ГЛАВА 8. СКАЗ ОБ АМИРКАСУМЕ

Долго я шествовал по владениям [царя], истомился и сказал: «В чем дело? Неужто половина суши принадлежит этому человеку?» На это мои проводники отвечали: «Что же ты скажешь, когда увидишь самого государя! Не половиной суши владеет он, а недостает ему меньше трети». Шли мы и прибыли туда. Увидели мы страну и город, разукрашенный, подобно раю, и царя, богатством своим превосходящего многих и над прочими государями возвеличившегося, так что говорили о нем: «Как господь на небесах, так и он на земле не имеет себе равных. Найдется ли государь, подобный ему?!»

Как только узнали при дворе о моем приходе, вышли мне навстречу мужи, которые знали моего отца, осыпали меня почестями и милостями, отвели к себе, привечали и угощали. Дали мне отдохнуть пять дней. А после отправили государю мои дары и передали просьбу моего отца. По нраву пришлось это государю, изъявил он благодарность и велел привести меня. Отвели меня к нему. Принял он меня по царскому обычаю. Уж не стану говорить о тех милостях и почестях, которых даже равные ему не были достойны, [а не то что я].

Провел я месяц в пирах и утехах. И не слышал жалоб ни от кого, никого не видел удрученным. Не знали забот вельможи, ни в чем не нуждались простолюдины. Всяк наслаждался жизнью и радовался, как ему подобало, не нарушая закона и порядка. Издавна был заведен у государя такой обычай: что бы ни сказал он — доброе или дурное, никто не смел ему перечить, он требовал, чтобы с ним соглашались прежде, чем он произнесет слово. Не имел он других детей, кроме единственной дочери. И была она такова, что на земле не было ей подобной. И сказал царь в сердце своем: «Дочь моя наделена красотой, и слава о ее красе столь велика, что цари узнают про нее и будут к ней свататься. Отдать дочь я не в силах, ибо, кроме нее, никого у меня нет, не отдавать — она сама будет гневаться на меня. Что бы мне такое придумать, чтобы не разлучаться с дочерью и многих царей оставить, подобно себе, без сыновей?»

Вышел царский приказ, и собрали всех золотых дел мастеров, какие были во владениях царя, и велел им царь возвести золотой дворец, на удивление всем, чтобы пол, стены и кровля были из чистого золота. Сначала царь сам отдал все золото, какое имел, потом повелел всем — знатным и незнатным, богатым купцам — принести ко двору все золото. Но и этого оказалось мало. Тогда собрали все оружие и украшения, и не осталось в стране ни кольца золотого, ни пуговицы.

В целом царстве нельзя было отыскать золотинки даже весом с горошину. Дворец был почти закончен, когда обнаружилось, что недостает двух-трех литра золота. Но больше золота не было нигде. Драгоценных камней, жемчуга и серебра — не счесть, а золота — ни крупинки. Не хотел царь с другими царствами меняться, а у него все золото вышло. Закручинился царь: «Если не будет возведен дворец, не сбудется мое желание». Взял он со всех своих подданных клятву, что не утаили они золота, и пригрозил, что тот, у кого обнаружат хоть крупицу, не избежит его гнева. Однако это не помогло. Царь все равно не верил и придумал одну уловку. Велел он своему евнуху: «Выбери самую красивую наложницу из моего гарема, проведи по городу. Кто даст тебе золотую монету — тому и отдай ее».

Вывел евнух одну очень красивую женщину и повел по городу. Но не оказалось у горожан ни единой монеты. Из страха перед царем никто не смел взглянуть на красавицу.

Был в том городе некий безбородый юноша, сын Ходжи Али, владевшего немалым имуществом. Царский дворец наполовину был выстроен из его золота. Как увидел юноша ту женщину, едва рассудка не лишился, взял ее за руку, привел к своей матери и сказал так: «Не губи меня, матушка, если не выкупишь эту женщину, я умру!»

Поклялась мать, что нет у нее ни единого плури. «Погляди, сколько серебра и жемчуга у нас, — сказала она. — Отдай все и выкупи ее».

На это евнух отвечал: «Зачем мне это? Это все есть у царя. Он велел отдать женщину тому, кто даст золотую монету».

