"Прыжок" - читать интересную книгу автора (Коул Мартина)

Глава 27

Тимми неподвижно лежал на койке. Полное, лунообразное лицо его было печальным. Джорджио явственно ощущал гнетущую атмосферу страха, царившего в камере, — чуть ли не запах такового, исходивший от Тимми.

— Ты уверен, что ты не хочешь пойти в комнату отдыха, Тим? Поиграть там в карты или еще во что-нибудь?

— Не-а, — покачал головой Тимми. — Ты иди, Джорджио. Со мной все будет в порядке. Я просто хочу полежать и подумать.

Джорджио вышел из камеры, переводя дух после бьющего в нос запаха от зловонных носков Тимми. Он вошел на кухню как раз в тот момент, когда оттуда выходил Сэди.

— Я поставил пирог в духовку, — суетливо сказал Сэди. — Тимми любит пирог с ревенем. А ты куда идешь?

— А как ты думаешь? — указал рукой в направлении коридора Джорджио. — В комнату отдыха. Я не могу больше сидеть в этой камере. А почему бы и тебе не прийти туда, хотя бы ненадолго? Через минуту по четвертому каналу начнется фильм «Парень из Винслоу». Тебе надо передохнуть, Сэди.

Сэди бросил взгляд в сторону камеры Тимми, секунду поколебался и пошел вслед за Джорджио в комнату отдыха. Он обожал старые черно-белые картины.

В комнате отдыха стоял оглушающий шум. Чоппер с Рикки играли в какую-то игру, и обычное в таких случаях чувство соперничества постепенно перерастало в жгучую взаимную ненависть. Другие заключенные с суеверным страхом следили за ними, одновременно играя в пул, в карты или в каракули. Бенджамин Дейвс, как всегда, развлекал всех шутками. Джорджио уселся за свободный столик и принялся наблюдать за Лероем — номером вторым в команде Рикки. Лерой аккуратно отбирал и вырывал снимки голых женщин из журнала «Парад».

— Я никогда раньше не замечал, сколько в журналах женщин-блондинок. Вот уж странно, не правда ли? — изумленно бормотал себе под нос Лерой. — Меня раньше не привлекал такой тип на стороне, у меня всегда в городе была своя птичка. А теперь мне становится весело, когда я смотрю на эти картинки. Они на вид довольно страстные, черт бы их подрал! Правда? — Он швырнул журнал на стол и вздохнул. — Хочешь, сыграем в шахматы, Джорджио?

— А ты играешь? — удивился Джорджио.

Лерой громко расхохотался.

— Играю ли я? Да ты смотришь на чемпиона «Холландси Бэй Борстал», приятель! И запомни: это было легко, потому что все они играли в шахматы будто в шашки. Я принесу доску…

— Этот пирог воняет, как собачьи яйца, Сэди. Можно мне будет попробовать кусочек, когда он приготовится? — громко пропел Бенджамин.

— Ну ты и прорва! Как только тебя твоя мать прокармливала? — по-девичьи захихикал Сэди.

Бенджамин цыкнул зубом.

— Моя мать вообще никогда не готовила, Сэди. Только и делала, что шаталась с разными типами. Говорила, что, мол, готовка — только для кастрюль. А это меня не устраивало, скажу я тебе. Я провел первые пять лет жизни на консервах с тушенкой. Теперь терпеть не могу эту гадость, правда… Ну, давай же, Сэди, выдели мне кусочек! Мне нравится, как ты готовишь.

Сэди кокетливо округлил глаза.

— О, ну, тогда ладно. Эх, не сломал бы Гаррисон ненароком видео! Мне хотелось бы записать этот фильм.

«Парень из Винслоу» начался, и Сэди вместе с шестью другими мужчинами уставился в телевизор, стоявший на высоте в десять футов на маленькой полке, прикрепленной к стене.

Бенджамин обратился к Джорджио:

— Ты слышал рассказ про маленького мальчика, который пришел в школу и сказал: «Простите, что опоздал, мисс, мой отец сгорел сегодня утром»? «Это ужасно, — ответила учительница. — Он сильно обгорел?» На что ребенок сказал так: «Они там, в крематории, не заботятся об этом, мисс, мать их!»

