"Продавец “мини” и “макси” (The Sewing Machine Man)" - читать интересную книгу автора (Морган Стенли)

Глава тринадцатая

Что ж, урок пошел мне впрок, скажу я вам. Больше я в такие истории не ввязываюсь! Отныне с клиентами – только деловые отношения. Ни любовных интрижек, ни кокетства, ни трах-трах или даже чмок-чмок – только бизнес!

Нет, не думайте, своих кисок я не забросил, не такой я охальник. Нет, я исправно водил Глорию в кино; с Самантой мы плавали на пароме в Нью-Брайтон; Хелен и Крис я навестил и принес каждой по букету цветов; с Милли же я даже сходил в театр.

Я вовсе не хочу сказать, что каждая из этих встреч носила чисто платонический характер – вы бы все равно не поверили в такой вздор, – но состоялись они только во внерабочее время, то есть никак не были связаны с продажей швейных машинок. Что касается последнего, то я превзошел сам себя. К концу сентября я вышел на первое место по числу продаж и выплатил последний взнос за машину. Более того, за все это время я не соблазнил ни одной клиентки, тогда как сам отбился от нескольких дюжин атак с применением артподготовки и тяжелой бронетехники. Словом, жизнь виделась мне в самых розовых красках и, казалось, ничто уже не омрачит моего горизонта, как вдруг меня угораздило встретить Питера и Френсиса. Крайне неприятный случай, скажу я вам.

Очаровательный домик, стоявший особняком в зеленом предместье, встретил меня свежей краской, розовыми петуниями и желтым львиным зевом. Над дверью покачивался старинный медный фонарь, весело поблескивавший на дневном солнце.

Идиллическое уединенное любовное гнездышко для какой-то счастливой парочки.

Постучав в дверь, я ещё раз оглянулся по сторонам и вздохнул с завистью. Совсем рядом с городом, и такое чудо!

Дверь открылась, и в проеме возник голубоглазый и белокурый молодой человек очень приятной наружности. Посмотрев на меня с некоторым испугом, он вдруг улыбнулся и пропел:

– Приветик!

В голосе прозвучало столь откровенное и неприкрытое приглашение, что такому искусству позавидовала бы даже Саманта.

В подобных случаях есть лишь один выход – нужно принять свирепый вид и вообще прикинуться распоследним сукиным сыном. Если вы хоть разок улыбнетесь – пиши пропало.

– Здравствуйте. Мистер Томас? – прорычал я.

Вместо ответа, он, грациозно изогнув стан, широким жестом пригласил меня войти.

Разодет он был, как и положено голубым, в светло-синие тона. Тонюсенький голубой свитер с глубоким вырезом и обтягивающие переливающиеся брючки, столь тесные, что был виден весь десерт и три четверти мясного блюда; тонкие холеные пальцы разукрашены золотыми кольцами такой толщины, что я даже не поверил, сможет ли Аполлончик поднять руку.

– Как вас зовут, милый? – пропел педик.

– Тобин! – рявкнул я.

– Ах, как восхитительно. А имя?

– Просто Тобин. Рассел Тобин.

– Ну надо же. Проходите в гостиную, мистер Тобин.

– После вас, мистер Томас.

Я предпочитаю видеть, что делают эти мальчики.

Радостно взвизгнув, красавчик, виляя бедрами, поплыл в гостиную.

Я последовал за ним. Прихожая и коридор сверкали чистотой и были прекрасно обставлены. На стенах красовались картины в стиле модерн, а растений было больше, чем в бирманских джунглях. Воздух благоухал, как дамская косметичка.

В гостиной можно было без труда летать на самолете. Пол от стены до стены устилал белоснежный пушистый ковер, посреди залы торчала стойка с роскошным темносиним костюмом-тройкой, а на стенах были развешаны бесчисленные картины и рисунки.

За небольшим столиком в углу гостиной сидел ещё один образчик, который рассматривал разбросанные по столу скетчи. Примерно тех же лет, что и Томас, худощавый и такой смуглый, что мог без труда сойти за испанца; а может, только что вернулся из отпуска в Блэкпуле. На первый взгляд, он мог сойти за мужчину, но уже в следующий миг все испортил, повернувшись ко мне и пропищав тонюсеньким фальцетом:

– Доо-о-обрый день!

