"Встан(в)ь перед Христом и убей любовь" - читать интересную книгу автора (Хоум Стюарт)

Глава 9

Я знал, что Ванесса не отличается пунктуальностью, поэтому я договорился

встретиться с ней за полчаса до отправления

поезда на Кембридж. К несчастью она опоздала ровно на тридцать пять минут. Холт

начала требовать, чтобы я купил ей

выпить, но я сказал ей, что нельзя начинать пить так рано. Мы вышли из вокзала

на Ливерпул-стрит. Ванесса хотела нырнуть

в первое же кафе, которое попалось нам на пути, но я настоял на том, чтобы мы

свернули на Элдон-стрит.

Восточный конец

этой магистрали представляет собой оазис нормальной жизни в самом сердце города.

Моя спутница предложила, чтобы мы

зашли в “Appennino” затем в “Бар Брэйди”, затем в “Pret-A-Manger”, но я проволок

ее мимо бутербродной “Val Serchio” и

затащил в заведение под свидетельствующей о богатой фантазии владельца вывеской

“Букинистический магазин Олли”.

Я порылся в отделе художественной литературы, где валялись романы

покончившего самоубийством субмодерниста

Ричарда Бернса и такого же бездарного как он Брюса Чатуина. Я уже читал “Ближе”

Денниса Купера, но решил, что такую

хорошую книгу можно будет снова перечитать в пути. Ванесса настояла на том,

чтобы я купил ей кулинарную книгу и какую-

то феминистскую нон-фикшн, название которой я позабыл. Обеспечив себя чтением мы

направились в “Гриль-бар Купера”.

Сам я взял только чай, но для Холт заказал полный английский завтрак. Кафушка

оказалась очень традиционной, с

классическими столами, покрытыми застиранной клетчатой скатертью. Мне доставил

немалое удовольствие следить, как

Ванесса поглощает яичницу, бекон, помидоры и кусок жареной колбасы в обстановке

словно взятой напрокат у

шестидесятых годов. Я заказал вторую чашку чая и почувствовал прилив благодушия.

– Как-нибудь, – сообщил я Холт, – я возьму тебя в Горэмбери.

– А что это? – спросила девица. Желток стекал по ее подбородку.

– Это фамильное поместье Бэконов, – объяснил я. – Неподалеку от Сент-

Альбанса.

– Ой, я бы съездила в Сент-Альбанс, – с энтузиазмом воскликнула Ванесса. -

Я слышала, что там больше баров на

квадратную милю, чем где-либо в Англии.

– У нас не будет времени на пьянство, – терпеливо объяснил я, – в нынешнем

месте жительства семьи Бэкон имеется

кубическая комната, идентичная кубической комнате в доме королевы Анны.

Совершенно очевидно, что они были

построены как потенциальные вместилища для хранения Ковчега Завета. Кроме того

нам нужно будет изучить множество

семейных портретов, не говоря уже о первых изданиях Шекспира in folio. На

территории усадьбы находятся развалины

старинного дома – того самого, в котором жил сэр Фрэнсис собственной персоной.

– Фу, какая скукотища! – надула губки Холт.

Я решил, что не позволю невежественной девице портить мне настроение. У

меня складывалась предчувствие, что вся эта

кембриджская эпопея нас немало развлечет. Поезд выполз за пределы лондонских

пригородов. Дорога на Большие Болота ‹Прозвище Кембриджшира и Линкольншира›

была как всегда нудной, но у меня имелась

при себе книга Денниса Купера.

Прибыв в Кембридж мы сразу же направились к входу в Колледж Св. Троицы. Толпа из

сорока студентов собралась возле

знаменитой кембриджской яблони, которая выращена из семечка яблока с того самого

дерева, которое вдохновило Ньютона

на создание его знаменитой теории тяготения. Толпа вела себя очень беспокойно,

потому что я распространил среди

старшекурсников слух, что в то время как мы будем подниматься по лестнице для

того, чтобы совершить человеческое

жертвоприношение в столь излюбленном государством месте, произойдет нечто из

ряда вон выходящее.

Один рыжий юнец пришел в особенное возбуждение, когда мы тронулись в путь.

