"Белый Харбин: Середина 20-х" - читать интересную книгу автора (Мелихов Георгий Васильевич)

Глава VIII РАСЦВЕТ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ И КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ РУССКОГО ХАРБИНА

Сегодня, когда мы совсем недавно, радостно и торжественно, — балами, вечерами, встречами земляков, международными научными конференциями — отметили во всем мире 100-летие нашего Харбина, по-моему, было бы интересно вспомнить юбилей города, который не менее торжественно праздновался тогда, когда вместе с КВЖД Харбин отмечал первые 25 лет своей жизни, подводя итоги славного и стремительного развития.

Это совместное празднование юбилея КВЖД и города Харбина происходило 11–12 июня 1923 года.

К нему длительное время готовились. Было принято решение создать специальный труд, посвященный истории дороги и Харбина, составление которого поручили агенту Правления Общества КВЖД Евгению Хрисанфовичу Нилусу. Это и был "Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1896–1923" (Том 1. Харбин, 1923, ГХ+ХУШ+690 с. крупного формата, 117 л. иллюстраций, карт), не утративший научной ценности и по сей день и широко используемый в книгах и статьях ученых-историков. Но к торжествам выход этого фолианта немного запоздал. Только 30 июня автор-составитель ходил по Управлению дороги и дарил свой труд высшим служащим КВЖД, ходил вместе со служителем, который нес эти подарочные экземпляры. Тяжеленная книга, скажу я вам: держал ее в руках!

Правление КВЖД решило также установить в Харбине к юбилею дороги памятник своему первому председателю сановнику Сюй Цзинчэну, казненному ихэтуанями в Пекине в 1900 г. К началу торжеств памятник спешно достраивался. Его видели многие харбинцы. Он был установлен вблизи спуска с виадука со стороны Нового Города, на главной дороге, ведущей в Фуцзядянь и по этому случаю переименованной в Проспект Сюя. Но я нигде не видел фотографии этой харбинской достопримечательности и поэтому приведу ее описание.

Высота памятника (фигура Сюй Цзинчэна во весь рост) вместе с пьедесталом составляла 3,5 сажени (более 7 м). Основой служил обелиск, высеченный из крупных кусков местного серого гранита, отшлифованного, но без полировки. На обелиске установили четыре бронзовых доски, отлитых в литейном цехе Главных механических мастерских КВЖД и поражавших своей тонкой и изящной работой. Две из них — большие — были размещены с северной и южной сторон памятника; на одной высечена поэма, посвященная Сюю, на китайском языке из 300 иероглифов; на другой — надпись, русская, с перечислением отдельных моментов постройки дороги, ее участников и сотрудников Сюя. На остальных двух — маленьких — небольшие посвящения на русском и китайском языках.

Как я уже говорил, заканчивалось строительством и шоссе, ведущее из Нового Города, через Подол, в Фуцзядянь (будущий проспект Сюя). Здесь спешно работали семь паровых катков.

Накануне праздничных дней (в первый юбилейный день 11 июня были закрыты все официальные учреждения Харбина, все магазины — Чурина и других фирм, 12-го не учились школьники) в 5 часов дня на Старом кладбище на Большом проспекте архиепископ Мефодий при участии всего духовенства отслужил панихиду по умершим строителям и служащим КВЖД. На панихиде присутствовали высшие руководители дороги и много публики.

Программа юбилейных торжеств 11 июня началась с молебна в 10 час. утра в большом фойе Железнодорожного собрания. Молебен завершился провозглашением многолетия руководителям и служащим дороги.

После молебна в большом зрительном зале началось торжественное заседание Правления Общества КВЖД. Сцена украшена. На ней полукругом поставлен стол, за которым разместились члены Правления, Ревизионного комитета, Управляющий дорогою и его Помощники. В зале в первом ряду — главноначальствующий — ген. Чжу, Начальник штаба ген. Чжан, монгольские князья в национальной одежде. В зале и в ложах — весьма представительная делегация гостей — дипломатический корпус, члены Городского управления, Биржевого комитета, наиболее почетные гости — представители маршала Чжан Цзоли-ня, Гиринского и Цицикарского генерал-губернаторов, другие.

В 12 час. 30 мин. Председатель правления д-р Ван объявляет заседание открытым. Он произносит небольшую речь о культурном значении дороги для края, подчеркивает позитивные результаты ее работы, призывает стремиться к дальнейшему совершенствованию дела. А в заключение — приветствует присутствующих гостей.

Член правления Л. В. фон Гойер посвящает свое выступление роли дороги в развитии дружественных отношений двух соседних народов — китайского и русского. Управляющий Б. В. Остроумов представил краткий очерк деятельности Управления за истекший период. От имени Исторической комиссии выступил ее председатель и член Ревизионного комитета инженер П. И. Кузнецов.

Затем последовали многочисленные приветственные речи высоких гостей. От имени Чжан Цзолиня приветствие на русском языке произносит ген. Ян Чжо, а на китайском — член Правления Юань Цзинькай.

Зачитываются поздравительные адреса.

В 3 часа 50 мин. заседание Правления объявляется закрытым.

В ознаменование 25-летнего юбилея КВЖД руководство дороги осуществило в этот же день закладку Русско-китайского училища, для детей обеих национальностей. О значении этого акта говорил С. И. Данилевский. Первый камень заложили сообща почетные гости и руководители дороги.

Вечером в Желсобе был устроен грандиозный раут-спектакль: оперный ансамбль поставил оперу "Паяцы", был устроен стол а-ля фуршет и, конечно, был фокстрот, который танцевали во всех залах и даже на площадке второго этажа собрания.

Маньчжурия подводила итог своему поступательному движению за очень короткий исторический период — всего 25 лет! Но каких лет!.. И что за этот срок произошло с нею? — Страна приобщилась за это время к европейской культуре, совершенно преобразилась.

Китайские и русские газеты подчеркивали: современная Маньчжурия создана соединенными усилиями двух дружно работающих на одной и той же территории народов, сохраняющих при этом в неприкосновенности свое национальное лицо. И это — факт почти небывалый в истории, залог дальнейшего развития края (газеты "Рупор", китайская "Гоцзи себао", "Заря", "Русский голос").

На второй день юбилейных торжеств — 12 июня — в 10 час. утра состоялось открытие памятника Сюю, символизировавшего уважение русской стороны к выдающемуся китайскому коллеге, горячему патриоту своей родины.

На площади на углу Нагорного проспекта был выстроен почетный караул из войск местного гарнизона, китайский оркестр, ученики китайских и русских школ.

Собрались приглашенные участники церемонии.

Она началась речью Ван Цзиньчуна, посвященной памяти Сюя. После других речей, под воинский салют с памятника опускается скрывавшее его покрывало. Оркестр играет китайский национальный гимн и гимн "Коль славен". Снова речи гостей, снова салют.

Под звуки оркестра мимо памятника проходят учащиеся и почетный караул.

После этого в присутствии гостей в гимназии Оксаковской на Вокзальном проспекте происходит торжественное заседание Общества изучения Маньчжурского края. Заседание открывает заместитель председателя г-н Юй. Звучит ряд приветствий (представителя Комитета общества А. И. Погребецкого, ген. Чжу, С. И. Данилевского, Б. В. Остроумова, П. С. Тишенко).

