Глава двадцать первая. Столкнувшийся с истиной

Кэддерли появился из комнаты, проведя больше половины утра с Кэтти-бри. Его мертвенно– бледное лицо и глаза выдавали глубокую усталость. Дриззт, ожидавший в прихожей, смотрел на него с надеждой, а Джарлаксл, стоящий неподалёку от Дриззта, вместо этого смотрел на своего компаньона – тёмного эльфа. Наёмник знал правду, искажавшую лицо Кэддерли, даже если Дриззт ещё этого не понял – или не мог понять.

– Вы нашли её? – спросил Дриззт.

Кэддерли едва заметно вздохнул и передал ему повязку.

– Всё так, как мы предполагали, – сообщил он, обращаясь больше к Джарлакслу, чем к Дриззту.

Наёмник кивнул, и Кэддерли повернулся лицом к Дриззту.

– Кэтти-бри заточена в мрачном месте между двумя мирами, нашим собственным и пространством тени, – объяснял жрец. – Прикосновение к разрушающемуся Плетению имело множество губительных последствий для волшебников и жрецов со всего Фаэруна. И двух недугов, оказавшихся одинаковыми, среди тех немногих, что мне довелось увидеть, ещё не было. Для Аргуста из Мемнона прикосновение оказалось смертоносным, обратив его в лёд – один пустой лёд, без сущности, без плоти под ним. Пустынное солнце сразу же превратило его в лужу. Другой жрец переносит ещё более ужасную болезнь, с открытыми ранами по всему телу, и, несомненно, слабеет с каждым мгновением. Много рассказов…

– Они не заботят меня, – прервал Дриззт, и Джарлаксл, расслышав в голосе рейнджера нарастающую резкость, успокаивающе положил руку ему на плечо. – Вы отыскали Кэтти-бри, заточенную между мирами, как ты сказал, хотя по правде я опасаюсь, что всё это – огромная иллюзия, скрывающая зловещий замысел, возможно, Красных Волшебников или…

– Это не иллюзия. Плетение развязалось само, некоторые боги бежали, погибли… мы ещё не уверены. В этом ли причина разрушения Плетения или его результат, другой мир надвигается на всё вокруг нас, и, кажется, что это слияние усиливает расширение Плана Тени, или возможно даже открывает порталы в другое королевство теней и мрака, – сказал Кэддерли.

– И ты нашёл её – я имею в виду Кэтти-бри – запертой между этим местом и нашим миром. Как мы полностью восстановим её прежнее состояние и вернём её назад… – его голос затих, когда он взглянул в преисполненное сочувствия лицо Кэддерли.

– Должен быть способ! – вскричал Дриззт и схватил жреца за переднюю часть туники. – Не говори мне, что это безнадёжно!

– Я и не стал бы, – ответил Кэддерли. – Самые разные внезапные и непредсказуемые события случаются вокруг нас ежедневно. Я обнаружил заклинания, хотя не знал, что владею ими, как и не знал, что Денеир мог даровать их; и со всей покорностью и честностью, я говорю, что не уверен в том, будто это Денеир наделяет меня ими! Ты просишь у меня ответов, друг мой, но у меня их нет.

Дриззт отпустил его, плечи дроу поникли вместе с его страдающим сердцем. Он слабо кивнул Кэддерли в знак согласия.

– Я пойду и расскажу Бруенору.

– Позволь мне, – попросил Джарлаксл, за что получил удивлённый взгляд от Дриззта. – А ты иди к своей жене.

– Моя жена не может ощутить моего прикосновения.

– Ты не можешь знать этого, – проворчал Джарлаксл. – Иди и обними её, ради вас обоих.

Дриззт перевёл взгляд с Джарлаксла на Кэддерли, который кивнул в знак согласия. Смятенный дроу вошел в соседнюю комнату, надев волшебную повязку.

– Она потеряна для нас, – тихо сказал Джарлаксл Кэддерли, когда они остались наедине. – Мы понятия не имеем о случившемся.

Джарлаксл продолжал пристально смотреть на него, и мрачный Кэддерли не мог с ним не согласиться.

