"Разбойник" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт Энтони)

Глава 22 Я НЕ ПОДВЕДУ ГАРИБОНДА

Гарибонд сказал, что это важно. Я должен здесь работать, и тогда братья будут его лечить и снабжать едой. Я не подведу Гарибонда.

Брансен снова и снова твердил про себя эту молитву, помогающую ему переносить безотрадную жизнь в прайдском монастыре. Он пришел сюда полным надежд, в радостном предвкушении жизни среди множества людей, которые, как уверял Гарибонд, не станут его толкать и высмеивать.

Они этого и не делали, и это было неплохо. К несчастью, он не жил среди них. Мальчику отвели комнату в подземной части монастыря — грязный каменный закуток без окон. Единственным входом служила лестница к люку на потолке, крышку которого Брансен не мог поднять самостоятельно, так что каждое утро кто-нибудь из младших братьев открывал люк и вытаскивал его наверх. А потом Брансен приступал к выполнению своих обязанностей, которые заключались в опорожнении ночных горшков. С двумя посудинами в руках он должен был идти к реке, где выливал содержимое в воду, споласкивал горшки и возвращался обратно. Это занятие отнимало большую часть дня, а затем другой послушник спускал его в люк и оставлял до утра с единственной свечой, кружкой воды и миской похлебки.

Так, день за днем, проходила жизнь Брансена. Я не подведу Гарибонда. Эти слова помогали ему не впасть в отчаяние.

Он был уверен, что его работа на монахов улучшит положение отца, который так много для него сделал.

Я не подведу Гарибонда.

Брансен взял с собой черный костюм своей матери и использовал его в качестве подушки. От мягкого шелка исходил ее аромат, и это давало мальчику некоторое утешение. А он очень нуждался в утешении, несмотря на твердую решимость помочь Гарибонду. Он очень скучал по своему приемному отцу, а еще Брансену не хватало произведения его настоящего отца и философии матери. У него не было возможности перечитывать Книгу Джеста; других книг тоже не было. Не раз он пытался завести разговор о книгах то с одним из братьев, то с другим, но ни у одного не хватало терпения выслушать его сбивчивую и малопонятную речь. Скорее всего они и не собирались с ним разговаривать.

Каждую ночь в темной комнатушке, каждый день во время своих утомительных прогулок по неровной тропинке к реке Брансен размышлял о книге и вспоминал отдельные страницы. Перед его мысленным взором возникали изящные строки, тщательно скопированные его отцом. Брансен опасался, что не точно воспроизводит их в своей памяти, но ничего другого ему не оставалось.

Дни складывались в недели, постепенно весь текст прочно засел в его памяти, и тогда Брансен стал проделывать то, что никогда раньше не приходило ему в голову. Он стал задумываться над понятиями Джеста и сосредоточился на поисках жизненной энергии в собственном теле, пытаясь отыскать линию Чи. Ему показалось, что он нашел ее, хотя это нельзя было назвать линией — внутри него не было единого энергетического канала, а только отдельные вспышки энергии, не связанные между собой.

Брансену казалось, что он неправильно приступил к исследованиям своего внутреннего «я». Возможно, он неверно запомнил какие-то строки книги. Если бы можно было сейчас перечитать текст и проверить свою память!

Частенько мальчик обдумывал возможность отправиться по берегу реки к маленькому мостику, который привел бы его к дому Гарибонда. Но вдруг его самовольный уход разозлит братьев и они откажутся помогать Гарибонду? Как жаль, что у них не хватает терпения выслушать его просьбы!

Из узкого окна в задней стене собора брат Реанду наблюдал за ковыляющим по грязи мальчиком, расплескивающим содержимое горшков себе на руки и одежду при каждом неуверенном шаге. Странно, но казалось, что тяжелые посудины в каждой руке делают его походку немного более твердой. Впрочем, в его движениях не было никакой координации, и содержимое ночных посудин щедро орошало босые ноги мальчика и шерстяную рубаху, едва прикрывавшую колени. Брат Реанду вздохнул и пожалел, что жизнь так несправедлива к бедному созданию. Он с радостью бы взял священный камень и подарил мальчику исцеление, но это было выше его сил, и брат Реанду прекрасно сознавал бесплодность своих желаний.