Несколько типов в голове и хвосте

процессии выглядели слишком старыми, чтобы быть студентами. Тем не менее, судя

по всему они прекрасно знали, куда мы

направляемся. Двое из них повели толпу прямиком к Кембриджскому кургану ?

доисторической земляной насыпи, которая

явно символизирует утробу Матери Земли, вздувшуюся перед тем, как разродится

очередным урожаем плодов. Как только

мы добрались до вершины, откуда открывается захватывающий вид на Кембридж и

окружающие его поля, четверо типов

постарше вышли из круга образованного студентами.

– Как я уже имел возможность продемонстрировать, ? объявил я, ? сэр Фрэнсис

Бэкон поставил интеллектуальные задачи,

которые предстояло разрешать многим поколениям после него. Однако, поскольку

роль университетов заключается в том,

чтобы ограничивать поток знаний, совершенно не удивительно, что современная

философская мафия в значительной степени

игнорирует наследие Бэкона.

Пока я произносил эту речь, один из четырех типов сделал знак рыжему

студенту, который немедленно кинулся вниз по

склону в направлении автомобильной стоянки. Трое людей побежали за ним следом, в

то время как четвертый извлек из

кармана мобильный телефон и использовал функцию быстрого набора для того, чтобы

предупредить своих коллег, сидевших

в “форде-универсал”, что их добыча приближается к ним. Люди, выскочившие из

машины, поймали студента, и забросили

его на заднее сиденье. “Универсал” сорвался с места, а в скором времени за ним

последовала вторая машина, в которой

сидели люди, спустившиеся тем временем с вершины кургана. Их “Эскорт”, взвизгнув

тормозами, сделал резкий разворот и

вылетел на дорогу.

? Алхимические труды сэра Исаака Ньютона окутаны мраком неизвестности, -

продолжал я. ? В то время как

кембриджские профессора позволяют студентам изучать труды Ньютона по

натурфилософии, его алхимические тексты,

такие как “Книга Даниила” и “Великая пирамида” предаются полному забвению.

Обратим также внимание на случай

Алистера Кроули, труды которого запрещены в Кембридже по приказу ректора

колледжа Св. Троицы…

К несчастью, инцидент, произошедший с рыжим студентом, на некоторое время

отвлек внимание моих слушателей.

Вместо того, чтобы попусту напрягать глотку, я раздал студентам брошюрки Ложи

Черной Завесы и Белого Света, а также

вступительные анкеты, прекрасно понимая, что только дети богатых родителей,

будут в состоянии заплатить вступительный

взнос. Я оставил Ванессу Холт предаваться пьяному разгулу со студентами, а сам

отправился обратно в Лондон.

***

Я вернулся в Гринсфилд и обнаружил доктора Брэйда, а вернее его двойника в

моей квартире. Этот двойник знал, что я

стал жертвой экспериментов по контролю над сознанием и буду повиноваться ему,

если он обратиться ко мне в

соответствующей повелительной манере. Секретные службы обычно выбирают для

промывания мозга лиц вроде меня,

которые имеют высокий показатель гипнотической внушаемости. Для удобства я буду

именовать этого двойника именем

моего покойного повелителя. Итак, Брэйд приказал мне раздеться, а когда я это

исполнил, он внимательно изучил меня. У

меня на спине оказалась родимое пятно, которое, по словам Брэйда, не значилось в

личном деле Филиппа Слоана.

? Ложитесь на кровать, – приказал мне Брэйд, и как только я исполнил его

приказание, он начал гипнотизировать меня. ?

Расслабьтесь, вы очень устали, вы очень-очень устали. Ваши веки тяжелеют, и вам

хочется спать. Расслабьте каждый мускул

вашего тела. Расслабьте ноги, вы чувствуете, как теплота распространяется от ног

по всему телу. Дышите ритмично.

Расслабьте мышцы живота и грудной клетки. Вам так тепло, словно вы лежите под

ярким летним солнцем. Расслабьте

мышцы шеи, вы чувствуете, как тепло достигает вашей макушки. Теперь, когда вы

заснули глубоко, я хочу, чтобы вы

рассказали мне все о вас.