– Френсис, познакомься с мистером Тобином, – сказал Томас. – Впрочем, давайте отбросим формальности. Меня зовут Питер, это Френсис, а вы Рассел. Поставьте машинку на стол, Рассел, вам, должно быть, ужасно тяжело её держать.

Он лихо смахнул со столика кипу скетчей.

– Вот сюда, лапик. Сейчас мы на неё полюбуемся. Розетка нужна?

Я уже не был в этом уверен, но не усмотрел в его вопросе подвоха, и кивнул.

– Да.

Он взял провод с вилкой и исчез под столом, выпятив обтянутый брючками задик. Я с трудом удержал правую ногу от естественного порыва влепить ему пинка. Справа послышалось учащенное дыхание. Я повернулся и увидел, как Френсис с разгоревшимися глазами созерцает извивающиеся формы Питера, то и дело облизывая пухлые губы.

Перехватив мой взгляд, он потупил взор, порозовел и хихикнул.

– Ну вот! – победоносно провозгласил Питер. – Расставь стулья, Френсис.

Они расселись вокруг стола, а я снял с “мини” футляр.

– Но она ужасно маленькая, Рассел, – прогнусавил Питер.

– Но жутко клевая, – тявкнул Френсис.

– Смотря для чего она вам нужна, – пожал плечами я.

– А вот посмотри, миленочек, – гордо пропел Питер, протягивая мне наброски. – Это Френсис придумал. Потрясающе, да?

Я перелистал несколько альбомных листов с невероятно вычурными и расфуфыренными костюмчиками, разукрашенными кружевами и виньетками, как викторианский сервант.

– Ну как? – с придыханием спросил Питер.

– Клево, – сказал я. Френсис хихикнул.

– Мы держим в городе магазинчик мужской одежды, – пояснил Питер, – но до сих пор продавали готовое платье. Теперь же мы решили сами заняться дизайном, а для этого нужна машинка.

– Замечательная идея! – сказал я.

– Да, – произнес Френсис, с сомнением воззрившись на “мини”. – Но все-таки, мой утеночек…

– Вам кажется, что она маловата, – перебил я.

– Да, милый. Может, у тебя есть что-нибудь покрупнее?

– Есть, – кивнул я. – Но она и стоит подороже.

– Ну естественно, – отмахнулся Френсис. – Тащи сюда, и мы полюбуемся.

– Не задерживайся, цыпочка! – подпел Питер.

Вы не поверите, но эта парочка начала мне чем-то нравиться. Была в них какая-то легкость и искренность.

Выбравшись к машине, я позволил себе посмеяться. Никогда я ещё так тесно не общался с двумя гомиками, а ведь прежде я их на дух не переносил. Теперь же я даже получал удовольствие от общения.

Когда я вошел в гостиную, оба засуетились, помогая мне устанавливать и подключать “макси”. На этот раз под стол влезли оба, получая, должно быть, море удовольствия, от столь тесной близости.

– Ну вот, красавчик, – промурлыкал Питер. – Теперь твоя очередь.

Я снял с “макси” футляр.

– Ух ты! – выпучил глаза Френсис.

– Ой, какая прелесть! – залился Питер. – Совсем другое дело.

– Она дорогая, – предупредил я.

Френсис бережно погладил машинку, словно перед ним была фарфоровая ваза эпохи Минг.

– Сколько она стоит? – спросил он.

– Сорок девять фунтов и десять шиллингов, – выпалил я.

Я ждал хоть какого-то проявления чувств, но гомики просто молча стояли и любовались машинкой. Я даже испугался, не вогнал ли их в транс.

– Разумеется, – быстро сказал я, – мы торгуем в рассрочку.

Питер потряс головой.

– Нет, киска, мы в такие игры не играем. “Деньги на бочку” – вот наш девиз. Правда, Френсис?

– Да, ангел. Деньги на бочку. – Он повернулся ко мне. – Расси, душка, а что она умеет? Покажи, будь ласков.