Буквально все в комнате отдыха разразились хохотом.

— Ты чокнутый, Дейвс! — весело сказал Рикки. Бенджамин пожал плечами и по-детски захихикал.

— Если не будешь смеяться, сойдешь с ума, не так ли? А как насчет этого? Вот!.. — Он принялся рассказывать следующий анекдот.

Спустя минуту все снова громко захохотали. Когда шум стих, Сэди громко и властно сказал:

— Если ты не прекратишь шуметь, Бенджамин Дейвс, не получишь пирога. Я хочу смотреть фильм!

Дейвс ссутулился и округлил глаза, изображая испуг. Это вызвало новый взрыв смеха.

— Я тебе сказал, Дейвс!..

Теперь в комнате отдыха стоял сладостный аромат от готовящегося пирога, и Сэди знал: еще до того, как пирог будет готов, те, кто надеялся получить хотя бы кусочек, станут предлагать ему сигареты, чай, кофе.

Чоппер и Рикки по-прежнему злобно таращились друг на друга, а остальные мужчины все так же следили за ними. Разговоры смолкли, наступила вязкая тишина. Джорджио начал играть в шахматы с Лероем.

— Похоже, между этими двумя вот-вот начнется ссора. Левису вряд ли это понравится, — тихо проговорил Джорджио.

Лерой пожал плечами и взял черную пешку Джорджио.

— Пускай сами разбираются. Если Рикки понадобится помощь, то я здесь, рядом, как и весь черный контингент. Но пока не впадай в истерику, Джорджио. Левис может и не вернуться. Мы же не знаем, что там происходит.

— А что будет, если он вернется? — раздраженно спросил Джорджио.

— Тогда будем держать ушки на макушке. Ты сосредоточишься, наконец, на игре? Пожалуйста, возьми себя в руки. Я серьезно отношусь к шахматам. Не оставляй, к примеру, свою королеву без прикрытия, как ты делал, когда играл с Левисом. Я-то не упущу такого шанса…

Джорджио стиснул зубы от такого прозрачного намека. И сделал ход. Неожиданно воздух разрезал пронзительный вой пожарной сирены. Обратив лицо к потолку, Джорджио почувствовал легкий запах дыма. Сэди вскочил со стула.

— О, мать его за ногу, это пирог подгорает! — Он бросился из комнаты.

Остальные, успокоившись, расселись по своим местам. Но вой сирены все так же разносился по всему крылу.

— Выключите эту проклятую штуку! Мы пытаемся сосредоточиться! — проревел Лерой.

И тут в комнату проникла более плотная волна запаха. Сэди пронзительно закричал. Все в рекордное время катапультировались со своих стульев, и коридор вдруг оказался заполнен людьми.

Джорджио только теперь заметил одну странность: тюремщиков нигде не было видно. Черный дым валом повалил из блока камер. И прежде чем заключенные попали туда, все поняли, что произошло…

Тимми горел, как чучело Гая Фокса. Его тело без движения распростерлось на койке. Стоял сильный запах резины и еще какой-то густой смешанный смрад. Джорджио сморщил нос, пытаясь вспомнить, где он раньше слышал такой запах. И, бросив взгляд на то, что еще недавно было лицом Тимми, он вспомнил… Кто-то надел ему на голову резиновую маску, и теперь резина сгорала вместе с кожей.

Сэди был вне себя и пронзительно кричал. Рикки сильно ударил его по лицу, чтобы тот замолк.

Теперь в коридоре стало тихо, если не считать потрескивания, исходившего от тела Тимми, которое все больше охватывал огонь. Даже пожарный колокол умолк. Руки Тимми были объяты огнем — они на глазах скрючивались в языках пламени.

Джорджио догадался, что Тимми еще жив, но каким-то образом парализован.

Он подбежал к дверям в торце коридора и начал колотить в них, выкрикивая:

— Войдите сюда и приведите этих долбаных пожарных! Он еще жив! Он еще жив!

