"Любовь к Люсинде" - читать интересную книгу автора (Бак Гейл)

Глава 1

Было раннее утро. Зимнее солнце проглядывало сквозь заиндевевшие окна. В спальне еще было сумрачно, и в углу был зажжен канделябр свечей. В камине трещал огонь, разгоняя холод.

Горничная быстро оглядела платье, которое было аккуратно разложено поверх покрывала, одновременно не спуская глаз с госпожи, которая медленно расхаживала по ковру. Тишину нарушало лишь шуршанье ее тяжелой юбки.

Пробили каминные часы. Этого звука и дожидалась леди Люсинда Мейз. Она обернулась и посмотрела на себя в зеркало. На нее глядело все то же миловидное лицо с большими голубыми глазами и полным чувственным ртом. Она выглядела как восемнадцатилетняя девушка. Но вместо веселой ленты в волосах сейчас прическа ее была покрыта тончайшим кружевным капором с серыми шелковыми лентами. Вместо кремового муслинового платья ее стройная фигура была облачена в строгий наряд приглушенных серо-голубых тонов. Ворот был глухо застегнут у шеи. Под отороченный шелком манжет был подоткнут платочек с черным кружевом.

Резким движением Люсинда сорвала со своих темных вьющихся волос ненавистный траурный капор и отвернулась от зеркала.

Горничная Мэдисон в ожидании стояла у двери. На кровати ее хозяйку ждало новое платье ярко-бирюзового цвета.

— Ну, вот и год прошел, Мэдисон, — спокойно сказала Люсинда. Ее губы тронула улыбка. — Умоляю, освободи меня от этого противного траурного платья. Никогда больше не надену его!

— Да, миледи, с превеликим удовольствием, — ответила горничная.

В несколько минут Люсинда избавилась от ненавистного траурного облачения и предстала перед зеркалом в голубом наряде. На губах ее играла улыбка. Перемена была разительной. Радость пронизала все ее существо. Она рассмеялась от удовольствия.

Люсинда обернулась к горничной. Ее голубые глаза искрились.

— Наконец-то я свободна. Отдай распоряжения, Мэдисон. Мы едем в Лондон. Завтра после завтрака я желаю отправиться немедленно. — Она накинула на плечи шаль и стремительно направилась к двери.

— Да, миледи! — Мэдисон поспешила открыть перед Люсиндой дверь.

Мэдисон постояла на пороге, наблюдая, как та быстро удалялась, улыбнулась и тихо закрыла створки дверей.

Люсинда дошла до поворота лестницы и столь же стремительно стала спускаться, но на середине марша она остановилась и глубоко вздохнула.

Отец должен быть в комнате для завтрака и ожидать ее прихода. Он неожиданно приехал три дня тому назад. Это было неподходящее время для визита, но ничего поделать было нельзя.

Люсинда ничего не говорила сэру Томасу о своих планах. К несчастью, и он не спешил покинуть ее дом. У нее была мимолетная мысль о том, чтобы отложить исполнение своего плана до отъезда отца, но она отказалась от нее.

Это было бы трусостью. Но теперь, когда предстояло раскрыть отцу свои намерения, сердце Люсинды трепетало.

Люсинда расправила плечи. Она поклялась себе, что, когда придет этот день, она вновь станет хозяйкой собственной жизни. Она уже положила начало тому, сняв траур, тем самым символически раз и навсегда разорвав оковы, в которых оказалась три года тому назад, выйдя замуж. Умение ответить на неизбежные вопросы отца будет хорошей проверкой для ее силы духа.

Люсинда спустилась с лестницы и вошла в комнату для завтрака. Когда бы ни поднялся с постели отец, он всегда ждал кого-нибудь, кто разделил бы с ним стол. Люсинда никогда не могла объяснить себе эту странность отца: он не любил одиночества, особенно в тихие утренние часы, и не мог понять, что кто-то чувствует по-иному.

Когда Люсинда вошла, сэр Томас уже сидел за столом.

— Папа!

Сэр Томас Стэссарт, улыбаясь, посмотрел на нее и встал для приветствия. Однако радостное выражение его лица быстро изменилось, как только он уловил перемену в дочери.

