"Страх высоты" - читать интересную книгу автора (Соколов Сергей, Москвин М.)

Глава 1. Fiat lux.

Невыносимое сияние било в лицо. Я попытался зажмурить глаза… и не смог. Глаза уже были закрыты, но сияние не отпускало. С непонятным безразличием пришла ленивая мысль: «Ну и пусть светит. Какое яркое Солнце»…

– Убери фонарь! Слепит! – прошептал незнакомый голос.

– Погодь, дай рассмотреть.

Отвечавший говорил совсем невнятно, как сквозь зубы, но визгливым голосом. Я пошевелил головой, она перекатилась по жесткой поверхности, как чугунный шар. Кто-то явно поиграл моей головой в боулинг…

– Шевелится. Значит, выживет, – опять свистящий шепот. – Парень, ты из какой штольни?

Я почувствовал, как чья-то рука трясет меня за плечо. Тряска мгновенно отдалась в голове острой болью. Сияние отодвинулось от лица, но глаза открыть не получилось, веки слиплись намертво. Попытка поднять руку и протереть их оказалась неудачной, кисть руки едва шевельнулась. Но к телу постепенно возвращалась чувствительность, что меня не особенно порадовало в данных обстоятельствах – острые иглы пробежали по груди, по спине, собрались в районе желудка и вонзились в живот разом. Сильнейшая боль скрутила мышцы спазмом, и я почувствовал, как воздух из легких проскрежетал по горлу, вырвавшись наружу хрипом.

– Чччччеррт… Как больно!

– Ну точно, выживет. Какая штольня? Говорить можешь? – настойчиво переспросил обладатель странного произношения.

– А ведь не из нашенских он, – с непонятной угрозой произнес второй, – не наша спецовка на нем была. Я еще вчера засомневался. И жетона у него, кажись, нету!

Он часто задышал, и угроза переросла в панику:

– Слышь, Генерал, зови охрану! Я не виноват! Я думал, он от соседей, они перекрестную штольню рыли, думал, завалило, когда лед сошел с пласта…

– Погоди ты с охраной! Непростой парень-то, ох непростой, – протянул тот, которого второй назвал Генералом, – Можешь говорить-то?

Судя по всему, обращались ко мне. Как ни странно, но слышал я все отлично и, словно в компенсацию за слипшиеся глаза, различал малейшие оттенки интонаций и самые тихие звуки. Я несколько раз осторожно вдохнул и просипел:

– Могу… Кажется… – поперхнулся, судорожно втянул воздух еще раз. – Что у меня с глазами?

На выдохе горло опять сжали спазмы и я тяжело, с вывертом, закашлялся. Казалось, клочки легких вот-вот полетят изо рта.

– Что с глазами? – переспросил Генерал, и вздохнул. – Скорее всего, все нормально. После глубокой заморозки всегда так. Меня в молодости два раза откапывали из-под завала. Ничего, еще что-то вижу. Дышать только немного разучился.

И он тяжело, с присвистом, засмеялся.

Боль утихла, расплывшись по всему телу, однако я неожиданно почувствовал, что могу двигаться. Подняв руки к лицу, я осторожно прикоснулся пальцами к коже. На ощупь все было в порядке. Легонько потрогав глаза я убедился, что и они не повреждены, правда, казалось, будто под веки кто-то щедро сыпанул песку. Возможно, так и было, если верить словам этого Генерала о том, что меня откопали. Руки плохо меня слушались, но я все же смог помассировать уголки глаз, открывать которые все же немного побаивался. Что там о заморозке говорили?

Генерал и второй о чем-то негромко шептались, потом я услышал шаги, и в руки мне ткнули какой-то прохладный округлый предмет. Это оказалась металлическая фляжка, на ощупь сильно помятая.

– Плесни в лицо, поможет. Только не пей, это технический слив, – говорил, кажется, второй.

Тут же послышался шепот Генерала:

– Волына, не будь таким жмотом, дай ему нормальной воды.

– Обойдется, да и нельзя ему сейчас. Только из реаниматора. Реаниматор! Этот приблудный весь ресурс обнулил, не приведи тундра, еще кого завалит, чем я их вытаскивать буду? Перебьется без воды, – отрезал Волына.

По звуку шагов и направлению на голос я понял, что лежу, скорее всего, на полу или на чем-то вроде очень низкого стола. Запахов не ощущалось никаких, хотя назвать воздух свежим не рискнул бы и самый отчаянный затворник. Дышать приходилось часто и с натугой. Хотя, не исключено, что это мои легкие еще не пришли в норму. Какую норму? Я никогда на них не жаловался, даже не простужался… Мне все же удалось приоткрыть глаза достаточно, чтобы различить несколько смутных теней, перемещавшихся вокруг меня. Тени эти становились все отчетливее, пока я не смог различить присевшего слева от меня на корточках мужчину в грубой и очень грязной оранжевой куртке. На ногах у него были штаны из той же толстой ткани, только темно-серого цвета. Рядом с ним лежал фонарь, направленный в сторону, на стену. Рассеянный свет не позволил мне разглядеть черты лица в подробностях, но длинные всклокоченные седые волосы и массивный, источенный, как кусок известняка, нос я рассмотрел. Под носом блеснули в широкой улыбке зубы через один.

