"Город золотых теней" - читать интересную книгу автора (Уильямс Тэд)Глава 7 Оборванная нитьСтивен лежал неподвижно, утонув в мутных глубинах пластмассовой палатки, как муха в янтаре. Трубки вставлены в нос, в рот, в вены. Рени казалось, что он медленно становится частью больницы. Еще одной машиной. Приспособлением. Она стиснула кулаки, борясь с приступом отчаяния. Ксаббу вложил руки в перчатки защитной камеры, вопросительно глянул вверх, на Рени. Она молча кивнула, не доверяя собственному голосу. – Он очень далеко, – прошептал бушмен. Странно было видеть его светлое лицо за пластиковым щитком. Рени внезапно ощутила укол страха, пробивший даже отчаяние и ужас от неизменной комы брата. ВР, карантин – она только и показывает Ксаббу новые способы отчуждения. Не противно ли ему это? И не ослабеет ли его дух?.. Она отринула эту мысль. Ксаббу был самым устойчивым психически, самым нормальным человеком, которого она знала. Она испугалась, потому что ее брат и ее друг были одного роста и оба – запакованы в многослойный пластик. Ее терзала собственная беспомощность. Она сделала шаг и дотронулась до плеча Ксаббу. Его рука касалась Стивена, ее пальцы – плеча бушмена, значит, Рени касалась Стивена – по цепочке. Пальцы Ксаббу скользили по спокойному лицу Стивена – движения их были точны и легки, словно он – Он очень далеко, – повторил Ксаббу. – Это похоже на глубокий шаманский сон. – Что-что? Ксаббу не ответил. Рука его лежала на груди Стивена, а Рени продолжала стискивать плечо бушмена. Долгое мгновение живая цепочка оставалась неподвижна. Потом Рени ощутила легкое шевеление под мешковатым энкостюмом. Ксаббу начал покачиваться. Тихие звуки, как мерное гудение и стрекотание насекомых в траве, поднимались и смешивались с механическим гулом системы жизнеобеспечения. Только через пару секунд Рени поняла, что бушмен поет. Когда они выходили из госпиталя, Ксаббу был тих. На остановке он остался стоять, а Рени шлепнулась на скамейку и уставилась на проезжающие машины, точно пыталась отыскать в их движении ответ на какой-то очень сложный вопрос. – Шаманский сон трудно объяснить, – сказал наконец Ксаббу. – Я бывал в городских школах. Они называют это «самогипноз». Но я могу сказать и как это зовется в болотах Окаванго: шаман уходит туда, где может говорить с духами и даже с богами. – Он прикрыл глаза и помолчал чуть-чуть, словно готовясь войти в транс. Потом открыл глаза и улыбнулся. – Чем больше я узнаю о науке, тем больше уважаю мудрость своего народа. Подкатил автобус, отрыгнул группку измученных пассажиров, поковылявших, или пошаркавших, или похромавших к больнице. Рени, прищуриваясь, вглядывалась в автобус, пока не разобрала номер маршрута. Не тот. Она отвернулась, почему-то разозлившись, неспокойная, как небо перед бурей. – Если ты имеешь в виду, что наука бесполезна, я не согласна… если ты не о медицине. Эта уж точно никому не нужна. – Рени вздохнула. – Нет. Это несправедливо. Ксаббу покачал головой. – Я не это имел в виду, Рени. Это трудно выразить. Чем больше я узнаю об открытиях ученых, тем больше уважаю то, что мой народ уже знает. Мы пришли к этим знаниям иным путем: не в закрытых лабораториях, не при помощи машин, что думают за нас, – но миллион лет проб и ошибок тоже чего-то стоит, особенно в болотах Окаванго или пустыне Калахари, где ошибка, скорее всего, не испортит опыта, а убьет ошибившегося. – Я не… о каких знаниях ты говоришь? – О мудрости наших родителей, прародителей, предков. Наверное, каждый из нас должен в своей жизни отвергнуть ее и лишь затем – признать. – Улыбка вернулась на его лицо, но едва заметная и задумчивая. – Как я сказал, это трудно объяснить… а вы устали, друг мой. Рени откинулась на спинку скамейки. – Устала. Но дел еще много. Она поерзала по пластиковой скамье, пытаясь найти положение поудобнее. Кто бы ни сотворил это чудо техники, для сидения он его явно не предназначал – как ни старайся, устроиться удобно не получится. Она сдалась, соскользнула на самый краешек, точно на насест, и вытащила сигарету. Зажигательная полоска не сработала, и Рени вяло пошарила в сумке, ища спички. – Что ты пел? Это как-то связано с шаманским трансом? – О нет. – Ксаббу даже возмутился немного, точно она обвинила его в карманной краже. – Это просто песня. Печальная песня моего народа. Я запел, потому что мне грустно