— Дочь моя! Что такое? Вы сняли траур?

— Да. Вы не находите, что этот голубой цвет идет мне? — спокойно спросила Люсинда, усаживаясь напротив отца. Лакей пододвинул ее стул. Она кивком поблагодарила его и с улыбкой повернулась к отцу. — Хорошо ли вы спали, папа? Надеюсь, Потсби подал вам утренний кофе именно таким, как вы любите?

— Не важно, как я спал и каким был кофе, — холодно ответил сэр Томас, возвращаясь на свое место у стола. Сэр Томас был невысокого роста осанистым джентльменом, но более всего он напоминал крапчатого фазана в коричневом сюртуке и полосатом жилете. — Я желаю знать, Люсинда, что за блажь пришла вам в голову?

Люсинда вопросительно подняла красивые брови. Ее пухлые губы выразили искреннее изумление. Она решила изображать непонимание.

— Не знаю, о чем вы говорите, папа. — Она кивнула лакею, который положил ей на тарелку порцию вареных яиц и тушеные почки. — Да, благодарю. Еще тосты и мармелад, пожалуйста.

Сэр Томас подождал, пока лакей отойдет от стола, и воскликнул:

— Я говорю о вашем платье, Люсинда! Что все это значит? — И он указал рукой на элегантное платье дочери.

— Вам оно не нравится, папа? Я так разочарована… Я была уверена, что оно мне подходит, — небрежно говорила Люсинда, намазывая мармелад на тосты.

— Вам хорошо известно, что я говорю не о фасоне, — раздраженно ответил сэр Томас. — Не играйте со мной в загадки. Я спрашиваю, почему вы сняли траур. Лорд Мейз только год в могиле…

— Простите, папа, но должна вас поправить. Лорд Мейз ушел из жизни ровно год и… — Люсинда поглядела на часы, — …и полчаса назад. По крайней мере, так мне доложили.

Со стороны прислуги послышался сдавленный смешок, который быстро заглушило звяканье посуды. Дворецкий метнул на провинившегося строгий взгляд. Однако и он сам преувеличенно пристально следил за подачей блюд на стол, чтобы иметь возможность послушать разговор. Разговор хозяев, который принимал интересный оборот.

Люсинда и сэр Томас не обратили внимания на поведение прислуги. Хозяйке было решительно все равно, что их кто-то слышит, потому что она не желала держать в тайне свои намерения. Что касается ее отца, то в тот момент он был явно потрясен и вряд ли помнил, где находится.

— Люсинда, ваше поведение недопустимо! — сказал сэр Томас.

— Напротив, — холодно отвечала Люсинда. — Мой официальный траур закончился несколько минут тому назад. Я сложила с себя обязанности вдовы.

— Люсинда!

— Несмотря на возмутительность…

Она прервала отца, увидев выражение его лица:

— Я не потерплю у себя в доме нотаций, папа, даже от вас, — очень спокойно предупредила она.

Сэр Томас растерялся. Он пристально посмотрел на дочь. Вспомнив, что она более не зависит от него, он решил изменить тон. Откашлявшись, он начал:

— Никому, лучше чем мне, — разве что вашей матери — не известно, как трудно вам пришлось, Люсинда. Вы выдержали многолетнюю ссылку вдали от высшего света, сюда, в Кэрберри, с превосходным терпением. Очень дурно со стороны Мейза было запрещать вам выезжать, в особенности принимая во внимание его… — сэр Томас споткнулся на полуслове, и краска залила его лицо. Он не мог обсуждать такие темы с дочерью, хотя она была уже взрослой женщиной. — Но не будем касаться этой болезненной темы.

Дочь не пощадила деликатных чувств сэра Томаса.

— Вы говорите о любовных романах моего покойного мужа, — спокойно подсказала она.

Лакей уронил крышку, послышались суетливые шаги. Дворецкий бросил на виновника такой испепеляющий взгляд, что тот побледнел. На этот раз опасения дворецкого подтвердились, и шум был услышан. Сэр Томас внезапно осознал, что при разговоре присутствуют посторонние.