– Ну вот. Совсем ожил.

Судя по голосу, именно его называли Генералом.

Чуть справа, в паре шагов, прислонившись к стене, сверлил меня недовольным взглядом очень близко посаженных глаз второй собеседник, в такой же куртке, только похудощавее, очевидно, Волына.

Я перевалился на левый бок, аккуратно наклонил фляжку над ладонью и, зажмурившись, плеснул водой в лицо. Потом еще раз. Сразу стало совсем легко, а отерев воду с лица тыльной стороной ладони, я смог оглядеться, уже различая обстановку более-менее отчетливо.

Оказывается, лежал я в чем-то вроде металлического саркофага, практически утопленного в полу, стенки поднимались не более, чем на десять сантиметров от рифленых металлических пластин. Краем глаза я смог заметить россыпь зеленых и желтых огоньков, которые перемигивались где-то в изголовье, бросая переливы света на неровную каменную стену. В противоположной стороне стены не было, ну, по крайней мере, я не мог ее рассмотреть, света от фонаря хватало от силы шагов на десять, дальше взгляд упирался в чернильную темноту. Да уж, замечательное место для пробуждения. Почему-то я был уверен, что именно пробудился, как после долгого и тяжелого сна или чего похуже – вроде комы… Самое печальное, что я не мог вспомнить, что было до этого сна. Как я заснул, где заснул? Последнее, что всплыло в памяти – Шереметьево, посадка в самолет и… Неужели это и есть та самая заманчивая карьера в хорошей должности?

Пора задавать сакраментальный вопрос. Я повернулся к тому, которого называли Генералом и, запнувшись на несколько секунд, спросил:

– Почему так темно? – запнулся я не просто так, и спросил совсем не то, что собирался. На поясе у Генерала висело нечто, сильно смахивающее на закрытый маленький ноутбук в титановом корпусе. Такой прибор, во-первых, ну никак не вязался с, прямо скажем, не очень свежей внешностью своего обладателя, а во-вторых, выглядел настолько модерново, что даже в новостных лентах о перспективных разработках компьютерной техники подобные штучки если и мелькали, то как проекты не очень близкого будущего. Будущее! Я похолодел от мелькнувшей мысли, волосы на затылке зашевелились в прямом смысле слова. Холодной стеной навалилась уверенность, что безумная мысль не так уж и безумна. Волына прятался в тени и я не видел, есть ли у него нечто подобное на поясе, но саркофаг, где я очнулся, и мини-ноутбук, все это выглядело достаточно необычно в сочетании с грубыми куртками и вырубленными в камне стенами.

– Так ночь сейчас. Ночью освещают только центральный ствол. Ладно, сейчас охрана подойдет, ты думай, что им скажешь.

– Что? – я машинально переспросил. – Что им сказать?

– Все, – мерзко хохотнул от стены Волына, – как пролез в шахту, что искал, куда жетон девал.

Генерал снял с пояса тот самый прибор, открыл крышку – в сумраке засиял голубоватый отблеск небольшого экрана – несколько раз ткнул в клавиши грязным пальцем, покрытым мелкими ссадинами, и поднял голову, обращаясь ко мне:

– То, что ты жетон потерял – не самое плохое. То, что ты десятикратно норму расхода реагента перекрыл – вот что плохо.

– Отдавать придется, – я с пониманием хмыкнул, – такое случается в жизни… Только нечем мне отдавать, вот какое дело…

Судя по тому, что я был одет в нечто вроде противоперегрузочного костюма очень крупной вязки, из каких-то толстых синтетических нитей, а не в свою привычную одежду, то вряд ли поблизости найдутся мои вещи, а с ними и деньги. Я еще раз поразился своему спокойствию. Разум без возражений принял необычность ситуации за норму, вероятно, это все же был лучший способ избежать паники или того хуже – безумия. Как показали последующие события, мне следовало от всей души благодарить собственный мозг за сохранение рассудка в той ситуации.

– Тогда я тебе не завидую. И ты так и не сказал, из какой штольни. Не хочешь говорить или не знаешь?

Не ожидая ответа, Генерал поднялся и повернулся в сторону помещения, которая терялась в темноте.

– Идут, – он явно обладал великолепным слухом.

Через несколько секунд и я смог различить гулкие шаги по металлическим пластинам, а буквально в полутора десятках метров далекими еще лучами фонарей осветилась арка, за которой показался коридор, прорубленный в скале и уходящий вправо – очевидно, к тому самому центральному стволу.