было видеть вашего брата ушедшим так далеко от своих родных. – Расскажи о ней. Ксаббу вновь принялся разглядывать машины. – Это песня – плач по ушедшему другу. Она про игру с веревочкой – знаете? Рени сложила пальцы, словно натягивая воображаемую «кошачью колыбель». Ксаббу кивнул. – Я не знаю, как это точно передать по-английски. Может быть, так: Он замолчал. – Потому что оборвана нить… – повторила Рени. Тихая печаль, недоговоренность ее словно открыли дверь ее собственному чувству потери. Четыре недели – уже целый месяц. Ее братишка целый месяц спит сном покойника. Тело Рени сотрясли рыдания, и слезы хлынули потоком. Она пыталась подавить их, но печаль не уходила, и слезы текли все сильнее. Она попробовала заговорить с Ксаббу, объясниться, но не смогла. К своему смущению и ужасу она осознала, что теряет контроль над собой, что у нее истерика – прямо на автобусной остановке. Она ощущала себя раздетой, униженной. Ксаббу не стал обнимать ее, не стал повторять снова и снова, что все будет хорошо и все прояснится. Он сел рядом, взял Рени за руки и стал ждать, пока буря стихнет. Буря схлынула не скоро. Каждый раз, когда Рени казалось, что все позади, что она снова владеет своими чувствами, очередной пароксизм отчаяния подхватывал ее и выжимал очередную порцию рыданий. Сквозь слезы она видела, как подходит очередной автобус, вываливая на тротуар новую порцию пассажиров. Некоторые глазели на плачущую высокую женщину, которую утешал маленький бушмен в старомодном костюме. Представив себе, как нелепо они с Ксаббу выглядят вместе, Рени расхохоталась, хотя слезы не высохли и не перестали катиться. Какая-то отдельная часть ее сознания, неподвижно висящая в центре водоворота эмоций, отрешенно раздумывала, прекратится это когда-нибудь или ей так и суждено, как зависшей программе, болтаться между скорбью и весельем, пока не стемнеет и все не разойдутся по домам. Наконец все стихло – скорее от усталости, с отвращением решила Рени, чем под действием самоконтроля. Ксаббу отпустил ее руки. Рени не осмеливалась поднять на него глаза, а поэтому полезла в карман, нашарила клок салфетки, которым раньше стирала помаду, и попыталась, как могла, утереть слезы и высморкаться. Когда она наконец глянула на Ксаббу, в глазах ее горел вызов, точно побуждая его воспользоваться ее слабостью. – Теперь ваша боль утихла немного? Рени снова отвернулась. Неужели ему кажется совершенно нормальным, что она выставляет себя дурой перед всем медицинским центром пригородов Дурбана? Может, и так. Стыд ослабел, и от него остался только укоряющий шепоток в глубине рассудка. – Мне уже лучше, – ответила она. – Кажется, мы пропустили автобус. Ксаббу пожал плечами. Рени взяла его за руку и крепко пожала. – Спасибо, что терпишь меня. Его спокойный взгляд нервировал ее. Что ей – гордиться своей истерикой, что ли? – Одна строчка. Строчка из песни. – Да? Он внимательно смотрел на нее. Рени не могла понять почему, но не могла и вынести этого взгляда – сейчас, когда веки распухли, а из носа течет. Она воззрилась на свои руки, безвольно лежащие на коленях. – Вот она: «Есть люди, другие люди, порвавшие мою нить…» Так вот, где-то есть такие люди… должны быть. Ксаббу сморгнул. – Не понимаю. – Стивен не просто… болен. Я в это уже не верю. Я в это никогда толком не верила, только не могла понять почему. Кто-то – вот как в песне – сотворил это с ним. Я не знаю, кто, как и зачем, но я знаю. – Она нервно хохотнула. – Так все психи говорят: «Не могу объяснить, но знаю, что это правда». – Вы так решили из-за наших исследований? Из-за того, что мы нашли в библиотеке? Рени кивнула и выпрямилась. Силы возвращались к ней. Действие – вот что ей нужно. Плакать – без толку. Надо что-то – Верно. Я не знаю, что это значит, но причина кроется в сети. – Но вы говорили, что сеть не настоящая и все, что там творится, – не на самом деле. Если что-то съесть в сети, не насытишься. Как может сеть причинить вред, погрузить ребенка в сон, от которого не очнуться? – Не знаю. Но я выясню. Рени внезапно улыбнулась. Как легко в тяжелые минуты приходят на ум старые клише. Так говорят сыщики в детективах – кажется, в той книжке, что она читала Стивену, эта фраза встречалась несколько раз. Она поднялась на ноги. – Я не хочу ждать другого автобуса, и на скамейке сидеть обрыдло. Пошли, поедим – если ты