Изабелл, ты уже пять дней подряд делаешь одно и то же. Пьешь кофе и читаешь газету.

– Ну, меня-то похищать никто не собирается.

– Так говорят все жертвы похитителей.

Обширные сведения, которые я теперь пытаюсь связать воедино, происходят из разных источников: слежка, допросы, записанные на пленку беседы, фотографии, результаты прямого общения или подслушивания.

Я не претендую на безупречность собранных данных, просто предлагаю вам задокументированную версию моей жизни. Факты я описала достоверно. Но не забывайте: каждую картину я вставляю в свою рамку, а рамок этих может быть великое множество.

Инспектор Стоун сказал, что прошлое не имеет значения, что мои поиски информации бессмысленны. Он не прав. Просто знать, что случилось с моей семьей, недостаточно. Надо понять, почему это случилось, и могло ли нечто подобное произойти в любой другой семье.