Я оперся руками о край моего саркофага-ванны, встал сначала на колени, а потом, с кряхтением и почти слышимым скрипом позвоночника, на ноги. При этом фляга выскользнула из рук и звякнула о каменный пол. С трудом удерживая равновесие, я перешагнул бортик и встал рядом с саркофагом. Словно почувствовав мое отсутствие, в дальнем бортике отрылся темный паз, и оттуда метнулась, раскладываясь выпуклым веером, чешуйчатая крышка. Одновременно погасли огоньки в изголовье.

Меня все больше охватывала нервная дрожь. Вроде бы я и не волновался особо, дрожь скорее была похожа на нетерпение перед каким-нибудь важным событием, дрожь желания, чтобы то, что должно случиться, случилось поскорее. Холод тоже вряд ли мог служить причиной дрожи, либо я просто пока не ощущал температуры воздуха, либо в помещении действительно было тепло. Вдруг Генерал обернулся ко мне, одним движением сорвал куртку с плеч и бросил в мою сторону. Я машинально подхватил ее в воздухе. На ощупь ткань походила на брезент, оклеенный наждачной бумагой, а то и еще хуже – акульей кожей. Генерал быстрым жестом велел – накинь, мол. Я послушался. Куртка оказалась размеров на шесть больше, зато скрывала меня довольно хорошо, и я вдруг порадовался этому обстоятельству. Мне не удалось разглядеть моих собеседников внимательно, но вот руки у них были просто изуродованы мелкими шрамами и въевшейся грязью, да и лица не сильно отличались, разве что более жесткой щетиной на щеках. Скажем так, если ничего кардинального с моей внешностью не случилось, то в сравнении с ними я выглядел вызывающе ухоженным. Я не успевал сообразить, что мне делать и как себя вести. Только что мне удалось продрать глаза и уже пошли косяком какие-то события, на осмысление которых мне просто не хватало времени. Оставалось только молчать, слушать и надеяться на экспромт. И благодарить Генерала за неожиданное участие.

Шаги приближались, свет становился все ярче и, наконец, в помещение ввалились четверо. Как минимум, три ярчайших снопа света осветили всех нас, только Волына оставался наполовину скрыт в тени. Не стесняясь, вошедшие медленно и вдумчиво поводили лучами по нашим фигурам. Наконец, они уменьшили яркость фонарей и я смог разглядеть, кто же к нам пожаловал.

Впереди шествовал мужчина без малого двухметрового роста, затянутый в темный комбинезон, покрытый черными выпуклыми пластинами, придававшими ему вид штурмовика из «Звездных войн». В левой руке он держал фонарь, правая помещалась на поясе недалеко от ребристой рукояти какого-то оружия, спрятанного в кобуре. Чуть позади и в стороны расположились двое примерно таких же габаритов, в точно такой же одежде, но оружие они держали двумя руками, и оружие это походило на чрезмерно раздувшиеся помповые ружья, а на голове оба носили украшение в виде широкого обруча, от которого на глаза спускалась затемненная пластина из стекла или прозрачного пластика. Затемнение это, однако, ничуть не мешало им ориентироваться. Фонари у них располагались над правым плечом. Оснащение всех троих завершалось небольшими приборами, в точности походившими на тот, что я приметил у Генерала.

Четвертый посетитель отошел чуть в сторону и присел на один из пластиковых стульев, обнаружившихся в дальнем от меня углу. В отличие от первых трех, выглядевших, как полицейские или солдаты, он походил на немного располневшего менеджера и носил обычный серый деловой костюм, голубую рубашку без галстука и черные туфли.

– Матецкий! – пробасил вошедший первым, очевидно, командир. – Для твоего же здоровья полезнее, если этот вызов не был шуткой. Хотя, какое у мяса, к пробу, здоровье.

Двое, стоявшие позади, с готовностью хохотнули. Четвертый, сидевший в углу, никак не отреагировал на подобие шутки. На меня пока что никто внимания не обращал.

– Никак нет, цер, никаких шуток, – Генерал попытался вытянуться, – при проходе шурфа нашли человека, вмерз в лед, как лемминг, доставили к бригадному реаниматору, процедура прошла, как полагается.

– А зачем ты тогда нас вызывал? Вон начальник участка, регистрируй жетон, обычная процедура. Или ты думаешь, нам интересно по вашим норам ползать?

В этот момент из тени выскочил Волына и метнулся прямо к офицеру – я так решил его пока для себя называть. Тот от неожиданности отшатнулся, а двое сзади навели на Волныну стволы своих пушек.