Как повел он красавицу из дома, упал замертво юноша. Пронзительно вскрикнула его мать и стала рвать на себе волосы. Заклинала она евнуха: «Нет у меня никого на свете, кроме единственного сына, не губи меня, верни эту женщину!» Вернулся евнух с наложницей — и юноша пришел в себя. Как собрался уводить ее — он снова упал, как услышал, что они вернулись — пришел в себя.

Пригорюнилась его мать и говорит: «Что делать, сынок, запало тебе в голову такое, что ни жизни своей, ни дома своего ты не пожалеешь. Но, бог свидетель, нет у меня того, что ты просишь. Лежит одна тайна у меня на сердце. Но коли скажу я о ней, перед богом грешна буду и перед твоим покойным отцом. И грех свершу перед царем, которому клятву давала. Выкупим женщину — нас убьют, не выкупим — ты сам на себя руки наложишь…» Отвечал сын: «Ты только не убивай меня, матушка, своей рукой, а царь пусть что хочет делает». Как услышала это мать, сказала: «Что мне делать, сынок? Кроме тебя, нет у меня никого. Если ты умрешь, я буду очень несчастна. Я раскрою тебе свою тайну, а ты поступай как знаешь. Есть одна-единственная монета, и лежит она на устах твоего покойного отца. Если решишься выкопать усопшего — достанешь ее, а больше я ничем помочь не в силах».

Как услышал эти слова юноша, радостный, побежал на могилу отца, раскопал ее, достал монету, могилу снова засыпал и — домой. Отдал монету евнуху, а женщину оставил себе.

Отнес евнух монету царю. Тот спросил: «Кто дал ее тебе?» — «Сын Ходжи Али», — ответил он. Разгневался царь, огонь извергали его уста. «Привести его сюда!» — велел он.

Привели юношу к царю, и сказал ему царь: «Ты потому припрятал золото, что позарился на наложницу из моего гарема?! Вынудил меня своими руками вывести ее и водить по городу!»

Что мог ответить несчастный? «Истину молвить изволишь, царь. Виновный заслуживает наказания».

И повелел царь: «Выведите его — пусть весь город смотрит — и пополам распилите!» Вывели юношу, тяжко было всем, жалели его, но кто из страха перед царем смел выразить жалость?

Пришла к царю жена Ходжи Али, растерзанная, залитая кровью и готовая к смерти, сказала так: «Ты, безбожник, чернишь царское звание! Чем провинился перед тобой мой муж, что ты убиваешь его единственного сына — глупого, неразумного юнца. Пока жив был Али, служил тебе, ночи от дня не отличая. Умер — все золото, трудом и потом добытое, ты отобрал. Остался у него единственный сын. Погибал он у меня, и, чтобы спасти его, позволила я потревожить прах моего супруга и снять с его уст золотую монету. Чем же я перед тобой провинилась, вырыла не чужого — своего покойника. За что же ты моего сына казнишь?»

Выслушал ее государь, сжалился. Послал человека с наказом пока не убивать того юношу. И сказал его матери так: «Успокойся, скажи правду, и я сохраню твоему сыну жизнь. Ответь мне, что за монета была в могиле твоего мужа?» Разъяснила женщина: «В нашей стране такой обычай: когда человек умирает, ему на уста кладут золотую монету и так хоронят[69]. Не было у меня другого пути, и научила я своего сына, как раздобыть золото».

Как услышал это царь, обрадовался. Отпустил сына Ходжи и велел всем взяться за заступы. Всех покойников приказал выкопать, своих отцов и дедов не пощадил, а об остальных и говорить нечего. У всех на устах были золотые монеты. Собрали их и достроили тот дворец.

Как закончили [дворец], справил царь великий пир и собрал всех витязей и вельмож. Угощал он их щедро, а после молвил: «Кто назовет цену золотого дворца, тому и отдам свою дочь». Разнеслась эта весть по всем странам. Приходили многие цари и царевичи, но никто не знал цены того дворца. Снимали им с плеч головы и вешали высоко. Невозможно сосчитать, сколько царей и царевичей погибло.

Услыхали об этом сыновья китайского царя, три витязя-льва, и сказали они: «Что это за дворец, цену которому мы не могли бы назвать или не могли бы заплатить за него!»