— Но я хотя бы могу проследить, чтобы он как следует отмылся, — прошептал монах.

Его слова тотчас же пропали в шуме ветра, рвущегося в узкое прямоугольное окошко. Реанду молчаливым кивком подтвердил свое решение приказать кому-то из братьев ежедневно сопровождать Брансена во время его последнего путешествия к реке, чтобы они помогли мальчику отмыть нечистоты перед тем, как проводить в убогую келью.

Но сначала необходимо получить разрешение у брата Бателейса.

При этой мысли Реанду беззвучно усмехнулся. Бателейс не хотел ничего предпринимать, чтобы улучшить жизнь Аиста. Он распорядился держать его как можно дальше от обитателей монастыря, кормить, поить и следить, чтобы он не замерз до смерти в своей каменной комнатушке. По мнению Бателейса, этого было вполне достаточно, несмотря на тот факт, что он по поручению отца Жерака готовил грандиозную церемонию передачи чудесного меча лорду Прайди. Бателейс рассчитывал, что такой подарок обернется немалой выгодой. Братья обители, которые хорошо разбирались в свойствах металлов и в оружии, подтвердили, что все заверения Гарибонда оказались истинными.

Но даже эти оптимистические расчеты не изменили отношения Бателейса к несчастному больному созданию.

После невеселых размышлений брат Реанду сам решил помочь Брансену хотя бы сегодня отмыть экскременты с ног и рук калеки. Он вышел из собора и быстро догнал Брансена. Мальчик обернулся на шум шагов, но тут же споткнулся и чуть не упал. Реанду протянул руку, чтобы предотвратить падение, и содержимое горшка обрызгало его рукав. Реанду с трудом сдержал гневные слова, вовремя вспомнив, что мальчик не виноват.

— Это твой последний поход на сегодня? — спросил он.

Брансен удивленно посмотрел на монаха. Никто из братьев ни разу не обращался к нему с вопросом за все время его жизни в монастыре.

— Э-э-э… д-да, — заикаясь произнес Брансен.

Реанду пришлось вздохнуть поглубже, чтобы набраться терпения и снова напомнить себе, с кем он разговаривает. Немудрено, что и Бателейс, и остальные братья не могли выслушать и двух его слов.

— Последний? — переспросил он. Мальчик снова открыл рот и набрал воздуха.

— Лучше просто кивни, — предложил ему Реанду. Брансен сумел кивнуть и даже слабо улыбнулся, чем заслужил ответную улыбку Реанду.

— Я… я… х-х-хо…

Реанду покачал головой и легонько похлопал мальчика по плечу, пытаясь его успокоить. Брансен все понял, сосредоточился и начал сначала.

— К-к-кни… гу, — наконец выговорил он.

— Книгу? Какую книгу? — удивился Реанду.

— Ч-ч-чи… т-тать… к-кни… гу.

— Читать книгу? Ты?

Брансен сумел воспроизвести на лице еще одну улыбку и кивнул, по крайней мере так показалось Реанду.

— Ты хочешь, чтобы я дал тебе книгу для чтения? Еще одна улыбка в ответ.

Только тогда Реанду вспомнил особое условие договора с Гарибондом и все понял.

— Ты хочешь, чтобы я научил тебя читать?

— Ч-ч-чи… т-тать.

Реанду усмехнулся, кивнул и оглянулся на стены собора.

— Да, помню, это было частью договора. Я должен поговорить с братом… — Реанду снова обернулся к мальчику и подмигнул. — Посмотрим, что я смогу для тебя сделать.

Брансен рассмеялся от радости, но это неожиданное проявление эмоций буквально сбило его с ног, и он шлепнулся в грязь. Реанду нагнулся и помог ему встать.

— Не знаю… — сказал монах. — Не стоит ожидать слишком многого. Я должен поговорить с братом Бателейсом. Я не могу сам решить этот вопрос и не хочу заставлять тебя надеяться попусту.