? Напрасно, Вулкан, ? понес я, – разбрасываешь ты свои сети так, что птичка

их видит. Я же не вечно сонный Марс, чтобы

попасться на твои уловки и ухищрения. Знаю я, господин, на что ты нацелился,

крылышки ты мечтаешь сорвать с главы моей

и стоп моих и заточить меня в бутылку, запечатав моею же печатью, дабы завладеть

моим кадуцеем и при помощи оного

совершать всякие непотребства и насмехаться над Природою, заполучив доступ к ее

ложу, дабы легче тебе было творить над

ней бесчестие. Да можно ли поверить, господин мой, чтобы дело дошло до такого

бесстыдства среди людей, чтобы гнездо

огневых червей стало именоваться balnei cineris или же конским навозом, несмотря

на весь источаемый им жар и тщиться в

благородстве превзойти солнце, посягнув на величайший акт живорождения с одним

творением только сопоставимый? Но

увы, дело обстоит именно так. Ибо в сих сосудах, которые ты зришь в их

лабораториях, заключили они все необходимые

материалы, дабы произвести из них человеков, превзойдя сим деяния Девкалиона и

Прометея, из коих один, как утверждают,

обладал философским камнем, но выбросил его, второй же – огнем, который

впоследствии был им утерян. Но что суть

человеки, задумайся! Не обыкновенные или заурядные твари, но обладающие

своеобычием и совершенством, для усвоения

коих потребно время и опыт такой, что с необходимостью приходится заключить, что

произвело их на свет некое искусство,

ибо Природа не могла бы и помыслить о том, чтобы создать нечто подобное…

Брэйду было абсолютно очевидно, что занимающееся мной агентство

запрограммировала всю эту чепуху в мой мозг,

прекрасно понимая, что рано или поздно меня погрузит в гипнотический транс кто-

нибудь, кто захочет завладеть

информацией о моей миссии в мире маньяков-оккультистов и психопатов с мелкими

уголовными наклонностями. Брэйд

попытался вернуть меня обратно в детство, чтобы он смог беседовать со мной в

обход настоящего, но этот путь в мою

память был надежно заблокирован. На то, чтобы уничтожить введенную в меня

программу, ушли бы месяцы, если не годы, а

Брэйд попросту не располагал таким временем. Вместо этого он решил выяснить,

какие послания вложили в меня мои

хозяева.

– Скажи то, что ты должен сообщить мне, – настаивал Брэйд.

– Необходимо принести жертву, – уверенно заявил я, – а чтобы принести ее,

нужен Жрец-Палач. Я – жертва, а ты – палач.

Людям присуща жестокость, а ритуальное убийство дает возможность придать этой

жестокости смысл. Меня следует

принести в жертву общинному богу, чтобы устранить нечистоту, и ты должен

привести приговор в исполнение. Сделав это,

ты превратишься в козла отпущения, который возьмет на себя грех кровопролития,

чтобы смыть кровью худшее зло. Тебя

изгонят из общества, но, одновременно, жизнь твоя станет неприкосновенной и

никто не посмеет причинить тебе зло.

***

Я сошел на вокзале Кингс-Кросс с намерением приобрести алхимический роман

“Белая часовня, красные линии” Иэна

Синклера, поэтому я направился к книжному магазину на Каледониан-роуд. Сайида

Нафишах стояла у прилавка, покупая

другую книгу того же автора: “Восстание луддитов и мост самоубийц”. Это была

книга в красивой мягкой обложке. Я

спросил мою бывшую ученицу, могу ли я посмотреть ее книгу, но она повернулась ко

мне спиной, а затем скрылась на задах

магазина, где лежали целые кипы анархистских журналов, которые никто в здравом

уме никогда не станет читать. Я

последовал за Нафишах.

– Отвянь, – буркнула она. Мне на тебя глубоко наплевать. Ты таскаешься за

мной с единственной целью – подвергнуть

меня психологическому устрашению.

– Оставь девушку в покое, – рявкнул на меня продавец, стареющий сталинист

по имени Фред.