— Дочь моя! — Сэр Томас угрожающе выкатил глаза на прислугу. — Наверное, нам следует обсудить все это в более подходящее время.

Люсинда безразлично пожала плечами.

— Это не секрет, папа. Да и кто этого не знал? У лорда Мейза была вереница любовниц до брака со мной. Когда моя новизна поблекла, он вновь вспомнил о них.

Сэр Томас опять забыл о присутствии прислуги.

— Люсинда, вы преувеличиваете! Ни один умный мужчина не станет пренебрегать женой только из скуки!

— Поверьте, мне недолго пришлось ломать голову над разгадкой: единственным моим достоинством в глазах лорда Мейза была репутация первой красавицы! — Люсинда улыбнулась и сделала выразительный жест. — Когда лорд Мейз вел меня к алтарю, все говорили о нашем браке как о призе сезона. Он получил мое согласие — а другие соискатели моей руки удовлетворились созерцательным интересом. Лорд Мейз оказался счастливым обладателем красивой и хорошо воспитанной жены, а остальное никого не интересовало.

— Эта горечь нанесет вам вред, Люсинда, — упрекнул ее сэр Томас.

Несмотря на свой протест, он был расстроен. В конце концов, дело касалось его дочери. Его тревожило, что она прошла через то, о чем рассказывала.

— Разве я говорю с горечью? — Люсинда немного подумала и пожала плечами. — Возможно, что да. И все же я безмерно благодарна ему. В первую очередь за то, что он на семь месяцев обрек меня на одиночество: мне было бы невыносимо делать счастливый вид перед знакомыми. Думаю, что благодаря заточению я сохранила здравый ум. И хотя я была опечалена известием о смерти мужа, я откровенно говорю вам, папа, что испытала большое облегчение. По прошествии трех долгих лет наконец-то этот фарс закончился.

— Люсинда! — Сэр Томас стукнул кулаком по столу. Столовые приборы подпрыгнули от удара. Огорчение сменилось ужасом от бессердечия дочери. Ему хотелось многое сказать, но эмоции не дали хода словам. Он лишь бессильно открывал и закрывал рот.

В избытке эмоций сэр Томас вновь забыл, что они беседуют не в одиночестве. Люсинда, однако, этого не забыла и отчетливо сознавала, насколько бесстыдно подслушивают их дворецкий и лакей. Поняв, насколько важен для отца этот разговор, она сочла благоразумным продолжить его в более приватной обстановке. Она жестом отпустила прислугу, и оба с явной неохотой покинули столовую.

Едва закрылась дверь для прислуги, как сэр Томас взорвался:

— Я запрещаю вам говорить со мной о вашем муже в таком неуважительном и циничном тоне! Достаточно вспомнить, что лорд Мейз дал вам все — буквально все! — о чем только можно было мечтать…

— Драгоценности и безделушки, наряды и шляпки, чтобы заставить завидовать женскую часть общества и чтобы все только и говорили, что я так превосходно отражаю в себе достоинства своего мужа. И мой портрет будет заказан самому дорогому портретисту. Но не забудьте при этом слезы, одиночество и перспективу провести остаток жизни таким же грустным образом. — Люсинда вздохнула и покачала головой: — Вы не правы, папа.

— Как вы можете так говорить? Каждая женщина должна желать того, что было дано вам, — вновь выразил протест сэр Томас.

— Нет, папа, не думаю, — спокойно сказала она с грустной улыбкой. — Мне не выпало ничего из того, что я желала. Заключив брак со мной, лорд Мейз дал вам с мамой все, чего вы желали.

Лицо сэра Томаса побагровело.

— Насколько я помню, вы не возражали против брака с лордом Мейзом. Мы с вашей матерью никогда бы не стали заставлять вас выходить за человека, который был вам неприятен. Лорд Мейз дал вам то, чего родители могут желать для дочери: богатство, положение в обществе, имя. Конечно, он слишком увлекался женщинами низкого происхождения, но мы были уверены, что как только вы поженитесь — это останется в прошлом.