не против. Ты и так весь день угробил на меня и мои проблемы. Как же твои занятия? Ксаббу лукаво ухмыльнулся. – Я занимаюсь очень старательно, миз Сулавейо. И уже выполнил все задания на эту неделю. – Тогда пошли со мной. Я хочу поесть и кофе – особенно кофе. А отец пусть сам о себе позаботится. Ему полезно. Шагая по тротуару, Рени чувствовала себя лучше, чем весь прошлый месяц, – легче, точно сбросила промокший свитер. – Мы обязательно найдем что-нибудь, – проговорила она. – На все вопросы есть ответы. Только надо их найти. Ксаббу не ответил, только зашагал быстрее, чтобы держаться рядом с ней. Серые сумерки теплели в оранжевых огнях загорающихся фонарей. – Привет, Матси. Мы можем войти? Мать Эдди стояла в дверях, разглядывая Рени и Ксаббу одновременно с интересом и подозрением. – Чего тебе? – Мы хотим поговорить с Эдди. – О чем? Он натворил что-нибудь? – Я просто хочу с ним поговорить. – Рени начинала выходить из себя, а как раз этого делать не следовало. – Да ну, ты же меня знаешь. Не держи меня в дверях, как пришлую. – Извини. Входите. Матси отошла в сторону, пропуская гостей, и указала на чуть изогнутую софу, покрытую разноцветным ковриком. Рени подтолкнула Ксаббу, чтобы тот садился, хотя больше в комнате все равно негде было пристроиться – квартира была такой же замусоренной, как месяц назад. «И мусор, наверное, все тот же», – подумала Рени и тут же укорила себя за мстительность. – Мальчишка в душе. – Матси не предложила гостям чего-нибудь выпить и не села сама. Секунды неловко тянулись. Сестренки Эдди лежали на полу, как молящиеся, перед стенным экраном, где двое мужиков в броских спортивных костюмах бултыхались в чане с какой-то клейкой субстанцией. Матси поглядывала на экран через плечо, явно мечтая сесть и спокойно посмотреть шоу. – Мне очень жаль Стивена, – проговорила она наконец. – Он хороший мальчик. Как он? – Все так же. – Рени сама слышала напряженный звон в своем голосе. – Врачи разводят руками. Он просто… спит. Она покачала головой, потом через силу улыбнулась. Матси же ни в чем не виновата. Конечно, она никудышная мать, но Рени не думала, что причиной тому – странная болезнь Стивена. – Может, Эдди выкроит время и зайдет к нему. Доктор говорит, что Стивену полезно слушать знакомые голоса. Матси неуверенно кивнула, потом выглянула в коридор, крикнула: «Эдди! Вылезай! С тобой хочет поговорить сестра Стивена» – и вернулась, покачивая головой, будто только что выполнила тяжелый и неблагодарный труд. – Он там часами сидит. Иногда я озираюсь и спрашиваю: «Да где этот мальчишка? Что он там, помер?» – Она запнулась и выпучила глаза. – Извини, Ирен. Рени покачала головой, спиной чувствуя удивленный взгляд Ксаббу. Она никогда не называла ему своего полного имени. – Ничего, Матси. О, я не представила тебе Ксаббу. Он мой студент и помогает мне в исследованиях. Мы пытаемся выяснить что-нибудь о болезни Стивена. Матси покосилась на бушмена. – Что значит – исследования? – Я пытаюсь найти что-то, что врачи пропустили, – какую-нибудь статью в медицинском журнале, хоть что-то. – На этом Рени решила остановиться. Матси, без сомнения, уже составила собственное представление об ее отношениях с Ксаббу. Намек на то, что они ищут причину комы Стивена в самой сети, только вызовет еще больше недоверия. – Я пытаюсь делать, что могу. Внимание Матси снова привлек экран. Двое мужиков, заляпанных клейкой слизью, пытались вскарабкаться по стенкам покачивающегося прозрачного чана. – Конечно, – рассеянно подтвердила она, – ты делаешь все, что можешь. Рени оценила всю бездну мудрости, какую могла вложить в эти слова женщина, отправившая собственных детей к сестре на выходные, забыв, что та переехала. Рени эта история стала известна, потому что детишки заявились к ней, и она угробила полдня на то, чтобы найти новый адрес их тетки и доставить бедняжек по назначению. «О да, Матси, мы с тобой делаем, что можем…» Появился Эдди. Мокрые кудряшки липли к голове, пижама была велика ему на несколько размеров: закатанные несколько раз штанины все равно волочились по полу. Голову он втянул в плечи, будто ожидал выволочки. – Ну, сына, скажи Ирен «привет». – Привет, Рени… – Привет, Эдди. Присядь. Я хочу тебе задать пару вопросов. – Врачи из больницы ему уже всякие вопросы задавали, – гордо кинула Матси через плечо. – Приходил один, еду вытащил