– С превеликим удовольствием, – улыбнулся я.

Я лихо прострочил кусок ткани, а Питер вдруг сказал:

– Слушай, Френсис, а давай спросим Рассика, что он думает насчет… сам знаешь чего. – Он кивнул в сторону кухни.

– А что, – расхохотался Френсис. – Давай. Принеси три стаканчика, дорогой.

Я озадаченно посмотрел на них, но мне ничего не объяснили.

Питер отчалил на кухню, и я услышал, как там звякают стаканы и льется жидкость. Минуту спустя он вернулся с тремя полными стаканами на подносе.

– Рассел! – торжественно произнес он. – Нам важно услышать твое мнение. Этот рецепт придумал сам Френсис, и лично мне напиток кажется просто божественным. Скажи, что ты о нем думаешь.

Он раздал стаканы и провозгласил:

– За осуществление наших замыслов!

Я не большой любитель пунша. Мне кажется, что смешивать разные спиртные напитки с яблочным соком, значит просто убить их вкус. Я предпочел бы выпить все по отдельности, а потом запить яблочным соком. Однако, чтобы не рисковать сделкой, я решил уважить хозяев, и залпом осушил стакан.

Как я и ожидал: похоже на яблочный сок, но слегка пощипывает горло.

– Восхитительно! – похвалил я.

Гомики запрыгали от восторга.

– Правда? Ты и в самом деле так думаешь, Рассик?

– Угу, – проурчал я, приканчивая пунш.

– Осторожней, – захихикал Френсис. – Он очень крепкий.

– Да что вы – он мягкий, как компот, – возразил я.

– Еще стаканчик? – игриво предложил Питер.

Я пожал плечами.

– Почему бы и нет.

Они допили, и Питер помчался на кухню.

– У нас сегодня ожидается маленький междусобойчик, – вкрадчиво произнес Френсис. – Соберется несколько самых близких друзей. Сегодня у нас годовщина.

Он не уточнил, что за годовщина, а я не стал проявлять излишнее любопытство.

Вернулся Питер.

– А вот и я. Я так рад, что тебе понравился наш напиток, Расси.

– Я рассказал ему, что у нас сегодня вечеринка, – сказал Френсис.

Питер пригубил напиток и спросил:

– Ты не мог бы остаться, Расси? Мы будем очень, ну очень рады. Познакомишься с интересными людьми – художниками, дизайнерами… даже актерами.

– Это очень любезно с вашей стороны, но…

– Останься, прошу тебя, – взмолился Френсис. – Ты такой славный. Ты всем понравишься.

Я отхлебнул немного яблочного сока. Странно! Я готов был поклясться, что “макси” приподнялась и повисла в дюйме над столом. Я поморгал и помотал головой, пытаясь рассеять туман, которым вдруг заволокло мои глаза.

– Фу! – выдохнул я. – Что вы намешали в этот пунш?

Питер хихикнул.

– Ага! Говорил же я тебе! С изобретениями Френсиса нужно держать ухо востро.

– Так что в нем есть? – не унимался я.

Френсис пожал плечами.

– О, капелька бренди…

– И?

– … чуть-чуть водки…

– И?

– … немного сидра…

– И?

Френсис визгливо расхохотался.

– Ой, я уже всего и не упомню. Итак, чуток одного, щепотка другого.

– Зря ты не записал, – вознегодовал Питер. – Сегодня ты самого себя превзошел.

– А что положено в основу? – настаивал я. – Бензин?

Педики так и покатились со смеха.

– Ладно, – махнул рукой я. – Я покажу вам, как работает машинка, пока ещё хоть смутно различаю, где она находится. Сначала – лапки. С помощью этой вы можете…

Я углубился в демонстрацию.

Прикончив за следующие полчаса ещё два или три стакана адского зелья, я научился летать. Во всяком случае, мне удавалось совершенно запросто парить дюймах в трех-четырех от пола. Голоса доносились до меня гулко и раскатисто, словно раздавались в длинном и извилистом туннеле; мой собственный голос слышался со стороны – слева и почему-то чуть сзади. Все это я говорю вам лишь для того, чтобы вы поняли – назюзюкался я просто вусмерть.