— Да, так и объяснила мне мама. Но она обманулась в ожиданиях.

— Да, обманулась, — тяжко вздохнул сэр Томас. Выражение лица дочери стало насмешливым, а отец понял, что затронул опасную тему. И он вновь сел на любимого конька. — Вы не были против замужества, Люсинда! Вы также видели все преимущества этого брака!

— Я просто послушная дочь, — согласилась Люсинда. Она улыбнулась горячности отца. — Умоляю, не поймите меня неверно, папа. Я не виню ни вас, ни маму. Я очень надеялась на счастье с лордом Мейзом. Я хотела быть хорошей женой и думала, что со временем он оценит и полюбит меня. Однако — чего не случилось, того не случилось. Я теперь свободна от своего несчастливого брака, и умоляю, не ставьте мне в вину моего удовлетворения свободой.

Сэр Томас не мог устоять перед искренней просьбой дочери. В ее словах многое было правдой. Он вновь тяжело вздохнул.

— Я сожалею, что брак принес вам столько несчастья, Люсинда. Лорд Мейз обошелся с вами дурно. Однако, как вы сказали, теперь его нет в живых, и делу конец. Вы теперь обеспечены. Я рад, что настоял на том, чтобы вам были завещаны средства. Лорд Мейз щедро даровал вам и вашим будущим наследникам Кэрберри. Конечно, имение небольшое, но приносит доход. К тому же у вас есть ежегодная рента.

— У меня нет причин жаловаться. Определенно, я более счастлива, чем большинство женщин, которые остались лишь с вдовьей долей наследства. — Она была рада прийти к согласию с отцом хотя бы по одному из пунктов. — Вы были в этом весьма дальновидны, папа.

Сэр Томас повеселел и удовлетворенно кивнул.

— Вы правы, дочь моя. Значит, пришла пора снимать траур. Ну что ж, тем лучше! Теперь нужно подумать о будущем.

— Именно этим я занималась целый год, папа. — Люсинда улыбнулась, предугадывая немедленную реакцию отца на это заявление. — Я решила ехать в Лондон.

— В Лондон! — Сэр Томас в изумлении посмотрел на нее, еще раз потрясенный. — Почему? Что вы намереваетесь там делать?

— Ну, я намереваюсь слегка поразвлечься, — пытаясь не рассмеяться, ответила Люсинда.

— Конечно, вы должны желать этого. Но я имел в виду: какие у вас планы?

Люсинде стало жаль отца.

— Я собираюсь поселиться там на зимний сезон, папа. Наследник и кузен покойного мужа, Уилфред Мейз, как вы знаете, неженат, и снимает в Лондоне квартиру, предпочитая это собственному дому. Уилфред благородно пригласил меня поселиться на неопределенный срок в его покинутом доме, и я уже приняла приглашение. Что касается моих планов, то они весьма просты: я собираюсь ездить за покупками и посещать каждый вечер бал, куда буду приглашена. Я брошусь в круговорот развлечений и удовольствий, пока у меня не закружится от них голова. Надеюсь, в скором времени мне удастся вытеснить из памяти даже воспоминания об этом несчастном браке.

Сэр Томас был глубоко шокирован. Перед его мысленным взором возник образ красавицы-дочери, увешанной бриллиантами, нескромно одетой, смеющейся с незнакомыми мужчинами и падающей в их объятия.

— Вы не смеете так говорить и поступать, Люсинда! — почти прошептал потрясенный отец.

— Я никогда еще не говорила более здраво, папа, — ответила Люсинда.

— Но подумайте, что о вас скажут в свете! Вы еще так молоды. Вас будут обсуждать повсеместно, и никто не защитит вас от оскорблений и злословия. — Сэр Томас в волнении поднялся из-за стола и заложил руки за спину.

— Я больше не девочка с мечтательным взглядом, о которой судят лишь по личику и фигуре, папа, — сухо сказала Люсинда.

— О, конечно нет. И вы никогда не были пустышкой. Вы всегда отличались здравомыслием, — отвечал сэр Томас, нежно сжав худенькое плечико дочери.