Собрали они жемчуга и драгоценные камни, снарядили свиту и отправились в путь. Долго ли, коротко ли шли они, приблизились наконец к цели и увидели, что посреди огромного поля — взором не окинешь — поднялась гора до самых небес. Горы этой дотоле никто не видел. Сказали визири и мудрецы: «Встанем сначала у подножия и поглядим — кто знает, в чем дело. Такую гору так просто не обойдешь, как бы нам плохо не пришлось!» Спешились они и встали под горой. Прошло немного времени, и нахлынула на ту гору отара овец, рассыпалась по склонам, и стала гора белым-бела, словно от сильного снегопада. А за овцами пастух идет, и, кроме него, ни души вокруг.

Поглядел пастух на прибывших и думает: «Пойду-ка узнаю, что за люди». Положил он свой посох возле отары, взял одного ягненка на плечи и пошел. Преподнес ягненка пришельцам и спросил: «Куда вы направляетесь и по какому делу?» Ответили ему: «Идем мы из Китая к царю Балхибухара просить руки его дочери». — «А знаете ли вы, что ждет того, кто к царевне посватается?» — спросил пастух. «Знаем, — ответили витязи, — известно нам, что царь построил дворец и требует, чтобы тот дворец оценили». И сказал тогда пастух: «Цены тому дворцу вы не знаете. Плохо вам придется. Много добрых молодцев головы сложили, и вас та же участь ждет».

Не поверили китайские царевичи: «Что может быть такое, чему нельзя назвать цены! Ты что, не видишь, сколько тысяч верблюдов и мулов с драгоценной поклажей следует за нами! Мы отдадим все жемчуга и камни-самоцветы разом — неужто не стоит все это одного дворца?!» — «Не стоит!» — отвечал пастух. «Как же нам тогда быть?» — спросили витязи. «Никто не ведает цены того дворца, кроме меня», — сказал пастух.

Рассмеялись юноши: «Как это мы не ведаем, а пастух ведает?» Был с ними один старый и мудрый визирь. «Не смейтесь, — сказал он. — Не простой это пастух. Бог знает, может, он послан для нашего спасения. Иначе где это видано, чтобы один пастух со столькими овцами управлялся! Я не раз бывал в здешних краях, но никогда не видел этой горы. Несомненно, человек этот послан богом, и следует ему довериться». И сказал тот же визирь: «Во имя благодати, тебя породившей, открой нам правду». И ответил пастух: «Если бы вы не вняли моему совету, я бы не печалился о вас, как не печалился об остальных; отныне же, поскольку я вас испытал, опасностям, как иных, подвергать не стану. Вы сберегите только моих овец, не дайте их волкам на съедение и сами не берите их тайком, а берите открыто, сколько вам понадобится, даром».

Спросили его: «Когда ты вернешься?» — «Через три дня», — был ответ. Удивились царевичи еще больше: «Какой пастух своей волей отдаст даром столько овец, сколько мы за три дня съедим? Нас тут никак не меньше десяти тысяч человек. Сколько же тут должно быть овец, чтобы мы половину не съели». Пообещали они пастуху тайком овец не брать и охранять от волков. Перекинул пастух через плечо свой посох, повесил на него чоху и пошел.

Ни у кого не спросясь, о себе не докладывая, смело и уверенно вошел он в покои, где сидел царь. Поглядел на него царь, и дрогнуло его сердце. Долго он не мог вымолвить ни слова. Наконец спросил: «Ты кто будешь?» — «Я пастух китайского царя, — ответил смельчак. — Ты затеял какое-то нечистое дело. Но царевичи о том не ведают и идут просить руки твоей дочери, и стоят они неподалеку от города. Где это слыхано, чтобы сыновья моего царя сватались к твоей дочери, а ты бы еще хитрил, чтобы им отказать! Этого я не допущу. Не могу ли я ответить на твои вопросы, чтобы их сюда не вести?»

Отвечал ему царь: «Если можешь, сначала погляди на мой дворец, назови ему цену. И тогда не только сыну твоего царя, а тебе самому отдам я дочь». И сказал тогда пастух: «Ступай покажи мне [твой дворец]!» Удивились все поведению этого человека — так смело разговаривал он с царем. Не сумел царь ничего ответить, встал и повел пастуха. Мы все последовали за ним. Привел царь пастуха во дворец. «Это и есть твой дворец?» — спросил пастух. «Да», — ответил царь. «Ну и как ты думаешь, какова ему цена?» — спросил пастух. «Мне думать нечего, ты сам цену назови», — сказал царь. Тогда пастух сказал: «Вели принести заступ и двадцать адли холстины, и я скажу тебе правду».