из холодильника, записывал что-то. – У меня совсем другие вопросы, Эдди. Только подумай хорошенько, прежде чем отвечать, ладно? Эдди повернулся к матери, будто ища спасения в ее вмешательстве, но Матси опять приклеилась к экрану. Эдди уселся на пол перед Рени и Ксаббу, подобрал пластиковую фигурку – сестрину игрушку – и принялся вертеть в руках. Рени объяснила, кто такой Ксаббу, но Эдди это, казалось, не очень интересовало. Ей вспомнилось, как она чувствовала себя в его возрасте, – взрослые казались одной безликой враждебной массой, кроме тех, кто доказал обратное. – Я ни в чем не виню тебя, Эдди. Я просто хочу понять, что случилось со Стивеном. Мальчик не поднимал глаз. – Он болен. – Я знаю. Но я хочу выяснить, что его поразило. – Мы ничего не знаем. Я уже говорил. – В ту ночь, может, ничего и не было. Но я знаю, что вы со Стивеном и Соки шарили по сети и залезали в такие места, куда вам вход заказан. Я-то знаю, Эдди, помнишь? – Ага. – Он пожал плечами. – Расскажи об этом. Эдди вертел куколку в руках так отчаянно, что Рени забеспокоилась, как бы он ее не сломал. Чертовы штуковины были бешено дороги – уж она-то знала, накупив Стивену фигурок к «Сетевым детективам» больше, чем могла сосчитать. Маскер, обладатель хрупкой, сверхсложной пластмассовой прически в половину собственного роста, ломался особенно часто. – Так все делают, – пробормотал Эдди наконец. – Мы же сказали. Так, тыкались-мыкались. – Все делают – Ага. – А что с тем клубом… «Мистером Джи»? Туда тоже все ходят? – Ага. Ну, не все. Старшие парни о нем много болтают. Рени выпрямилась, оставив попытки встретиться с Эдди взглядом. – И большинство, наверное, врет безбожно. Что вы такого услышали, отчего полезли туда очертя голову? – А что это за место? – поинтересовался Ксаббу. – Паршивое. Это в сети: виртуальный клуб – как виртуальное кафе, в котором мы с тобой были. – Она снова повернулась к Эдди: – И что старшие мальчишки о нем говорят? – Что… что там можно всякое видеть. Получать. – Он покосился на мать и смолк, хотя Матси завороженно следила, как двое вымазавшихся в клее мутузят друг друга светящимися шестами. Рени подалась вперед. – – Говорят, там можно… ощущать. Даже без фляков. – Фляков? – Очередной термин сетевиков. Как они быстро меняются. – Ну… этих, которые позволяют дотронуться. – Такторов? Сенсорных рецепторов? – Ага, этих самых. Даже без них в «Мистере Джи» можно до некоторых вещей дотронуться. И там… я не знаю. Парни говорят всякое… – Эдди снова замолк. – Скажи, о чем они говорят! Но Эдди явно не собирался обсуждать со взрослыми сплетни малолетних сетевиков. Теперь уже Рени обернулась к матери мальчика в поисках поддержки, но Матси, сняв с себя ответственность, не собиралась принимать ее вновь. Прочие линии допроса много новых сведений не принесли. Мальчишки залезли в клуб в поисках раздутых слухами развлечений, «посмотреть» на что-то – по мнению Рени, на какую-нибудь порнографию, не то секс, не то насилие, – но заблудились и часами бродили по клубу. Кое-что пугало их и сбивало с толку, кое-что казалось просто нелепым, а потому интересным, но Эдди утверждал, что почти ничего не помнит конкретно. Наконец какие-то люди, в том числе отвратного вида толстяк – или сим подобного облика, – направили их в подвал, где Соки провалился в ловушку, а Эдди со Стивеном сбежали и вызвали Рени. – И больше ты ничего не вспомнишь? Даже если это может помочь Стивену? В первый раз за вечер Эдди поднял глаза на Рени: – Я не дупляю. – Не вру, – перевела та для Ксаббу. – Я этого и не говорила, Эдди. Но я надеялась, что ты сумеешь вспомнить получше. Постарайся. Он пожал плечами, но теперь, заглянув в его глаза, Рени уловила в них испуганный блеск. А говорит ли он правду на самом деле? Эдди был испуган и боялся вовсе не наказания со стороны Рени. – Если вспомнишь что-нибудь еще – позвони мне. Пожалуйста. Это очень важно. – Она встала. Эдди, повесив голову, двинулся к себе. – Еще одно, – сказала Рени ему вслед. – А что с Соки? Эдди воззрился на нее широко раскрытыми глазами: – Он заболел. Он у своей тети. – Знаю. Он заболел из-за того, что с ним случилось в сети? Скажи мне, Эдди. Мальчик помотал головой. – Я не знаю. Он не вернулся в школу. Рени сдалась. – Иди. Эдди вылетел из комнаты, как пробка из-под воды. Рени обернулась к лежащей рядом с дочерьми Матси: – У