…Всем показалось, что прошла вечность, прежде чем в коридор беспорядочной толпой ворвались четыре тюремщика с принадлежностями для тушения. Теперь они казались здесь совершенно неуместными, и все удивленно уставились на них. Эти так называемые пожарные были зачем-то вооружены.

— Сейчас же расходитесь по камерам! Ну давайте! Нам не нужны из-за вас неприятности.

Заключенные уставились на тюремщиков, потом посмотрели друг на друга.

— Тимми горит, черт побери! Приведите же врачей!

— Чем быстрее вы уберетесь в камеры, тем быстрее мы пошлем за медиками. А теперь пошевеливайтесь! — Последние слова они буквально проорали.

Заключенные, не раздумывая больше, подчинились.

Прежде чем Джорджио вернулся в свою камеру, в его мозгу четко отпечаталась картина горевших рук и ног Тимми. Сэди корчился от горя там же, в камере.

— Ох, выключите пирог с ревенем, приготовленный Сэди! Ладно, мистер Джексон? Не давайте ему сгореть дотла, — раздался голос неунывающего Бенджамина Дейвса.

Джорджио повалился на нижнюю койку и заложил руки за голову: «Мне надо срочно убираться из этого места… Мне надо выбраться!»

Джоджо О'Нил сразу не понравился Донне.

Он был одет в синий шелковый костюм от Армани с белой водолазкой и обут в ботинки фирмы «Тимберленд». Все это плохо сочеталось со смазанными бриолином и зачесанными назад волосами, плохими зубами и болезненно желтоватой кожей. Глаза Джоджо, казалось, слишком многое в жизни видели; и вообще они состарились раньше, чем остальной его облик. Он говорил громко и с сильным ливерпульским акцентом. О'Нил посмотрел на Донну так, словно она была куском мяса.

— Ну, вот, Алан, значит, ты приехал. А это старушка Джорджио, что ли? — Джоджо налил себе в стакан выпивки и встал перед камином с таким видом, словно это был его дом, а не Джека.

Донна заметила, что Алан смотрит на этого человека с ненавистью, и почувствовала уколы страха.

— Ты все так же тщательно одеваешься, как я вижу, Джоджо. Где ты сейчас покупаешь вещи — в магазине Оксфама или в «Сэлли Армии»?

Джоджо весело рассмеялся и помотал головой:

— У тебя нервы будь здоров, Кокс. Приезжаешь сюда и спрашиваешь о какой-то ерунде. Когда Джек сказал мне, что тебе нужно, я чуть не обмочился от смеха. Вы с Бруносом — парочка мерзких заморышей. И чем скорее вы это поймете, тем лучше.

Алан встал, и Донна ощутила, как атмосфера в комнате будто сгустилась от ненависти. Джек начал было подниматься со своего места, но Алан слегка толкнул его в грудь — и он сел назад как ни в чем не бывало.

— Даже не думай об этом, Джек. Я всегда таскаю с собой страховку, и ты это знаешь. Если со мной что-нибудь случится, пятьдесят парней немедленно возьмут в руки оружие, действуя жестко, как неудержимые маньяки. Запомни о разделе «юг-север», сынок. И держись от всего этого подальше… — Алан подошел к Джоджо, который был примерно того же роста и сложения, что и Кокс, но, скорее, рыхлый, чем такой сильный, как и подтянутый на вид Алан.

— Я тебя не люблю, ты — раздолбай, О'Нил, но ты должен мне и должен Джорджио. А теперь я приехал, чтобы получить сполна за нас обоих. — Он обернулся к Джеку. — Я удивляюсь тому, что ты еще имеешь какие-то дела с ним. Ведь ты семейный человек, да и вообще. А я-то думал, что ты противишься этому. Ну, так вот: вы оба знаете, что я убил человека за меньший грех, чем этот сутенер сейчас совершает. И клянусь, я вырву тебе руки и ноги, Джоджо, черт бы тебя побрал, если ты еще будешь меня доставать. Понял?

Джоджо выпрямился, лицо его на некоторое время застыло, как маска. Донна не могла даже представить себе, о чем он думает. И потом, без всяких к тому оснований, этот человек вдруг улыбнулся широкой, добродушной улыбкой, однако, надо отметить, глаза его при этом не улыбались.