После этого все участники, в том числе и почетные гости, с трудом пробиваются сквозь густую толпу, собравшуюся на всем их пути от гимназии до Московских торговых рядов, на Соборной площади и на прилегающих улицах и тротуарах: здесь, в Московских рядах они открывают Юбилейную выставку КВЖД.

Эта грандиозная выставка явилась отчетом дороги по развитию края, отчетом о благотворной деятельности русских в Маньчжурии за истекший период ("Энергией интеллекта и мужеством труда" называли ее итоги газеты).

После открытия и беглого осмотра выставки гости отправляются на вокзал и отсюда на специальном поезде на осмотр Восьмого участка и Главных механических мастерских. Их они осматривают детально, знакомясь с работой цехов и депо.

Писать здесь о ней подробно я не имею возможности. Отмечу только, что в здании Московских торговых рядов выставка не поместилась и выплеснулась на свободную незастроенную площадку напротив Рядов. Здесь была установлена длинная палатка с вывеской фирмы И. Я. Чурина, где можно было попробовать чай, очищенный новой чудо-машиной фирмы, а рядом в киоске, выполненном в китайском стиле, купить его.

В качестве курьеза упомяну также, что центром внимания здесь, на этой площадке, был не чай, а два павильона водочных заводов фирм "Лоу Сюй-Панцзы" и "Бородин и Таката". В первом был устроен сложной конструкции фонтан, в котором вместо воды выбрасывалась струя самой настоящей водки; а "Бородин и Таката" соорудили для рекламы своих водочных соблазнов из собственных оригинальных бутылок миниатюрную копию Эйфелевой башни.

Комментируя экспозицию этих двух павильонов, журналист с иронией отметил, что она создает неизгладимое впечатление, но если судить только по ним, то может создаться весьма своеобразное представление о задачах и достижениях маньчжурской промышленности… Но мы-то уже знаем, какой была на самом деле эта промышленность!

Но и на выставке судить об этом предмете можно было отнюдь не только по водочному производству. Выставка убедительно продемонстрировала успехи культурного и экономического развития Северной Маньчжурии, неразрывно связанные всеми своими сторонами с постройкой и работой Китайской Восточной железной дороги. Для одного ее осмотра потребовались бы не часы, а дни — и много дней. Она как в зеркале отразила все прошлое и настоящее дороги и края.

Наряду с успехами самой дороги нашли свое отражение и все важнейшие, наиболее яркие проявления деловой жизни всей полосы отчуждения. Одна за другой располагались витрины и отделы различных фирм, о которых я уже писал выше.

А вечер 12 июня был посвящен празднику самого города Харбина, прошедшим торжественным заседанием в Коммерческом собрании.

В центре сцены — портреты А. И. Юговича и Сюй Цзинчэна. Над сценой на зеленом фоне большими черными буквами надпись: "Город Харбин. 1898–1923".

Именитые гости начали собираться в фойе собрания к 8 часам вечера. Заседание объявил открытым председатель Городского совета П. С. Тишенко. В пространном выступлении он обрисовал историю развития города — в непосредственной связи с КВЖД, — возникшего на пустынном месте и ставшего ныне центром развитого и богатейшего края, с его сегодняшними 500 тысячами жителей, многочисленными фабричными, заводскими и торгово-промышленными предприятиями, оценивающимися в 700 млн. долларов. Он отдал должное энергии русского и китайского населения города, его трудолюбию, кругозору и терпимости русской власти, а также — первому подрядчику в Харбине — Ти Фонтаю, положившему немало трудов для развития края, поблагодарил китайские власти за проявленное ими к русским гуманное отношение.

Начальник Управления городского и поселкового хозяйств ген. Ма Чжунцзюнь и товарищ Председателя Правления Общества КВЖД Юй Жэньфэнь — оба подчеркнули, что ранее на месте Харбина была пустошь. Г-н Ма высказал уверенность в том, что "еще через 25 лет и Харбин будет иметь миллионное население и разовьется в большой культурный город, который не уступит лучшему городу в Европе". Выступали также: представитель маршала Чжан Цзолиня ген. Ян Чжо, Б. В. Остроумов, С. И. Данилевский, представитель консульского корпуса французский консул Леписье, присяжный поверенный М. Ф. Гильчер, председатель Харбинского Биржевого комитета Н. В. Водянский. Зачитывались приветственные телеграммы, присланные из Пекина Д. Л. Хорватом и проживавшим в Петрограде А. И. Юговичем.

Был сервирован праздничный стол и дан великолепный концерт с участием харбинских артистов — С. Э. Торгуда, Н. Д. Глориа, Е. И. Рутковского, Шуры Степановой, балерин из студии Е. И. Квятковской.

"Это было историческое заседание, — писали газеты, — в оценке роли Харбина сошлись русские, китайцы, японцы и европейцы!"

На следующий день для гостей была организована поездка на курорт Имяньпо, откуда они вернулись 14 июня (Экономический вестник Маньчжурии, 1 июля 1923, № 25).

В Имяньпо и Ханьдаохэцзы на Восточной линии, параллельно с харбинским, тоже были организованы празднования юбилея КВЖД.

После молебна учитель Л. Ф. Лундстрем обратился к присутствующим с речью о значении КВЖД, указал на громадное и исключительно влияние дороги в деле культурного и экономического развития Маньчжурии. Это большое русское дело развивается и имеет мировое значение.

Исполнялся "Коль славен".

В помещении Желсоба устроен завтрак, на который были приглашены все чины гарнизона. Вечером состоялся бесплатный спектакль и концерт для всего населения. Инженер Мыслин сказал краткое вступительное слово: создание КВЖД — великое русское дело, обильно политое русским потом, русской кровью и осыпанное русским золотом, это русское дело принесло ценные плоды Китаю и другим государствам, и в этом деле отразились широта души и размах русского народа (Русский голос, 1923, 14 июня, № 845).

Парад знаменитостей, посетивших Харбин в 1923–1924 гг., открыла русская певица Лидия Яковлевна Липковская.

В понедельник 23 октября в харбинской "Заре" появилось объявление о том, что во вторник 14 ноября состоится первое гастрольное выступление знаменитой примадонны Государственных театров Лидии Яковлевны Липковской, а следующее — 17 ноября.

Пропуски в имеющейся в библиотеках России харбинской печати за ноябрь 1922 г., к сожалению, пока не позволяют мне рассказать об этих выступлениях в Харбине замечательной певицы и откликах на них в харбинской прессе, равно как и о первых впечатлениях Липковской о Харбине. Но она пробыла в городе долго — около 4 месяцев (правда, за это время еще съездила во Внутренний Китай).

13 февраля газеты сообщили сногсшибательную новость: Л. Липковская ездила в турне на юг Китая (Пекин, Тяньцзинь, Шанхай) и привезла оттуда в Харбин 28 различных птиц (в том числе 9 попугаев). Но самое главное: Липковская вернулась из поездки госпожой Ришар, а свадьба ее состоялась в Шанхае.