тебя есть номер тети Соки? Матси поднялась на ноги, вздыхая так тяжело, будто ее попросили втащить пару центнеров камней на Драконовы горы. – Может, где-то и есть. Рени глянула на Ксаббу, надеясь, что тот разделит ее молчаливое негодование, но бушмен с завороженным омерзением взирал на стенной экран, где клейкий мужик пытался поймать, убить и съесть живого цыпленка. Комнату заполняли звуки зрительского смеха, усиленные и обработанные до такой степени, что походили на рев станка. Последние занятия заканчивались, студенты расходились по домам. Рени наблюдала за калейдоскопическим потоком из окон своего кабинета, размышляя о человеческих существах и их тяге к общению. В конце предыдущего столетия ученые предсказывали, что вскоре преподавание будет вестись исключительно по видеосвязи, а учителя вымрут, замененные интерактивными обучающими программами и гипертекстовыми базами данных. Конечно, ученые и раньше ошибались. Рени припомнилось, что говорил один из ее собственных преподавателей: «Когда сто лет назад появилась быстрозамороженная еда, профессиональные предсказатели говорили, что время стряпни на кухне отошло. А тридцать лет спустя по всем странам „первого мира“ в обеспеченных районах люди растили в огородах собственные овощи и пекли домашний хлеб». Так что человечество вряд ли избавится от стремления к личному контакту. Лекции и занятия вживую занимали меньшую часть учебного процесса, чем в те дни, когда единственным хранилищем информации служила книга, но те, кто предсказывал этому пожирающему время и силы нелепому занятию скорую гибель, явно ошиблись. Одна из прежних университетских подружек Рени вышла замуж за полицейского. Прежде чем они потеряли друг с другом контакт, Рени пару раз побывала у подруги в гостях и помнила, что ее муж так же отзывался о криминологии: сколько бы ни изобретали распознавателей лжи, анализаторов сердцебиения, мозговых ритмов, тона голоса и электрохимических изменений кожи, полицейский не чувствует себя уверенно, пока не проведет допрос подозреваемого с глазу на глаз. Так что нужда в общении была всеобщей. Как бы ни менялась среда обитания человечества – как правило, под воздействием самого человечества, – мозг человека оставался тем же органом, что и у наших предков, бродивших миллион лет назад по Олдувайскому ущелью. Он получает информацию и пытается ее осмыслить. На базисном уровне, уровне инстинктов – страха, желания, самосохранения, нет разницы между «реальным» и «нереальным». Мысли эти навеял Рени предстоящий разговор с Соки, приятелем Стивена. Она дозвонилась до его матери еще с утра, но Патриция Мвете, с которой Рени была почти незнакома, упорно твердила, что та не должна приходить. По ее словам, Соки было очень плохо и лишь недавно стало лучше. Гости его только расстроят. После долгого и довольно бурного спора Патриция согласилась позволить Соки поговорить по телефону, когда он вернется после обеда с какой-то загадочной «встречи». Поначалу мысли Рени крутились вокруг преимуществ личной встречи по сравнению с телефонным звонком, но по мере того как цепочка размышлений продолжалась, Рени все яснее понимала, что в поисках причин болезни Стивена – особенно если причины скрыты где-то в сети – ей придется очень долго отделять призрачное от реального. Разумеется, излагать свои догадки властям, медицинским или судебным, пока нелепо. ВР уже становилась объектом внимания алармистов, особенно поначалу, как все новые технологии; бывали случаи посттравматического стресс-синдрома после особенно кровавых симуляций, но ни одна история болезни не походила на случай Стивена. И, несмотря на необъяснимую уверенность Рени, корреляция между частотой комы и использованием сети ничего не доказывала. Тысяча других факторов могла создать такое же распределение. Но еще больше пугала ее перспектива искать правду в самой сети. Даже опытный полицейский детектив, за спиной которого стоит вся мощь закона, мог бы запутаться в масках и иллюзиях, создаваемых клиентами сети, – а ведь еще защищенные ООН права личности… «А я? – подумала Рени. – Если я права и мне придется туда лезть, я буду похожа на Алису, распутывающую убийство в Стране Чудес». Мрачные раздумья прервал стук в дверь. В кабинет заглянул Ксаббу. – Рени? Вы заняты? – Заходи. Я уже хотела послать тебе почту. Спасибо, что столько времени потратил