– Слушай, – сказал я, подходя к прилавку. – Я бы не советовал тебе лезть в

мои личные дела. Сайида была моей девушкой,

но мы расстались, после того, как я узнал, что она – наймит спецслужб, которую

приставили ко мне, чтобы следить за тем,

как подействовало на меня промывание мозгов, осуществленное пресловутым доктором

Брэйдом.

– Мне все это не интересно, – зевнул Фред.

– Государство преследует меня, – сообщил я, стараясь чтобы мой голос звучал

по возможности спокойнее во время этого

ужасного заявления. – Мою почту просматривают. Полиция похитила меня и поместила

в больничный изолятор, где в мое

сознание внедрили новую личность. Сайида – участница заговора, направленного

против меня, с целью обеспечить победу

Консервативной партии на ближайших выборах.

– Может тебе стоит купить ящик из-под мыла и пойти толкнуть речь в Уголок

Ораторов? – сказал мне Фред самым

издевательским тоном.

Фред делал вид, что он не верит мне. Судя по всему он играл ключевую роль в

тщательно продуманном заговоре, целью

которого было свести меня с ума. Продавец был наймитом спецслужб. Я не собирался

тратить на него силы, поэтому я

вышел и встал у двери, поджидая Нафишах. Я был полон решимости заставить девицу

исповедоваться об ее роли в зловещем

плане спецслужб, направленном против меня. От меня зависело будущее демократии в

этом мире.

Я слышал, как продавец предупредил Нафишах, сказав ей, что я жду ее у

выхода. Внезапно она сделала вид, что ужасно

интересуется книгами – такого прежде я за ней никогда не замечал. Она брала то

один том, то другой и тщательно их изучала.

Я перешел через улицу и спрятался в пабе напротив. Через двадцать минут после

того, как я, по ее мнению ушел, Нафишах

решила, что теперь она сможет спокойно выйти из магазина.

– Стой! Стой! – закричал я вслед девице, которая торопливо ковыляла по

улице такой походкой, которой могла бы ходить

спятившая утка.

Мне не удалось бы настичь Сайиду, не догадайся я, что она направляется к

станции метро. Я срезал путь по Дониа-стрит,

только для того, чтобы обнаружить, что моя добыча растворилась в воздухе -

видимо она все же кое-что усвоила из

прочитанных ей оккультных трудов. Я поперся обратно в магазин и пришел туда как

раз в тот момент, когда Фред выходил

из него, направляясь на обед.

– Слушай, – прошептал я ему. – Я хочу рассказать тебе кое-что важное о

твоих дружках в спецслужбах. Они овладели

искусством невидимости. Я пытался перехватить Сайиду по дороге к метро, но она

исчезла!

– Не удивительно, – заржал Фред. – Она собиралась отправиться на автобусе в

Ислингтон, так что когда она дошла до

конца Каледониан-роуд, то повернула налево, а не направо.

– Ты лжешь и это доказывает, что ты – наймит спецслужб! – торжествующе

воскликнул я.

Я последовал за Фредом в паб, где того приветствовала большая компания

сутенеров, проституток и прочих неаппетитных

представителей социального дна. Я решил, что осторожность – вторая смелость и

поспешно вышел из паба, решив, что всю

эту шушеру я уничтожу как-нибудь в другой раз.

***

Пенелопа Брэйд была голодна, поэтому я отвел ее в “Астро Стар Кафе” на

Бетнал-Грин-роуд по соседству с местным

отделением “Тескос”. Моя спутница пожаловалась на то, что на столе нет скатерти

и мен пришлось объяснить ей, что

заведение обслуживает рабочую публику, которой нет дела до всей этой мишуры. Я

взял себе чашку чая, но для Брэйд

заказал омлет с грибами и жареный картофель с зеленым горошком. Я всегда

возбуждаюсь, когда вижу как женщина ест.

Смотреть на то, как хорошенькая девица, принадлежащая к среднему классу,

отправляет в рот ложку за ложкой пролетарской

жратвы – это утонченное извращение. Дополнительное удовольствие мне доставляло

разглядывать стариков, питающихся за

столиками вокруг нас. Каждый из них был очень колоритной личностью.