Не помню, когда стали прибывать гости, но время от времени из голубоватой дымки выплывали очки… или борода, которые участливо интересовались, летаю ли я, и несли какой-то вздор. Я, пошатываясь, добрел до туалета, а потом заблудился и оказался на кухне. Решив передохнуть, я привалился к двери.

– Тебе помочь, киска? – спросил вдруг какой-то тощий тип с козлиной бородкой и с рогами.

Я хихикнул, и рога исчезли.

– Ты уже его видел? – спросил козлобородый, тыча в меня сухой лапкой со стаканом.

– Пунш? – спросил я.

Козлобородый прыснул и возвел глаза к потолку.

– Фильм, глупыш.

Его голос дрожал от возбуждения.

– Какой фильм? – глупо спросил я.

– О, черт! – поморщился тощий. – Ты что, совсем ничего не знаешь?

Я покачал головой, ожидая, что она вот-вот оторвется и утонет в пунше.

– Френсис достал новую пленку! – счастливо поведал козлобородый. “Голубой хлыст против Мак-Таггерта”! Все только о нем и говорят.

– Неужели? – проблеял я.

– Да, это штучка похлеще, чем “Ровно в девять”! Его-то ты видел?

– Нет.

Тощий пришел в ужас.

– Ну, ты даешь… – Он подлил мне пунша и прошептал: – Может, посидим вдвоем?

– А?

– Ну, во время фильма. Френсис уже устанавливает экран.

Он ткнул пальцем в сторону гостиной, а я вдруг почувствовал, что отрубаюсь. Отмахнувшись от козлобородого, я выбрался в коридор и, пошатываясь, побрел вдоль стены. Проковыляв пару миль, я увидел перед собой дверь. Потянувшись к ручке, я промахнулся и упал на четвереньки. Затем нащупал ручку, нажал и провалился в спальню. В ноздри шибанул запах дорогих духов.

– Господи, нигде покоя нет! – пропищал кто-то с кровати.

– Отваливай, приятель! – присовокупил его дружок.

Я ползком выбрался в коридор, с трудом встал, привалился к стене и пополз дальше. Наткнувшись на какую-то дверцу, я ввалился в неё и очутился в чуланчике, в углу которого стоял крохотный диван. С радостным воплем я запер дверь на ключ, торчавший изнутри, плюхнулся на спасительный диванчик и провалился в небытие.

Я показывал шаху Попитинии, пригласившему меня провести мой двухнедельный отпуск в своем стамбульском гареме, на какие чудеса способна “макси”, когда меня разбудил адский грохот.

– А ну открывай! – прогромыхал зычный бас. – Мы знаем, что ты там! Считаю до пяти!

Мое сердце заколотилось сразу по всему телу. Я не имел ни малейшего представления, где нахожусь.

– В чем дело? – проскрипел я.

– В чем дело! – передразнил бас. – Джордж, там ещё один! Он желает знать, в чем дело.

Я не расслышал ответа Джорджа, но, судя по тому, как заржал бас, это было нечто нецензурное.

– Выходи, голубок! – гаркнул он. – Это полиция!

Из темноты выплыло бревно, которое врезалось мне между глаз; все вдруг поплыло. Какая полиция? Откуда здесь полиция? Издеваются надо мной, мерзавцы!

– Уйдите! – простонал я. – Я устал.

На секунду воцарилось молчание, потом меня оглушил дикий рев, прозвучавший из стофутового динамика, воткнутого мне в ухо:

– Устал! Щас я тебе жопу прострелю! Открывай дверь, паршивый пидорас! Это полиция!

Вы знаете – что-то подсказало мне, что там и вправду полиция. Я спустил с дивана одну ногу, потом другую, затем подобрал оторвавшуюся голову, ощупью нашел дверь и повернул ключ.

Дверь рывком распахнулась. Передо мной высился шестифутовый блюститель закона, ненавидящие глаза которого смотрели на меня так, будто я был кусочком протухшего камамбера, который имел наглость пристать к подметке его ботинка.