Брансен продолжал весело хихикать.

— Ты меня понял? — спросил Реанду, крепко придерживая плечо мальчика и глядя ему прямо в глаза. — Я не могу сам решить этот вопрос.

Мальчик не мигая смотрел на него, и его взгляд показался монаху совершенно бессмысленным. «Нужно быть круглым дураком, чтобы хоть на минуту допустить возможность обучить это существо чтению», — с горечью подумал Реанду.

— Пойдем, — сказал он. — Становится поздно, а до реки еще далеко.

Реанду взял один из горшков, вторую руку предложил Брансену в качестве опоры, и они двинулись к реке, чтобы закончить это не самое приятное дело и немного помыться, в чем оба сильно нуждались.

К немалому удивлению и даже испугу Брансена, люк в его жилище в тот день поднялся поздно вечером. Следом за свечой в отверстии показалось лицо Реанду, и мальчик широко улыбнулся.

— К-к-кни… га… — заговорил Брансен.

— Никаких книг не будет, — ответил Реанду. Привыкший к разочарованиям мальчик все же услышал в голосе монаха искреннее сочувствие.

— Брат Бателейс никогда на это не согласится, — признался Реанду и встретился с удрученным взглядом Брансена. — Пойми, пожалуйста, это просто невозможно, — продолжал он. — Наши книги представляют собой огромную ценность, а ты можешь запачкать их слюной или нечаянно порвать…

— Нет! — выкрикнул огорченный Брансен.

— Им вредит даже простое прикосновение рук, — настаивал Реанду. — Ты должен понять, что это невозможно. Может быть, мне удастся найти обрывки пергамента, на которые братья пролили чернила или как-то по-другому испортили отдельные страницы. На них, вероятно, остались какие-то слова. Но ты не сможешь читать книги.

Брансен мрачно произнес что-то неразборчивое. — Да, Гарибонд хотел, чтобы ты научился читать, — признал Реанду. — Но это невозможно. Мне очень жаль, мой мальчик. Я бы очень хотел, чтобы у тебя было все по-другому.

В глазах монаха Брансен видел подлинное сожаление, но оно не могло заполнить пустоту в сердце мальчика. Никаких книг? Ничего, кроме бесконечных ежедневных походов на реку и обратно?

Я не подведу Гарибонда. Снова и снова он твердил эти слова после того, как люк закрылся и он остался в полном одиночестве при свете огарка свечи. Горькие, безутешные рыдания заглушали слова молитвы.

Мальчик плакал и плакал, и постепенно разочарование переросло в ярость. Брансен поднял с пола один из многочисленных камешков и попытался бросить его, но камень выскользнул из пальцев и упал у самых ног. Он снова поднял камень, и снова его постигла неудача. В третий раз Брансен для броска завел руку вверх и назад.

В его голове, словно проплывая перед глазами, возникли строки и символы. Брансен замер неподвижно и прочитал текст. Эти слова когда-то давно старательно переписывал его отец; там говорилось об энергии Чи и объяснялось движение мускулов.

На один краткий миг Брансену удалось совладать со своей болезнью. Одно неправдоподобно чудесное мгновение, один проблеск силы за целое десятилетие немощи, и его внутренняя Чи выровнялась, мышцы послушались приказа, и камень пролетел через всю комнату и сильно ударился в противоположную стену. Брансен ошеломленно застыл на месте и с удивлением таращился в темноту дальнего угла кельи. Его ноги быстро утратили устойчивость, энергетический канал снова распался на отдельные вспышки, но память сохранила чудесное мгновение, когда он владел своим телом.

Брансен прислонился к стене и медленно опустился на пол. Стоя на четвереньках, он поднял еще один камень и начертил им дрожащую линию.

Внимательно рассмотрев свое произведение, он ощутил недовольство.

Брансен постарался сосредоточиться. Он вспомнил рукописный текст, представил себе первую букву и стал старательно выводить ее копию на стене. Потом отодвинулся назад и сверил результат с воспоминаниями. Лучше, чем в прошлый раз, но еще далеко от совершенства.