– Вы когда-нибудь бывали на верфи Кэнари? – крикнул сидевший напротив нас

пенсионер другому старику. – Я туда

ходил, забавное местечко. Полно всяких странных звуков, канарейки чирикают

повсюду.

– Я отдыхать на Мадейру езжу, – второй старик говорил с таким густым

лондонским акцентом, что хоть ножом режь и на

хлеб мажь.

– Что вы этим хотите сказать? – первый старик, судя по всему, прожил почти

всю жизнь в Лондоне, но его мягкий говор

указывал на то, что детство его прошло на другом берегу Ирландского моря.

– Мадейра находится на Канарских островах! – крикнул кокни в ответ, – Вот

уж где канареек действительно полно!

Когда Пенелопа последним кусочком картошки подтерла с тарелки каплю

томатного соуса, я кончил прямо в трусы, и был

вознагражден за это зрелищем Брэйд, поглощающей мороженое. Молодые девицы часто

бывают хороши собой, но лично я

предпочитаю крупных зрелых женщин. Хотя человеческий разум и человеческая

личность не имеют пола – по крайней мере,

пока не подвергнутся деформации под губительным воздействием патриархата – в

биологическом отношении между

мужчиной и женщиной существует неоспоримое различие.

– Почему мой отец так хотел, чтобы я с тобой познакомилась? – спросила

Пенелопа.

– Мы с ним старые друзья, – объяснил я, ласково поглаживая ее по руке, – и

поскольку через несколько недель ты

отправляешься в университет, он хотел, чтобы я продемонстрировал тебе, в чем

заключается различие между мужчиной и

женщиной.

– Но у меня уже есть степень! – запротестовала Брэйд.

– Всего лишь одна, – заметил я. – И ты должна еще закончить аспирантуру. А

истинный посвященный обязан иметь триста

шестьдесят пять степеней по числу дней в году. Оккультная инициация гораздо

сложнее каких-то там жалких тридцати трех

степеней франкмасонов!

– Умоляю тебя, расскажи мне об этом побольше! – засюсюкала Пенелопа.

– Под перекрестком в Ройстоне, – объяснил я, – находится пещера тамплиеров,

которая позже превратилась в логово

розенкрейцеров, перед тем, как ее засыпали землей, чтобы скрыть тайны

иероглифов, выцарапанных на ее меловых стенах.

Пещера имеет форму колокола и была выкопана тамплиерами в качестве места для

ритуальных человеческих

жертвоприношений. Под покровом ночи твой отец и несколько его друзей собираются

проникнуть в пещеру. И тогда мы

займемся там с тобою любовью под внимательными взорами всех присутствующих. Я

выебу тебя всеми известными

человечеству способами, но в основном я воспользуюсь твоим задним проходом,

поскольку именно с ним связаны все самые

могущественные обряды сексуальной магии. Мы будем трахаться часы напролет и ты

будешь стонать и кричать от

удовольствия, пока, наконец, твой отец не приблизиться к тебе и не отправит тебя

в мир духов, где ты станешь невероятно

могущественным духом. На все на это, ты, разумеется, должна решиться по своей

доброй воле.

– Я не хочу умирать, – оповестила меня Брэйд.

– Но тебе придется умереть, – пожурил я ее, – если ты хочешь родиться

вновь. Ты станешь богиней, царящей над жизнями

смертных. Власть твоя будет возрастать и я стану жрецом, возвещающим твою волю

на земле.

– Мне надо об этом хорошенько подумать, – надула губки Пенелопа.

***

Я встретил Ванессу, когда та выходила с поезда на Кембридж. Мы прошли через

Бишопсгейт и боковые улочки к

Спайталфилдзу. На углу Черч-стрит группа американских туристов слушала россказни

гида, объяснявшего им, что в этом

районе произошло множество ужасающих убийств. Люди входили в паб “Джек

Потрошитель” и выходили оттуда с чашками

чая и кофе в руках. Бар в этом заведении мне всегда казался несколько

мрачноватым: на черных стенах висели вырезки из

старых газет, но кроме нескольких стульев возле стены место было почти пустым,

что, впрочем, делало его только еще более

удобным для туристов.

