"Куда глядят глаза василиска" - читать интересную книгу автора (Ипатова Наталия)

Глава 4. МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ

А вот машины Перехода, сотворенной Артуром Клайгелем, еще тем, первым, и вывезенной Бертраном из развалин Тримальхиара в памятном Рэю подвале не оказалось. Там было пусто: ни книг, ни самого оборудования. Даже пыли, и той оказалось меньше, чем в прочих помещениях Замка. Рэй догадался, что пока он отсутствовал, Александр Клайгель переправил принадлежащее ему по праву наследство в Тримальхиар. Надо сказать, он не обиделся. Даже если бы эта штука не принадлежала Клайгелям изначально, принц Белого трона имел полное право объявить все обнаруженные в Замке ценности трофеями победителя и, с точки зрения Рэя, подобные претензии считались бы вполне обоснованными. Ему немного взгрустнулось, когда он не обнаружил на прежнем месте сверкающего великолепия ее зеркал, никеля, шаров из молочного стекла, украшенных тиснеными вензелями. Ее исчезновение было как еще одна оборвавшаяся ниточка, ранее связывавшая его с детством и с тем человеком. Но в то же время он подумал, что если бы она обнаружилась тут, он, скорее всего, просто сломал бы ее сам. Слишком заманчивой казалась эта приоткрытая дверка в другой мир, а Рэй был из тех, кто сжигает мосты. Ей место в Тримальхиаре. А он, Рэй, плоть от плоти, плод от ветви Волшебной Страны. Его место здесь.

Взяв бразды правления в свои крепкие руки, он столкнулся с катастрофической нехваткой времени решительно на все. Но, принадлежа к породе людей деятельных, он предпочитал не плакать над возможными трудностями, а решать проблемы по мере их возникновения или же находить исполнителей, с которых можно будет спросить. Он разыскал все с детских лет знакомые ему источники в здешних лесах и щедро подпитывал своих подданных, день ото дня становившихся все живее и сообразительнее.

У него было несколько дней, пока оставался открытым участок границы в том месте, где он прошел, и он — опытный солдат и, несмотря на молодость, умелый военачальник — не преминул воспользоваться предоставившимися ему возможностями. Он послал летунов, щедро напичкав их энергией, с устными — на случай перехвата — сообщениями, назначив две чрезвычайно важных для него встречи. От того, с каким вниманием отнесутся адресаты к его просьбе, зависело очень многое. А в первую очередь — мера престижа занимаемого им трона. Те, о встрече с кем он просил, не знали его лично. Они могли пренебречь им или промедлить. То и другое означало в сущности одно и то же: его считают слабым, и ему придется завоевывать себе авторитет. Поэтому почти двое суток Рэй нетерпеливо ждал вестей о своих посольствах.

* * *

Первым прибыл гоблин. Это было крупное антропоморфное существо, ниже Рэя на каких-нибудь полголовы, но практически в два раза шире. Как и ожидал принц, этот сумеречный народ, традиционно расположенный к Злу, безусловно был заинтересован в союзе с Черным троном. Годы упадка Цитадели Зла и для них не прошли даром, торжество Светлых вынудило этот в принципе кочевой народ мигрировать на северо-восток, в тундру, в места сурового климата, близкие к владениям Снежной Королевы. Погибший Райан совмещал в своем лице титулы принца Черного трона и Короля гоблинов, хотя сам не принадлежал к этой лишь отдаленно напоминающей людей породе. После его гибели свято место не осталось пусто, и после непродолжительных, но весьма кровавых разборок Королем, как это водится у примитивных народов, провозгласил себя вот этот самый большой и сильный. В течение многих лет он оберег себя и свой титул от честолюбивых конкурентов, а потому заслуживал внимания. Так его рассматривал Рэй, а вот как он сам рассматривал Рэя, еще предстояло выяснить.

Вопреки ожиданию, он не стал бурно протестовать и размахивать своим боевым топором в ответ на предложение принести вассальную присягу. За его спиной, тесно, плечом к плечу, стояла многочисленная свита из длинноруких плосконосых воинов его породы, и, чувствуя их поддержку и окинув равнодушным взглядом разношерстную толпу обитателей Черного Замка, он сказал Рэю:

— Хай! У тебя меньше народа, чем у меня, и мои — опытные воины. Почему я должен подчиняться тебе, а не ты — мне?