Лестную рецензию на выступление Липковской в опере "Манон" в Пекине дал "Журналь де Пекэн" (на французском языке): "Лидия Липковская, чудесно одаренная, поющая на всех языках, с легким и чистого тембра голосом, передает с глубоким пониманием соблазнительную оригинальность музыки Масснэ".

Был назначен концерт в Комсобе, а затем — гастрольные выступления Лидии Яковлевны в составе харбинской оперной труппы. Мой отец вспоминает о них так:

"Приезд в Харбин известной певицы Лидии Липковской был удачно использован коллективом оперных артистов для привлечения ее к участию в нескольких операх. Она выступила в двух операх — "Фаусте" и "Богеме". Артистка отказалась петь с лирическим тенором оперы — Черненко (опытным, но очень пожилым актером), и партию Фауста пел Оржельский. Я не пошел на этот спектакль. Будучи уверен, что Оржель-ский будет, конечно, хорош, я не хотел хоть в малейшей степени испортить впечатление от лицезрения затянутого в трико необычно огромного Фауста с чуть-чуть кавалерийскими ногами. Очень не хотел выступать в этой непривычной для него роли и Николай Антонович, но для коллектива это было выгодно (спектакли по повышенным ценам шли с аншлагом!), и он, конечно, согласился.

Зато яркие воспоминания остались от "Богемы". Опера шла отлично, приподнятое от этого настроение не давало возможности настроиться соответственно приближающейся драматической развязке с Ми-ми (Липковской).

Последняя сцена — Рудольф (Оржельский), думая, что Мими лучше, что она уснула, идет к окну и, поднявшись на стул, задергивает оконные занавески. Он спокоен и даже радостен — Мими поправляется. Вошедшие друзья сразу же видят, что Мими умерла, но Рудольф, повернувшись к ним и стоя на стуле на одной ноге, прикладывает палец к губам, давая им знак, чтобы они не разбудили Мими. Позы друзей и их растерянность говорят Рудольфу, что что-то случилось, а повернувшись к Мими (по-прежнему на одной ноге!), он понимает, что она умерла. От его радостной, шаловливой позы не остается и следа, он застывает в отчаянии. Так прошли несколько секунд, но память о них осталась на всю жизнь!

По имеющимся у меня отрывочным данным, Липковская в оперной труппе спела также 8 марта партию Джильды в опере "Риголетто". Это выступление было объявлено последним, и певица собиралась уезжать в Японию. Но… В пятницу 16 марта Липковская поставила одноактную оперу "Секрет Сюзанны" — написанную популярным Вольфом Феррари, творцом известной оперы "Драгоценности Мадонны". (Ее она ставила еще в Мариинском театре.) Партнером ее был Торгуд, исполнявший роль Графа.

После спектакля состоялся концерт. В концертном отделении певица исполнила романс Длусского "На нивы желтые" Чайковского, "Английскую песнь" Кроуна и музыкальную ариетту Норины Доницетти. Затем, в костюме пастушки — песенки "Бержеретт", и на бис, после продолжительной овации, любимый харбинской публикой "Французский вальс". Рецензенты считали, что это было самое блестящее выступление Липковской в Харбине.

В августе 1923 г. Лидия Липковская с пианистом Сверженским выступала уже в Австралии, получая отличную прессу. Харбинский "Русский голос" поместил одну из этих рецензий под заголовком "Липковская в Австралии" из "Сидней Морнинг Геральд"".

Думаю, что харбинцы в Австралии, выпускающие в свет журнал "Ав-стралиада", смогут дополнить это мое сообщение своими материалами, ведь они находятся, так сказать, "на месте"!

Другими именитыми артистами, гостями Харбина уже в 1924 г. были Петр Иванович Словцов, с женой, Маргаритой Николаевной Риоли-Словцовой.

Отец вспоминает: "О Словцове, за редким исключением, никто ничего не знал. Первый их концерт показал, что Риоли-Словцова — отличная, культурная певица, а Словцов — певец просто изумительный, обладатель тенора большой силы и необычайной нежности и красоты!

После первого отделения концерта я вышел в фойе и почти сразу увидел Н. А. Оржельского. Бросился к нему с восклицанием:

— Николай Антонович, да это что же за голос! На что Н. А. Оржельский ответил:

— Да, это архи-тенор! И с грустью добавил:

— Он приехал, ему все приготовили, ему не пришлось, как мне, бегать и чуть не самому расклеивать афиши, когда приехали в Харбин. Дело было ранней весной, помню, шел сильный дождь, а у меня были дырявые подошвы на ботинках! Простудился, в первом концерте выступал совсем больным.

Вот так через два с лишним года Николай Антонович случайно подтвердил слова полковника В. Н. Лазарева, сказавшего нам после визита за кулисы, что Оржельский поет, будучи больным.

Говоря о Словцове, Н. А., конечно, не завидовал ему, чувствовалось, что ему грустно от того, что пришлось ходить под дождем в дырявых ботинках, не имея второго костюма, чтобы переодеться. Мне было понятно: ему, выдающемуся артисту, были горьки эти воспоминания.

А Оржельский продолжал:

— Голос изумительный, но удивительно, что Словцов поехал гастролировать! Он очень скромный человек, без всяких амбиций, никакая слава ему не нужна, и, по-видимому, только волевой характер его жены заставил его предпринять эту поездку. Его жена — замечательная певица с прекрасной школой, но нужно поражаться, как она может теперь петь, — ведь у нее осталось только одно легкое!

Через день после концерта Словцовых в газете "Заря" вся (!) третья страница была посвящена Словцову. Одна статья называлась "Сибирский соловей", и я жалею, что не сохранил эту интереснейшую статью. В ней приводились биографические данные, много говорилось об артистической карьере Словцова. Не буду перечислять всего, что давалось в статье, отмечу только, что в 1912–1913 годах его уже считали несомненным преемником Л. В. Собинова; в то время Словцову было около 26 лет.

Приехал он в Харбин из своего родного города Красноярска. Дал несколько концертов и спел — Альфреда в "Травиате". После двух концертов в Железнодорожном собрании давал концерт в "Новом Театре" — в здании переделанного цирка. Зал вмещал свыше 1500 чел. В числе многих арий и романсов был исполнена ария "Рахиль, ты мне дана". Исполнение было чудесным и безукоризненным, я восторгался голосом артиста и все же с большим удовлетворением констатировал, что Оржельский исполнял эту арию лучше! Чем лучше? Словцов своим чудеснейшим лирическим голосом не мог дать того драматизма, который так свободно давался Оржельским!

Но зато при исполнении арии из "Искателей жемчуга" происходило что-то невероятное! Чудесную, ласкающую мелодию Словцов закончил таким пиано-пиано-пианиссимо, что казалось, что вьется все утончающаяся ниточка, сходящая на нет, ниточка, которая вот-вот дрогнет и оборвется. Нет, она вьется, вьется около минуты! Все застыли, почти перестали дышать! Наступила почти абсолютная тишина, а в ней еле-еле бьется ниточка звука, которую так страшно оборвать каким-то движением, неосторожным дыханием. Поразительная техника, изумительная чистота и нежность голоса!