– У него жетона нет! Он не из нашенских! Он вообще не наш, такой спецовки ни у кого из соседей не…

Его пламенная речь прервалась самым неожиданным образом – офицер взмахнул рукой и влепил фонарем Волыне тяжелую оплеуху, отбросившую его обратно к стене. От гулкого звука я вздрогнул, а в животе образовался неприятный ледяной сгусток – такие щедрые удары не сулили мне в будущем ничего хорошего. Встать у Волыны не получилось, он несколько раз дернулся, потом затих кучей тряпья у стены.

– Так, – офицер уставился на Генерала, – говори!

– Все так, цер, – Генерал даже не вздрогнул. – Мы его откопали больше суток тому. Замерз в куске льда, прямо так в реаниматор его и положили. Потом ушли на смену, сегодня вечером вернулись, а бокс еще работает. Как только желтый режим пошел, так мы его вручную открыли, все равно дальше только удержание остается… Жетона не нашли. Ресурс…

На этом месте Генерал замялся и переступил с ноги на ногу.

– Ну? Что ресурс?

– Ресурс ноль. Почти.

Человек-глыба ничего не ответил. Отодвинув Генерала плечом, он подошел вплотную ко мне и еще раз внимательно осмотрел. Как катком проехал. Я начал понимать, что, кажется, попал. Одновременно в голову пришла мыслишка, как себя вести в ближайшее время.

– Из какой штольни? – рявкнул офицер.

Я поднял голову.

– Не знаю…

– Не знаешь? – он придвинулся ближе, занося руку для удара.

Я не успел отреагировать, как из угла послышался тихий голос:

– Стоп. Назад.

Офицер опустил руку и обернулся в сторону человека в костюме. Тот пожал плечами:

– Обычное дело при глубокой заморозке. Какое сегодня число, крот? – это уже ко мне.

Я молча покачал головой. Крот? Тот кивнул, встал на ноги и махнул рукой офицеру, затем повернулся, сделал несколько шагов к выходу и остановился, ожидая охрану с фонарями. Офицер ухватил меня за предплечье так, что заскрипели кости и потащил за собой, бросив Генералу:

– Матецкий! С нами. Разговор не закончен.

На Волыну никто даже не оглянулся, он так и остался лежать скорчившись, в полной темноте.

Мы вышли в коридор. Впрочем, я скорее летел по воздуху, чем шел своими ногами. Коридор загибался вправо длинной дугой и через несколько десятков шагов упирался в дверь, выхваченную из темноты кругами света. Шедший впереди солдат – полицейский, охранник – ткнул рукой куда-то рядом с массивной металлической аркой, охватывавшей весь дверной проем, и дверь с быстрым шипением отъехала влево вверх. Я успел заметить немалую ее толщину, сантиметров тридцать. А потом все внимание захватила открывшаяся передо мной панорама.

Именно панорама. Мы находились под землей, на врезанном в породу карнизе, который охватывал по периметру огромную вертикальную шахту. Четыре ярких цепочки светильников уходили вверх и вниз по внутренней стороне четырех массивных квадратных колонн. Сам карниз освещался такой же цепочкой мощных ламп, установленных на длинных кронштейнах. Внешнюю – по отношению к центру шахты – сторону каждой колонны украшали направляющие для лифтов или каких-то других подъемников. По крайней мере, напротив нас висел именно лифт из густой металлической сетки, не имеющий крыши и одной стены со стороны, примыкавшей к выдвинутой над пропастью площадке. Площадка создавалась продолжением полосы резины поверх рифленого железа, тянувшейся от захлопнувшейся за нашими спинами двери. Когда офицер подтащил меня поближе к лифту, я увидел еще несколько колец света выше и ниже нас. Похоже, такие же охватывающие шахту конструкции с фонарями. Диаметр шахты на глаз показался поболее ста метров. Тот самый центральный ствол, что же еще. Здесь было явно прохладнее, так что с осязанием оказалось все в норме. Я даже ощутил ток холодного воздуха снизу вверх вдоль шахты.

Первым в лифт вошел начальник участка, затем два охранника, потом офицер втолкнул туда Генерала, натурально зашвырнул меня и вошел сам.

Именно циклопическая картина убегающих вверх и вниз огней окончательно заставила меня встряхнуться и прочистила мне память. Я еще не понял, как, не понял, почему, но уже принял и поверил, что я не в том мире, где прожил свои двадцать шесть лет. Не важно, в тот момент не имело значения, где именно я находился – а может, когда – главная мысль уже оформилась: это не Земля. В конце концов, всю свою жизнь я с огромным удовольствием читал фантастические книги, смотрел фантастические фильмы. Меня всегда в них раздражало то, как долго и тупо герой всегда пытается осознать произошедшие перемены, перемещение во времени и пространстве, когда вокруг все кричит о том, что это далекое будущее или какой-нибудь параллельный мир. Уже всем все ясно, уже самый наивный читатель понял, что происходит, а герой с маниакальным упорством отстаивает свои иллюзии. Необычное оружие, необычные коммуникаторы, обручи на голове у охранников, «звездновойная» броня, что еще нужно для осознания реальности? Убеждать себя, что я сплю не в моих привычках, с ума я не сошел и твердо это знал. Вывод? Очевиден.