Рэй поднял перед собой руку и разжал кулак.

— Поэтому, — коротко ответил он. — Согласен?

На смуглой мозолистой ладони бывшего кондотьера белел маленький кусочек мела. Рэй приглашающе улыбнулся.

У него никогда не было открытой располагающей улыбки, хотя прекрасным его зубам мог позавидовать любой хищник. Он мало кого уважал и почти никому не доверял. Он был не добрым, но честным. Улыбка для него означала сознание собственной силы, демонстрацию собственной уверенности, приглашение к состязанию, и выглядела она ожидающе, составляя пару с его холодными, настороженными глазами. Словом, это была именно та улыбка, какой можно расположить к себе гоблина.

— Хай! Согласен, — кивнул гоблин, блеснув красноватыми глазами.

Рэй не стал на него обижаться, в конце концов у него тоже могли быть амбиции, и ему тоже стоило дать попробовать. В сопровождении толпы заинтересованных болельщиков принц и Король прошествовали к украшавшему двор исполинскому пню. На языке Черного Замка кусочек мела означал приглашение к армрестлингу, и это было то, что надо, когда ищешь сильнейшего и желаешь обойтись без кровопролития.

Рэй мелом прочертил линию, противники веско уселись на услужливо подставленные им чурбачки, утвердили на гладкой поверхности локти, расположив их строго на черте, и соединили ладони, крепко переплетя пальцы.

Сразу стало ясно, что гоблин собирается воспользоваться наиболее очевидным из своих преимуществ, а именно — весом, и внешне у Рэя не было против него шансов. Но опыт Рэя в Школе Меча тоже дорогого стоил. Он не привык уступать никому. Для него попросту не существовало такой вещи как изначальное превосходство противника. Еще в детстве он безрассудно кидался на обидчиков, и ни их численность, ни вес, ни возраст никогда не рассматривались им как преимущество. Это продолжалось до тех пор, пока они не стали с ним считаться. Уже в тринадцать лет Барнби Готорн обнаружил у доверенного его попечению волчонка исключительную способность загонять себя в «красный коридор», способность заставлять себя делать то, что ты должен делать, невзирая ни на какие условия, в полнейшей отключке от диктата разума, не зная «не могу» и концентрируя на сиюминутном действии запас не только настоящих, но и будущих сил. Рыцарь Готорн по доброте душевной старался вразумить воспитанника, стращая его, что во время одного из подобных развлечений Рэй свалится с разрывом сердца, но искушение побеждать ВСЕГДА было для мальчика, а позднее — юноши, слишком сильно.

Его рука стояла неподвижно, как вбитый в пень стальной прут, смять который не в силах даже могучая гоблинская хватка. Не сказать, чтобы это было легко, но Рэй попросту заставил себя ничего не чувствовать. Обнаженная до плеча гоблинская лапа вздулась от усилия почти вдвое и мелко тряслась от напряжения: сказать, что Король был потрясен — это ничего не сказать. Он пытался давить еще и еще, все туже стискивая кисть, в которой тонкие твердые пальцы Рэя утопали, как в подушке. Находясь на пределе своих физических возможностей, Рэй, тем не менее, полагал, что способен это выдержать. Быть на пределе — это ведь совсем не то, что перешагнуть предел. Если гоблин не смял его в первую же минуту, то дальнейшее уже работало на него. Предоставив сопернику атакующую позицию, Рэй как бы со стороны наблюдал, как тот пыхтит, дуется и тратит огромные силы на выдавливание из себя же новых сил. Это было все равно, что, не пробив с первого удара головою каменную стену, попытаться ради пущей эффективности сделать это с разбегу. Хватка гоблина не причиняла ему физической боли: величина лапы и ее мясистая мягкость оказались для гоблина врагами. Изумленный Король гоблинов перевел взгляд с кисти своего противника, представлявшей для него практический интерес, на его глаза, чтбы убедиться, что в деле нет никакого подвоха, что против него сидит молодой принц из породы людей, а не подставленное в последний момент и специально выведенное для подобных забав чудовище.