– Я не вижу способа, которым мы могли бы вернуть её, – признал жрец. – И даже если бы нам удалось, я боюсь, что вред, причинённый её разуму, вышел за пределы излечения. При всех возможностях, что я только могу вообразить, Кэтти-бри навсегда потеряна для нас.

Джарлаксл тяжело сглотнул, хотя и не был слишком удивлён прогнозом. Он не станет рассказывать королю Бруенору всего в целом, решил он.

***

«Ещё одно поражение», – указали Яраскрику. «Мы ослабили их!»

«Мы всего лишь оцарапали их стены», – передал иллитид. – «И теперь они обзавелись новыми могущественными союзниками».

«Ещё больше моих врагов собралось в одном месте, чтобы умереть!»

«Кэддерли, Джарлаксл и Дриззт До 'Урден. Я знаю этого Дриззта До'Урдена, и он не из тех, кого легко покорить».

«Я знаю его не хуже», – Креншинибон, как следовало ожидать, присоединился к внутреннему диалогу, и иллитид обнаружил за простым телепатическим утверждением кипящую ненависть.

«Нам нужно улетать из этого места», – осмелился предложить Яраскрик. – «Разлом принёс с собой неуправляемых тварей из теневого Плана, и Кэддерли обрёл неожиданных союзников»…

От дракона пришёл не обоснованный ответ, а лишь продолжительный, недовольный рык, раздавшийся в мыслях всей троицы, составлявшей короля призраков, – стена ярости и возмущения, и, возможно, самое оглушительное «нет», которое только доводилось слышать Яраскрику.

Сквозь тянущийся на далёкое расстояние мысленный взор иллитида, его сознание поднималось всё выше и выше, чтобы рассмотреть весь край, и, наконец, они увидели разлом в Кэррадуне. Они заметили гигантских ночных странников и темнокрылов, и поняли, что на материальный План ступила новая сила. И сквозь взор иллитида они стали свидетелями самого последнего сражения в храме Парящего Духа, появления дварфов и дроу, силы, продемонстрированной Кэддерли – этой неизведанной жреческой магии, раздражавшей Яраскрика больше всего. После того, как он почувствовал удар волшебного грома в защите Кэддерли и отступил под натиском сияющего луча света жреца, Яраскрик, старинный и давний член крупного объединённого улья пожирателей разума, имел представление о каждом магическом двеомере на Ториле, но он ещё никогда не видел ничего подобного силе непредсказуемого жреца в тот день.

Расплавленная плоть ползучих тварей и горстки пепла от оживших мертвецов служили пожирателю разума жестоким напоминанием о том, что Кэддерли не стоит недооценивать.

Всё ещё продолжающийся рык отрицания драколича безрадостным эхом отразился во всеобъемлющем разуме Яраскрика. Иллитид ждал, когда звук ослабнет, но тот не прекращался. Он вслушивался в третий голос беседы, один из трёх составляющих, но ничего не слышал.

Затем он осознал. Внезапно иллитида осенила одна догадка, это было открытие необыкновенно малого, но крайне важного изменения. К пожирателю разума пришло понимание того, что Король Призраков больше не является союзом трёх сущностей. Резонанс звука усилился, всё больше напоминая хор двоих, нежели рычание одного. Двоих, что стали единым.

Никакие слова не могли пробиться сквозь этот грохочущий барьер ярости, но Яраскрик знал, что его предупреждения так и остались бы не принятыми во внимание. Они не стали бы спасаться бегством. Они – пожиратель разума и этот союз двоих, с которыми он разделял власть в мёртвом драконьем теле – и которых Яраскрик больше не мог считать отдельными сущностями Гефестуса и Креншинибона! – не собирались выказывать никакой сдержанности. Ни разлом, ни необъяснимая новая сила Кэддерли, ни даже прибытие могущественного подкрепления в храм Парящего Духа не смогли бы отсрочить решительную месть Короля Призраков.