— Я следил за тобой, пока ты отсиживался, Алан. Я тебе ничего не должен, мать твою, дружище. Я обеспечил все необходимое, чтобы тебе в тюряге было хорошо, обо всем позаботился. Но ведь тебе надо было сработать на публику, не так ли? Ты не мог подкараулить этого сутенера Чинки в темной аллее. Любой мог поступить так, только не ты — Здоровяк Алан Кокс. Тебе обязательно нужно было сделать это при всех — даже при паршивых туристах! Я тебе ничего не должен, это вы мне должны, приятель. Условия сделки я выполнил. И никогда не подставлял тебя. Мы все здесь потеряли немало денег из-за тебя, дружище. Потеряли целое состояние… Донна понятия не имела, о чем они говорят, и на ее лице отражалось недоумение.

— Ты ни разу не прислал мне в тюрьму даже мерзкого клинка в буханке хлеба, дружище. Это Джорджио помогал мне и моей семье. Джорджио! Он приезжал ко мне, а ты сбежал, подлец. Ты унес ноги так быстро, что удивительно, как тебя потом не попросили бежать на чемпионате Игр доброй воли! — Теперь голос Алана звучал разъяренно. — Ты должен мне, ты, жалкий кусок дерьма! И ты всегда будешь должен мне, потому что я убил человека, которого ты хотел вывести из игры. Сделал из меня удобного мальчика для битья, а потом я узнал от Джорджио, что твои-то руки были в перчатках, как у того китайского урода. Поэтому лучше не зли меня сейчас, парень. У меня не такое настроение, мать твою! Мне никогда не нравились сводники или сутенеры, и тебе должно быть об этом известно лучше, чем кому-либо другому!

Донна заметила, как Джоджо стиснул зубы и поиграл желваками, прежде чем ответить:

— Ну так что ты хочешь, чтобы мы сделали? Если для тебя все это разгребет Джокс…

Алан нетерпеливо перебил его:

— Не мели языком, как чертова задница. Ты понимаешь, что я не могу приезжать сюда ежедневно — по утрам, днем или ночью. Я хочу, чтобы вы двое наблюдали за всем, что происходит здесь. И я также хочу, чтобы вы подобрали для меня еще один безопасный дом, при строительстве которого никогда не фигурировало ни имя Джорджио, ни мое имя. Ты знаешь, что мне нужно, О'Нил, ты не раз делал подобное для других. Можешь ныне использовать свой богатый опыт в моих интересах и в интересах Джорджио. Делаю тебе еще одно предупреждение и даю шанс исправиться. Брунос попал в большую передрягу; положение его тяжелее, чем ты можешь себе представить, приятель. Так что будь осторожен. У него есть друзья в странных местах, у старика Джорджио, и также у меня. Будьте поосторожнее с теми, с кем намереваетесь говорить, ребята. Потому что я для них вроде травки в раю — и они расскажут мне потому все. Вот почему я здесь и требую помощи от вас, и вам придется выполнить то, о чем я прошу.

Джоджо попытался сохранить хотя бы часть собственного достоинства.

— Хорошо, мы в игре, — коротко сказал он. (Можно было подумать, что у него имелся выбор!)

Алан сокрушенно покачал головой. Глядя на Джека, он укоризненно произнес:

— Как ты выносишь эту задницу, а?…Поехали, Донна, мы свое дело сделали. Пора трогать.

Она поспешно подхватила свою сумку и пошла за Аланом к двери. В холле стояла Бетань, она молча сжимала кулачки. Донна не могла не заметить, что почти такой же страх, какой мучил ее саму, искажал и лицо Бетань.

Джорджио распростерся на полу в своей камере и прислушивался к тихому храпу Сэди, уснувшего здесь же, на койке. Врач сделал последнему успокаивающий укол. Чоппер сидел на краю верхней койки с самокруткой во рту.

— Я знаю, что это был за запах, Чоппер, — неожиданно сказал Джорджио. — Это был тетрахлорид! Я помню его еще с того времени, когда начал строить свой первый дом. Это была единственная вещь, с помощью которой мы могли снять верхний слой резиновой краски. Господи, каким образом они раздобыли это, черт побери?!