– Эти дома построили в восемнадцатом столетии, – вещал специалист по

убийствам, тыкая пальцем в сторону Черч-стрит, -

богатые торговцы шелком. В 1888 году они превратились в трущобы. Двадцать лет

назад вы могли купить любое из этих

зданий за четырнадцать тысяч фунтов. Теперь любое из них обойдется вам не

меньше, чем в триста тысяч. Это дает яркое

представление об изменениях, произошедших в этом районе.

Церковь Крайстчерч была закрыта на реставрацию. Вид у нее был такой, словно

она пребывала в запустении уже много

лет. В другом конце улицы огромная толпа мусульман выходила из дверей мечети

“Джамме Масджид”, которая в прошлом

была Хоральной Синагогой, а еще раньше – когда ее построили в 1743 году -

гугенотской церковью. Это был район, в

котором процесс культурной гибридизации, растянувшийся на несколько столетий,

привел к фантастическим нововведениям

в образе жизни многоязыкой толпы, которая оживляла эти улицы. Энергетику,

которая присуща этим местам, вы не найдете

ни в одной другой части Лондона.

– Как все прошло со студентами? – спросил я Ванессу, пока мы шагали к “Ист-

Энд Кебабиш”, пожалуй лучшему

индийскому ресторану на Брик-лэйн.

– Как нельзя лучше, – заверила меня Холт. – Я побывала у них в гостях и

меня трахнули разом парней так семь, не меньше.

Похоже я им понравилась. Я уверена, что кое-кто из них натужится и заплатит

вступительные взносы в наш орден.

Большинству из них интереснее оргии, чем магия, поэтому если наобещать им пизду

с утра до вечера, они быстренько

раскошелят своих предков на деньги.

– Профаны погружены в глубокий сон, – лаконично заключил я.

Я заказал два специальных пива, овощное кари и пару лепешек. Мы ели в

молчании, поскольку мне было известно, что

большинство из того, что я хотел бы сказать, может обидеть набожных мусульман,

которым принадлежал этот недорогой

ресторан. Мой суккуб заметно раздулся с тех пор, как мы познакомились и я уже

почти был готов к тому, чтобы изгнать ее из

мира смертных в мир духов. Я решил, что на следующий день я отведу Ванессу в

Уолберсвик и там избавлюсь от нее

навсегда.

С Брик-лэйн мы свернули на Черч-стрит, а оттуда – на Гринвич-Хай-роуд.

“Пистакиос Кафе” напротив ресторана

“Сокровище Китая” было закрыто. Можно было еще заглянуть в “Bar du Musee”, но, в

конце концов, я отвел Холт в паб

“Карета и Кони” на противоположной стороне в крытом рынке, где я произнес

пламенную речь в защиту эля.

– Любитель эля, – провозгласил я, предварительно взобравшись на удобно

расположенный столик с кружкой в руке, -

возносится как на волшебном эле-ваторе туда, где его окружают возвышенные эле-

менты, после вдыхания которых

неожиданное толкование Писания и смелая трактовка сложнейших юридических казусов

становятся для него делом эле-

ментарным.

Затем мы начали шумно выпивать в компании барменов, пьянчуг, алкоголиков,

дебоширов, бухариков, выпивох, буйных

пьяниц, тихих пьяниц, запойных пьяниц, вакхантов, дионисийцев, дипсоманов,

любителей залить за воротник, пропустить по

маленькой, принять на грудь, дерябнуть, дернуть, опрокинуть, всосать, поддатых,

нажравшихся, нализавшихся, накативших,

набузгавшихся вдрызг, до зеленых соплей, до белых тапочек, до поросячьего визга,

в муку, в белье, спиртолюбов, алконавтов

и прочих членов нашего славного братства. Пропустив несколько кружек я повел

многочисленную компанию

новообретенных друзей к пабу “Адмирал Харви” на Коллидж-эпроуч.