Рычание нарастало, выстраивая сводящий с ума непрерывный барьер и являясь всеобъемлющим ответом на вопросы иллитида, не допускающим мысленных обсуждений и, как понимало существо, возможностей по перемене планов, которые могли бы быть вызваны новыми врагами или обстоятельствами.

Король Призраков намеревался атаковать храм Парящего Духа.

Яраскрик попытался направить мысли за пределы рычания, чтобы отыскать Креншинибон, или то, что осталось от независимой сущности хрустального Осколка. Он попытался выстроить какие– то логические цепочки, чтобы остановить раздражённые вибрации драколича.

Но не нашёл ничего, и каждая попытка вела к одному единственному пути: изгнанию.

Это больше не было выражением несогласия, не было спором о направлении их действий. Это было возмущение, полное и не подлежащее обсуждению. Гефестус–Креншинибон пытались изгнать Яраскрика, как, несомненно, пытался и тот дварф в нижних туннелях.

В отличие от того случая, однако, пожирателю разума было больше некуда идти.

Рычание нарастало.

Яраскрик метал волны метальной энергии в разум дракона–Осколка одну за другой. Он собрал все свои псионические силы, направив их хитро и умело.

Рычание нарастало.

Иллитид нападал на короля призраков с барьером противоречивых понятий и ощущений, какофонией смешанных нот, способной довести благоразумного человека до безумия.

Рычание нарастало.

Он атаковал каждый страх, скрытый внутри Гефестуса. Он вызвал в воображении взрыв хрустального Осколка из тех предыдущих лет, когда свет выжег Гефестусу глаза.

Рычание нарастало. Пожиратель разума не мог обнаружить границу между драконом и артефактом. Они были единым целым, до такой степени полностью соединившись, что даже Яраскрик не мог определить, где кончается один и начинается другой, который из них контролировал, или даже который, к великому удивлению и несчастью иллитида, положил начало рычанию.

И оно продолжалось, неослабевающее, решительное, беспрестанное и вечное – если будет необходимо – догадывался иллитид.

Умная тварь!

Пожирателю разума больше ничего не оставалось. Ему не удалось бы сдвинуть с места огромные конечности драколича. Ему не удалось бы затеять разговор или обсуждение. Ему не удалось бы найти ничего, кроме рычания, сердцебиения за дни, годы и столетия. Одно лишь рычание, одна лишь стена, состоящая из единственной ноты, что навечно притупила бы его собственную восприимчивость и постепенно отбила бы его любопытство, что могла бы силой вынудить его остаться внутри, удерживая взаперти в бесконечном сражении.

Против одного Гефестуса – Яраскрик знал это – он мог одержать победу. Против одного Креншинибона – Яраскрик был уверен – что нашёл бы способ выиграть.

Против них обоих оставалось у него не было шансов. Затем всё стало ясно для иллитида. Хрустальный Осколок, столь же самонадеянный, как Яраскрик, и столь же упрямый, как дракон, столь же терпеливый, как время, сделал свой выбор. На первый взгляд это казалось иллитиду нелогичным: почему Креншинибон оказался на одной стороне с менее разумным драконом? Да потому, что хрустальный Осколок был куда больше властен над самолюбием, чем осознавал иллитид. Нечто большее, чем простая логика двигала Креншинибоном. Соединившись с Гефестусом, хрустальный Осколок занял бы господствующее положение.

Рычание нарастало.

В этом шуме само время потеряло смысл. Не было ни вчера и ни завтра, ни надежды, ни удовольствия и ни боли, ни даже страха.

Только стена – сгущающаяся, не рассеивающаяся, непреодолимая и непроницаемая.

Яраскрик не мог победить. Он не мог больше этого выдержать. Король Призраков стал созданием двух, а не трёх сущностей, и эти двое станут одним, как только Яраскрик исчезнет.

Освобождённый от телесной оболочки разум великого пожирателя начал рассеиваться, почти сразу же расплываясь в зыбких очертаниях забвения.