О силе голоса Словцова, дававшего эту силу без всякой аффектации, можно судить по появлению Альфреда в доме Виолетты. Обычно это появление Альфреда теряется для зрителя, будучи обусловленным глубиной сцены, а звук спокойной фразы Альфреда легко заглушается и хором, и оркестром. И вот кто-то вошел в зал Виолетты и запел или, вернее, произнес музыкальную фразу! И сразу и хор, и оркестр были покрыты молнией ослепляющих звуков! Это было так неожиданно, что мой друг Миша схватил меня за руку и взволнованно спросил:

— Кто это?

После нескольких, поистине триумфальных выступлений Словцова харбинцы узнали, что известный на Дальнем Востоке американский антрепренер Строк предложил Словцову контракт для поездки в Америку. Словцов отказался от контракта. Съездил в Тяньцзинь, дал там несколько концертов и вернулся в Советский Союз. Но куда? Более 25 лет я ничего не слыхал о нем, хотя и очень интересовался судьбой этого поистине изумительнейшего голоса.

В конце сороковых годов узнал, что Словцов все время жил в Красноярске, преподавал в музыкальном училище, занимался хозяйством, любил разводить гусей и уток.

Никуда с гастролями не ездил, с концертами почти не выступал. В Красноярске и умер.

Мне не приходилось слышать ни одной пластинки, напетой Словцо-вым, а может, их и нет? Если это так, то только можно погоревать, что мы не оставили наши потомкам памяти о нашем русском Джили!"

Оставлю пока без комментария эту последнюю часть воспоминаний папы о П. И. Словцове. Мне известно кое-что о жизни этого певца в Красноярске.

Но горячее желание папы я исполнил, нашел все же эту статью в "Заре" о П. И. Словцове. Название у нее несколько другое. Привожу ее.

Но этими тремя именами список артистических гостей Харбина отнюдь не исчерпывается. В 1923–1924 гг. через Харбин прошел, в полном смысле этого слова, блестящий "парад знаменитостей".

В июне—июле 1923 г. в городе побывал, раз в пятый, знаменитый тенор, заслуженный артист Большого театра А. М. Лабинский, а также прима-балерина Московского и Петроградского государственных оперных театров и гастрольной поездки труппы С. Дягилева по Америке, Англии и Франции — Ксения Петровна Маклецова.

В сентябре гастролировали певицы: Мария Александровна Каринская ("Заря" напомнила, что только три женских имени гремели в России из года в год: Вяльцева, Плевицкая и Каринская; а о тоне рецензий дает понять заголовок одной из них — "Чудо Каринской") и М. А. Ведринская.

В октябре вновь дал несколько концертов скрипач с мировым именем — Яша Хейфец, и давались объявления о гастролях известного автора-юмориста, любимца харбинской публики Владимира Степного (настоящего!), который выступит с пением, злободневными лубками, инсценировками и интермедиями.

В ноябре здесь побывал в рамках большого заграничного концертного турне скрипач Михаил Эрденко.

В январе—феврале 1924 г. выступал с концертами, пел во многих операх Александр Ильич Мозжухин.

За ним приехала чета Словцовых.

В апреле гастролировали знаменитый бас, артист Петроградского и Московского государственных театров Владимир Иванович Касторский и с ним известное колоратурное сопрано М. А. Хованская.

А в июле приехал Малый театр…

Блестящие выступления старых русских артистов, их печатавшиеся в харбинской прессе воспоминания о русском искусстве вновь и вновь воскрешали в памяти русского населения Харбина страницы такого недавнего прошлого!

Культурная жизнь Харбина в этот сложный, переломный 1924 год была исключительно яркой и оживленной.

Но почему переломный?

В начале октября этого года Китайская Восточная железная дорога перешла в руки совместного советско-китайского управления, что коренным образом изменило всю жизнь россиян в Маньчжурии.

Как происходил 3 октября 1924 г. — в день "Октябрьского переворота на КВЖД" — переход дороги в совместное советско-китайское управление?

О! Это был день весьма драматических событий.

Но начать придется все-таки с кануна — со 2 октября.

Вторая половина дня… Необычайное волнение в железнодорожных кругах. Получены первые официальные сведения о сроке перехода Китайской дороги в руки новой администрации. Все знали о ведущихся советско-китайских переговорах. Но никто не ожидал столь быстрых результатов. Оказалось неожиданным, что изменения должны произойти буквально завтра. От Чжан Цзолиня была получена телеграмма о том, что завтра прибудут китайские члены созданного Распорядительного комитета и в тот же день вступят в исполнение своих обязанностей. Советская сторона вроде бы заявила, что ни о какой передаче дел в этот день не может быть и речи.

Постепенно в правлении дороги восстанавливается спокойствие. С внешней стороны все здесь обстоит так же: висят те же выцветшие и пожелтевшие плакатики: "Канцелярия", "Ревизионный комитет", "Приветствия без рукопожатий", "Просьба оставлять верхнее платье у швейцара" и т. п.

В шесть с половиной часов вечера на квартире советского генерального консула М. Я. Ракитина происходит совещание советских членов Распорядительного комитета дороги, на котором присутствовали Серебряков, Ракитин, Данилевский. Результаты совещания неясны. Говорили, что были окончательно намечены кандидатура в Управляющие дорогой А. Н. Иванова и на должность помощника Управляющего инженера Эйсымонта.

Утро 3 октября. В "Заре" статья "Исторический день КВЖД".

Так сказать, прогноз ожидаемых событий, как они представлялись журналистам вечером 2 октября, когда верстался номер газеты:

Сегодня в 8 час. 5 мин. утра прибывают китайские члены Распорядительного комитета дороги — Юань Цзинькай и другие и вступают в исполнение своих обязанностей. Сегодня же в 12 час. первое заседание.

Завтра, тоже в 12 часов — первое заседание Распорядительного комитета в полном составе, т. е. русских и китайских членов вместе, самое обычное, деловое. На повестке дня один вопрос: О назначении Управляющего дорогой и его помощников. После принятия решения оно будет передано Управляющему дорогой. После назначения Управляющего и его помощников — должно состояться и назначение новых начальников служб.

Русские члены правления молчат. Якобы собираются внести протест против смены высшей администрации… Другая версия: они настолько ошеломлены неожиданностью, что не смогли установить, какой им тактики держаться.

Остроумов заявляет:

— Я готов сдать дела, так как они находятся в полном порядке.

Управление работало нормально. Начальники служб не получали каких-либо официальных извещений о событиях или распоряжений о сдаче дел. Сегодня занятия должны идти нормальным ходом. Все события будут происходить в правлении.

Неожиданным было предложение инженеру Данилевскому войти в состав Распорядительного комитета. Теперь старых членов правления там два: он и Юань Цзинькай…

Таково было, как мы можем убедиться, вполне спокойное ожидание предстоящих событий

Однако на следующий день — 4 октября — газета вышла под сенсационным заголовком:

"Китайская дорога в руках советско-китайского управления".