Чоппер пожал плечами:

— Пронесли в большой фляге, в термосе для супа или в набедренной фляжке, разумеется. Такое же сожжение я как-то раз видел в «Дареме». Хотя там сожгли какого-то назойливого пацана. Никто ради него пальцем не пошевельнул.

Голова у Джорджио кружилась: он вспоминал зрелище, которому стал невольным свидетелем.

— Но почему он был парализован? Он же еще жил — я видел, как он двигался!

Чоппер еле заметно улыбнулся.

— Нет, парень, он не был парализован. Все не так, как ты думаешь. Ему что-то запихали в глотку — наверное, шарик от пинг-понга или старый носок. А потом его связали проволокой. Ты просто ее не заметил: из-за пожара, дыма и всего прочего. Потом ему на голову натянули резиновую маску, а сверху облили всего толуолом. Через некоторое время в камеру бросили спичку — и пошел дым. Этот трюк хорошо известен в северных тюрьмах…

Джорджио почувствовал себя плохо: к горлу подступила тошнота, и он несколько раз глубоко вздохнул. На сей раз Чоппер громко рассмеялся, откровенно потешаясь над ним:

— Ты меня смешишь, Брунос! Сразу видно, что ты никогда не сидел в тюрьме. Думаешь, это плохо? А попробуй-ка что-нибудь другое, приятель. Тебе нужно быть покрепче. Надо привыкнуть ко всему этому, если хочешь выжить. Это еще не так страшно, как другие вещи, чему я был свидетелем. Я видел, как с мужчин снимали обручальные кольца, засовывали их им в рот, а потом зашивали губы с помощью толстой иглы шпагатом, который обычно используют в мастерских. Ты сам разберись со всем этим. А я-то думал, ты крепкий мужик!

Джорджио покачал головой.

— Я крепкий, когда это нужно, не беспокойся. Но только животное может смириться с подобным. Ни один человек такого не перенесет.

— Ну, что ж, по крайней мере, мы солидарны в одном, — хохотнул Чоппер. — За всем этим стоит Левис, а он и есть настоящее животное, чертов сверхчеловек и мерзавец. И он будет здесь раньше, чем мы об этом узнаем. Небольшое сегодняшнее представление пойдет тебе, мне да и всем на пользу. Это лишь очередной способ Левиса доказать, что у него длинные руки.

— Я сам убью его!

— Ну, вот, это — самая умная вещь, которую я услышал сегодня ночью! Скажу тебе между нами, между мной и тобой: мы могли бы стереть эту задницу с лица земли. Подумай об этом, Брунос, вместо того чтобы вспоминать о своем жареном друге из Кентукки… Я иду спать. Утром будет до черта работы. Стража начнет допрашивать нас и делать такой вид, будто понятия не имела о том, что сегодня произошло. — Он лег на свою койку.

Джорджио устроился на полу камеры, на тонком одеяле.

В воздухе все еще стоял едкий запах гари, и слабая вонь от тетрахлорида щекотала ноздри. Мысль о боли, испытанной Тимми, когда того обжигал горящий толуол и резина плавилась у него на лице, на глазах и во рту, вызвала у Джорджио новый приступ дурноты… Тимми этого не заслужил.

Как верно сказал Чоппер, Левис в очередной раз продемонстрировал свою силу. От подобных мыслей у Джорджио заплясали красные круги перед глазами: «Этому ублюдку Левису надо показать!..» После гибели Тимми и убедительных слов Чоппера Джорджио почти убедил себя в том, что именно он будет человеком, который выполнит это.

Наконец Джорджио заснул… Ему снился сон про Тимми, про жену Тимми и его детей. И про Сэди. Во сне ему не сделалось лучше, ибо яркие картины постоянно всплывали в голове и тревожили его. И, в конце концов, в четыре тридцать утра его вырвало в плошку, служившую им умывальником.

Джорджио мог поклясться, что слышал при этом приглушенное хихиканье, доносившееся с койки Чоппера.