на меня вчера. Мне так совестно, что я тебя отрываю от занятий. Ксаббу немного смутился. – Я бы хотел быть вашим другом. А друзья помогают друг другу. Кроме того, должен признаться, меня очень заинтересовала ситуация. – Может быть, но у тебя своя жизнь. Кажется, ты обычно проводишь вечера в библиотеке? Он улыбнулся: – Институт был закрыт. – Да, конечно. – Рени поморщилась и вытащила из кармана сигарету. – Бомбисты. Дурной признак, когда их так много, что я забываю о них, если не напомнить. И знаешь что? За весь день ты вспомнил первый. Жизнь большого города. В дверь постучали еще раз. Пришла одолжить книгу коллега Рени, преподавательница начального курса программирования. Проболтала она непрерывно с той секунды, когда вошла, и до той, когда вышла, многословно пересказав свой поход в «потрясающий» ресторан вместе с дружком, и даже не обратила внимания на Ксаббу, будто тот был просто предметом обстановки. Рени такое бескультурье покоробило, но бушмен, кажется, предпочел ничего не заметить. – Вы уже думали о том, что узнали вчера? – спросил он, когда болтушка удалилась. – Я все же не совсем понимаю, что, как вам кажется, случилось с вашим братом. Как может иллюзия произвести такой эффект? Особенно если у мальчика было примитивное оборудование. Что помешало бы ему снять шлем при первых признаках опасности? – Он его снял. Во всяком случае, я нашла его уже без шлема. И я не могу ответить на твой вопрос, как бы мне ни хотелось знать. Рени внезапно ощутила жуткую усталость при мысли о том, как тяжело, как немыслимо невозможно будет найти в сети причину болезни Стивена. Она придавила пальцем окурок и проследила, как поднимается к потолку последняя струйка дыма. – Может, все это бред скорбящих родственников. Люди ищут причины, даже если причин на самом деле нет. Поэтому люди и верят в богов и масонские заговоры – суть одна. Мир слишком сложен, а нам нужны простые объяснения. Ксаббу посмотрел на Рени, как ей показалось, с легким неодобрением. – Но в мире Рени коротко глянула на него, пораженная остротой его восприятия. – Конечно, ты прав. Так что давай разберемся, что означает эта вот конкретная схема. Хочешь послушать, как я буду звонить второму приятелю Стивена? – Если не помешаю. – Вряд ли. Я скажу, что ты мой друг из политеха. – Надеюсь, что я и есть ваш друг из политеха. – Да, но я надеюсь, что тебя примут за инструктора. И сними этот галстук – ты точно из исторического фильма вылез. Ксаббу разочарованно подчинился. Он явно гордился тем, что считал корректным стилем в одежде, – Рени не нашла в себе духу сказать ему, что не видела в галстуке ни одного человека младше шестидесяти. Он подтащил кресло и сел рядом с Рени, выпрямив спину. Линию открыла Патриция Мвете. На Ксаббу она глянула с нескрываемым подозрением, но объяснение Рени ее умилостивило. – Не задавайте Соки слишком много вопросов, – предупредила она. – Он устал… он сильно болел. Одета она была очень строго. Рени припомнилось, что Патриция работала в каком-то финансовом учреждении и, должно быть, только что пришла с работы. – Я не хочу его тревожить, – ответила она, – но, Патриция, мой брат в коме, и никто не знает почему. Я хочу выяснить все, что сумею. Патриция немного расслабилась. – Знаю, Ирен. Извини. Я его сейчас позову. Когда на экране появился Соки, Рени немного удивило то, как хорошо он выглядел. Он не потерял в весе – Соки всегда был толстячком, – а улыбка его была ясной и красивой. – Привет, Рени. – Привет, Соки. Я слыхала, ты болел. Мне очень жаль. Он пожал плечами. Патриция за кадром пробормотала что-то неразборчивое. – Ничего. Как Стивен? Рени рассказала. Хорошее настроение Соки испарилось. – Я слыхал об этом, но думал, что оно ненадолго. Как у того парня в классе, у которого сотрясение было. Он умрет? Рени отшатнулась, словно вопрос имел ощутимую силу, и ответила не сразу. – Не думаю. Но я очень за него беспокоюсь. Мы не знаем, что случилось. Потому я и хочу тебя кое о чем спросить. Ты не расскажешь, чем вы со Стивеном и Эдди занимались в сети? Соки удивленно покосился на нее и выдал долгое и подробное описание разнообразных законных и не очень шалостей малолетних сетевиков, прерываемое по временам неодобрительным хмыканьем невидимой за кадром матери. – Соки, вообще-то я хотела услышать о последнем разе, перед тем, как ты заболел. Когда вы трое