Только мне вручили первую кружку, как зазвонил мой мобильный. Это был

доктор Брэйд. Я сразу же отправился в

больницу, где он ожидал меня. Я последовал за доктором в коридор, а затем он

нашел пустую палату и велел мне сидеть там

на кровати. Я не помню, что сказал доктор – мы обменялись несколькими словами и

затем я очутился в палате вместе с

сестрой Джордж.

Мне дали успокоительное, и я заснул почти в тот же миг. Мне снилось, что

сестра Джордж подошла ко мне и надела на

меня кислородную маску. Когда я проснулся, я стянул с лица кислородную маску и

попытался заговорить. Сестра Джордж

взяла меня за руку, а может быть она просто пыталась пощупать мой пульс.

Проходящая мимо санитарка попыталась надеть

кислородную маску на меня обратно, но сестра Джордж знаком дала ей понять, чтобы

она этого не делала.

Сестра Джордж сделала знак доктору, который обменялся с ней несколькими

словами, после чего он отвел меня из палаты

на сессию групповой терапии, организованной шотландским психологом, который

пользовался очень свежим подходом.

Процедура начиналась с того, что все пациенты садились в кружок и обсуждали, что

бы они хотели сделать. Некоторые

придерживались того мнения, что люди, которых мы убили, должны быть оживлены при

помощи современных медицинских

технологий. Другие пациенты возражали, считая, что лица, о которых шла речь, уже

подверглись необратимому изменению

мозговых тканей и воскрешению не подлежат. Один какой-то особенно возбужденный

тип заявил, что мы, к счастью, не

убили никого из родственников или близких, а остальные наши жертвы заслужили

свою участь.

Так мы болтали около двадцати минут, после чего нас перебил старый солдат,

который вошел в палату и отдал нам честь.

Капрал проверил все ли готово, после чего начался процесс коллективного принятия

решений. Сержант счел наше поведение

безупречным, поэтому он собрал чашки, из которых мы пили чай и сложил их в ящик.

Вскоре после этого санитары принесли

в палату лестницы, веревки и шесты, которые они положили перед нами.

– Слушать меня, маленькие мерзавцы! – рявкнул капрал. – Каждый из вас

должен носить одну из этих вещей с собой весь

день напролет. Вы имеете право выбрать одну из них по собственной воле или

бросить жребий.

– Мы будем выбирать сами, – ответили мы.

– Нет, – распорядился капрал. – Лучше бросайте жребий.

Затем он сделал три маленьких карточки. На одной он написал “Лестница”, на

другой – “Веревка”, а на третьей – “Шест”.

Затем он положил их в шляпу и каждый из нас вытягивал по одной, и какую карточку

он доставал, тот предмет и становился

его ношей. Те, кому достались веревки, считали, что они легче всего отделалась,

но мне выпала лестница, что меня огорчило,

потому что в ней было шесть футов длины и весила она немало, и мне пришлось ее

таскать на себе, в то время как остальные

лениво обматывали кольца веревки вокруг себя. Затем нас всех вывели в больничный

двор и начали муштровать. Не прошло

и нескольких минут, как те, кому достались веревки, принялись проклинать свою

судьбу, потому что им все время

доставалось от товарищей то лестницей, то шестом.

После примерно получаса этих ночных развлечений, медсестра вытащила меня из

строя и велела мне положить лестницу

на землю. Она отвела меня обратно в больницу и усадила на стул в какой-то

полупустой комнате. Затем она оставила меня

одного. Через десять минут появилась сестра Джордж с чаем и печеньем. Она

задержалась ненадолго. Когда она ушла, я

налил себе чашку чая я макнул туда печенье. Зашла еще одна сестра и дала мне

какую-то бумажку и несколько пластиковых

мешков с моими личными вещами. Еще через некоторое время в палате появилась

третья сестра, которая принесла какие-то

анкеты и брошюры с инструкциями. Я взял их у нее и положил в свой портфель.