Ему не стоило этого делать. Встретившись с Рэем глазами, он попался. Зеленые тигриные глаза смотрели на него холодно и спокойно, как на букашку в увеличительное стекло, пронзая насквозь всю его подернувшуюся излишним жирком тушу, рассматривая и отбрасывая, как ничтожные, мысли, гулко, как мухи, носящиеся в его пустом черепе. Этот человек его превосходил! И в тот же миг стальные тонкие пальцы, бывшие до того неподвижными, впились в его плоть. Плоть гоблинов малочувствительна к боли, но все же не в том случае, когда ее скручивают железные тиски, а именно это, как показалось Королю, и происходило с ним. Его мышцы внезапно стали ватными, рука дрогнула и поползла вниз. И все это время он находился в плену этих равнодушных жестоких глаз. В которых полыхнула молния торжества лишь в тот момент, когда его, Короля, рука была звонко припечатана к пню. Он с воплем вскочил, его обвисшая лапа была почти парализована, и другой, левой, он шарил на поясе, пытаясь быстро достать неудобно теперь подвешенный топор, а в глаза его уставились три клинка: два ярких, зеленых и колючих, бывших глазами Хозяина, а третий — с солнечным зайчиком на лезвии — длинный нодати, выхваченный с редкостной даже для опытных бойцов быстротой.

— Эй, парень, — сказал Хозяин, — я выиграл честно?

И гул голосов за спиною падшего Короля ответил утвердительно.

— Как твое имя? — спросил Рэй.

— Удылгуб, — отвечал тот, сломленный и посрамленный.

— Не вешай нос. Ты будешь командовать своими людьми, я же буду приказывать только тебе. Без обид?

Тонкий и острый, принц протягивал ему руку. Раскрытую ладонь той руки, в силе которой ему позволили убедиться. Удылгуб протянул левую, не в силах заставить подняться правую, повисшую, как плеть.

«В одном мизинце его, — угрюмо рассказывал он потом своим у походного костра, — сила десяти таких, каким ему, судя по взгляду, следует быть. / Что было, кстати сказать, чистейшей воды преувеличением, но ведь должен же он оправдаться! / Но это — не главное. Главная сила у него во взгляде. Зеленоглазый, черт, и такой от него исходил пронзительный холод, что я, клянусь всеми духами земли и неба, уже чувствовал, что каменею. Он не то что руку мою повалил, он на лопатки меня этим своим взглядом положил. Смотрит он на меня и сквозь меня, и куда, черти его знают, направлен этот взгляд? Право слово, сущий он василиск, этот наш новый принц.»

* * *

А вот гном припозднился. Рэй даже думал, что он вообще не придет. Ему знакома была вальяжная неторопливость и вескость этой породы, и он переживал, потому что эта встреча была более важна, чем предыдущая. Гоблина передавить — дело нехитрое, а вот убедить гнома вступить с тобой в деловые отношения… И потом, кто знает, сколько эти ремесленные короли будут раздумывать? Граница не могла быть открытой вечно, а он пока еще не был готов прорвать ее силой.

Но он пришел. В четыре фута ростом, округлый, как обкатанный ледником валун, в сопровождении десятка родственников, схожих с ним лицом и повадкой. Их бороды были заплетены в косы и заткнуты за пояса, брови опалены. Рэй знал, что гномы не пользуются услугами ездовых животных. Они предпочитали пеший ход и развивали в нем значительную скорость, даром что были приземисты и коротконоги. Их выносливости и камень мог позавидовать, и, честно говоря, Рэй не рискнул бы состязаться в марафонской ходьбе даже с самым хилым представителем этого уважаемого племени, да и армрестлингом перед кузнецами не стоило щеголять.