Больше всего настораживало обращение «мясо». Офицер назвал так Генерала-Матецкого, но что-то мне подсказывало, что и моя персона воспринимается точно так же, в том же ранге. Мда. От светлой мечты об обеспеченной жизни я мгновенно перенесся к печальной реальности бытия – штольни, шахты, тычки в лицо. Спасибо, дорогой друг, это именно то, о чем я мечтал. Так, а вот этого не надо. Что меня может спасти, так это только спокойствие.

Тем временем лифт понесся вверх с ощутимым ускорением, затопив шахту визгом, многократно отраженным от стен. Подъем занял не так уж и много времени, мы проехали всего около трех одинаковых погрузочных площадок на трех ярусах или уровнях или как их там… Даже замерзнуть времени не хватило. На всех ярусах я заметил движущиеся фигуры в тех же доспехах, что и мои сопровождающие, они либо передвигались вдоль края карниза, либо дежурили возле дверей, ведущих прочь от шахты. Затем лифт остановился под полусферическим сводом, накрывавшим шахту, как крышка кастрюлю. Даже при беглом взгляде я увидел, что свод наборный, сложен из нескольких секторов-лепестков. Судя по всему, лепестки могли быть открыты. Из лифта мы выгрузились в обратном порядке – сначала офицер, потом я, выдернутый насильно, потом Генерал, охрана и начальник участка.

Здесь входная дверь была помассивнее и состояла из двух створок, которые точно так же разъехались в противоположные стороны и вверх. А вот за дверью я увидел не каменные стены со следами огромных резцов кого-то механизма, а ярко освещенный коридор с полом, покрытым черным пружинящим пластиком, и двухцветными стенами из пластиковых же панелей, от пола до середины высоты темно-коричневыми, а выше – матово-белыми с подсветкой. Точно так же выглядел потолок, только без встроенных светильников. Через равные промежутки гладкую белую поверхность стен разбивали декоративные панели, ромбы зеленых и синих оттенков, а через каждые четыре ромба – серые двери, все закрытые. И этот коридор загибался дугой, на этот раз влево. Прямо возле двери в нишах стояли охранники, точная копия моих конвоиров. На нас эти двое никак не отреагировали.

Возле одной из дверей начальник участка остановился, коснулся небольшой матовой панели на стене, на ней мигнул зеленый огонек, и дверь скользнула в стену. За дверью я увидел самый обычный кабинет, каких полно в любом офисе. Стол, кресло за ним, несколько стульев у стен, два перед столом, диван, журнальный столик. Стиль безликого дизайна. Все светло-серое, разве что не стерильное. Окон не наблюдалось, их заменял большой плоский экран на стене, противоположной дивану. Начальник прошел к столу, сел в кресло. Помедлив, кивнул офицеру, тот толкнул меня на один из стульев напротив стола, а сам остался стоять, отступив к двери. Двое охранников и Генерал остались снаружи, в коридоре.

– Итак, – начальник участка положил ладонь на полированную поверхность, и чуть в стороне из столешницы выполз тонкий, почти прозрачный экран, а под руками из полировки всплыла клавиатура, казалось, нарисованная прямо в воздухе. – Где твой жетон?

Опять этот чертов жетон! Ну откуда мне знать, что это такое! Впрочем, что могут спрашивать власть предержащие у такого, как я? Ну конечно, документы.

– Не знаю. Я… Я не помню…

– Не помнишь? Чего ты не помнишь? Я не думаю, что ты решил забраться в шахту. Не могу представить, что даже среди терронов найдется псих, который добровольно сунется в шахту Комплекса…

Начальник помолчал. Я рассмотрел его глаза – серо-стальные и практически неподвижные. Даже тусклые. С изумлением я начал понимать, что мы с ним примерно одного уровня, если оценивать мою должность – там, в том мире. Скованность исчезла, а значит, мне проще сыграть нужную роль.

– Давай сначала. Я – господин Потехин, перв, начальник четвертого участка Комплекса Желтый глаз. Это – официальное название. Что из сказанного мной тебе не понятно или вызывает удивление?

Собственно, все, кроме фамилии, но, разумеется, вслух я этого не сказал.

– Я все понимаю, только… Я понимаю слова, но не помню, какой они несут в себе смысл.

– Слова понять несложно, ­– Потехин коснулся пальцем виртуальной клавиатуры перед собой. Прозрачный экран мигнул, на нем появилось какое-то изображение, но почти сразу сторона, обращенная ко мне потемнела и скрыла картинку. – Я говорю по-русски, ты тоже, так что здесь нет никаких проблем. Согласись, неразумно ожидать от тебя знание интеркаста.