***

Все почтенные и опытные умы, остававшиеся в храме Парящего Духа, собирались на лекции и разные беседы, делясь своими наблюдениями и интуитивными предположениями о крушении миров и наступлении тёмного пространства, изменённого Плана Тени, который они стали называть царством Теней. Все разногласия в этом были отброшены в сторону: жрец и волшебник, человек, дварф и дроу – все сейчас были едины перед лицом грядущих событий.

Они были все вместе, организуя, планируя и ища ответ. Они быстро сошлись во взглядах, что монстры, ползающие вокруг храма Парящего Духа, вероятнее всего были существами иного плана, и ни один не поспорил с основным предположением о столкновении их собственного мира с другим или – по меньшей мере – опасном их взаимодействии. Но оставалось ещё слишком много вопросов.

– А ходячие мертвецы? – спросила Даника.

– Добавление Креншинибона к беспорядку, – пояснил Джарлаксл с поразительной уверенностью. – Хрустальный Осколок – само воплощение некромантии, как ни один другой артефакт.

– Ты утверждал, что он уничтожен – прорицание Кэддерли показало нам способ его разрушения, и мы выполнили эти условия. Как тогда…?

– Столкновение миров? – Джарлаксл больше спрашивал, чем утверждал. – Разрушение Плетения? Обыкновенный хаос времён? Я не верю, будто он вернулся к нам таким же, каким был раньше – прежнее воплощение Креншинибона, в самом деле было уничтожено. Но, возможно, в момент разрушения личи, сотворившие его, смогли освободиться. Полагаю, с одним сражался я, равно как и вы сталкивались с ещё одним.

– Ты делаешь много предположений, – отметила Даника.

– Всего лишь линия рассуждения, чтобы начать наше расследование. Ничего более.

– И ты думаешь, эти сущности, эти личи и есть главные? – спроси Кэддерли.

Ещё до того, как Джарлаксл смог ответить, Даника перебила его:

– Главный – это драколич.

– Присоединившийся к останкам Креншинибона, и, соответственно, к личам, – добавил Джарлаксл.

– Хорошо, чем бы оно ни было, грядёт нечто плохое, нечто куда более ужасное, чем мне доводилось видеть когда–либо за всю мою долгую жизнь, – подытожил Бруенор, и, пока он говорил, смотрел прямо на вход в комнату Кэтти-бри. Воцарилась неловкая тишина, а Бруенор издал продолжительный вздох, полный глубокого разочарования, и оставил их, чтобы побыть со своей раненной дочерью.

К удивлению всех, и особенно Кэддерли, жрец пришёл в себя рядом с Джарлакслом, как только беседа возобновилась. Дроу обладал поразительными сведениями по части гипотезы двойного мира. Он по опыту знал о теневой форме, которой, как они оба понимали, стал один из личей, создавших Креншинибон в ту давно минувшую эпоху. Эти общие представления казались Кэддерли наиболее содержательными из всего.

Ни Дриззт, ни также Бруенор, ни даже Даника не могли столь очевидно, как Джарлаксл, понять ловушку, в которую угодила Кэтти-бри, или ужасающие, скорее всего непоправимые последствия отпечатка нового мира на старом, или разрушения барьера между светом и тенью. Ни другие маги, ни жрецы тоже совершенно не могли постичь неизбежности изменений, творящихся вокруг них, утраты магии и некоторых, если не всех, богов. Но Джарлаксл понимал.

Денеир мёртв, вынужден был признать Кэддерли, и бог не вернётся обратно, по крайней мере не в той форме, которую знал жрец. Плетение, источник магии Торила, не могло быть соткано заново. Это произошло, как если бы сама Мистра – все её владения – была на этом самом месте в один момент, пропав в следующий.

– Некоторая магия продолжит действовать, – сказал Джарлаксл, когда разговор уже приближался к концу. Это становилось несколько большим, нежели переформулировкой избитых точек зрения. – Твои деяния доказывают это.

– Или они – последние вздохи погибающего волшебства, – ответил Кэддерли. Джарлаксл пожал плечами и неохотно кивнул, подтверждая вероятность этой теории.