Я налил еще одну чашку чая и принялся ее пить. Я выглянул в окно и, хотя на

улице было еще светло, мне так и не удается

вспомнить, что я там увидал. Вернулась первая сестра и спросила меня, не хочу ли

я попрощаться с сестрой Джордж и

доктором Брэйдом. После того, как я сказал, что хочу, она отвела меня обратно в

палату, где я тепло попрощался со своими

повелителями. Они хотели быть абсолютно уверенными в том, что никто не

догадается кто именно стоит за моими

кровавыми преступлениями. Меня посадили на такси, которое отвезло меня в

Шордитч. По ночному времени дорога заняла

не более двадцати минут.

Через некоторое время кто-то позвонил в дверь. Я прихватил в холодильнике

еще пару бутылок пива и решил отправиться

прогуляться. Дверь я запер за собой, чтобы Сайида не смогла вернуться в

квартиру. Взяв Нафишах за руку, я повел ее по

Редчерч-стрит. Когда мы остановились, ожидая возможности перейти Бетнал-Грин-

роуд, Ванесса попыталась что-то сказать,

но я приложил палец к губам и она замолчала. Шум уличного движения раздражал

меня, и я свернул на Брик-лэйн.

Мы очутились в самой гуще толпы, состоявшей из полуночников и таксеров,

собравшихся перед входом в

круглосуточную булочную, но как только мы пробрались через них, мы оказались на

пустынной и тихой улице; все

индийские ресторанчики уже закрылись на ночь. Мы зашли через главный вход в

заброшенную пивоварню. Портрет ее

владельца, сэра Бенджамина Трумэна, кисти Гейнсборо, висит теперь в галерее Тейт

вместо Брик-лэйн и в этом есть

некоторая высшая справедливость, поскольку пивоварня была сооружена на месте

разрушенного монастыря. Мы свернули на

Хануэй-стрит. Мое старое жилище, дом под номером двадцать девять было снесено. Я

отвел Нафишах к боковому входу в

пивоварню, расположенную напротив того места, где однажды стоял дом с

привидениями.

Мы сели на тротуар, и я обнял Сайиду за плечи. Я открыл пиво и протянул

одну бутылку Нафишах. Она отхлебнула

пойло, а затем принялась баловаться с длинной, тонкой и очень свободной юбкой,

которую она носила. Я тоже сделал глоток

и стал смотреть на другую сторону улицы. Вокруг царила тишина. Я посмотрел на

Сайиду, которая к тому времени задрала

юбку так, что она свисала с обеих сторон от ее бедер, оставляя открытым

обнаженное лоно (Ванесса не надела на этот раз

трусики) и увидел, как оно влажно блестит в лучах полной луны. Я поднял глаза, и

Сайида тут же впилась своими губами в

мои. Пока мы целовались, я повернулся и, как и задумывал, оказался сверху на

Нафишах – великолепный пример действия

симпатической магии. Через какое-то мгновение мои джинсы уже болтались у меня

возле щиколоток, а Сайида взяла мой

член в руку и направила его в сочащееся слизью влагалище.

Нафишах откинулась на спину, раскинув ноги и задрав их в воздух. Мои колени

ерзали по асфальту, в то время как я

обрабатывал своим членом дыру Сайиды. Я старался на совесть, скользя всем телом

вдоль живота Нафишах, так, чтобы не

только погружаться во влагалище, но и возбуждать ее клитор, что было весьма

непросто в нашем положении. Но, видимо, я

все делал правильно, поскольку Сайида стонала как при оргазме, нарушая своими

криками ночной покой. Мы еблись в таком

духе минут десять или пятнадцать, причем я нарочно сдерживал себя, вместо того,

чтобы поддаться неукротимому потоку

желания. Я не хотел кончать внутрь Нафишах, поэтому я вытащил член и встал.

Сайида села и, взяв мой инструмент в рот,

сосала его до тех пор, пока я не почувствовал, как все мое тело сначала

напряглось, а затем обмякло.

Я схватил мою бутылку, выпрямился во весь рост и, по-прежнему со спущенными

брюками, отхлебнул пива. Затем я

прислонился к одной из двух невысоких стенок, отгораживавших вход на лестницу, и

стал смотреть, как блестит мой

влажный член под луной. Я был доволен собой, я чувствовал, как какая-то часть

моего подсознания пытается превратить

меня в Филиппа, но я уже научился бороться с программой, введенной в мое

сознание.