Потехин умолк на секунду и выдал длинную фразу, из которой я не понял ни слова. Речь оказалась не только не знакомой, но даже и ее принадлежность мне не удалось определить. Я легко понимал английский, испанский, знал несколько слов и мог узнать на слух французский и китайский языки. Разумеется, догадался бы, обратись кто ко мне по-немецки. Но этого языка я даже никогда не слышал. Вроде бы мелькает что-то по-английски, и невольно кажется, что дальше все будет понятно, но следующее слово оказывается чуть ли не тональным, как в китайском. Но вот название – интеркаст – явно имело знакомые корни. Просто искаженное сокращение от испанского словосочетания «международный язык». Ну что ж, запомним. Это мне сейчас и требуется – накопление информации. Вот и оброненная Потехиным фраза «я говорю по-русски»… Значит, все-таки Земля?

– Вижу, не понимаешь? – продолжил Потехин. – Отлично. Значит, и вторую версию твоего происхождения мы отметаем сразу. Стало быть, ты не из города и не сверху.

И опять спасибо, господин Потехин. Очередная галочка для моей персональной базы данных. Терроны – это те, кто живет в каком-то городе. И еще есть какие-то персонажи «сверху». Отлично. Я даже повеселел немного. Так, глядишь, возьмем контроль над ситуацией в свои руки.

Давным-давно я открыл для себя такую вещь, как состояние контролируемой паники. Чем вообще хороша паника? Тем, что в кровь выбрасываются чудовищные порции адреналина, дыхание учащается, клетки насыщаются кислородом. Это все помогает высвободить скрытые в обычном состоянии резервы организма. Но вот то, что во время паники мозг устраняется от управления, отдает человека на откуп инстинктам и рефлексам, вот это плохо. Особенно, если у человека нет натренированных в нужном направлении рефлексов, тогда человек превращается в животное, обуреваемое одной целью – выжить. К сожалению, чаще всего финал оказывается прямо противоположным. Я же научился сознательно вызывать состояние паники, одновременно контролируя ее развитие. Такое сочетание позволяет максимально мобилизовать свои возможности, не теряя способности мыслить.

Вот и сейчас, едва придя в себя и осознав, что что-то сильно не так, я постарался запаниковать. Постарался убедить себя в том, что произошла невероятная катастрофа, что все пропало и так далее. Это было не трудно, на самом деле. А по пути в кабинет Потехина – господина Потехина – включилась вторая фаза этой своего рода аутогенной тренировки, мозг, позволив телу придти к пику формы, вернулся к функции управления. Результат – налицо. Я не боюсь. Я веду беседу и извлекаю из этого пользу. У меня даже руки не дрожат!

– Я не сомневаюсь, что ты действительно потерял память. Повторюсь, это давно известное и обычное последствие глубокой заморозки. Но не менее известно, что через какое-то время память к людям возвращается. Часто, правда, не полностью, но это уже как кому повезет. Прежде, чем я продолжу размышления о том, как ты попал в толщу льда – а мне это интересно исключительно в виде теоретических рассуждений, прежде, чем я расскажу о твоей дальнейшей судьбе – а она предрешена, давай попытаемся немного стимулировать твою память. Чем больше ты вспомнишь, тем лучше. Для всех. Интерес тут обоюдный, как видишь.

Адреналин все накачивался мне в кровь, уже запылали щеки. Дыхание стало глубже, а мозг интенсивно работал. Я это определил по безошибочному признаку – разной температуре ушей. Звучит смешно, но всегда, когда от меня требуется решать сложную задачу, я пытаюсь использовать мозг, как компьютер. Мы же не задумываемся, что там происходит в медно-кремниевых потрошках компьютеров, когда они решают поставленные задачи. Пауза, хлоп – ответ на экране. Представьте, что было бы, насколько бы все затянулось, если бы каждую операцию процессор предъявлял пользователю для одобрения? Тем не менее, когда мы что-то обдумываем, то пытаемся прослеживать каждый момент этого процесса. И совершенно напрасно. Нужно дать мозгу возможность решить задачу самостоятельно, без надсмотрщика. Уж не знаю, что там происходит внутри черепа, какие тепловые процессы, но уши при этом греются по-разному. Вроде есть этому какое-то медицинское объяснение, читал что-то когда-то, да какая разница, главное – есть результат.

Потехин пошевелил пальцами над виртуальной клавиатурой, влево от повернутого к нему экрана выехал такой же по размеру сегмент, мгновенно развернулся вокруг горизонтальной оси – не меня даже повеяло легким ветерком – и повернулся, так сказать, к Потехину задом, а ко мне передом.