А подзаголовки холодили душу читателей: "Вчера Правление и Управление Китайской дороги — арена чрезвычайных событий, носящих не только местный, но международный характер. Дни, подобные вчерашнему, Китайская дорога не знала за все 25 лет своего существования. Переход дороги из банковско-китайского в советско-китайские руки. Сложение старым составом Правления своих полномочий. Увольнение крупнейших лиц администрации дороги и назначение новых".

Наконец, как завершение всего этого калейдоскопа событий: "Арест управляющего дорогой инженера Остроумова и начальника Земельного отдела дороги Гондатти".

Ниже следует полный отчет двух ведущих харбинских журналистов — Л. В. Арнольдова и М. С. Бибинова (под псевдонимами Виктор Сербский и М. Рокотов) о тех по-настоящему драматических событиях, которые в действительности произошли за минувший день.

Утро 3 октября 1924 года. Свежий холод первого заморозка и червонное золото осеннего солнца. Встречают мукденских гостей. Последние распоряжения — и из парадной комнаты харбинского вокзала выходит инженер Остроумов. Он в синем пальто-клеш, в серой поярковой шляпе, в серых гетрах, с серыми замшевыми перчатками в руке.

В этот момент скромно проходит в буфет первого класса (его будущий преемник) Иванов. Подходит поезд. Пульман первого класса, № 23. Доктор Хэ (его я уже упоминал выше) Остроумову: "Хау ду ю ду?" И вдруг внезапной толпой сбоку: главноначальствующий Чжу Цинь-лан, генерал Чжан Хуансян, генерал Вэн и другие. Выходят китайские члены Распорядительного комитета. Остроумов им передает свои визитные карточки. Каша рукопожатий, взаимных поклонов, передаваемых из рук в руки карточек. Многие приехавшие, даже китайцы, — люди новые и не знакомы друг с другом. Затем все кучкой движутся к парадной комнате.

В эту минуту, рослый и представительный Иванов подходит к ген. Ян Чжо, как к доброму своему знакомому, и дает ему две карточки: "Для г-на Юань Цзинькая и Вам"… Будущий "Эн" в отличном летнем пальто, в свежей светло-серой шляпе. У него открытое моложавое лицо блондина, на верхней губе подстрижены усы: облик простой, чувствуется в себе уверенность и полное самообладание. Все входят в парадную комнату. На круглом столе обычное: тяжелые вазы, нагруженные фруктами, печеньем, дымится в сверкающих чистотой стаканах — горячий чай. Все переходят с места на место, разговаривают, совещаются — никто не берет на себя инициативу пригласить к столу.

Иванов, обведя всех вопросительным взором, проходит к выходу. Среди китайцев — Данилевский.

— В одиннадцать часов? Да, в одиннадцать…

От входа налево, в углу, у окна стоит один Б. В. Остроумов. Безучастный, замкнутый, безмолвный. Это была его привычка прежде, всех объединять, веселить, дирижировать общим настроением. Сегодня не то. Еще несколько минут тягостного недоуменья.

Наконец, Остроумов бросает через головы Данилевскому:

— Ну что, Сергей Иванович, они не будут чай пить?

— Очевидно, нет, — глухо отвечает инженер Данилевский. Остроумов обращается тогда к группе журналистов:

— Всего хорошего, господа! — И быстро уходит.

Что происходило в это время в правлении дороги?

Готовились к встрече членов Распорядительного комитета. Она была назначена на 11 час. утра. Тем временем в помещении РусскоАзиатско-го банка должно было состояться совещание русских членов правления дороги с представителями администрации местных отделений Банка. Они отправились туда в одиннадцатом часу. Правленцы лихорадочно ожидали результатов совещания. Но раньше возвращения русских членов правления, около 11-ти прибыли новые члены Распорядительного комитета. В правлении по-прежнему тихо и чинно, по-обычному. За несколько минут до 11-ти появляется ген. Ян Чжо.

Краткое интервью:

— Я как и был прежде, — говорит генерал, — так и остаюсь членом ревизионного комитета дороги.

В 11 час. 5 мин. безо всякого сопровождения прибывают в вестибюль и снимают свои пальто М. Я. Ракитин, А. Н. Иванов и гр-н Серебряков. Ракитин в синем костюме с портфелем. Лицо его бесстрастно. Иванов — в черном, строгом костюме. Встреченные секретарем инженера Данилевского, г. Люба, все трое быстро проходят в его кабинет товарища председателя правления. Там, когда открывается дверь, виден в мягком кресле Серебряков. На столе Данилевского в вазе букет снежно-белых астр.

В 11 час. 10 мин. прибывает сам Данилевский, а затем с минутным перерывом появляются, наконец, русские члены Правления — С. М. Вебер, В. В. Пушкарев, П. И. Кузнецов, Н. К. Эльтеков. Все они поднимаются наверх, в зал заседаний, за исключением инженера Данилевского, прошедшего в свой кабинет приветствовать советских гостей.

Заседание прежнего состава правления и ревизионного комитета дороги в присутствии всех — новых и старых членов как русской, так и китайской группы — начинается в зале заседаний ровно в 11 час. 15 мин. и продолжается ровно… ПЯТЬ минут.

За эти пять минут заместитель председателя Правления Юй Жэнь-фэнь зачитывает телеграмму маршала Чжан Цзолиня о сформировании Распорядительного комитета, к которому переходят все функции прежнего правления. Это означало, что прежнее правление распускается и его более не существует. Окончив чтение телеграммы, Юй заявляет, что никаких прений по существу дела он допустить не может. Кроме того, "он спешит" и поэтому объявляет последнее заседание правления закрытым.

В 11 час. 20 мин. все уже спускались вниз, в вестибюль. В зале задержались только Данилевский, Юань Цзинькай и ген. Ян Чжо. Все трое — единственные, кто из состава прежней высшей администрации дороги попали в состав Распорядительного комитета. Бывшие члены правления разъезжаются по домам.

В вестибюле появляется новый вице-консул СССР в Харбине г-н Дяткович.

Наконец, вниз из зала заседания спускается Данилевский, проходит в свой кабинет и через минуту появляется оттуда в сопровождении советских представителей. Первым идет Серебряков со значком члена ЦИКа в петлице, за ним Ракитин, держа в руках новый желтый портфель, и замыкает шествие А. Н. Иванов. Все они скрываются в дверях кабинета председателя правления дороги.

В 11.40 появляются вновь назначенные члены Распорядительного комитета — китайцы: Лю Юнхуа, Ляо Цзо и инженер Фань Цигуань — и точно так же проходят в тот же кабинет. Вслед за ними туда же идут ген. Ян Чжо и Юань Цзинькай.

В 12.15 начинается частное совещание Распорядительного комитета. Инженер Далматов, по обыкновению, исполняет функции церемониймейстера и готовит зал к предстоящему заседанию. Огромный и парадный главный зал правления дороги, украшенный по стенам внушительными портретами русских генералов и китайских сановников, — неузнаваем. Посередине — огромный крытый белой скатертью стол, украшенный цветами. Стоят вазы с фруктами, коробки конфет. За соседним столиком перетирают многочисленные фужеры для шампанского.