Из всех народов Волшебной Страны более всего испокон веков Черный трон заигрывал с гномами. Гоблины — те были свои, им просто некуда было бы деться, если бы они отказались служить Тьме, очень уж дурной они пользовались репутацией. Никто не хотел иметь с ними дела, а сами они способны были обеспечить себе лишь примитивное существование. Было еще множество различных пород вроде троллей, василисков и даже довольно многочисленных гарпий, ни на что, кроме Зла не годных, традиционно склонных к нему. Гномы же попадались разные. Умные Владыки в незапамятные времена осознали, что мастерство гномов способно служить вящей славе тронов куда эффективнее, нежели их военное искусство, хотя с воинскими достижениями гномьего пешего строя не раз пришлось познакомиться и тем, и этим. Лично Рэй считал, что пусть лучше один гномий мастер скует сотню добрых мечей, чем раскроит своим топором пару-другую голов. Каждый должен делать свое дело. А фантазия их не знала пределов, они могли вооружить любую по качественному составу армию, они могли подобрать оптимальный доспех и снаряжение для любой самой фантастической твари. Они строили и укрепляли замки, мастерили осадные и оборонные механизмы. Брали дорого, но дело того стоило.

Разумеется, и среди них встречались более склонные к Добру, нежели к Злату, и эти уже шли в разряд врагов. Но были и менее щепетильные, хотя отнюдь не менее искусные. В конце концов, они зарабатывали своим ремеслом.

Именно из таких был этот пришлый гном. Он от всей души работал на того, кто ему платит. Рэй пригласил его в свою комнату, жарко натопленную — гномы привыкли к жаре в своих подземных жилищах, возле пылающих горнов, и плохо переносили холод поздней осени. Дипломатичный хозяин не преминул поблагодарить гостя за перенесенные тем ради их встречи неудобства. Гном ответил на благодарность снисходительным кивком, прекрасно понимая, как Рэй в нем заинтересован. Огни камина отражались в его круглых черных глазах. Глубоко ошибался тот, кто считал, что гномы ценят золото превыше самоуважения.

После того, как сдержанные приветствия с тщательно подобранными словами и не менее тщательно подобранными интонациями были произнесены обеими сторонами, наступило краткое увесистое молчание. Гном и принц маленькими глотками потягивали горячее красное вино с гвоздикой и перцем и наблюдали друг за другом.

— Ты мне нужен, почтенный Крамар, — сказал наконец Рэй.

Тот кивнул.

— Я догадался, — улыбка шевельнула его усы. — Но я нужен многим.

— Конечно. Но ты пришел. Тебе нужны ли их плуги, бороны и лопаты? Мир — одно разорение для гномов, не так ли?

Гном молчал, его глаза мерцали.

— А что можешь предложить мне ты?

— Крупный военный заказ.

Это была хорошая наживка. Можно было просчитывать расстановку сил, которая пока, очевидно, складывалась не в пользу Черных, можно было упомянуть о благословении мирной поры, о радостях созидательного труда… Но вряд ли, получив приглашение из Черного Замка, гном мог заподозрить, что там заинтересуются плугами, боронами и лопатами. Теперь, когда были произнесены два этих весомых слова — «военный заказ» — все прочее становилось эфемерным. Гнома нельзя принудить к союзу, но его можно купить.

Крамар подчеркнуто выразительно обвел глазами скромную комнату принца, словно насквозь пронзая взглядом массивные перекрытия Замка.

— Большие заказы стоят дорого, принц, — сказал он. — Не в обиду, чем вы будете платить? Я не работаю в счет будущих побед.

Он рассматривал через разделяющий их низкий столик худощавого высокого юношу с выразительным дерзким лицом. В нем было много силы, той, человеческой силы, что не растягивается на столетия, а, как нефть, раз выплеснувшись, оставляет свое клеймо на лице вечности, сгорает сама и в своем жарком пламени сжигает столь тленную жизнь своего владельца.

Взгляд Рэя повторил траекторию взгляда Крамара, и уголки его рта шевельнулись ровно настолько, чтобы тот заметил эту мимолетную гримасу.

— Это вторстепенно, почтенный Крамар. Не стоит пенять мне на то, что я кинулся поднимать трон, не починив перед тем декораций. Мне нужен стальной меч, а не шелковые занавески.

Он выдвинул ящичек стола, вынул из него блеснувшую в свете камина вещицу и протянул ее Крамару. Покрытая ожогами рука гнома ласково коснулась слитка.

— Пять фунтов, — сказал он, прикинув на ладони. — По параметрам соответствует золоту.

— Ты полагал, я захочу тебя обмануть?

— В твоем положении это было бы неумно.

— Скупой платит дважды, Крамар.

— И как много подобных вещиц в твоем распоряжении?