– Выходи, цыпленочек! – злобно гаркнул он. – Подружки заждались тебя в фургончике.

Мне стало дурно.

– Послушайте, – проквакал я. – Это ошибка!

– Ты прав, сынок. Ее допустил твой папаша. Поскупился на презерватив, жмотина.

Удар попал в цель. Я почувствовал, как вскипает кровь в моих жилах.

– Слушайте, я вовсе не из них…! – проорал я.

Полицейский вздохнул.

– Да, конечно. Пошли со мной, сынок…

Я решил не сдаваться.

– Вы только меня выслушайте! Хоть две секунды!

– Тебя силой, что ли, вывести?

– Я продавец! – завопил я. – Я приехал сюда, чтобы продать швейную машинку!

– Скажешь это сержанту! – заорал он. Куда громче, чем я мог даже мечтать. – Топай!

Он стиснул мою руку кулачищем размером с кабанью голову и подтолкнул меня по коридору. Очутившись в прихожей, я не поверил своим глазам. И прихожая, и гостиница лежали в руинах. Как будто здесь произошло танковое сражение. Все картины сорваны, растения выдраны из горшков, бочки с землей перевернуты.

Изумительный белый ковер был разодран или изрезан в клочья и залит кровью, а потрясающий синий костюм-тройка превратился в сорок семерку. Пружины из выпотрошенного дивана в беспорядке валялись на полу, как впавшие в ступор змеи.

Во всей гостиной осталось только два неповрежденных предмета: 8-миллиметровый проектор, валявшийся на боку, на камине, и швейная машинка.

В одном углу, похоронив голову в руках, сидел незнакомый бритоголовый парень в кожаной куртке, а на груде из обломков стола и обрывков одежды скорчился Френсис, по окровавленной физиономии которого катились слезы.

Посреди гостиной высился сержант, взиравший на меня с живым интересом.

– Подойди-ка, сынок, – позвал он меня. – Откуда ты выполз?

Кожаннокурточник вскинул голову, метнул на меня злобный взгляд и отвернулся. А вот Френсис уставился на меня с нескрываемым изумлением. Он явно про меня забыл.

– Раскопал его в задней спальне, сержант. Соло. Называет себя “продавцом”.

Никогда ещё не слышал, чтобы это слово произносили с таким отвращением.

– Гмм! – произнес сержант. – Чем торгуем, братец? Порнофильмами?

Он вытащил из-за спины руки и помахал перед моим носом бобиной кинопленки.

– “Голубой хлыст против Мак-Таггерта”, – процедил он. – Это твой? Где ты его взял?

– Я продаю швейные машинки, – с достоинством сказал я.

Сержант покосился на чудом уцелевшую “макси”, торчавшую под немыслимым углом из футляра.

– Вот эти, что ли? – кивнул он.

Я посмотрел на Френсиса.

– Да.

– Кому?

Я кивком указал на Френсиса.

– Ему.

– Когда?

– Сегодня днем.

Сержант чуть призадумался.

– Как говоришь, тебя зовут?

– Рассел Тобин.

– Адрес?

Я сказал и заметил, что приведший меня констебль строчит в блокноте.

– Как называется твоя фирма?

– “Швейные машинки “Райтбая”.

– Адрес?

Я продиктовал.

– Сколько тебе обычно требуется времени на то, чтобы продать швейную машинку?

Я пожал плечами. Голова по-прежнему гудела, как потревоженный улей, а мысли разбегались, как тараканы. Я до сих пор не мог поверить в реальность случившегося.

– Неужто не знаешь? – ядовито спросил он.

– Час… может, полтора.

– В котором часу ты сюда приехал?

Вопрос застал меня врасплох. Я не мог даже припомнить, какой сегодня день. Наконец, меня осенило.

– Около четырех.

Сержант царственным жестом приподнял левую руку, отодвинул рукав и посмотрел на часы.

– Сейчас… без трех с половиной минут полночь. Значит, ты провел здесь… почти восемь часов. – Он опустил руку и кинул на меня невинный взгляд. – Долго торговались, да?

Френсис, не выдержав этого издевательства, счел своим долгом вмешаться.