Ровно в 12 час. дня из кабинета председателя появляется фигура будущего Управляющего дорогой Иванова. В 12.05 двери кабинета распахиваются и весь состав Распорядительного комитета проходит в зал для того, чтобы заслушать речь нового председателя Распорядительного комитета ген. Бао Гуйцина. В большом зале все расположились за сервированным столом. Разнесли шампанское. Заседание открывает Юань Цзинькай, который заявляет:

"Сегодня первое заседание Правления в новом составе, которое отныне называется уже не Правление, а Распорядительный комитет". Он перечисляет состав членов Правления от Китая. Вслед за ним поднимается Серебряков и сообщает: "С нашей стороны входят в Распорядительный комитет: товарищем председателя Серебряков, членами — Ракитин, Грант, Данилевский и Клышко". После выступления Серебрякова Юань назвал китайских членов ревизионной комиссии, а Серебряков — русских. Ими оказались: инженер Чэн Хань, ген. Ян Чжо, Дят-кович и Костин. Третий член ревизионной комиссии от СССР еще не назначен.

Приветственная речь ген. Бао Гуйцина

Известный нам Бао Гуйцин, тогдашний глава Распорядительного комитета, лично на заседании не присутствовал. Г-н Юань прочел его письменное обращение за личной подписью. Оно гласило:

"Сегодня день открытия функций Распорядительного комитета и ревизионного комитета Китайской Восточной железной дороги. Произошли реорганизация и перемена в деловой обстановке. Я назначен председателем Распорядительного комитета, но казенные дела временно задержали меня в Мукдене. Весьма сожалею, что лишен возможности лично присутствовать в день открытия функций Распорядительного и ревизионного комитетов. Председательствование за меня поручаю члену Распорядительного комитета Юань Цзинькаю. Состоявшееся подписание дружественного соглашения открывает совместную дружественную работу на бесконечное счастье Китайской Восточной железной дороги. Приветствуя в этот день Распорядительный и Ревизионный комитеты железной дороги двух правительств, я желаю многолетней успешной работы.

Председатель Распорядительного комитета, совмещающий должность главноуправляющего делами Общества Китайской Восточной железной дороги (дубань)

Бао Гуйцин".

По прочтении речи генерала Бао присутствующие на заседании подняли в его честь бокалы вина. Затем русские и китайские члены комитетов знакомились между собой, поздравляли друг друга, чокались бокалами шампанского.

В час дня все члены комитетов вышли из зала и поднялись в зал заседаний Комитета, где началось первое деловое заседание. Это заседание носило совершенно закрытый характер. Результаты его стали известны журналистам позднее. Ровно в два часа дня был объявлен перерыв. Все китайские члены комитетов из зала заседания вышли и разошлись по коридорам. Советские представители не выходили. После 20-минутного перерыва совещание продолжило свою работу. Занятия в правлении заканчивались в три часа дня, и правленцы, обсуждая между собой события, потянулись к выходу. Правление опустело. Лишь в угловой комнате второго этажа по-прежнему шло заседание, а внизу в приемной-вестибюле толпились представители газет, ожидавшие его результатов.

На каждого, выходившего из заветной комнаты, набрасывались с расспросами, но все отмалчивались.

Наконец, информацию удалось получить. С разрешения Распорядительного комитета прессу собрал в свой кабинет начальник Канцелярии Правления профессор Рязановский и вкратце сообщил о ходе еще не закончившегося заседания.

— На повестке дня, — заявил он, — как известно, стоят следующие три вопроса: 1. Вопрос об учреждении Распорядительного комитета; 2. Об установлении порядка приема дел правления; 3. О назначении Управляющего дорогой и его помощников.

Профессор В. А. Рязановский объявил, что Распорядительный комитет, заслушав заявление исполняющего должность заместителя председателя об учреждении комитета, постановил принять это заявление к исполнению и считать Распорядительный комитет в следующем составе: председателя ген. Бао, товарища председателя Л. П. Серебрякова, заместителя председателя Юань Цзинькая, заместителя товарища председателя М. Я. Ракитина и членов — С. И. Данилевского, Гранта, Н. К. Клышко, инженера Фань Цигуаня, Лю Чжэна и Люй Жунхуана — вступившими в исполнение своих обязанностей с 12 час. дня 3 октября.

По пункту второму постановлено: поручить гг. Юаню и Серебрякову установить порядок и произвести саму приемку дел правления дороги.

Наконец, по третьему пункту принято решение: Управляющего дорогой инженера Б. В. Остроумова и его помощника инженера С. Ц. Оффенберга уволить. На эти должности назначить Управляющим А. Н. Иванова и его помощником — инженера А. А. Эйсымонта.

Этими краткими, хотя и первостепенной важности сообщениями официальная информация начальника Канцелярии была исчерпана. Больше он ничего не мог сказать, кроме того, что заседание еще продолжается, причем идут разговоры о предполагаемых переменах в среде начальников служб. Для журналистов снова потянулись томительные минуты ожидания конца заседания.

В три с половиной часа, из зала заседания вышли председатель и два члена ревизионной комиссии и удалились в другой кабинет для своего отдельного от Распорядительного комитета заседания. Через несколько минут стала известна очередная сенсация: заседание Распорядительного комитета постановило, что название "Распорядительный комитет" уничтожается и что верховный административный аппарат дороги будет по-прежнему называться "Правлением".

Заседание правления окончилось только в 4 ч. 35 мин. дня.

Сперва вышли китайские, а через несколько минут и советские члены правления. Журналисты оцепили их, расспрашивая о результатах заседания, но спрашиваемые ничего не смогли или не захотели прибавить к полученной журналистами ранее информации. Однако удалось узнать, что на заседании велся разговор о дальнейших заменах лиц в администрации дороги, причем уже намечены, хотя и не оформлены протоколом следующие замены и назначения: на должность заведующего Экономическим бюро — вместо И. А. Михайлова инженера Г. Н. Дикого, на должность правителя дел Канцелярии, обязанности которого в настоящее время исполняет Р. Р. Мюллер, назначить г. Яцунского, и вместо А. В. Обольского, на должность секретаря Управления назначить А. М. Большова. Никаких новых перемен, назначений во вчерашнем заседании произведено не было. Никакие другие вопросы не рассматривались. На улице — сильная гроза с градом несколько задержала отъезд из правления его членов, чем и воспользовались журналисты.

В 5 час. вечера здание правления опустело, чтобы со следующего дня зажить новой жизнью.

Теперь о том, как проходил этот день — 3 октября — в Управлении дороги (последний день Остроумова в должности Управляющего КВЖД).

Скоро 9. По широким панелям Большого проспекта к Управлению течет обычный поток служащих. Дверь в кабинет Оффенберга открыта: работает. Дверь в кабинет "Эн" наглухо закрыта. Появляется элегантно одетый Обольский. Шутит. Опоздал и таинственно улыбается профессор Гинс. Выжидательная лихорадка. День в управлении прошел в необычайном настроении лихорадочного ожидания каких-то крупных событий. С утра все были на местах, но занятия не клеились. Служащие поминутно выходили в коридоры, смотрели, не появилось ли новое начальство, жадно ловили каждый слух. И ждали — ждали событий. Была уверенность в том, что вот-вот придет новое начальство и начнутся перемены — перемены во всем, но прежде всего в личном составе служащих.