залезли во Внутренний Район. Соки недоуменно воззрился на нее: – Внутренний Район? – Ты знаешь, что это такое. – А как же. Только мы там не были. Я же говорил – пытались только. – Ты хочешь сказать, что Мальчишеское лицо затвердело гневом. – Это Эдди, что ли, натрепал? Да он дупляет – дупляет по-боженьке! Рени от удивления помолчала немного. – Соки, мне самой пришлось туда лезть, чтобы вытащить Эдди и Стивена. Они клялись, что ты был с ними. И очень за тебя беспокоились, потому что потеряли тебя в сети… – Дупляют они! – вскрикнул Соки. Рени смущенно замолкла. Может, он врет, потому что мать рядом? Если так, он хороший актер – лицо мальчика выражало искреннее возмущение. А может, Эдди и Стивен врали, что он был с ними? Но зачем? На экране появилось лицо Патриции. – Ирен, ты его нервируешь. Почему ты называешь моего сына лжецом? Рени перевела дух. – Я – Я там никогда не был! – Вот теперь он был зол, зол и напуган, но говорил явную правду. На лбу мальчика проступили капельки пота. – Двери, лампы синие… – Хватит, Ирен! – воскликнула Патриция. – Хватит! Прежде чем Рени успела ответить, Соки внезапно запрокинул голову и как-то странно булькнул. Все тело его напряглось и забилось в судорогах, соскользнуло с кресла, несмотря на попытки матери удержать сына, и рухнуло на пол. Рени беспомощно и завороженно смотрела на экран. Рядом тихо вздохнул Ксаббу. – Будь ты Экран потемнел. Последним, что успела заметить Рени, были белые полумесяцы под веками Соки – глаза его закатились. Она пыталась перезвонить, несмотря на гневные слова Патриции, но линия в квартиру тетушки Соки не принимала входящих звонков. – Это был припадок! – Пальцы Рени, отрывающие зажигалку от сигареты, дрожали. – Настоящий grand mal [12]. Но он же не эпилептик – черт, Ксаббу, я годами его знала! Я столько экскурсий на природу в Стивеновой школе водила, что уж заметила бы, если у кого-то из ребят были серьезные проблемы со здоровьем. Она была, сама не зная почему, в ярости и одновременно испугана – и тут причины долго искать не приходилось. – Что-то случилось с ним в тот день – в день, когда я вытащила их из Внутреннего Района. А потом это ударило по Стивену, только сильнее. Господи, ну что стоило Патриции ответить на мои вопросы! Желтовато-смуглая кожа Ксаббу побледнела. – Мы говорили с вами прежде о шаманском трансе, – заметил он. – Мне кажется, сейчас мы его увидели. Мальчик походил на того, кто ведет беседу с богами. – Это не транс, мать его, и никакие боги тут ни при чем! Это развернутый эпилептический припадок. – Обычно Рени очень старалась не задеть ничьих чувств, но сейчас у нее не осталось никакого терпения для шаманских поверий ее друга. Ксаббу, слава Богу, не обиделся. Он спокойно наблюдал, как Рени расхаживала по комнате, кипя от гнева и возбуждения. – Что-то повлияло на его мозг. Что-то из сети повлияло на реальный мир. Она захлопнула дверь в кабинет: припадок Соки усилил в ней ощущение преследующей ее некой безымянной опасности. Осторожность нашептывала, что она слишком торопится, что делает поспешные и ненаучные выводы, но Рени не была расположена прислушиваться к голосу осторожности. Она повернулась к Ксаббу: – Я пойду туда. Я должна. – Куда? Во Внутренний Район? – В клуб. К «Мистеру Джи». С Соки что-то случилось именно там. И я почти уверена, что Стивен, пока жил у Эдди, попытался туда вернуться. – Если это что-то большое, что-то опасное… – Ксаббу покачал головой. – Есть ли смысл? Какая в том выгода владельцам виртуального клуба? – Может, это побочный продукт мелких пакостных развлечений. Эдди говорил, что клиенты там якобы испытывают больше ощущений, чем позволяет их оборудование. Может, они нашли способ создавать иллюзию сенсорного ввода. Уплотненные подсознанки, гиперзвук, еще какая-нибудь незаконная дрянь с жуткими побочными эффектами. – Рени села и принялась разгребать гору бумаг у себя на столе в поисках пепельницы. – Что бы это ни было, я сама с ним разберусь. Привлекать кого-то со стороны – на это годы уйдут. ЮНКОМ [13] – наихудшая бюрократия в мире. – Пепельницу она нашла, но руки так дрожали, что она ее едва не уронила. – Но разве вы не подвергаете себя опасности? Что, если и вы последуете за братом? – Гладкий лоб бушмена избороздили морщины беспокойства. – Я буду куда внимательнее Стивена. И сведений у меня будет больше. Кроме