На этом сегменте проступило изображение. Через секунду я понял, что это фотоснимок поверхности, сделанный с довольной большой высоты. Я не специалист в аэрофотосъемке, но мне показалось, что высота, с которой снимали, не менее восьми-десяти километров. В центре снимка находился… глаз. Впрочем, присмотревшись, я почти сразу понял, что это иллюзия. Просто от центрального объекта – чего-то очень большого, состоящего из трех концентрических кругов – разбегались хаотичные темные линии, похожие на протуберанцы или лопнувшие капилляры в перетрудившемся глазу. Линий этих было очень много, они бурно ветвились, пересекались друг с другом и расползались от центра по буро-зеленому полю на расстояние, примерно равное пяти-шести диаметрам центрального объекта. Нижний правый угол занимало поселение или городок, сетку улиц, нарезающую пирог кварталов трудно с чем-либо спутать. От городка к центральному объекту тянулись две параллельные полосы, одна потемнее, другая более светлая. На мой взгляд, две дороги, грунтовая и с асфальтовым покрытием. Всю картину украшали несколько голубоватых пятнышек – озера.

Пока я жадно рассматривал снимок, господин Потехин внимательно уставился на мое лицо. Очевидно, что при всем явном интересе, узнавания в глазах у меня не мелькнуло, и Потехин опять мазнул пальцами по красным сегментам висящей перед ним клавиатуры.

Картинка начала проворачиваться снизу вверх, одновременно преобразуясь из высотного снимка в компьютерную симуляцию. Центральный объект, зрачок «глаза», превратился в помятую полусферу, охваченную двумя кольцами более низких строений. Сверху это все выглядело намного более правильным геометрически, в профиль же было видно, насколько разнокалиберны сооружения, составляющие общий ансамбль. Низкие, плоские, похожие на ангары строения соседствовали с ажурными башенками, кубами, обвитыми трубопроводами и лестничными переходами, местами попадались шары, похожие на газохранилища. Масштаб, правда, стал совсем неясным и я потерял представление об истинном размере конструкций.

– Это Комплекс. Мы сейчас находимся в центральном куполе, на нулевом уровне. Прямо под куполом, более-менее по его центру, прорезан центральный ствол шахты, от которого отходят штольни. Узнаешь?

– Правда, очень на глаз похоже, особенно сверху, – пробормотал я.

– Да? Что-то не замечал, – Потехин вернул первую картинку. – Разве что с большой натяжкой… Вот это – на экране появилась красное пятнышко и поползло по сетке «капилляров» – жилы блуждающего минерала. С большой высоты хорошо заметны структурные изменения почвы, которые проявляются независимо от того, на какой глубине минерал находится. Очень облегчает поиск и разработку.

– Блуждающий минерал?

– Да. Назвали так, потому что его концентрация очень быстро меняется. Сегодня он здесь, завтра – в ста метрах в стороне, внизу, сверху… Странно, что ты и этого не помнишь. Из-за подвижности минерала разработка его сверху бессмысленна – он просто уйдет в сторону от глубокого карьера.

– А почему тогда – Желтый глаз?

– Терроны прозвали, – усмехнулся господин начальник участка. – А потом прилипло. У тех, кто работал в штольнях подолгу, белки глаз становились ярко-желтыми, что твой янтарь. Вскоре после этого кроты просто загибались – быстро и очень болезненно. Невыгодно. Трудно набирать рабочих, когда они каждый день по дороге в шахту видят несколько черных мешков возле выхода.

– И что потом? – мне стало по-настоящему интересно.

– Потом медики Компании разработали антидот, приписали к каждой бригаде реаниматор, который, кстати так тебе помог… Так что теперь кроты живут подольше.

Тон, каким Потехин все это мне излагал, просто истекал цинизмом. Люди-винтики, идеальное воплощение идеи.

– Однако, все это стоит определенных средств. Которые нужно отрабатывать. Тебе это ясно?

– Ясно, – кивнул я.

Что ж тут непонятного? В бытность мою моряком приходилось наблюдать, когда пришедший из рейса трудяга оставался еще и должен компании-судовладельцу. Хочешь долг отработать – давай по новой еще на полгода, потом еще и еще. Замкнутый круг, разорвать который смог бы только человек с сильной волей. Помимо денежного ярма, такая карусель привязывает еще и четким распорядком. Человек точно знает, что он будет делать через час, через день. Знает, когда ему спать, когда есть. Вырабатываются определенные рефлексы, избавиться от которых ой как сложно… В общем, все понятно.

– Ты слишком хорошо соображаешь, крот, – усмехнулся Потехин. – Знаешь, мясо, оно обычно без мозгов. И это приводит нас к хорошему объяснению твоего появления в штольне Матецкого.

Что и следовало ожидать. Косить под дурака у меня всегда получается неважно. Нужно менять тему разговора, возвращаться к веселым и познавательным картинкам.

– Я могу попросить воды? – мне и вправду очень хотелось пить.