Управляющий опаздывал… Заметили и учли, как факт, имеющий какую-то подкладку. Но в 9.30, как всегда неожиданно для всех, в свой кабинет проходит Остроумов. Он бодр и улыбается. (Вообще все и всюду улыбаются.) Но ни разу не улыбнулись только трое: Серебряков, Ракитин и Иванов. У всех на устах вопрос: уедет ли Остроумов? Общее мнение, что нет, останется в Харбине.

В начале 11-го часа к Управляющему приезжает французский консул Леписье. Вскоре Остроумов направляется на совещание в Русско-Азиатский банк… По возвращении его из банка разнеслись слухи, что инженер Остроумов уж подал в отставку и выпускает прощальный приказ. Однако сотруднику "Зари", обратившемуся к Управляющему за проверкой этого слуха, Остроумов заявил, что никакого прошения об увольнении он не подавал и тем более не отдавал приказа по линии об оставлении своего поста.

Час истекал за часом, и лихорадочное возбуждение управленцев начало спадать. Все глубже стала проникать уверенность, что день пройдет спокойно, и что если и будут какие-либо события, то не раньше следующего дня. Спокойствием прониклось сверху донизу все Управление — настолько, что Управляющий назначил даже представителям прессы на следующий день интервью о происходящих и готовящихся событиях… Из этого очевидно, что Остроумов не был ни о чем уведомлен и ничего не знал о происходившем в правлении, не ожидал каких-либо серьезных перемен. Возможно, что он получил от советской стороны какие-то заверения и был обманут. Во всяком случае, обманутыми оказались все служащие управления, все они ошибались по поводу видимого спокойствия. Мы теперь знаем, какие события в эти часы разворачивались вовсю в правлении дороги. Но вот в управлении тоже все стало известно…

И финал: прощальная речь Остроумова.

Передаю слово беспристрастному газетному отчету: "…около 3 час. дня служащие Управления стали собираться к дверям кабинета Остроумова. Разнеслась весть, что группа служащих хочет устроить ему проводы, и к дверям кабинета стали стекаться со всех служб все чины Управления от машинисток и конторщиков до Начальников служб. Толпою служащих были заняты в обе стороны коридор и доверху лестница, ведущая в Контроль.

Появившийся в дверях кабинета Остроумов был встречен рукоплесканиями.

Заметно взволнованный, Б. В. Остроумов обратился к своим сослуживцам с речью. Он сказал следующее:

"Ну что ж, друзья мои, около четырех лет мы боролись за Китайскую дорогу, и эту работу я направлял. В то время дорога была оторвана от России. Теперь Россия пришла. Вы знаете, что в Пекине и Мукдене состоялось по этому поводу соглашение, а сегодня в 12 час. дня первое заседание Распорядительного комитета, которое заканчивается к вечеру, и во главе дороги будут поставлены новые лица.

Я рад, что вы собрались здесь, и, не будучи в состоянии долее руководить вами, я могу поблагодарить вас за ту колоссальную работу, которую мы вместе с вами произвели. Перед тем как мне приехать сюда, я наметил план работы и должен сознаться, что с вами мне удалось осуществить его гораздо легче, чем я думал. Мы работали с вами в самый острый период после тяжкой войны и революции, в период партийной, политической борьбы, и я с гордостью могу сказать, что мы в целости донесли достояние России и Китая до сегодняшнего дня. Мы сберегли то богатство, которое приобретено великим соглашением графа Витте с Ли Хунчжаном, и Китайская дорога по заключению всех специалистов является далеко не худшим звеном Великого Сибирского пути. Но самой главной ценностью Китайской дороги является ее личный состав. Когда я принимал дорогу, я потребовал, чтобы мне было положено на стол 3 миллиона и заключен 20-миллионный заем. Однако ни копейки дано не было.

И все же свыше 20 тысяч служащих и рабочих имели на дороге свой кусок хлеба. Вы знаете, какое количество самых разнообразных учреждений содержалось за счет Китайской дороги. Во всей той работе, которая сделана, в вашем лице я видел честных и энергичных сотрудников. Может быть, за время нашей совместной работы и были некоторые несправедливые требования, особенно в начале, но вы сами понимаете, что чрезвычайные обстоятельства влекут за собой и чрезвычайные меры. Я сам поражался той выносливостью, с какой вы несли эту работу, выполняя все мои требования.

Вы служили не мне, а вашим родинам России и Китаю, и горжусь, что в этом деле служения России я был во главе вас. При моих переговорах с местными представителями советской власти, теперь уж это дело прошлого, я всегда указывал им на ваши заслуги и просил беречь личный состав Китайской дороги как главное ее богатство.

Сегодня я расстаюсь с вами. Кто знает, быть может, судьба еще столкнет нас. И где бы и когда бы это ни произошло, я буду рад отнестись ккаждому из вас от мала до велика, как кдругу, и в трудную минуту протянуть руку дружеской помощи. Теперь такой же плодотворной работы от вас ожидает новая Россия. Передавая ей вас, я передаю ей то, что ей так необходимо.

Желаю вам полного успеха в работе и благополучия в жизни. Большое, большое спасибо!"

При этих словах Б. В. Остроумов несколько раз отвесил глубокий поклон. Все присутствующие ответили ему аплодисментами".

Теперь продолжение этой истории.

Остроумов уже завершал свою речь, когда к нему подошли и встали около него несколько китайских полицейских чинов Сыскного отделения. Управляющий предложил им пройти в его кабинет, а сам продолжил выступление. Полицейскими в кабинет был приглашен находившийся тут же Гондатти. Ему предложили пройти через кабинет Оффенберга вниз, в свой кабинет. Там его ожидали еще двое полицейских, которые сразу же объявили ему:

— Вы арестованы!

После этого в автомобиле Николай Львович был отвезен в сыскное отделение.

Когда в кабинет вернулся Остроумов, ему также предложили проехать в полицейское управление. Он подчинился и, под аплодисменты сослуживцев, направился к автомобилю. Доставленный в управление, Остроумов был сначала помещен в приемной его начальника ген. Ван Литана. Здесь к нему приехала дочь — Ольга Борисовна и привезла обед. Вторично, на этот раз вместе с матерью, они еще раз приехали вечером и доставили Борису Васильевичу необходимые вещи.

Затем арестованного перевели в отдельную комнату бывшего Первого отделения управления. Сюда же, но в другую комнату, был помещен и Гондатти. Отношение к арестованным со стороны китайских властей было внимательным и предупредительным. Комнаты, отведенные для них, были срочно обмебелированы. Специально для них из магазина Чурина были доставлены две кровати с матрасами, зеркала, ковры. Для обслуживания узников был затребован повар из ресторана "Пекин". Был обеспечен полный комфорт, однако сообщение с внешним миром было запрещено.

Так, видимо, местные китайские власти представляли себе осуществление приказа Чжан Цзолиня из Мукдена: "Наложить на г.г. Остроумова и Гондатти до выяснения положения дел домашний арест". Безусловно, этот вынужденный с китайской стороны шаг был сделан по требованию советских представителей на переговорах — в первую очередь Карахана. Несколько позднее Чжан Цзолинь прямо заявил, что этот арест был произведен в силу давления со стороны советского дипломата, а не по инициативе китайских властей (Заря, 31 декабря 1924 г., № 297).