— Достаточно, чтобы оплатить заказ. Я, разумеется, знаю цену, хотя согласен, что в данном случае следует сделать надбавку за особые обстоятельства.

Крамар положил брусок на стол перед собой.

— Сейчас я предполагаю обсудить размер упомянутой тобою надбавки, — сказал он.

* * *

Обычно белое, лицо Амальрика стало землистым, когда ему сообщили последнюю новость. Он ушел в свою палатку, опустив за собою полог и решительно запретив беспокоить себя. Эльфы, стоявшие на страже, видели, что всю ночь у него горел свет, а потом, показавшись на пороге, Регент потребовал к себе клетку с почтовыми голубями. Стражи насчитали одиннадцать белых птиц, взвившихся над дымовым отверстием его шатра, и кое-кто догадался сопоставить их число с числом членов Светлого Совета.

Первой через два дня прискакала принцесса, леди Джейн. Потом появился Вальдор, воспользовавшийся речным путем вверх по Дайре, затем порознь пришли единорог и кентавр, каждый — своим ходом, а напоследок сборище пополнилось двумя людьми, героями, вышедшими по своим богатырским делам в отставку и приглашенным в Совет из уважения к их прошлым заслугам. Прочих решили не дожидаться, очень уж горячим становилось это дело.

— Ты ждала, когда он заявит о себе, — сердито сказал Амальрик Джейн. — Дождались. Он снес мои посты с такой легкостью, будто там стояли дети, а не закаленные в тысячелетних сражениях с Тьмой эльфы.

— Ну что ж, Рэй рос многообещающим, — уронила она. — Что ты предлагаешь?

— Что тут можно предложить? Десять лет назад надо было предлагать!

— Не кипятись, — сказала принцесса. — Удар по пограничным постам — это, как правило, провокация. Он преследует какую-то цель.

— Ага! И цель эта — развязать войну. Ну так развяжем и задавим гниду в зародыше. Не настолько же он силен, чтобы бросить вызов всем Силам Совета. Нам надо немедленно объединиться. Нельзя же оставлять его безнаказанным.

Джейн промолчала. Все же отношения Владык были необычными. Мой Враг. Судьба нечасто дает его вот так, с большой буквы. Кто победит, и какова будет цена победы? Артуру Клайгелю достался Бертран, и Клайгель пал. Его сын Александр встал против Райана — и выиграл. А вот ей назначен Рэй. Она знала его мальчиком. Какой вырос из него мужчина? И что видел в нем, в воплощенном Зле, Александр, чьим следом она готова идти до смерти? Она подумала о том, что совсем не знает Рэя, и о том, что непросто ненавидеть того, кого хочешь понять.

— Нам нужна очная встреча, — устало сказала она. — Принцы Черного трона столь же непохожи друг на друга, как и обычные люди. Если я увижу его, я пойму, как он настроен и чего от него можно ждать. Насколько он умен и Могуществен. Мне интересно, что он намерен делать, и что он скажет, если этот вопрос задать в лоб.

Единорог, не произносивший ни слова и вообще старавшийся держаться от членов Совета, имевших неприятный для него запах, подальше, ударил землю копытом. Он явно был против каких бы то ни было переговоров с извечным врагом. Но Джейн на него и не рассчитывала. Базируясь на человеческой психологии, она оглянулась на Добрыню и Беовульфа.

— Поговорить с ним стоит, — согласился первый. — Нехорошо как-то сразу в драку лезть. Он может потом сказаться обиженным.

— Но он начал первый! — возмутился Амальрик. — Немногие, кому удалось спастись той ночью, утверждают, что там была чудовищная резня. Принцесса, ты же сама видела ту поляну! А теперь он учинил то же, но с куда большим размахом. Его твари, между прочим, прекрасно снаряжены, многочисленны и подчиняются приказам, так что никому не удастся свалить происшедшее на несчастное недоразумение.

— Пограничная стычка есть пограничная стычка. Это всего лишь внутреннее дело Черного трона и эльфов. Это междоусобица, а не война. Если есть возможность избежать вовлечения в конфликт прочих народов Волшебной Страны, надо ею воспользоваться.

Так рассудил Беовульф. Амальрик ткнул в его сторону пальцем:

— Ты, может, и моей головой рад бы откупиться?