того, я всего лишь ищу повод привлечь внимание властей. – Она потушила сигарету. – Может, если я выясню, что случилось, мы сможем возместить причиненный ущерб. – Рени стиснула кулаки. – Я хочу вернуть брата! – Вы решились твердо. Она кивнула, потянувшись к пульту. Ее переполняло пьянящее чувство ясности, смешанное с виной. Столько всего надо сделать. Для начала создать личину: если владельцам клуба есть что прятать, глупо лезть туда под собственным именем. И поглубже копнуть прошлое клуба и компании, которая им владеет. Все, что она выяснит заранее, увеличит ее шансы распознать улики, когда она попадет внутрь. – Тогда вы не можете идти одна, – негромко проговорил Ксаббу. – Но я… стоп. Ты себя имеешь в виду? Хочешь пойти со мной? – Вам нужен товарищ. А вдруг с вами что-нибудь случится? Кто передаст властям ваш рассказ? – Я письмо оставлю, записку… Нет, Ксаббу, я тебя не пущу. Мотор завелся, Рени готова была сорваться с места, и любое вмешательство раздражало ее. Он не хотела брать бушмена с собой. Ее поход сам по себе будет незаконным; но если ее поймают вместе с собственным студентом, то припишут вину куда более серьезную. – Экзамены через два дня. – Ксаббу словно читал ее мысли. – После них я уже не буду вашим учеником. – Это незаконно. – Предположим, что я, новичок в большом городе, незнакомый с современной цивилизацией, мог и не знать, что нарушаю закон. А я постараюсь оправдать подобное предположение. – Но ты должен отвечать прежде всего за себя! Ксаббу улыбнулся. – Когда-нибудь, Рени, я расскажу, за что я в ответе. А пока я определенно отвечаю за вас, своего друга. И это очень важно. Прошу как услуги: подождите, пока не закончатся экзамены. Это даст вам время подготовиться. В любом случае я уверен, что, прежде чем вы встретитесь с этими людьми лицом к лицу, придется задать еще много вопросов и получить много ответов. Рени поколебалась. Бушмен был прав. Ей так или иначе пришлось бы выкроить несколько дней для подготовки. Только вот не будет ли от него хлопот больше, чем помощи? Ксаббу ответил на ее вопросительный взгляд улыбкой полнейшей безмятежности. Несмотря на юность и малый рост, было в нем что-то внушительное. Его спокойная уверенность заражала. – Ладно, – выдавила Рени наконец. Терпение требовало колоссального усилия воли. – Если Стивену не станет хуже, я подожду. Но если ты отправишься со мной, будешь делать только то, что я скажу. Понимаешь? Ты очень талантлив для новичка, но ты еще новичок. Ксаббу показал зубы в ухмылке. – Да, учитель. Обещаю. – Тогда марш из моего кабинета учиться! А мне пора работать. Ксаббу чуть поклонился и вышел, тихо прикрыв дверь. Движение воздуха колыхнуло последнюю струйку сигаретного дыма. Рени наблюдала, как дымки плывут перед оконным стеклом, сплетаясь в бессмысленные изменчивые узоры. В ту ночь Рени снова увидала сон. Ксаббу стоял на краю обрыва, глядя на карманные часы. В этот раз они отрастили ножки и поползли по ладони, как плоский серебряный жук. Что-то висело в воздухе за краем обрыва, смутно видимое в тумане. Заметив крылья, Рени поначалу решила, что это птица. Но нет – то был ангел, мерцающее, дымчато-синее создание с человеческим лицом. Лицо принадлежало Стивену. Подплывая ближе, он звал Рени, но голос уносило ветром. Рени вскрикнула; Ксаббу обернулся, пошатнулся назад и рухнул с обрыва. Стивен проследил за его падением, поднял на Рени полные слез глаза. Губы его шевельнулись снова, но Рени не слышала слов. Ветер ударил его, расправив крылья, заставив все тело колыхнуться, и, прежде чем Рени успела вскрикнуть еще раз, унес в туман. СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Полиция убила 22 культиста-каннибала. (Изображение: из здания выносят мешки с телами.) ГОЛОС: Греческая военная полиция во время перестрелки, превратившей центр Наксоса в зону боев, застрелила 22 члена сомнительного культа «Антропофаги», которым приписывается ритуальный каннибализм. В ходе ожесточенной перестрелки один полицейский был убит, а двое ранены. (Изображение: бородатый мужчина поднимает над головой кость, что-то выкрикивая слушателям.) ГОЛОС: До тех пор, пока тела не опознаны (некоторые из них сильно обгорели), остается неизвестным, убит ли во время атаки лидер группы Димитриос Крисостомос, которого вы видели на кадрах, тайно снятых правительственным информатором… |
||
|