Просьба не вызвала ни малейшего удивления. Потехин кивнул стоящему сзади офицеру, о существовании которого я уже успел забыть. Тот что-то недовольно буркнул, однако прошагал, судя по звуку куда-то вправо, к дивану, чем-то там звякнул, шагнул ко мне и протянул над правым плечом высокий прозрачный стакан с водой, как мне показалось. Я взял его, поднес к губам и с наслаждением глотнул и вправду чистой и прохладной воды.

– Много не пей, – торопливо сказал Потехин, – может стать плохо.

С усилием я оторвался от стакана, сделав три глотка. Потехин кивнул, как мне показалось, с удовлетворением. Офицер отошел обратно к двери и опять застыл там каменным изваянием.

– Идем дальше, – продолжил мой будущий, как я уже начал понимать, начальник, – Вот здесь – город Желтый.

Картинка на экране сместилась так, что сеточка улиц переползла в самый центр. Городок выглядел самым обычным, как любой провинциальный городок с высоты птичьего полета – плоский и одноцветный. Кроме одной детали. Справа, если условно принять верх за север, то на востоке городка, разместился квадрат черного цвета, крест накрест перечеркнутый светлыми линиями.

– Это, – красное пятнышко подползло к квадрату, – это Пирамида. Здесь живут первы. Впрочем, никто им не мешает жить, где угодно, но здесь созданы нормальные условия, а районы города загажены местами до полной невозможности там существовать. Поэтому живут там такие, как ты – терроны. Где живут, там и гадят.

И опять нотки цинизма и непостижимого превосходства. Понятно, вот она, наша судьба.

– А здесь вот у нас самые зараженные районы, старый город. Там никто не живет, даже терроны не настолько тупы. К нему с юга примыкает Свалка, а с юго-востока – космопорт, – картинка поползла южнее. – Вот на него мы и работаем.

Ну, наконец-то все встало на свои места. Тут я был в своей стихии. Есть месторождение какой-то дряни, эту дрянь добывают, перерабатывают, везут в порт – пардон, в космопорт – и отправляют туда, где эта дрянь пользуется спросом. Именно такой деятельностью я и занимался уже несколько лет. Как ни странно, но любая разрабатываемая таким вот способом дрянь, оказывается чертовски вредна для тех, кто рядом с ней работает и живет. А поскольку всем нужно на жизнь зарабатывать, то всегда находится много желающих продать свое здоровье…

Хотелось бы предложить свои профессиональные услуги, но… Интуиция мне подсказывала, что ничего, кроме здорового смеха, такое предложение не вызовет.

От господина Потехина не укрылось мое оживление.

– Ага, это тебе кажется знакомым, не так ли? Ну что, есть какие-то проблески воспоминаний?

– Мне кажется, что я узнаю город и космопорт. Я не помню как все связано, но я точно помню, что Комплекс и космопорт – это одно целое, – я по-прежнему пытался играть избранную роль. – Мне кажется, я там бывал.

– Вполне вероятно. Мы иногда используем кротов на погрузке или разгрузке. Роботы, конечно, производительнее, но кроты – дешевле.

Потехин умолк, шевельнул ладонью. Экран с картинкой погас, шустро сложился в исходное положение, попутно снова обмахнув меня быстрым веером, и втянулся в стол. Одновременно погасла призрачная клавиатура. Кажется, разговор переходил в завершающую фазу.

– Вижу, ты вспомнил достаточно, – жестко продолжил Потехин. – Поэтому сеанс терапии будем считать законченным. Я вижу ситуацию так. Некий крот, скорее всего из свеженанятых, посмотрел вокруг и решил, что недостоин такой жизни. Он инсценировал свою смерть с таким расчетом, чтобы при прокладке нового шурфа забойщики натолкнулись на него. К его великому сожалению, сдвиг пластов породы и льда завалил его так, что инсценировка заморозки превратилась в реальность. На что этот крот рассчитывал, я не знаю. Может, он решил, что его вывезут наверх, в купол, откуда можно сбежать, может, вообще мечтал, что его эвакуируют на какой-нибудь из взлетающих судов, не знаю. Фантазии кротов иногда бывают непредсказуемы. Может, все вообще было иначе, ты за каким-то чертом пытался проникнуть в шахту извне, хотя я не имею ни малейшего представления, за чем в шахте можно шпионить. Но для порядка и простоты, мы принимаем первую версию. Есть вопросы?

Во время этой пламенной речи я даже дыхание затаил. Понятное дело, начальнику нужно придумать правдоподобную версию для отчета, пусть и шитую белыми нитками. Но вопрос у меня был.

– Какое сегодня число?

– Шестнадцатое апреля две тысячи четыреста восемьдесят девятого года. Припоминаешь что-нибудь?

Да. Уже некоторое время, как память вернулась ко мне полностью, и не могу сказать, что воспоминания были приятными. Но сообщать ему этого я не собирался.

– Немного. Только имя.

– И? – Потехин подался вперед.

– Сергеев. Игорь Сергеев.