Джейн с удовлетворением отметила, что Регент усвоил информацию относительно личной вражды.

— Ничьими головами мы откупаться не будем, — вмешалась она. — Но встретиться с ним необходимо. Готовь посыльных, Амальрик.

— Нет уж, эльфы туда не пойдут, — решительно отказался тот. — Мы и так достаточно потеряли народу на этом деле.

— Попросим Королеву послать какую-нибудь нейтральную птицу, — предложила Джейн. — Пиши письмо.

— Где будем встречаться? — поинтересовался Амальрик. — В Хайпур его нельзя пускать, в Черный Замок никто из нас в здравом уме не полезет. Как насчет Тримальхиара? Артур Клайгель входит в Совет, он не откажется предоставить нам крышу.

— Зато Саския Клайгель откажется, — мрачно сказала Джейн. — Артур — несовершеннолетний, и мать при нем Регентшей. Нам не стоит рассчитывать на ее благосклонность, а тебе, господин Регент, в особенности. Пусть Рэй сам назначает встречу.

* * *

Спустя день они держали в руках ответ, доставленный смышленым зубастым летуном с перепончатыми крыльями, сидевшим тут же и насмешливо разглядывавшим их сборище.

— Он согласен, — объявила Джейн, — при условии, что будут предоставлены гарантии его личной безопасности.

— Увольте меня от обещаний, — буркнул Амальриик.

— И он вполне готов положиться в этом щекотливом вопросе на слово эльфа, — язвительно закончила она.

Совет посмотрел на Регента ожидающе.

— А если он сам устроит нам ловушку?

— Он обещает применить насилие лишь в случае вероломного нападения.

— Вероятно, — ядовито заметил эльф, — он не связан проклятием правды?

— Насколько я помню, Рэй всегда был слишком высокомерен для вранья. Нас больше, и, честно говоря, я не думаю, что он станет мелочиться. Он тоже хочет на нас посмотреть.

Амальрик выразительно потер себе шею.

— Ладно, — сказал он. — Я обещаю, что лично я не причиню ему во время именно этой встречи никакого вреда.

Джейн усмехнулась максимально скользкой формулировке.

— Так и запишем.

Она написала на пергаменте несколько строк, предложила Амальрику расписаться против его обещания, запечатала послание своим перстнем и вручила посыльному Черного Замка. Тот взметнулся в небо и помчался на восток, с земли неотличимый от обычной вороны.

Встреча была назначена на границе владений Рэя. На их новой границе, сместившейся после его ночного нападения.

* * *

Участвовавшие в деле члены Совета разбили свои шатры на вершине господствовавшего над местностью безлесного холма, и с утра, обозревая окрестности, знакомились с обстановкой. Единорог завтракал, ощипывая травку, кентавр Хесс дремал стоя, скрестив руки на груди. Вдали поднимались к бледному утреннему небу десятки слабых дымков от костров сопровождавшего Рэя гоблинского войска. За их собственными спинами стоял лагерь войска эльфийского, помятого в последней схватке, но спешно приводившего в строгий порядок свои ряды.

— Смелый парень, — заметил Добрыня, из-под руки вглядываясь в фигурку всадника, в полном одиночестве отделившуюся от становища противника. — Эй, други, встречайте! Едет!

— А ты на пару с Беовульфом ведь управился бы с ним, а? — тихо поинтересовался у его локтя четырехфутовый эльф.

Вместо того, чтобы оценить осанку и повадки принца, Добрыня обернулся и смерил взглядом Амальрика.

— В молодости взялся бы потягаться, — неторопливо ответил он. — Но не сейчас. Есть такая вещь — возраст. И уж, зарубите на своем красивом носу, господин эльф… никак не на пару. Я поединщик, а не наемный убийца. И не ходи к Беовульфу с этим, он еще погорячее меня будет.

У подножия холма всадник спешился и, не торопясь, стал подниматься. Члены Совета словно вросли ногами в землю. Он был враг, а стало быть, им негоже идти к нему навстречу.

— Как у него с Могуществом? — спросил вполголоса Вальдор, старый гном, соотечественник Джейн, вместе с нею и Клайгелем вошедший в акционерное общество «Тримальхиар».