Одновременно китайские власти ввели в Харбине военное положение, специально объявив, однако, что это сделано якобы отнюдь не в связи с происходящими событиями.

В тот же день, 3 октября, в помещении американского консульства в Харбине состоялось экстренное совещание консулов в связи с последними событиями. На запрос из "Зари" о результатах совещания в консульстве ответили, что в нем приняли участие представители 4 держав — Франции, Японии, США и Англии. Обсуждался главным образом вопрос об аресте китайскими властями инженера Остроумова и Гондатти. В результате обмена мнениями и своего решения участники обратились к ген. Чжу Цинлану с просьбой оказать содействие и освободить арестованных. Ген. Чжу обещал сейчас же переговорить об этом по прямому проводу с Мукденом и получить его разрешение. В свою очередь, главноначальствующий заявил, что запрос сделан в срочном порядке и ответ нужно ожидать к ночи.

Тем временем советская сторона не допускала никаких промедлений. Новые советские управленцы ходили по зданию Правления и выбирали себе кабинеты по своему вкусу. Над зданиями Правления и Управления дороги были подняты новые флаги КВЖД: на месте квадрата с национальными цветами императорской России у верхней части древка теперь было красное поле с золотым серпом и молотом.

5 октября в 12 час. дня в здании советского Генерального консульства, открывшегося в Харбине, состоялась торжественная церемония поднятия государственного флага СССР.

Иностранные консулы — перед лицом возвращения СССР на Китайскую дорогу и открытия в Харбине советского Генконсульства — изменили свою позицию. Они стали заявлять, что ничего противозаконного в арестах они не находят, что китайские власти осуществили свои законные судебные права, предъявив арестованным обвинения в порядке следствия.

В Сыскном отделении репортеру удалось обменяться несколькими фразами с Н. Л. Гондатти. На вопрос о том, известны ли последнему причины ареста и продолжительность его, Николай Львович ответил:

— Мне ничего не объяснили, и я не знаю ни причин задержания, ни как долго продолжится арест. Что делать — пусть подержат, мне не привыкать к арестам. За время революции я девять раз арестовывался, — с улыбкой добавил он, прощаясь.

Китайские власти находились в определенном затруднении: какими-либо фактическими подтверждениями виновности Остроумова они не располагали. Обещание советских агентов предоставить им обвинительные материалы исполнено не было. В условиях зафиксированного отсутствия материалов для обвинения Канцелярия прокурорского надзора китайского Окружного Суда начала усиленную работу по переводу на китайский язык (!) всех бумаг и документов, захваченных при обысках у Остроумова и Гондатти, а также у репрессированных советской стороной И. А. Михайлова, инженера А. А. Гаврилова, бухгалтера КВЖД Г. И. Степунина — т. н. следственных материалов в объеме 10 тыс. страниц…

К этим переводам были привлечены все драгоманы прокурорского надзора, выполнявшие эту пустую и бессмысленную работу в течение многих месяцев. В конечном счете никаких злоупотреблений выявлено не было, Остроумов без какого-либо суда был освобожден, однако в заключении ему и другим арестованным пришлось пробыть 11 месяцев.

Надо ли говорить, каким тяжелым в моральном и физическом отношении был этот период для деятельного и энергичного управляющего КВЖД, привыкшего к активной и продуктивной работе в течение своего каждого рабочего дня!

И эти многочасовые допросы… На одном из них, 30 декабря 1924 г. Борис Васильевич с горечью говорил:

— Я четыре года работал для дороги, я вкладывал в нее всю свою душу, и вот теперь приходится переживать и испытывать такие страдания и унижения. Эти пытки и нравственные переживания способны, кажется, свести меня с ума!

Евгения Александровна Остроумова со своей стороны принимала все возможные меры для вызволения мужа из заточения. С этой целью она предприняла поездку в Пекин и Мукден. В Пекине ее приняли все посланники, кроме Карахана, который заявил, что вполне мог бы употребить свое влияние в пользу Остроумова… "если бы Остроумов изъявил желание перенести разбор своего дела в Москву".

"Было бы трудно представить, чтобы мой супруг согласился на это", — отреагировала на это "предложение" г-жа Остроумова. Дипломаты в Пекине, по ее словам, все были на стороне ее мужа. Посланник США д-р Шурман заявил, что репутация этого русского инженера в Соединенных Штатах так высока, что захоти только Остроумов приехать туда, то везде и на любой железной дороге его примут с распростертыми объятиями.

Чжан Цзолинь в Мукдене лично дал ей то объяснение причины ареста Остроумова, которое я уже привел выше, добавив, что он озабочен этим делом и поручил контроль за его разрешением Бао Гуйцину. Отношение китайской стороны к бывшему управляющему КВЖД нашло свое выражение также в чрезвычайно лестной характеристике, данной Остроумову цицикарским генерал-губернатором ген. У Цзиньшэнем.

Подытожу сказанное: обвинения против Остроумова, Гондатти и других оказались полностью вымышленными советской стороной, были лишь местью Остроумову и его коллегам за их независимую позицию.

Борис Васильевич и все другие вышли на свободу.

6 ноября в Пекине Остроумов дал интервью корреспонденту газеты "Заря", в котором заявил, что всегда стоял в стороне от политики, занимался всю жизнь экономической работой, в частности, железнодорожным строительством — еще с тех времен, когда начинал свою службу в качестве рабочего на Сибирской дороге.

"Мои соотечественники, — сказал он, — добивались моего ареста, несмотря на хорошо им известную горячую мою преданность России!"

Новая администрация получила дорогу в прекрасном состоянии и не создала, по его мнению, ничего нового. Постоянное стремление развивать конкуренцию с ЮМЖД Остроумов совершенно правильно считал огромной ошибкой со стороны советской администрации, которая сама побудила японцев строить соперничающие с КВЖД линии (и в конце концов, замечу, почти полностью заблокировать ее), заставив СССР уступить впоследствии свою долю прав правительству марионеточного Маньчжоу-диго.

Остроумов сказал также, что ему предложили работу в Америке, но он предпочел остаться в Китае, где, по его мнению, поле деятельности грандиозно.

Он принял предложение У Цзиньшэня возглавить постройку железной дороги от Харбина на Хуланьчэн-Бэйтунлинцзы-Хайлун (т. н. Хухайская железная дорога), успешно построил ее, стал советником по путям сообщения у мукденских властей, сделал еще много полезного для Китая.

Ему одному из первых китайская часть Правления КВЖД выплатила полагавшиеся жалованье и заштатные, задержанные советской стороной, в сумме более 11 тысяч золотых рублей…

Наступало время больших перемен, коснувшихся не только судеб всей эмиграции, но и жизни каждого россиянина в Китае…

Но об этом — следующая книга.

Русский голос, 1923, 24 января, № 731.

Заря, 1924, 27 февраля, № 45.

Заря, 1924, 15 апреля, № 84.