Третья попытка была немного удачнее.

Четвертая еще лучше.

Сотая буква почти точно воспроизводила оригинал.

Но к тому времени свеча совсем догорела, и Брансен позволил себе расслабиться, прямо у стены, на твердом и холодном полу.

На следующий день, закончив со своими обязанностями, он снова остался со свечей в каменной келье и принялся за настоящую работу.

Так и пошло, день за днем, неделя за неделей.

Брат Реанду пытался оправдать свое невнимание к Аисту многочисленными и трудоемкими обязанностями в церкви. Несколько старших братьев покинули Прайд ради высоких миссий за его пределами, другие были призваны в Санта-Мир-Абель, и теперь он занимал третье место в иерархии священников монастыря. Выше него были только отец Жерак и брат Бате-лейс.

В одну из ветреных осенних ночей, самую холодную с тех пор, как Аист поселился в обители, брат Реанду проверял, плотно ли закрыты все окна на нижнем этаже монастыря, а младшие монахи в это время усердно таскали дрова, чтобы затопить печи и камины. В северном крыле помещения Реанду неожиданно остановился перед крышкой люка, ведущего в подвал и келью Брансена.

Наверно, в такую ночь холод там пробирает до костей.

Брат Реанду выдернул горящий факел из ближайшего настенного кронштейна, поднял крышку и осторожно, чтобы не разбудить мальчика, заглянул вниз. Для этого пришлось лечь на пол и нагнуть голову. К немалому облегчению, брат Реанду обнаружил, что внизу, хотя и немного прохладно, но не настолько, чтобы это угрожало здоровью Брансена. Он прислушался к его ровному дыханию и поднес факел поближе к отверстию. На тонком тюфячке мирно посапывал обитатель кельи.

«Возможно, хотя бы во сне он обретает мир и спокойствие», — с неожиданной теплотой подумал Реанду. Монах отвел факел и стал подниматься, но движущиеся тени привлекли его внимание к стенам, и Реанду замер от изумления. Сотни, тысячи, десятки тысяч непонятных значков покрывали стены! Он заморгал, и письмена — а это определенно были какие-то письмена — стали отчетливее, неровные пляшущие строчки ясно выделялись на потемневших камнях. Сильнейшее любопытство отодвинуло заботу о сне мальчика на второй план, и Реанду спустился в подземелье. Он подошел к ближайшей от постели мальчика стене и отыскал то место, которое должно было обозначать начало работы; большая буква, совершенно незнакомая брату Реанду, открывала строку. Во время занятий по лингвистике Реанду не отличался особыми успехами, более того, он был одним из самых отстающих учеников в монастырской школе, но сейчас он отчетливо мог разобрать буквы, складывавшиеся в слова.

— Поразительно, — прошептал он.

Неужели Брансен в своем отчаянии написал собственную книгу? Неужели он изобрел свои собственные значки и символы?

Реанду перевел удивленный взгляд на спящего мальчика, потом снова на стену и опять на мальчика. В конце концов он ошеломленно уставился на стену.

Даже тот факт, что первая буква была больше остальных, казался удивительным. Как мог глупый Аист до такого додуматься?

Не переставая изумленно покачивать головой, брат Реанду осторожно выбрался наверх и отправился прямиком к брату Бателейсу.

В тот самый момент, когда Бателейс следом за ним спустился в келью Брансена, Реанду понял, что его старший товарищ не испытывает ни малейшего восторга по поводу этой находки. Разглядывая письмена, Бателейс не переставал хмуро покусывать нижнюю губу. Затем он сделал знак подниматься, и они все так же тихо покинули келью.

— Утром, когда не будет риска разбудить мальчишку, мы вернемся и все подробно рассмотрим, — сказал Бателейс.

— Надо спросить его, откуда взялись эти каракули.

— В свое время спросим. У меня не хватит терпения слушать невразумительное бормотанье Аиста и разбираться в неправдоподобных небылицах.