– Черт побери, сержант, оставьте его в покое! Рассел приехал, чтобы продать нам машинку…

– Рассел!! – довольно хмыкнул сержант. – Понимаю…!

Френсис – благослови Господь его душу! – уже завелся.

– Ни черта вы не понимаете…!

– А ну, молчать! – проревел взбешенный сержант. – Вы уже и так влипли по уши – не усугубляйте свою участь!

Мне показалось, что Френсис снова готов заплакать, и я его пожалел.

– Что ж, Рассел, – произнес сержант. – Расскажи-ка нам про свой восьмичасовой марафон.

Я вздохнул и принял покаянный вид.

– Я показал им машинку, а они угостили меня пуншем. Я думал, что он безобидный, и выпил стакана три-четыре. Больше мне сказать вам нечего. – Я засмеялся. – Я даже не знаю, купили они у меня машинку или нет.

Френсис обиженно посмотрел на меня.

– Что ты, уте… Рассел – конечно же, мы купили её. У тебя должен быть чек.

Я вытаращился на него.

– Неужели?

Френсис расхохотался, забыв про свои раны.

– Да, пунш оказался лучше, чем я предполагал.

Сержант ожег его свирепым взглядом и снова посмотрел на меня.

– Где чек?

Я пожал плечами и полез в карман за бумажником. Чек, подписанный Френсисом, оказался в нем. Думаю, этот крохотный листочек спас мою жизнь в ту ночь. Сержант взял у меня чек, внимательно изучил, потом вернул. Когда он заговорил, в голосе прозвучали уважительные нотки – похоже, он мне впервые начал верить.

– Значит, ты пытаешься доказать мне, что не имеешь отношения к тому, что здесь случилось? – спросил он.

Я пожал плечами.

– Я даже представления не имею о том, что тут произошло.

Его взгляд пронзил меня насквозь.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь про фильм?

Я вздохнул.

– А, значит, про фильм тебе известно! – торжествующе воскликнул сержант.

Внезапно я почувствовал, что вконец вымотался. Мне хотелось лишь одного – побыстрее выбраться отсюда и залезть в свою чистенькую постель… или в постель к Саманте… Глории – куда угодно…

– Послушайте, сержант… Что-то я слышал. Я стоял на кухне, а какой-то козел… то есть, какой-то тип с козлиной бородой болтал про некий фильм. Но больше я ничего не помню. Должно быть, я тогда и вырубился.

Лет на десять в гостиной воцарилось молчание – сержант надувал щеки и буравил меня взглядом.

Когда он, наконец, заговорил, я ощутил, как вылетающие у него изо рта слова царапают мою кожу.

– Следи за собой, сынок. Не пей все подряд. – Он посмотрел на Френсиса, потом перевел взгляд на меня и внезапно хихикнул. – В противном случае, в один прекрасный день, проснешься… беременным. Ладно, езжай домой.

Я зашагал было к двери, но кое-что вспомнил и обернулся.

– Что еще? – нетерпеливо спросил сержант.

– У меня ещё был портфель.

Портфель обнаружился в трубе камина.

На улицу меня проводил констебль. Я не выдержал и спросил:

– А что тут, собственно, случилось?

Сначала мне показалось, что он не ответит, но в следующее мгновение его губы разлепились.

– Человек восемь бритоголовых ворвались сюда и намяли бока этим пидор… голубеньким мальчикам. Троих увезли в больницу.

– Вот этот в кожаной куртке…

– Да, один из них. Для него и одного гомика не хватило места в фургоне.

– Спокойной ночи, констебль!

– Спокойной ночи, сынок! Смотри, не попадай больше в такие компании.

Подходя к машине, я уже ожидал, что от неё тоже остались только одни ошметки, но я ошибся. Один из “дворников” был погнут, да сорванный колпак валялся рядом в канаве – и все!

Около часа я добрался домой и без сил рухнул в постель. Господи, какое счастье лежать в своей собственной постели! Пусть она жесткая и неудобная, да и вид из окна премерзкий, но в ту ночь я чувствовал себя королем в самых роскошных апартаментах.