— Блокада, — почти не разжимая губ бросила она. Вальдор кивнул. Это уже кое-что. Своеобразную эманацию распространяет вокруг себя практически каждое живое смертное существо, и, разумеется, чем мощнее энергетический потенциал, тем явственнее такая эманация воспринимается посторонними. Блокада есть маскирующее явление, доступное лишь Высшим, способным укрощать собственную энергетику. Блокада на Могуществе среди Могущественных была демонстрацией хорошего тона.

И вот он наконец вырос перед ними, ничуть на своем долгом пути вверх не сбив дыхания, и Джейн чуть не задохнулась от собственного дикого сердцебиения. Перед ней стоял Ее Враг.

— Давно не виделись, Рэй, — сказала она.

Он кивнул.

— Понятно. Здоровья друг другу не желаем.

Грация черного лебедя, глаза тигра. Рукоять длинного меча над плечом. Одет во все черное, длинный теплый плащ чуть колышется ветром, и в ком другом подобная одиозность облика непременно вызвала бы усмешку, но в этом парне было нечто, исключающее желание острить. Лицо, от которого невозможно отвести глаз, нечто большее, чем просто красота. Он обвел глазами сгрудившийся Совет, показавшийся в эту минуту Джейн довольно-таки нелепым сборищем, и тут она увидела, почувствовала, — ведь стояла к нему ближе всех, — как расширились тигриные глаза, как рука, дернувшись, замерла на полпути к рукояти и как рванулась сквозь блокаду неистовая, холодная, черная волна Могущества. Но была смята чудовищным усилием воли, остановлена, подавлена и загнана вглубь, где ей предстоит еще бурлить и бесноваться, ожидая своего часа. Почувствовать это могла только она, принцесса и Могущественная. И Амальрик, без сомнения, почувствовал все бешенство обращенных на него ярости и ненависти. Иначе и быть не могло, чего бы иначе стоили его полторы тысячи лет в котле всех местных неурядиц. С одной стороны Джейн даже была довольна, что что-то наконец прошибло этого неуязвимого стервеца. Вот только уж очень двойственной оказалась ситуация, в которой такое удовольствие доставил ей Ее Враг.

— Ты пришел, — сказала она, — и ты — принц. Чего же ты хочешь? Ради чего воюешь?

Он с видимым усилием отвел глаза от бледного лица Амальрика.

— Я не буду жить под наставленным на меня оружием, — сказал он, обращаясь к Джейн, как к главной, но не выпуская эльфа из поля своего бокового зрения. — Я считаю себя равным любому из вас и не потерплю унижения своего трона. Мы, как и вы, придуманы, а стало быть, имеем равные права к существованию. И это не просьба.

— Но ваше существование, — возразила Джейн, — несет страдания прочим народам Волшебной Страны. Именно поэтому Белый трон счел необходимым наложить ограничения на вашу свободу.

— О морально-правовой стороне учиненного геноцида стоит поговорить серьезно, — если бы взгляды могли убивать, Амальриик был бы испепелен на месте, но Рэй удерживал себя от применения Могущества. Должно быть, готовил нечто поинтереснее, чем моментальное воплощение смысла своей жизни. — Но не сейчас. Если Светлый Совет будет настаивать на сохранении настоящего положения, я не смогу гарантировать ему свою лояльность. Вы же не желаете истребить всех хищников только потому, что им для поддержания жизни требуется живое мясо. Вы предпочитаете хранить естественное равновесие.

Лучшего сравнения не смог бы придумать никто. Вот кого он ей напоминал: молодого поджарого волка, белозубого и остроглазого, с присущей дикости красотой.

— Одним словом, я желаю занять то место, которое Злу отведено изначально. Если мне в том будет отказано, я все возьму сам.

— Нет, — резко сказал Амальрик. — Этого делать нельзя. Это же Черный трон. Любые уступки покажутся ему недостаточными. Поглядите ему в лицо, он же настроен воевать. Это единственное, к чему, в сущности, лежит его душа. Чем больше мы дадим ему свободы, тем более возрастут его аппетиты.