При всем своем сочувствии брат Реанду и сам нередко мысленно называл Брансена Аистом, но произнесенная Бателейсом вслух кличка заставила его поморщиться.

После целого часа изучения настенных записей на следующее утро настроение Бателейса ничуть не улучшилось. На этот раз он взял с собой обрывок пергамента и кусочек угля, чтобы сделать оттиск с нацарапанных букв. Реанду предположил, что это явление можно объяснить только чудом, но Бателейс раздраженно отмахнулся от него и пробормотал себе под нос:

— Вероятно, мальчишка имел возможность рассматривать книгу.

— Но такая грандиозная работа требует немалого ума…

— В Бехрене водятся птицы, которые могут имитировать человеческий голос, брат мой. Так что же, нам преклонить перед ними колени?

На этом брат Реанду предпочел закончить свои предположения и молчал, пока Бателейс занимался своими изысканиями. В любом случае его мнения никто не спрашивал. Брат Бателейс даже не позвал его с собой, когда в тот же день пошел к отцу Жераку, и только тогда до Реанду дошло, что именно того так встревожило. Выходя из комнаты отца-настоятеля, Бателейс злобно прошипел:

— Проклятый Динард! Он привез с собой две книги!

В тот день Гарибонд чувствовал себя особенно скверно. Он сидел на камнях неподалеку от входа в дом и рассеянно забрасьшал удочку. Он думал о Брансене; теперь он всегда думал о Брансене и поражался, насколько пустой и холодной стала его жизнь после ухода мальчика к монахам.

Но все это только ради блага мальчика, неустанно твердил себе Гарибонд. А иначе ему оставалось только сидеть и плакать.

Вдалеке раздался топот конских копыт, но печальные мысли настолько захватили Гарибонда, что поначалу он их не услышал. Наконец он повернул голову и увидел, что всадники — трое монахов и два солдата городской стражи — уже поднимаются к входной двери.

Гарибонд поспешно закрепил удилище и поднялся навстречу неожиданным посетителям. Он узнал двоих братьев Абеля и одного из воинов — громадного силача по имени Баннарган, ближайшего друга лорда Прайди. Его присутствие сразу насторожило Гарибонда, но в первую очередь он подумал о самхаистах. Неужели им удалось схватить Брансена?

— Приветствую тебя, брат Бателейс, — произнес Гарибонд, тщетно пытаясь скрыть свои опасения.

— Где она?

— Она?

— Похоже, у брата Динарда имелся еще один секрет, не так ли? — заметил брат Бателейс.

Гарибонд отшатнулся назад, лихорадочно пытаясь понять, о чем идет речь.

— Разумнее будет говорить честно и откровенно, — добавил брат Бателейс. — Ради твоей безопасности и безопасности мальчика.

— Это сын Брана Динарда, — пробормотал Гарибонд.

Он с удивлением заметил, насколько последнее известие поразило как монахов, так и стражников, хотя перед этим решил, что именно такого признания они и ждали.

— Бран Динард, — сказал брат Реанду. — И Сен Ви. Два имени — два слога. Бран и Сен, — пояснил он остальным всадникам.

— Брансен, — задумчиво произнес третий монах, не знакомый Гарибонду.

— Когда родился мальчик? — требовательно спросил Бателейс. — Вскоре после ухода Динарда?

— Или незадолго до этого, — признал Гарибонд.

— Так, значит, его мать все это время провела здесь, — заключил третий монах. — Значит, в то время, когда все силы были брошены на поиски преступницы, она вынашивала ребенка в безопасном укрытии у Гарибонда Вомака?

Гарибонд опасливо посмотрел на солдат и заметил, как напряженно поджал губы Баннарган.

— Она не была преступницей, — прошептал Гарибонд, едва не лишившись голоса при виде спешивающихся солдат.

— Лучше позаботься о себе и о мальчике, тебе это определенно необходимо, — сказал брат Бателейс. — Скажи, где она?

— Сен Ви умерла.

— Я не спрашиваю об этом отродье из Бехрена. Где еретическая книга, написанная Динардом? Нам известно, что их было две.