Приказал царь принести заступ и холстину. Взял пастух заступ и измерил царя. Потом положил заступ посреди дворца и сказал царю: «Возьми заступ и вырой яму по этой мерке». Послушался царь и, хотя был весьма удивлен, вырыл яму. И молвил он: «Вместо того чтобы назвать цену, ты меня заставляешь рыть могилу!»

И ответил пастух: «Спустись в эту яму, и я назову цену твоего дворца!»

Спустился царь в яму, пастух сбросил ему холстину и сказал так: «Вот и цена твоего дворца. Большего он не стоит. Через три дня ты получишь сполна за свою жадность и жестокость. Как сейчас ты сидишь в яме, так готовься к тому, чтобы спуститься в ад. Ты умрешь и никакого богатства не унесешь с собой, разве только эту холстину. Имя твое будет ославлено на всю страну. Ты богачей по миру пустил, а уж какой милости от тебя было ждать беднякам! Алчность твоя и праху отцов и дедов покоя не дала. Их кости велел ты вырыть и потревожить прах подданных, верой и правдой служивших тебе при жизни. Теперь тебя самого поведут на страшный суд крепко связанным. Как ты хотел наказать сына Ходжи Али за один плури и отдал его в руки палачей, так и тебя отдадут в руки дьявола. Не нужны тебе больше ни твои наложницы, ни твое золото. Ничего не заберешь с собой, кроме этой холстины на один абази».

Как услышал это царь, очень испугался, задрожал как осиновый лист и сказал пастуху: «Я для славы и пользы старался. Не думал, что зло и погибель вершу…» И опять заговорил пастух: «Теперь ведомо тебе, что тебя ждет, и поступай как знаешь». И взмолился царь: «Нет ли мне спасения?» — «От смерти не спасет тебя ничто, — ответил пастух. — Но свою душу от гибели ты можешь спасти».

Снова заплакал царь горючими слезами и молвил так: «Научи, как спасти мне душу». — «Разрушь этот дворец и раздай золото бедным. Если у тебя болит сердце о том, что нет у тебя сына, вели привести одного из тех трех славных царевичей, что стоят за городом, выдай свою дочь за него замуж и отдай ему свой престол и владения. А сам проведи остаток жизни в слезах горючих и раскаянии. Другого пути к спасению нет».

Сказал так пастух и ушел. Вышли мы из дворца, видим: разбиты за городской оградой бесчисленные шатры. Спросили мы, как случилось, что так неслышно они подошли. А китайский царевич в ответ рассказал, как вернулся пастух и сказал: «Я назвал цену тому дворцу и все уладил, теперь ступай за невестой». Не успел витязь оглянуться, как не стало ни той горы, ни пастуха с овцами, ни старших братьев, а он с войском очутился у городских стен. Все удивились, но господу все подвластно.

Царь испугался еще больше и не мешкая отдал дочь в жены царевичу, посадил его на свой трон, короной увенчал голову. А сам удалился, разрушил тот дворец, золото раздал бедным и стал замаливать грехи свои ежечасно, как велел ему пастух. Прошло немного времени, он распрощался с этим миром и отправился [на тот свет] по праведному пути.

Видишь, сестра, царь, властитель огромной страны, внял слову простого пастуха и отказался от великого богатства из страха перед господом. Отчего же ты не хочешь внять уговорам почтенных родителей и братьев, готовых жизнь за тебя отдать? Ведь мы не просим тебя покинуть этот мир, отречься от богатства и власти, мы просим тебя набраться терпения и ждать милости божьей и радостной вести и не отчаиваться в разлуке с теми, кого ты любишь.

Сказал девятый брат по имени Гурген: «Своими глазами я того не видел, но читал завещание повелителя Душманкаманака и, если велите, расскажу».

Молвила Русудан: «Измучила я вас, братья, своим горем, но много интересного узнала о слышанном и виденном вами, поведай и ты свою повесть, Гурген!»