Джейн, осуждая саму себя за мелочность, возблагодарила духов за то, что Рэй, в сущности, относится к ней нормально. Она могла бы ожидать с его стороны более явно выраженной неприязни. Ей не хотелось стать объектом его откровенной ненависти, а как он ненавидит, она уже видела. И это видел Амальрик, крошечный, хрупкий, как марионетка, но сам — хозяин почти всех марионеток к Западу от границы, представлявший собой реальную силу, реальную власть и реальное коварство. Именно он, а не Белый трон, явит противостоящую Черным сторону. Именно и лично ему грозит здесь главная опасность. Именно сюда будет бить и бить этот новый принц.

— Твоя лояльность в случае наших уступок коснется и народа эльфов? — спросила Джейн.

— Об этом я буду говорить только с эльфами.

— Языком пламени и стали, надо полагать? — пронзительно врубился в разговор Амальрик.

— Принцесса, я хочу, чтобы с моей территории был убран заморозок. Вы устроили эту штуку, вы и должны ее снять.

— Мы ничего не должны Черному трону! — Амальрик говорил, невзирая на то, что Рэй обращался только к принцессе, и его речь была предназначена всем. — Я налагаю вето на изменение погоды. Если Черный трон получит лето в свое распоряжение, его Могущество резко возрастет, его базы станут несравненно богаче. Это противоречит интересам эльфов, и я решительно отказываю.

Рэй фыркнул.

— Вы же сами меня провоцируете! В подобном случае я вынужден пополнять свои запасы разбойничьим путем.

— Это закон Совета, Рэй, — сказала Джейн. — Враг одного из нас становится врагом всех. Поднимая меч на эльфов, ты замахиваешься на Белый трон и будешь иметь дело со всеми нами.

— Что нарушает, как мне кажется, кодекс поединщика, — вставил принц, и Беовульф выразительно посмотрел на Добрыню.

— С эльфами у меня война. Но если кто-то встанет между мною и им, — он нарочито грубо ткнул пальцем в сторону своего врага, — я никому не обещаю пощады.

— Я не уверен, что ты знаешь, на что замахиваешься, юнец, — сказал Амальрик.

— Я все равно тебя достану, бессмертный.

Это были первые и единственные слова Рэя, обращенные к эльфу.

— Я приняла решение, — сказала Джейн. — Мы все стремимся избежать конфликта. Все! И эльфы тоже. Я согласна, что жить под наставленным на тебя оружием унизительно. Рэй, я предлагаю убрать наши войска с границы, оставив там лишь обычные кордоны. Разумеется, в обмен на обещание не вести против Белого трона военных действий.

— Я не эльф, — сказал Рэй. — Разве ты поверишь моему слову? И как насчет заморозка?

Джейн оглянулась на Амальрика. Тот чуть заметно покачал головой.

— Это самое сложное волшебство из всех возможных. Без согласия эльфа мы не сможем его осуществить.

— Не сможете, — согласился Амальрик. — У вас достаточно Могущества, но слишком мало опыта в его использовании. Погода требует изощренного мастерства.

— Как я понял, лояльность Белого трона не подразумевает лояльности эльфов?

— Эльфы суверенны. Они сами определяют свою политику.

— В таком случае мое обещание не воевать с Белым троном не включает эльфов. И я не скрываю, как этому рад.

Джейн сокрушенно покачала головой.

— Снова там же! Эльфы есть неотъемлемая часть Совета. Они находятся под защитой Содружества.

— Тогда мне жаль ваше Содружество, — бросил Рэй, и, развернувшись, решительно покинул место встречи.

— Смелый, — подтвердил свой диагноз Добрыня.

— Наглец, — бесстрастно заявил эльф.

— Он умен и Могуществен, и если бы не эта маниакальная ненависть, с ним можно было бы говорить, — сказала Джейн. — Какая, право, жалость, что не удалось придти к соглашению. Сейчас более, чем когда-либо жалею, что с нами нет Александра Клайгеля. У него как-то всегда ладилось с Черными принцами. Знаете, что он бы сделал? Кинулся бы прямо туда, в Черный Замок, они бы с Рэем заперлись, всю ночь толковали бы за кружкой пива, а наутро наш юный враг, стиснув зубы, с перекошенным лицом, завершил бы все это дело к нашему всеобщему удовольствию и считал бы при этом, что поступил как должно.

— Ну как же, — съязвил Амальрик. — А волки перестали бы есть мясо!