— Две? — озадаченно покачал головой Гари-бонд. — Нет, он принес только одну книгу.

— И она погибла в пламени во время пожара в комнатах отца Жерака? — задал следующий вопрос брат Бателейс.

— Так я слышал.

На лице Бателейса вспыхнула плотоядная усмешка, словно он был хищником, загнавшим свою жертву в ловушку.

— А скажи мне, пожалуйста, где ты мог такое услышать? — снова спросил он. — Даже в монастыре об этом случае знали всего несколько человек, а о существовании книги и того меньше. Как мог Гарибонд Вомак, живущий в этой глуши, узнать о пожаре?

— Слухи распространяются повсюду, — с трудом выдавил из себя Гарибонд.

— Но не такие! — бросил Бателейс. — Можете разнести все по камешку, — обратился он к солдатам, — но отыщите эту книгу.

Бателейс сердито нахмурился и снова обернулся к Гарибонду:

— Лучше облегчить нам поиски, Гарибонд Вомак. Твои беды только начались, и могу заверить, скоро закончатся. Если ты нам поможешь, то и я помогу тебе покончить с этим как можно легче.

Вот оно что. Бателейс только что заклеймил его как еретика, и никакие мольбы уже не помогут. У Гарибонда задрожали и ослабели колени, но упрямство помогало ему держаться прямо.

— А ради мальчика? — спросил Бателейс. Минутная слабость испарилась, уступив место ярости.

Обвинения и протесты вертелись в голове у Гарибонда, он хотел громко закричать, что братья Абеля во главе с отцом Жераком — притворщики, что Бран Динард был самым прекрасным человеком в его жизни, а Сен Ви — удивительной женщиной и все ухищрения монахов не скроют этой истины. Все это он хотел сказать, но смог только плюнуть прямо в лицо брата Бателейса.

Монах даже не дрогнул, а только неторопливо поднял руку и вытер лицо. В его взгляде вспыхнула неудержимая ненависть, и это было последнее, что увидел Гарибонд перед тем, как сильнейший удар по голове погрузил его в темноту.

Очнулся он много времени спустя, хотя и не знал, как долго пролежал без сознания. Сначала до него донеслись голоса и треск дерева, а сразу вслед за этим удушливая волна дыма ударила в глаза и горло. И еще он ощутил боль в лодыжках и запястьях. Гарибонд попытался повернуться, но обнаружил, что руки за его спиной крепко-накрепко привязаны к столбу.

— Я надеялся, что ты не очнешься, — услышал он сочувственный голос.

Гарибонд, несмотря на резь, открыл глаза и увидел перед собой брата Реанду и немного поодаль брата Бателейса.

Волны дыма и огня охватили его. Гарибонд слышал собственные вопли, ощущал, как огонь церковного правосудия обжигает ноги, слышал потрескивание своей тлеющей шерстяной одежды. Он рвался и кричал, а потом вопли перешли в стоны и кашель, и не было ни глотка чистого воздуха, чтобы унять боль в легких.

На некотором удалении от костра за погибающим в огне человеком наблюдали солдаты, монахи и несколько любопытствующих соседей.

— Из этого можно было сделать великолепный поучительный спектакль, — сказал Баннарган брату Бателейсу.

— Это занятие для Берниввигара, — ответил монах, и его голос был полон смирения и печали.

— Зато это научило бы людей должному уважению к церкви.

— Уважению? — Бателейс смерил воина гневным взглядом. — Это печальная необходимость. А вот это, — он поднял найденную солдатами в тайнике подземелья книгу, — не предмет для публичного обсуждения.

Еще несколько мгновений Бателейс с горечью смотрел на книгу, а затем швырнул ее в огонь.

— Все должно закончиться прямо здесь, — приказал Бателейс. — Гарибонд умер, и языческая книга уничтожена. Больше мы не будем об этом говорить.

С этими словами он повернулся и пошел к своему коню, а остальные потянулись следом.

Соседям оставалось только наблюдать за костром до самого полудня, а на следующий день похоронить тело Гарибонда.