– В этом мире, который соединяется с нашим, есть магия и боги? – осведомилась Даника. – Твари, которых мы видели…

– Не имеют ничего общего с новым миром, который, я думаю, может быть пропитан волшебной и неразумной силой, как наш собственный, – без оговорок прервал Джарлаксл. – Ползуны пришли с Теневого Плана.

Кэддерли кивнул, соглашаясь с дроу.

– В таком случае, их магия тоже умирает? – спросил Дриззт. – Уничтожило ли это столкновение, о котором ты говоришь, их Плетение, как наше?

– Или два переплетутся новыми способами, возможно с этим Планом Тени, этим царством Теней, между собой? – предположил Джарлаксл.

– Мы не можем знать, – повторил Кэддерли. – Пока ещё нет.

– И что дальше? – спросил Дриззт, и в его голосе прозвучал странный тембр, особое отчаяние – отчаяние, вызванное его страхами за Кэтти-бри. И это знали остальные.

– Мы знаем средства, которыми обладаем, – сообщил Кэддерли и поднялся, скрестив руки на груди. – Мы ответим силой на силу, и, надеюсь, что, по меньшей мере, какое–то волшебство найдёт свой путь к нашим многочисленным заклинателям.

– Ты уже доказал, что его немало, – высказался Джарлаксл.

– В подобном случае я не могу предугадать, его всё меньше можно контролировать или призвать.

– Я верю в тебя, – ответил Джарлаксл, и это заявление заставило всех четырёх на время замолчать – настолько невозможным было то, что Джарлаксл мог сказать подобное Кэддерли – да кому угодно!

– Следует ли Кэддерли проявить подобную уверенность? – обратилась Даника к дроу.

Джарлаксл взорвался от смеха, беспомощного и абсурдного смеха, и Даника с Кэддерли присоединились к нему.

Но Дриззт не смог, пристальный взгляд скользнул в сторону комнаты, на дверь, за которой в бесконечной темноте находилась Кэтти-бри.

Потерянная для него.

***

Отчаяние охватывало обычно невозмутимого Яраскрика, в то время как действительность его положения смыкалась вокруг него. Воспоминания улетали прочь, а равенства становились бессмыслицей. Он уже испытывал физическое забвение раньше, когда Гефестус высвободил свой долгий пламенный вдох на Креншинибон, взорвав артефакт. Только благодаря удивительному везению – соприкосновению разрушающегося Плетения с остаточной энергией артефакта и останками находившегося рядом Яраскрика – иллитид смог вновь прийти в сознание.

Но забвение вновь маячило перед ним, и без какой– либо надежды на отсрочку. Лишённый тела разум метался без сосредоточения всего несколько бесценных мгновений, до того как доведённый до отчаяния пожиратель разума обратился к ближайшему сосуду.

Но Айвен Валуноплечий был готов и воздвиг такую стену отрицания и ярости, что Яраскрик не смог начать продвижение в его сознание. Ментальный блок был настолько сильным, что Яраскрик понятия не имел, где находится, или что его окружали меньшие сущности, которые могли бы, в самом деле, выказать подверженность к овладению ими.

Яраскрик даже не боролся против этого отказа, ибо он знал, что овладение не смогло бы решить эту проблему. Он не мог вселиться в нерасположенного хозяина навечно, и должен был вложить всё своё сознание в физическую форму меньшего существа, должен был полностью овладеть дварфом, человеком или даже эльфом, но даже тогда он был бы ограничен физиологией этого существа.

Настоящего спасения не было. Но даже когда его отбросило прочь от Айвена Валуноплечего, другая мысль посетила пожирателя разума, и, раскинувшись широкой сетью, его сознание распростёрлось на лиги по Фаэруну. Он нуждался в другом пробуждённом разуме, другом псионике, мыслителе из того же разряда.

Он знал одного. До этого одного он и пытался дотянуться, в то время как его бездомный разум начинал испытывать серьёзные трудности.

В роскошной палате под портовым районом Лускана, на много миль к северо–западу, Киммуриэль Облодра, лейтенант Бреган Д'эрт, второе важное лицо после Джарлаксла Бэнра, испытал странное ощущение – зов.

Отчаянную просьбу.